Одежда, выпотрошенная из шкафа с особенным азартом, разбросана по квартире. И это — повод устроить вечеринку. На самом деле, Арсений, разбирая тонну своих вещей, так не думает. Кто бы знал, что он будет так париться из-за совершенно обычного свидания с совершенно необычным Антоном Шастуном.
На кровати — горы из штанов и худи, на полу — целый склад футболок, а на люстре даже повисла портупея, а Арсению всё ещё нечего надеть. Думается, что он сходит с ума, потому что причины разволноваться и расстроиться тупее этой — ну просто не придумаешь. Арсений, видимо, придумывает, обещая самому себе накупить в ближайшее время множество новых вещей, чтобы не ударяться в грязь лицом в такие важные дни. Они ведь в кино идут!
Антон сообщает об этом утром совершенно бодрым голосом. Скорее даже просто предлагает развеяться, вытаскивая Арсения из плена прохладной квартиры. У Антона на фоне неясные шумы, треск и топот лап по полу. Шастун вздыхает, грустно сообщая, что ловит Фикуса, который жопой чует опасность, чтобы помыть. Арсений, на правах пере-друга недо-парня, желает Антону удачи, но помощь не предлагает, потому что мыть Фикуса — это его обязанность из будущего. Всё-таки для такого они недостаточно близки…
Зато близки для первого поцелуя, который, в теории, должен произойти в кино. Арсений не настаивает, но билет на последний ряд всё равно возьмёт. Он разгоняется в своих фантазиях за секунду, и вот они уже беззастеничиво сосутся, пока главного героя метафорического боевика снова пытаются убить. И Антон в этой фантазии — с вьющейся чёлкой, котячьей широкой улыбкой и рукой у него на шее. А сам Арсений… Арсению нечего надеть.
Он заламывает руки, словно снова играет Гамлета в школьной постановке, и идёт в очередной раз штурмовать шкаф, умоляя нормальные шмотки вернуться из дальнего плавания. Арсений иногда даже завидует Серёже и его способности влезть в мешок из-под картошки, совершенно не парясь о вещах «сторонних». Но Матвиенко, говоря по-честному, и берёт больше харизмой, хотя гулька на его голове — то ещё забавное зрелище.
Не то чтобы Арсений в свою природную и нажитую в социуме харизму не верит, но выглядеть хочет презентабельно и с иголочки. Он, конечно, не тип, который в туфлях и с пакетом идёт на выборы, но пара клёвых рубашек на вооружении имеется. Но это, на радость здравому смыслу, не значит, что Арсений попрётся в кино на полном официозе, сразив сразу всех дорогущими запонками.
Он только вздыхает, откладывая пиджак в сторону и выуживая из недр шкафа узкие рваные джинсы. А это — личная арсеньевская гордость, потому что ноги в такой вещице смотрятся отпадно. Да и задница, по экспертному мнению всех его бывших, в них более чем прекрасна. Одним словом, вали и…
Арсений заговорщески ухмыляется, будто бы предвкушая Антонов поплывший взгляд и далеко не поплывшее кое-что другое. И Арсению, наверное, даже простительно: да, он хорни, но он свободен. За Антона он решать не хочет, но постояв у зеркала пару минуток, оценивающе разглядывая всё те же джинсы и хендмейдовскую чёрную футболку, выносит вердикт — он, мягко говоря, норм.
«#ЭтоМоё» сверкает у Арсения на футболке, заботливо заключённое в сердечко с левой стороны. Футболки — ещё одна арсеньевская боль и радость одновременно. Он однажды пишет об этом Антону, обещая сделать тому на день рождения одну такую — уникальную. А потом ещё целую ночь придумывает дизайн «батоши».
За полчаса до выхода начинает потряхивать. И даже не потому, что Арсений волнуется за исход предстоящей встречи, а потому, что эта встреча вообще будет. Арсений по Антону, если честно, скучает. Не так, конечно, чтобы на стену лезть, потому что у Арсения в первую очередь есть сам Арсений, но совсем капельку, задумываясь о чужих шутках и ровном-ровном носе пару раз за день. Они переписываются, естественно, каждый день, но личные встречи — это совершенно другое. Антон весь оставшийся отпуск действительно тратит на цветы свои домашние. Зовёт один раз Арсения посмотреть фильм, а потом бессовестно засыпает в середине и выглядит вдруг настолько домашним, что даже будить жалко. Ещё через некоторое время у Попова начинаются репетиции, и тут уже Антон воет волком на полную луну. Арсений, как личность театром сильно увлечённая, закидывает Антона голосовыми гневного содержания. Антон бы и рад, но когда в очередной раз, стоя на светофоре с учеником по левую руку от себя, Шастун решает проверить их с Арсом диалог… Ситуация приобретает некоторую неловкость. Лицо его ученицы, замечательной Наденьки, вытягивается в безмолвном ахуе, когда голос Арсения из динамиков, какого-то хуя, учебной машины, громко оповещает: «Прикинь, я сегодня чуть не наебнулся за кулисами, а всё потому, что какие-то еблазавры, наш режиссёр их в рот манал, оставили там…»
Арсений, в общем, рад, но с метафорической бутылки слезать не спешит. Антон обещал заехать за ним к шести, поэтому ровно в семнадцать пятьдесят пять Арсений шнурует правый кроссовок, последний раз смотрится в зеркало и выходит из квартиры, закрывая дверь и проверяя себя на предмет возможных проблем с памятью, сверяя время.
Часы тикают свои положенные почти шесть часов, поэтому Арсений, окрылённый ощущением праздника (всемирный день Антона Шастуна), летит вниз по лестнице, перепрыгивая ступеньки. А потом резко тормозит, будто врезаясь в невидимую стеклянную стену, снова набивая на лбу совсем недавно зажившую шишку. И лучше бы ему на голову снова ебанулся горшок.
На лестничной клетке, прямо в пролёте между пятым и четвёртым этажом, простаивает свою долгую жизнь белый рояль. Вокруг него, словно в страстном недо-танго, суетятся два парня, по всей видимости, грузчики, на чьи плечи свалилась эта тяжёлая ноша. Один из них тут же охает болезненно, складываясь чуть ли не пополам, и держится за поясницу.
Арсению их определённо жаль, но чуть больше, чем страдать в компании грузчиков, Арсений хочет страдать в компании Антона, чей форд, скорее всего, уже ждёт его около дома. Да только проблема встаёт насущная: пройти оказывается фактически невозможно, потому что рояль занимает всю лестницу.
— Молодые люди, — Арсений пытается в миролюбивый, совсем не нервный диалог. — А пройти-то, я извиняюсь, как?
Тот парень, что не умирает от боли в спине, всё же поднимает на Арсения чуть виноватый взгляд.
— Серёга, понимаете, спину походу сорвал. Ну, а один я точно не дотащу.
— И что вы мне предлагаете делать?
Арсений злиться не хочет: он, блять, спокойный гражданин, но получается пока из рук вон плохо. Повезло же кому-то, конечно. Дурацкие пианисты. Арсений вспоминает своих странных на вид соседей, зализанного мальчика-школьника и его строгих родителей. И Арсений, конечно же, к искусству никаких претензий не имеет, но когда рояль мешает чьей-то личной жизни… В общем, все Моцарты на минималках — точно не его тема.
— Наш коллега скоро будет, — кряхтит названный Серёжа. — Вы уж нас извините.
Попов делает вид, что извиняет, пока лужицей стекает на ступеньки, даже не боясь замарать джинсы. С тоской думается о кинотеатре, на экраны которого Арсений до сих пор мечтает попасть, до мозга костей являясь театралом, о последнем ряде и нежностях. Ах да, насчёт них.
арс два три
галочка, ты щас умрёшь
Шастун читает сообщение почти мгновенно, будто от телефона и взгляда не отрывает, пока считает секунды до выхода Арсения. Да только Арсений теперь, словно принцесса в башне, выйти никуда не может. Шаг вправо, шаг влево — рояль. Антон красноречиво спамит вопросительными знаками.
арс два три
предлагаю тебе зайти в подъезд, где-то на четвёртый этаж :)
Антон не выходит из сети ещё секунд тридцать, видимо, пытаясь найти в переписке код домофона, сообщённый ему Арсением между делом. Ещё через пару минут Арсений слышит чьи-то быстрые шаги, а потом видит и самого Шастуна, который здесь, в подъезде, где на стенах написаны нелестные выражения, смотрится совершенно не к месту. Антон красивый, когда приоткрывает рот в удивлении, рассматривая сие действо. Антон красивый, когда достаёт из кармана штанов айфон и что-то изящно печатает своими окольцованными пальцами.
шастун ченел
БЛЯТЬ ЭТО????
шастун ченел
МЫ ГДЕ…
Антон совершенно точно красивый, когда эмоции на его лице почти не совпадают с тем, что он пишет Арсу в телеграм. В реальности у Шастуна чуть тянутся вверх уголки губ, хотя Арсений и уверен, что будь Антон в более привычной для себя обстановке, в мимике он бы не сдерживался. Шастун тоже опускается на ступеньки, вытягивая длинные ноги. Сидит так, что с Арсением они сталкиваются взглядом каждый раз, как только поднимают глаза: только Арсению смотреть надо чуть вниз, а Антону — наоборот.
На все предложения Арсения уехать обратно домой, не дожидаясь нового грузчика, Антон отмахивается. Пишет, что в кино они, может, и не успеют, но хоть как-то время вместе проведут. И зря он, что ли, покупал эту рубашку, стилизованную под кожу? Арсений очень надеется, что ему в ней не жарко.
Попов себя чувствует настоящим шпионом, когда они переписываются о чём-то своём, находясь совсем рядом, но вслух ничего не говоря. Он, если честно, и рад бы был поговорить, но Сергей, всё ещё пытающийся найти менее болезненную позу, и второй грузчик с дурацким прозвищем (или фамилией) Горох, что стало понятно из их диалога, всё ещё имеют уши. Благодаря, собственно, которым, Арсений хихикает в кулак несколько секунд, потому что разгонять с Антоном — весело. Даже если вы разгоняете про уши.
шастун ченел
чёта скучно, будто
в падике сидим и роялем любуемся
арс два три
предлагаешь сыграть в шарады?)))
Арсений хмыкает, поднимает глаза на Антона, чтобы увидеть как тот многозначительно жмёт плечами. Попов с азартом открывает пинтерест.
арс два три
*3 вложения*
шастун ченел
ммм, фотка усов, цифры три и слога «ца»
совершенно точно!!! это уссацацаца
Если бы мог, Арсений вылетел бы в стратосферу. Он уже не пытается сдерживаться, смеётся своим красивым смехом на весь подъезд, чем привлекает внимание Сергея, Гороха и, конечно же, Антона, который смотрит так, что у Арсения сердце начинает биться чаще. На контрасте с грузчиками это становится ещё более очевидно, и лишь от этого факта Арсений готов рассыпаться на влюблённые атомы вот прямо сейчас. Он пишет, что Антон полный дурак, но нелепые смайлики розовых сердечек всё же шлёт в бесчисленном количестве.
шастун ченел
как думаешь, мы уже на той
стадии отношений, когда можно
играть в правду или действие, я никогда не
и прочую лабуду на сближение???
арс два три
в нашем случае правду или
правду… но если ты хочешь,
то давай!
Антон в реальности разминает затёкшую шею, украдкой смотрит на Арсения и очень-очень ждёт замену павшему грузчику, чтобы оказаться с Поповым рядом, а не через весь лестничный пролёт. Зато в телегу он шлёт смешные стикеры, спрашивает, хотел бы Арсений оказаться у Дудя, и рассказывает, что однажды пробовал написать свой стендап.
арс два три
ситуация, в которой тебе
было неловко, страшно и смешно одновременно?
шастун ченел
любое наше свидание? ¿
арс два три
ну антон! ^: ; #*! ¥!
шастун ченел
ЛАДНО
шастун ченел
прямо таких я особо не помню, но был, короче, случай…
***
В свои семнадцать лет Антон боится многих вещей: ужастиков, цен на мороженое, змей и крокодилов. Даже если те в его Усть-Залупинске никогда не появятся. Даже если он — ещё чуть-чуть без мозгов — забивал на учёбу весь год.
Антон в свои семнадцать лет, как нормальный пацан, боится ЕГЭ.
Хочется, конечно, побыстрее отмучиться, поступить в хоть какой-нибудь ВУЗ, только чтобы маму не расстраивать, и просиживать штаны дальше, занимаясь КВНом. Только эта не жизнь, а мечта, за Единым Государственным Экзаменом, скрывающим счастье в яйце, а яйцо в зайце, а зайца ещё где-нибудь. Антон, в целом, в сказках не силён.
Макар говорит, что они обязательно всё сдадут, а потом отгуляют свой выпускной так, что МБОУ СОШ не забудет никогда. Шастун, к своему великому разочарованию, настроен куда более критично. Кажется, что МБОУ СОШ реально не забудет, потому что пошлёт на пересдачу. И повезёт, если только на одну.
Нервозничает Антон с самого утра. На самом деле, не понимает, как вообще смог заснуть. Он всего-лишь идёт сдавать историю, а кажется, что на эшафот. Подбирает себе галстук, рубашку, в которой точно будет жарко, и тёмные брюки, чтобы всё по красоте. Раз умирать, то с песней и распиханными по карманам шпорами.
Ощущение, что он забыл всё, даже то, чего никогда и не знал. Да, Антон и правда чемпион мира по панике, волнушка и тревожный сырок. Он прощает себе это, когда заходит в чужую школу, видит чужих людей, у которых на лицах — такое же кислое выражение. Паспорт в руках, кажется, скоро совсем размякнет от того, насколько у Антона потные ладошки.
Противно, кошмарно, ужасающе.
Эти и другие эпитеты он крутит в голове, пока идёт распределение по аудиториям, пока организаторы читают свой текст и раздают бланки. И здесь тревога, почему-то, начинает немного отступать. Разум холодеет, телу становится будто легче, и хочется просто глубоко вдохнуть и также глубоко выдохнуть, но отвлекать никого не хочется, поэтому Антон терпит.
Назад уж точно никакого пути нет, а Антон — он дурак дураком, — но постарается. Миловидная женщина-организаторша заканчивает толкать свои речи, желает удачи и подбадривает с таким энтузиазмом, будто почти-уже-взрослые-дети, сидящие здесь как на иголках, ей, как минимум, любимые племяшки. Антон скользит взглядом по аудитории, осматривая своих товарищей по несчастию. Среди всех девочек и мальчиков, то и дело ныряющих носами в свои паспорта, находится всего один человек Антону знакомый. И тот — какой-то странный тип, с которым они пару раз на баскетболе виделись. В общем и целом, на этом поле боя он сегодня один.
Девочка с толстой косой, которую Шастун сию же секунду именует Варварой, просит открыть окно, и Антон с ней, конечно же, согласен. Вторая организаторша — чуть полнее и чуть строже на вид — немного хмурится, закусывая губу, но потом всё же просьбу выполняет.
Вместе со свежим воздухом приходит облегчение и даже некое желание порвать этот дурацкий ЕГЭ как тузик грелку. Знаниями блеснуть, то есть. Но как только Антон берётся за ручку, конечно же, начинаются проблемы.
Вместе со свежим воздухом в окно залетает такой же свежий ветер, раздувая жалюзи во все стороны, а в первую очередь — на Антона и на девочку с жемчужной заколкой в волосах. Что у него за, блять, фетиш на причёски? Шастун тяжело вздыхает, удерживая на столе КИМы и бланки, потому что иначе — он будет ползать по кабинету, поднимая бумажки, словно муха по варенью, ближайшие пару минут.
Организаторша порывается окно закрыть, но кто-то останавливает её жестом, мол, не подходи, захуярит. И Антону собой приходится жертвовать, потому что комфорт всех остальных, естественно, важнее его собственного. Шастун честно обещает, что никого не убьёт после выхода из аудитории.
Ещё полчаса от экзамена проходит более-менее спокойно. Задания — решаются, галстук — давит, соседи по аудитории — раздражают. В этом мире всё стабильно до невозможности. Ещё совсем чуть-чуть и Антон этот этап своей жизни перешагнёт, плюнет на него и разотрёт кроссовком. Но ему до этого ещё заданий десять.
Из (умных) мыслей вырывает чей-то весёлый ор за окном. И этот кто-то, видимо, на славу бухой или просто долбаёб. Потому что услышать песню Тату во время пресловутого ЕГЭ — Антон был не готов.
— Мальчик-гей, мальчик-гей, будь со мной понаглей, — поёт-орёт мужской голос, пока Шастун почти сползает под парту от нервного хохота, «Варвара» чуть не падает со стула, а организаторши ловят вываливающиеся из орбит глаза. — От стыда не красней, мальчик-гей, мальчик-гей.
Антон быстро успокаивается, тем более, голос за окном стихает и больше ничего не выдаёт. Шастун мысленно его благодарит за передышку и обещает реально не краснеть. Сейчас только он экзамен допишет и точно будет жить по этому завету!
Окно в аудитории, естественно, закрывают.
***
арс два три
ДА ТЫ ГОНИИШЬ
Арсений, наверное, выглядит ходячей хуманизацией плачущего кота из известной гифки. Он сверлит взглядом Антона, только-только закончившего рассказ о своей невыдуманной истории, о которой невозможно молчать. Попов просто не может поверить. И это либо судьба, либо он — космонавт.
арс два три
я не могу это объяснить но????
арс два три
блин это походу я был.
Антон на своей лестнице громко и удивлённо фыркает, даже спину выравнивает, будто вместе со школьными воспоминаниями вернётся и его самая строгая школьная учительница. Он мысленно умоляет Татьяну Владимировну не появляться.
арс два три
бляь, короче, у меня примерно в то время был друг — антоха захарьин, и мы на протяжении нескольких лет в начале июня страдали херней и играли ну… в херню…и он однажды загадал мне спеть мальчика гея как самому главному мальчику гею района
арс два три
КЬЯНУСЬ я не знал что школы там что-то пишут
Арсений улыбается от уха до уха, совершенно уже не пытаясь казаться серьёзным человеком. Да и кому? Антону, который смеётся в диалоге нечитаемым набором букв и цифр, как и все нормальные люди. Или грузчикам, которым, по-хорошему, до них дела нет вообще никакого. Горох только пару раз посматривает на них с подозрением, а потом оставляет в покое, уделяя драгоценное внимание белому роялю. Тот за всё время, что они тут сидят, легче не стал.
шастун ченел
я тогда кстати неплохо сдал
арс два три
вот видишь, а говорил, что не знал ничего
шастун ченел
благодаря тебе получается
Арсений сильно-сильно хочет смутиться, разубедить Антона, потому что главная умница на этой тусовке — он сам. Арсений не успевает, потому что в подъезде вдруг начинается возня. «Семья Моцартов» во главе с папашей, видимо, выползает проведать свой рояль, а снизу показывается голова, за ней — тело в специфической форме. Долгие нынче грузчики.
«Моцарты» на повышенных тонах начинают общаться с Горохом и компанией, отчего Арсений буквально вжимается в подъездую стену противного бирюзового цвета. Единственное, чего он желает, наконец уйти отсюда куда подальше. Это мнение, Попов уверен, разделяет и Антон. Тот продолжает сидеть на ступенях, всматриваясь в лицо новоприбывшего грузчика, которое кажется ему предательски знакомым.
Рояль отправляется на своё законное место.
О том, как всего два человека смогли поднять целый тяжеленный инструмент, Арсений думает только когда они с Антоном тихо хихикают, спускаясь по лестнице.
— Бля, я вспомнил, — Антон тормозит на пару секунд и щёлкает пальцами. — Мы же этого нового грузчика в парке видели! Макс из тира.
Арсений неиронично задумывается. Не то чтобы у него плохая память на лица, она просто ужасная. Он и Антона-то запомнил только потому, что виделись они больше двух раз. Но Шастуну он, однако, верит, поэтому не забывает удивиться подобной встрече, хотя и подрабатывать Зайцу никто не запрещает.
— Я иногда думаю, что мы в ситкоме, — Арсений цепляется Антону за руку, когда они наконец спускаются на первый этаж. Здесь, рядом с входной дверью, гораздо темнее, чем было наверху: окон нет.
— Возможно. Но мне нравится.
Арсения будто отбрасывает в его подростковые годы. В те золотые времена, когда он сосался по подъездам с хорошими и плохими мальчиками. С первыми — ради того, чтобы не спалил никто из их знакомых. Со вторыми — потому что было больше негде. Антон перед ним на плохого не похож, он скорее самая лучшая вариация хорошего. Сначала вот он, а потом все остальные. И Арсений очень хочет верить, что Шастун рядом думает примерно также.
Антон и правда думает. Нормально ли будет поцеловать Арсения здесь, или подъездную драму всё же лучше закончить? В хорошести Арсения, чья тёмная чёлка лезет ему в рот, потому что они всё же решили обняться, он не сомневается. Этого человека хочется держать рядом с собой вечность. Но у них есть время только до возвращения грузчиков.
Шастуновский телефон снова начинает разрываться в кармане, поэтому Антон клянётся, что закинет Диму в чёрный список. Он тихо хихикает вместе с Арсением, пока лезет за айфоном и безжалостно сбрасывает Позова, чтобы тому не подавно было.
— Не в этот раз.
И целует. Нежно, на пробу, будто прощупывает Арсеньевы предпочтения и настроения. У Арсения подрагивают колени. С Антоном приятно целоваться, не до фейерверков перед глазами, конечно, но точно до желания повторить. И дело, наверное, даже не в том, что губы у Шастуна пухлые и мягкие, а язык не пытается оттрахать Арсению рот, едва заимев такую возможность. Дело, наверное, в том, что Антон Арсению просто нравится. Может, слишком рано, может, они торопятся, но Арсению хорошо прямо сейчас. И отказываться от этого он точно не хочет.
Попов не замечает, но у Антона на чехле телефона, который теперь пиликает беззвучно, подсолнухи. Такие жёлтые, будто действительно дети Солнца. Подсолнухи — тёплые и нежные, красивые и яркие. И Антон — тоже.