Лань Сичэнь сказал лучшее из того, на что можно было надеяться.

      Впрочем, Цзинь Гуанъяо не тешил себя иллюзиями: на подобное он и не рассчитывал. Он сказал правду, говоря, что Лань Сичэнь не должен его понимать. Природный характер и система воспитания сделали Лань Сичэня человеком из иного, словно бы параллельного мира. Когда-то, только постигая закулисную кухню мира заклинателей, Цзинь Гуанъяо неоднократно задавался вопросом, как в ордене Гусу Лань умудряются обходиться без грязных подковерных игр.

      Ибо они, эти игры, имелись везде. В большей или меньшей степени они управляли жизнью всех орденов и большинства кланов. Даже самый маленький из них, состоящий буквально из членов одной небольшой семьи, все равно имел свои собственные нерешаемые противоречия. Как ни странно, чуть лучше обстояли дела как раз в великих орденах: в Цинхэ Не многие умирали молодыми, просто не доживая до того времени, когда политические игры становятся выгоднее удара саблей, а Юньмэн Цзян в войне с Цишань Вэнь лишился почти всей элиты. Цзян Ваньинь собирал свой орден по крупицам, и пока тот, обновленный, восставший из пепла, во многом походил на своего главу, будучи таким же прямым, открытым и нетерпимым.

      Орден Гусу Лань и здесь стоял на особицу. На данный момент его можно было считать едва ли не старейшим орденом из всех, и управляли им умные люди, скопившие множество самых разнообразных знаний. Цзинь Гуанъяо очень долго не мог поверить, что внешняя чистота действительно соответствует внутренней: даже зная Лань Сичэня как самого светлого и праведного человека в своей жизни, Цзинь Гуанъяо не сомневался, что старшее поколение в его ордене просто лучше всех прочих умеет заметать следы.

      Однако время шло, Цзинь Гуанъяо получил исключительную возможность узнать об ордене Гусу Лань изнутри, ознакомиться с его самыми глубинными тайнами, — но нашел лишь…

      Отстраненность.

      Орден Гусу Лань мог позволить себе отстраниться от политической жизни, не теряя при этом своего положения. Накопленные веками знания, тщательно выпестованные адепты, поразительная гармония силы ума и мощи тела — все это возносило орден на поистине заоблачную высоту. Если бы в Гусу Лань желали, они могли бы на равных схлестнуться с Цишань Вэнь, но — это и было самым удивительным — они не желали. Свою духовную чистоту в Гусу Лань ценили дороже политических амбиций.

      И Лань Сичэнь был воистину достойным наследником своих предков и самым подходящим главой для своего ордена. Он не участвовал в мирских распрях, но при этом всегда готов был протянуть руку нуждающемуся. Он никогда не нападал и не обвинял — но всегда готов был встать на защиту. В душе Лань Сичэня не было места ни ненависти, ни зависти, ни обиде. Он видел в людях хорошее и готов был помогать увидеть это хорошее всем остальным.

      Лань Сичэнь действительно не способен был понять, каково это: ударить прежде, чтобы не ударили тебя. В его видении мира такого просто не могло быть. Лань Сичэнь свято верил, что если улыбаться — тебе улыбнутся в ответ.

      И все же…

      И все же он готов был принимать своего названого брата таким, каким тот был. Цзинь Гуанъяо чувствовал себя уличным псом, которого неожиданно подобрали и пригрели. Такой пес никогда не пожалеет, что крал еду, отвоевывал свое место в стае и кусал тех, кто хотел его пнуть… Однако он также никогда не забудет обращенной к нему доброты и руку, что не побрезговала его погладить.

      К воротам города И названые братья спустились в состоянии неожиданного покоя. По крайней мере, Цзинь Гуанъяо очень хотелось верить, что Лань Сичэнь его тоже ощущает. Сам Цзинь Гуанъяо, столько лет скрывавший ото всех одну тайну за другой и больше всего опасавшийся, что о них узнает Лань Сичэнь, сейчас почувствовал облегчение. Это походило на вскрытие гнойной раны: сперва отчаянно больно, но потом становилось все лучше. Лань Сичэнь не просто верил ему — он верил в него, и это заставляло душу Цзинь Гуанъяо воспарять к вершинам.

      Он не был уверен, что не совершит сейчас какое-нибудь безумство, однако царящая вокруг атмосфера отнюдь не располагала к романтике. Цзинь Гуанъяо помнил город И как мрачное безрадостное место, но казалось, что за десять лет обстановка здесь только ухудшилась. Даже сам воздух чувствовался каким-то плотным, тяжелым и удушающим.

      — Здесь живут люди? — растерянно спросил Лань Сичэнь, оглядываясь по сторонам. Рука его плотно сжимала меч, только-только убранный в ножны.

      — Раньше — точно жили, — ответил Цзинь Гуанъяо. — Я был здесь десять лет назад и еще тогда удивился, как они умудряются существовать в столь неподходящем месте. Здесь скудно и безрадостно, люди жили плохо и умирали рано, но все равно не пытались перебраться куда-то еще. Было бы только логично, если бы они одумались… Но люди, увы, не самые логичные создания.

      — Здесь все пропитано тьмой, — покачал головой Лань Сичэнь. — Это не просто плохой фэншуй. Такое впечатление, что тут вообще нет никого живого.

      — Как бы то ни было, нам надо вовнутрь, — вздохнул Цзинь Гуанъяо. — Куда бы люди отсюда ни делись, они вряд ли прихватили с собой покойников…

      Город И встретил их густым туманом. Не той легкой безмятежной дымкой, окутывающей Облачные Глубины, а плотной липкой завесой, буквально забивающейся в нос и в рот, застилающей взгляд и скрадывающей звуки. Цзинь Гуанъяо невольно придвинулся к Лань Сичэню. Тот не только не возражал, но даже сам первым взял его за руку. Цзинь Гуанъяо на мгновение стало неловко: его ладонь была ледяной, а пальцы Лань Сичэня — очень теплыми. Однако Лань Сичэнь лишь ободряюще пожал ему руку и прошептал:

      — Я не хочу тебя потерять, А-Яо.

      Он продолжили путь бок о бок. Ничто в городе не подавало признаков жизни. Цзинь Гуанъяо помнил свой визит сюда: на улицах не стояла толчея, и даже бедный городской рынок не выглядел бойким, но все же необычным город И назвать было сложно. Люди работали, дети играли, собаки путались под ногами — и не громкий, но привычный для любого города гомон стоял над домами.

      Сейчас же тишина стояла… мертвая. Осознав это, Цзинь Гуанъяо сглотнул и придвинулся еще ближе к Лань Сичэню, коснувшись плечом его плеча.

      — Эргэ… — произнес он внезапно заледеневшими губами. — Это ведь не может быть дагэ, верно?

      Лань Сичэнь запнулся на мгновение, так, что если бы они не держались столь близко, Цзинь Гуанъяо и не заметил бы этого.

      — Н-нет, — не очень уверенно произнес Лань Сичэнь. — Не думаю…

      — Левая рука уничтожила семью Мо и могла бы продолжать, если бы твой брат не остановил ее, — все же не сумел сдержать дрожи Цзинь Гуанъяо. — Возможно ли, что правая рука пошла еще дальше — ведь ее остановить было некому?

      От мысли, что по его вине был вытравлен целый город — пусть бедный, малолюдный, никому толком не нужный, но все же город, полный людей, — к горлу Цзинь Гуанъяо подступила тошнота. Он никогда не был жестоким, и причинение вреда никогда не было для него самоцелью. Цзинь Гуанъяо скрупулезно взвешивал свои планы и цену на них и принимал решение сообразно практическим выводам. Он не жалел о жертвах, принесенных во имя цели, однако бессмысленные смерти не могли не ужасать.

      — Ты слышишь? — замер вдруг Лань Сичэнь, и его родной голос вывел Цзинь Гуанъяо из водоворота самобичевания.

      Из тумана до них отчетливо донесся перестук бамбукового посоха. Вслед ему добавился и быстрый топоток чьих-то легких ног. Цзинь Гуанъяо облегченно выдохнул.

      — У руки не может быть ног, — констатировал он очевидное.

      Он только сейчас осознал, с какой силой до сих пор сжимал ладонь Лань Сичэня, и, смущенно пробормотав извинение, постарался отцепиться, но ему не позволили. Они пошли дальше, приободренные первым человеческим звуком, услышанном в этом гиблом месте, однако почти тут же остановились вновь. До них опять донесся шум шагов, только теперь шло несколько человек, да еще и переговариваясь на ходу.

      Туман искажал звуки, однако был среди них один голос, который Цзинь Гуанъяо узнал бы где угодно. По-крайней мере, эту высокомерную интонацию, казавшуюся не столько надменной, сколько капризной.

      — А-Лин! — шепнул Цзинь Гуанъяо Лань Сичэню на ухо, привстав на цыпочки. — Честное слово, я когда-нибудь убью Цзян Ваньиня!

      Он запоздало сообразил, что с его «послужным списком» угроза должна была выглядеть чересчур буквальной, однако в следующее мгновение из тумана вынырнула группа юношей, и необходимость в объяснении отпала сама собой.

      Гусуланькие снежные ханьфу неудачно сливались с белесой дымкой, зато золотистые одеяния А-Лина даже здесь сверкали, подобно солнцу, пытающемуся прорваться сквозь пелену облаков. Племянник, только что о чем-то раздраженно пререкавшийся со своими спутниками, запнулся, стоило ему увидеть новых людей, — и его лицо тут же покраснело от возмущения.

      Однако прежде, чем он успел набрать в грудь воздуха, юноши из Гусу Лань дружно согнулись в почтительном поклоне.

      — Приветствуем главу ордена! — произнесли они слаженным хором.

      — Здравствуйте, — улыбнулся им Лань Сичэнь, однако Цзинь Гуанъяо видел, как в глазах его мелькнула тревога. — Что привело вас сюда?

      Мальчики замялись, растерянно переглянувшись. Потом один шагнул вперед. Цзинь Гуанъяо узнал его: это был тот самый серьезный юноша, от чьего гуциня он отрезал струну. Машинально Цзинь Гуанъяо попятился, и его движение привлекло внимание А-Лина.

      — Ты! — тут же вспыхнул племянник. — Опять ты!

      Глаза юноши из Гусу Лань тоже удивленно округлились.

      — О, молодой господин Мо… — произнес он, и Цзинь Гуанъяо невольно почувствовал к нему уважение. Он на его месте сказал бы кое-что иное. — Вы…

      — Он со мною, Сычжуй, — чуть поспешнее, чем стоило бы, вмешался Лань Сичэнь.

      — Но, Цзэу-цзюнь, — мальчик поднял на своего главу растерянный взгляд. — Этот молодой господин укр… эм… забрал мешочек цянькунь с монстром, которого победил Ханьгуан-цзюнь.

      — Я знаю, Сычжуй, — Лань Сичэнь обезоруживающе улыбнулся, и Цзинь Гуанъяо буквально увидел, как расслабляются юные адепты. — Я поговорю об этом с братом.

      — Да о чем тут говорить! — вспылил А-Лин. — Мало того, что он придурок и извращенец, так еще и вор!

      Цзинь Гуанъяо поймал себя на том, что привычно стратегически отступает за спину Лань Сичэня. Он испытывал огромный соблазн еще раз отыграть тот спектакль, который А-Лин пропустил, валяясь в обмороке возле некрополя ордена Не, однако чувствовал себя не вправе так подставлять Лань Сичэня перед лицом его собственных адептов. Одно дело подшутить над Цзян Ваньинем и Не Хуайсаном — все, в конце концов, были взрослыми людьми, знавшими друг друга с юности и находящимися в равном положении. И совсем другое — наносить такую моральную травму юным умам, наверняка питавшим глубочайшее уважение к своему главе.

      Однако Лань Сичэнь и тут сумел его удивить. Он, так и не отпустивший ладонь Цзинь Гуанъяо, притянул его поближе к себе, почти прижав к своей груди, и снова улыбнулся молодым людям.

      — Ничего не было украдено, — произнес он очень мягко. — Монстр, пойманный Ванцзи, находится у меня. Брат, вернувшись в Облачные Глубины, все равно передал бы его мне, а молодой господин Мо просто ускорил этот процесс.

      — Ускорил? — глаза А-Лина сузились, когда он вперил взгляд в своего дядю.

      — Да-да! — с готовностью закивал Цзинь Гуанъяо. — Я вовсе ничего не крал! Я так и сказал главе Лань, что это Ханьгуан-цзюнь поймал монстра! Разве я мог посягнуть на славу, честь и достоинство такого великого человека?

      — На честь и достоинство другого великого человека ты уже посягнул! — фыркнул А-Лин, скорчив презрительную физиономию. — Такому как ты не может быть никакого доверия!

      Цзинь Гуанъяо недоуменно сморгнул, пытаясь сообразить, кого А-Лин имеет в виду — и не сразу понял, что тот говорил про него самого. Неужели племянник и правда считал его «великим человеком»? Или сказал это, просто чтобы посильнее унизить Мо Сюаньюя?

      — Так что же, Сычжуй, — тем временем вернулся к первоначальной теме Лань Сичэнь. — Как вы оказались здесь? Разве вы не должны были вернуться в Облачные Глубины еще несколько дней назад?

      — Мы должны были, — имел совесть виновато потупиться тот. — Но, видите ли, Цзэу-цзюнь, мы…

      Ему опять не дали возможности договорить. Перестук бамбукового шеста вернулся, заставив юношей вздрогнуть и сбиться поплотнее. Цзинь Гуанъяо они сейчас отчего-то напоминали стайку встревоженных воробьев, хотя он и себя поймал на том, что теснее прижимается спиной к груди Лань Сичэня.

      — Нет, ну оно опять! — возмущенно воскликнул Лань Цзинъи. — Сколько можно нас преследовать?

      — Это звук вас преследует? — нахмурился Лань Сичэнь.

      — От самых городских ворот, — кивнул Лань Сычжуй. — Мы так и не смогли разглядеть, кто это: видели только небольшую худенькую тень, все время ускользавшую от нас…

      У Цзинь Гуанъяо на языке вертелся вопрос, почему А-Лин не послал Фею разузнать побольше о загадочном попутчике, и где Фея вообще находится, но ему пришлось промолчать. Мо Сюаньюй был не тем человеком, который мог спрашивать подобное.

      Внезапно перестук стих, и его сменил тяжелый шорох множества ног. Юноши притихли, настороженно озираясь, что, впрочем, в столь густом тумане было бесполезно.

      — Это ходячие мертвецы! — по мере приближения первым разглядел смутные фигуры А-Лин. — Я же говорил вам, придурки, что в этом городе нет никого живого!

      Он первым выхватил свой меч, на мгновение опередив Лань Сичэня. Тот, вынимая из ножен Шоюэ, плавным движением переместил Цзинь Гуанъяо себе за спину, так, что тот оказался в самой гуще толпы юношей. Последовало краткое, но весьма бурное сражение, во время которого сердце Цзинь Гуанъяо отчаянно колотилось. Он не боялся боя и умел сражаться, но ни он, ни Лань Сичэнь не подумали о том, чтобы взять с собой для него оружие. Предполагалось, что с каждой частью дагэ Лань Сичэнь будет управляться сам, а задачей Цзинь Гуанъяо было лишь указать их местоположение.

      Сейчас этот просчет мог оказаться роковым. Цзинь Гуанъяо только и оставалось, что надеяться на чужую защиту.

      Однако молодые люди показали себя с хорошей стороны. Адепты Гусу Лань работали слаженно, атакуя синхронно и прикрывая друг друга. А-Лин сражался неистово, не замечая никого вокруг. В азарте боя он едва не вырвался вперед, но Лань Сичэнь перехватил его и подпихнул обратно к остальным. А-Лин не успел возмутиться, ибо для него тут же нашелся новый противник.

      — Отступаем к домам! — скомандовал тем временем Лань Сичэнь. — Не расходитесь, держитесь друг друга!

      Цзинь Гуанъяо ощутил, как по его телу пробежала легкая дрожь, в которой он с некоторой неловкостью признал возбуждение. Он давно, очень давно не слышал у Лань Сичэня подобного повелительного голоса. Им и на поле боя-то довелось побывать плечом к плечу всего лишь пару раз, но Цзинь Гуанъяо навсегда запомнил, как преображался мягкий и улыбчивый Лань Сичэнь, командуя своими людьми.

      Юноши из Гусу Лань послушались приказа, отступив слаженно. Остальные тоже повиновались, но вразнобой. Замешкался один А-Лин, которого не отпускала горячка боя. Не желая, чтобы племянник застрял тут один на один с ходячими мертвецами, Цзинь Гуанъяо, не долго думая, схватил его за ханьфу и потянул вслед за всеми. Благо, сейчас он снова оказался выше и мог воспользоваться этим преимуществом.

      Цзинь Гуанъяо втащил племянника в дом вслед за остальными и обнаружил, что Лань Сичэнь сосредоточенно осматривает некоторых юношей.

      — Ты! — взорвался тем временем А-Лин. — Как ты посмел ко мне прикоснуться, грязный извращенец!

      — А-Лин, мы родственники! Я не имел в виду ничего дурного! — покачал головой Цзинь Гуанъяо, но тут же понял, что это был ошибочный ход.

      — Ах, родственники?! — А-Лин буквально подскочил на месте — Это не помешало тебе приставать к сяошу!

      — Тише, тише! — попытался успокоить его Цзинь Гуанъяо. — Это было давно и неправда… То есть, не совсем правда. Я никогда не действовал силой...

      — Пф! — фыркнул А-Лин. — Кому другому рассказывай эти байки! Для тебя же нет ничего святого!

      — Это не так… — нахмурился его дядя.

      Пусть А-Лин говорил, имея в виду Мо Сюаньюя, его слова все равно больно били по душе Цзинь Гуанъяо.

      — А что ты тогда прицепился к Цзэу-цзюню? — подавшись ближе, прошипел вдруг А-Лин. — Цзюцзю мне все рассказал про вас!

      Цзинь Гуанъяо в который раз ощутил раздражение в адрес Цзян Ваньиня. Их племянник вполне бы обошелся без подобной информации! А-Лин, однако же, тем временем продолжал:

      — У тебя совсем нет никакого стыда! Не получилось примазаться к одному главе ордена, так переметнулся к другому? А о сяошу ты подумал? Или твои слова о любви были сплошной ложью, и тебе наплевать на его чувства?

      — К-какие чувства? — вдруг начав заикаться, пробормотал Цзинь Гуанъяо. Неужели А-Лин, этот взбалмошный и невнимательный мальчик, сумел что-то разглядеть?

      — Братские, разумеется! — с достоинством выпрямился А-Лин, вынуждая дядю облегченно перевести дыхание. — Сяошу всегда относился к Цзэу-цзюню с безмерным уважением, а ты так мараешь его репутацию! Он будет в ужасе, когда узнает, как ты его опозорил!

      — Чувствами нельзя опозорить, молодой господин Цзинь, — вдруг отозвался Лань Сичэнь.

      Он как раз закончил раздавать некоторым адептам порошки, припасенные в рукавах. Лань Сичэнь, будучи целителем, никогда не покидал Облачные Глубины без стратегического лечебного запаса, даже если собирался вовсе не на ночную охоту.

      — С вами-то все в порядке? — спросил он, подходя к Цзинь Гуанъяо и его племяннику. — Вы трупного яда не наглотались?

      А-Лин надулся и обиженно промолчал, лишь глазами сверкнул. Цзинь Гуанъяо пришлось ответить за обоих:

      — По-моему, нет, — покачал он головой. — Мы ничего похожего не видели.

      Это Лань Сичэня не успокоило. Сделав еще пару шагов, он оказался прямо напротив Цзинь Гуанъяо и, чуть склонившись к нему, попросил:

      — Открой… те рот, молодой господин Мо. И покажите язык. Я хочу убедиться.

      Цзинь Гуанъяо, чувствуя, как к его щекам стремительно приливает краска, приоткрыл рот и высунул кончик языка. Лань Сичэнь с облегчением вздохнул и лучезарно улыбнулся.

      — Теперь вы, молодой господин Цзинь, — обратился он к А-Лину, но тот лишь отступил от него и сложил руки на груди.

      — Не капризничайте, молодая госпожа! — донесся из-за спины Лань Сичэня веселый голос Лань Цзинъи. — Лекарство, если что, совсем не горькое!

      — Я не такой придурок, чтобы глотать всякую дрянь! — возмутился А-Лин. — И не настолько маленький, чтобы за мною ходили няньки.

      — Молодой господин Цзинь… — Лань Сичэнь посмотрел на него с укоризной. — В подобной грубости нет нужды.

      А-Лин, казалось, хотел продолжить спор, однако внезапно передумал.

      — Хотите мой язык, Цзэу-цзюнь? — произнес он насмешливо, и у Цзинь Гуанъяо похолодело в животе от нехорошего предчувствия. — Да пожалуйста!

      И А-Лин, его единственный и любимый племянник, наследник ордена Ланьлин Цзинь, с самым что ни на есть хулиганским видом показал Лань Сичэню язык.