Арсений стоит перед входом в квартиру и пялится на стену.

Он только что зашёл в подъезд — весь мокрый и с вьющимися от влаги волосами, потому что дождь — резкий и неожиданный, как контрольные по алгебре — застал его врасплох. Потом Арсений ещё сто лет полз по лестнице на четвёртый этаж, будто на это сейчас были хоть какие-то силы. И всё это ради, спрашивается, чего?

На стене, прямо рядом с дверью в их с Антоном квартиру, от руки выведено очень аккуратное: «в 10 квартире живёт еблан».

Арсений сначала охуевает, поворачивая ключ в дверном замке, а потом ещё охуевает и охуевает, потому что он многого ожидал от соседей, но такого — увольте! Попов заходит домой на грустном, бросает ключи на тумбочку, но те летят мимо и с характерным грохотом падают на пол. Поднимать их Арсению объективно не хочется, он только разувается, стягивая мокрые кроссовки. Арсений молчит, не оповещая Антона о своём приходе привычным «я дома». Тот, вроде как, и не замечает даже. Арсений бы подумал, что Шастун задержался, но его обувь на месте — одиноко простаивает свою жизнь. Ну и какой из Арсения вообще еблан? Вон он послушно моет руки после улицы, готовит вкусный омлет и каждый раз сразу убирает за собой посуду. Попов смотрит в зеркало своими голубыми глазами, будто ищет нелестное слово, которое тут же написалось у него на лбу одновременно с надписью в подъезде. Арсений выходит, не забыв выключить в ванной свет, а потом сталкивается с Антоном нос к носу.

Тот тоже выглядит заёбанным, но всё равно стоит здесь с пакетом молока в руках, вместо того, чтобы пялить в комп с Фикусом на коленях. Арсений вспоминает, что сегодня Антонова очередь готовить ужин.

— Привет, — тихо говорит Антон, рассматривая Арсения уж слишком подозрительным взглядом. У Антона всегда так, потому что он того прошибает на раз два. Арсений коротко здоровается в ответ, целует Шастуна в нос и скрывается в комнате, оставляя Антона и молоко дышать шлейфом его вкусного парфюма.

Антон, конечно же, идёт следом.

— Э-эй, Арсений, ты почему такой Депресений? — Шастун оставляет упаковку на журнальном столике. — Случилось чего?

— А ты не видел? — интересуется Арсений, а потом понимает — нет, не видел. Антон — уставший Антон, Антон после работы, Антон утром, пасмурным днём и без настроения — это очень невнимательный Антон. Он все свои силы оставит где-то там — на дороге, — а потом не заметит слона в посудной лавке. Может, это и к лучшему, думается Арсению, потому что Шастун никогда не расстроится из-за дурацкой надписи в дурацком подъезде.

Арсений рассказывает ему о художестве на стене возле их — как раз десятой — квартиры. Антон внимательно слушает, кивает головой, потому что Попов снова начинает издалека. Примерно с того момента, как он вышел из театра. Так обычно слушают маленьких детей, во-первых, пытаясь понять, что же они там лопочут, а во-вторых, чтобы не обидеть. Но Антон Арсения за ребёнка, конечно, не считает. Даже если сам Арсений иногда загоняется по поводу своего ребяческого поведения.

— Арс, нельзя обесценивать свои чувства. Если тебе хочется обидеться на неаккуратно брошенное слово или косой взгляд, то сделай это. Проживай эмоции, а не кори себя за то, что это ты что-то не так понял, что это не стоит твоих переживаний и что ты слишком осознанный для этого. Осознанность в другом, Арсений, — обычно говорит Антон. И Арсения отпускает, будто таблетка действует на головную боль.

— И почему ты подумал, что это именно про тебя, а? — Антон гладит Попова по тёмным волосам, пока тот льнёт поближе к чужому животу. — Здесь же ещё я живу, и я тоже, вроде как, мужик.

— Потому что ты не срался с соседями сверху.

— Ты думаешь, это они?

— Конечно, а кто же ещё? — Арсений язвительно хмыкает. — Я же не виноват, что у нас такая хуёвая шумоизоляция, а им приспичивает в три ночи по хате своей обоссанной побегать и устроить диалоги за жизнь до ебучего утра.

Арсений явно злится, сжимает Антонову футболку в руке, чем иррационально заставляет злиться и Шастуна. Ему их соседи не нравились тоже. Жили они тут недавно, но уже точно затеррорезировали бедную психику Арсения, который спать мог только в абсолютной тишине. Ну, или в тишине, разбавляемой топотом лап их несносного кота.

— Ну, значит щас я пойду и поговорю.

Арсений смотрит на него снизу вверх, и Антон сглатывает, потому что у Арсения в голубизне глаз плещется азарт и благодарность. Он, конечно, не из той оперы, в которой грозный альфа идёт защищать свою омежку, но Антонова забота приятна до покалывания в пальцах. Да и кому было бы не? Попов кивает согласно, ещё раз прижимается к Антону, а потом обещает приготовить ужин за Шастуна, пока тот будет, ну… занят.

Антон понимает, что ему ссыкотно только тогда, когда заносит руку над звонком. Он человек вовсе не конфликтный, а наоборот, самый мирный из всего своего окружения. Он даже с Димой никогда конкретно не ссорился, потому что не считал это достойным их многолетней дружбы. И жил бы дальше без скандалов совершенно спокойно, но за Арсения всё же было обидно. Да и за стены подъезда, которые только недавно красили. Умеют же люди портить место, в котором сами живут.

Шастун всё же зажимает кнопку звонка. Копошение за дверью слышится не сразу, но замок всё-таки щёлкает, и в дверном проёме показывается сначала нос, а потом уже его хозяин. Антон не приверженец шуток над внешностью (ведь смеяться над карликами — это низко), но здесь тысяча и одно сравнение сами лезут в голову, хотя их и не ждут.

— Вы что-то хотели? — спрашивает Стас — тот самый шумный сосед и вандалист. Он стоит босиком и, возможно, замёрз.

— Хотел, — утвердительно качает головой Антон. — Спросить, почему вы безобразничаете в собственном же доме.

— Послушайте, — носатый Стас тяжело вздыхает, будто сию же секунду хочет выкинуть Антона из своего поля зрения пинком под задницу. — Мы уже разговаривали с вашим сожителем, и я вполне понятно объяснил, что мы постараемся быть потише. Неужели я уже и дышу слишком громко?

Антон кривится, потому что «сожитель» из уст Стаса звучит противно. Так Арсения ещё, конечно, не называли, используя либо «твой мужик» (от Димы), либо «твой муж» (уже от Кати). Шастун к «мужу», если честно, ещё не готов. В общем, Антон подумывает о запрете слова «сожитель» во всех словарях русского языка.

— Я не про это. Не обязательно писать гадости, если вам что-то не нравится. Арсений же так не поступил, правильно?

— Что? — лицо Стаса вытягивается, будто Антон резко заговорил на греческом. — Вы о чём?

— О надписи.

— Боже, не знаю я ни о какой записи. Если вы там ебанулись вдвоём, то я тут не при чём, ладно? — Стас взрывается резко и уже буквально орёт Антону в лицо. — А насчёт шума, то вы тоже могли бы быть потише. Трахаться, например, не так громко. А ещё, ваш кот постоянно орёт, когда вас нет дома. И Арсений твой совершенно не умеет петь, зато воет в душе каждый день. Всё.

И захлопывает дверь. День у мужика, наверное, плохой.

Антон оскорблён до глубины души. Стас может трогать и оскорблять Шастуна сколько угодно, но пусть не смеет трогать его собаку! В лице Арсения и Фикуса, конечно же.

 Ну, погоди, Шеминов.

Антон не первый день на этом свете живёт, потому что осознав, что Стас может начать отнекиваться, предусмотрительно захватил из дома самоклеющиеся стикеры и фломастер. Ведь месть — это блюдо, которое обязательно нужно подать к столу. Шастун пишет на бумажных розовых сердечках «Стас лох» с настолько коварной улыбкой, что ещё чуть-чуть и по всему лестничному пролёту раздастся смех сумасшедшего гения. Хотя Антон, конечно, больше Робби Злобный из «Лентяево». Через несколько минут уже вся дверь в Стасову квартиру облеплена стикерами, на которых Антон написал такие эпитеты, о коих раньше даже не задумывался. А что? Он сидел в паблике «учимся хамить красиво», когда это ещё было мейнстримом.

Домой он идёт даже в приподнятом настроении, будто совершённая пакость дала ему плюс пять к самочувствию. На входе в квартиру Антон решает рассмотреть злосчастную надпись. Зачем, если честно, он и сам не знает. Может, подумает потом, как её оттереть или закрасить. Но думать не получается, потому что Антон, подобно Арсению часом ранее, стоит с открытым ртом и пялится в стену. Шастун думает, что они с Арсением, походу, реально ебланы. Арсений — из-за того, что не надел очки или линзы. Сам Антон — из-за того, что триста раз всё не перепроверил.

На стене действительно выведено оскорбление, да только квартира там далеко не десятая, а шестнадцая. И Шастун в душе не знает, почему написано оно именно здесь. И почему Арсений — такой Арсений — перепутал ноль с шестёркой. Хочется истерически похихикать, когда Антон вспоминает, что всё бы ничего, но Дарина — жена Стаса — работает участковой.

— Арсений, пообещай, что дождёшься меня из тюрьмы, — Антон хлопает дверью, заходя в квартиру.