х х х

XVI.

Тест на очевидность происходящего.

Подразумевает, что сущность какого-либо явления можно идентифицировать по типичным внешним признакам.Суть теста выражается следующим утверждением:Если нечто выглядит как утка, плавает как утка и крякает как утка, то это, вероятно, и есть утка.

Лоян

Для эпизода был выбран бело-черный ансамбль, что сейчас воспринималось Сяо Чжанем крайне иронично. Белые брюки с высокой посадкой, бежевая карамель кожаных туфель, белый пиджак, в тон к брюкам, конечно же. Черная, тонкая водолазка с не очень высоким горлом. Ниже кадыка на добрых сантиметра два. Кому может пойти такое? Ну, такому, как Сяо Чжань — вполне.

Часы, выглядывавшие из-под рукава, показывали ровно одиннадцать утра.

Погода в Лояне вернулась в душно-томное русло, кондиционер в «Сладком Будде» работал во всю. Чжань попросил сделать его над ними особенно холодным. По завету Ли Хенга — чем холоднее, тем собраннее мозг. И пока гостья опаздывает, он хорошенько подумает. Минцзинь было сказано не уведомлять Сюин о настоящем положении дел и отправить инструкции. Но, с её же слов, никто не нарицал на том, что Сяо Чжань не должен быть подготовлен. Хенгу было нечем крыть, Минцзинь упёрлась со всей силой своего Хэнаньского происхождения, и он позволил ей намёк. Короткое, дополнительное сообщение, после всех договоренностей с кофейней, пожеланий к брендам одежды, и других мелочей жизни, послание гласило: «Не уничтожай мост, перейдя реку и дорисуй зрачки дракону». С чего бы вдруг Минцзинь стала говорить, как старушка под чайной? Она всегда выдавала нечто такое, когда нервничала, словно её предки вселялись в неё и начинали сыпать пословицами и поговорками самого древнего толка. Как образованный человек, Сяо Чжань прекрасно знал значение этих двух. Первое предупреждало о том, что не стоит обрезать пути к отступлению. Второе — подчеркивает важность деталей, нанесения решающего штриха. Действия или слова. В целом, всё это толсто намекало, что то, что произойдет через пятнадцать минут, является вовсе не тем, чем кажется. Ван Ибо не составило труда понять, что что-то не так, но на вопросительный взгляд Чжань лишь покачал головой. Ибо не давил, снова занявшись делом — смонтировав весь материал за прошлый день, он вырезал из него особенно интимные или неудачные куски, подчищал мусор и уже такой «рыбиной» отправлял на следующий этап редакции. Чтобы ребята меньше мучались, а на деле — чтобы никто не видел то, что видеть им не положено. Даже если это не откровенная лажа в виде его попыток смутить Сяо Чжаня пошлыми комментариями, тыканье пальцами в его щеки или собственная радостная (просто кошмар на сколько) мордашка (лицом это назвать трудно), когда он… убегает от Сяо Чжаня по мостовой, но на деле явно хочет, чтобы его побыстрее поймали. Снимать друг друга, чтобы затем методично удалять, какой мазохизм. Ван Ибо не знал, что может быть таким, и если поначалу его это пугало, то сейчас ему было чертовски хорошо. Он рискует, когда вырезая некоторые куски, перемещает их в собственные проекты. О чем нервным Сяо-гэ знать совершенно не надо.

— Может, закажем что-то? И гостье заодно. Нечто нейтральное. Кроме чая.

Ван Ибо снова отвлекается от экрана ноутбука и смотрит так же вопросительно. Чтобы Сяо Чжань ел в таком-то прикиде? Осознанно рискуя арендованной одеждой по стоимости их почек? Нет, сам Чжань давно так придирчиво деньги не считает, дело просто в ответственности. А с его талантом вляпываться буквально и метафорично, он явно рискует оставить пятно на белой или черной ткани в равной степени. Ван Ибо пожимает плечами, Сяо Чжань же решительно кивает и сканирует смартфоном QR-код меню. В «Сладком Будде», что совершенно ожидаемо, подаются десерты. Классикой считается жареное мороженое по одному из самых старинных рецептов. Круглая ложка загребает ванильное мороженое в аккуратные шарики, пока молотые сухари смешивают с кокосовой стружкой. Каждый шарик, наполненный сливочной сладостью и марокканской амбровой отдушкой ванили, окунают в яичный белок. Затем, аккуратно и ловко, обваливают в смеси из сухарей из стружки. Нужно дать передышку, минут на десять. Выложить на пищевую пленку, затем отправить в холодильник. Потом снова обвалять в сухой смеси и опять в холодильник, часа на два. Только после этого шарики начнут опускать в разогретое масло. Заготовок такого толка у «Сладкого Будды» на три страницы меню, и если бы Чжань всерьёз решил выбрать вкус, миру пришлось бы остановиться. Но он выбирает ту самую классику. Сладкую ваниль, которую «оттеняют пряные нотки специй в золотистой корке». Три порции по три шарика. Чайничек зеленого чая на трёх гостей, не менее классического, без выкрутасов и «нежнейших листьев рассветной поры с холмов, полных росы». Дополнительные влажные и сухие салфетки — Чжань здраво оценивал ситуацию.

Ву Янь заходит в кофейню в тот момент, когда шарики ловко опускают в золотую жижу масла. До подачи минут десять. Они начинают мягко шипеть. В небольшом зале совсем немного людей. Бронзовый Будда стоит ровно посередине, вокруг него множество стендов с сувенирами и коробками конфет, его приходится обходить, девушка чуть было не задевает одну плечом, но не замечает этого. Студия, как всегда, арендовала помещение на несколько часов, правда, если к моменту прихода Чжань видел, что кто-то стоит под дверьми, он настаивал на том, чтобы гостей пустили. Полностью вымерший фон им тоже нужен не был. Ву Янь безошибочно находит их взглядом. Смущенной улыбки не наблюдается, как и вежливой, в ответ на улыбку Сяо Чжаня и то, что он встал. Ван Ибо встаёт тоже, откладывая ноутбук, совершенно не меняясь в лице. Ву Янь спешит к ним, затем почему-то с усилием себя тормозит. Запоздалая улыбка появляется на тонких губах, глаза прищуриваются то ли от близорукости, то ли в наигранной эмоции. Чжань очень внимателен, но это можно понять лишь по глазам. Легкие поклоны друг другу, приветствия и стандартный набор: «Как вы добрались? Не беспокойтесь, вы опоздали совсем немного. Мы взяли на себя смелость заказать десерты, вы не против? И чай, конечно же. Надо обсудить, о чем мы будем говорить в начале, есть некоторые соображения». Говорить они должны были о математике. Ву Янь слушает, усаживаясь напротив. Её пальцы с силой сжимают ткань шоппера, который она пока что устроила на своих коленях. На холщовой ткани выведен один иероглиф. Любовь.

Ван Ибо видит, как белеют её пальцы. Чжань видит это тоже, но в отличие от Ван Ибо, взгляда на этом не задерживает. Он продолжает спокойно рассуждать о возможном ходе записи, уверяя девушку, что все пройдет быстро и легко, нервничать не стоит, а вот поесть сладкого — вполне. Ву Янь едва ли сказала и пару слов. Только кивает. Иногда улыбается и говорит «да-да». Можно было бы сказать, что та просто нервничает из-за интервью, но… Ибо переводит взгляд на Сяо Чжаня. Тот не отводит глаз от Ву Янь. Среднего роста, ухоженный, аккуратный вид. Слегка завитые на концах темные волосы до плеч. Пара капель макияжа, её черты не нуждаются в большем, повезло. Разве что — губы слишком тонкие. Белая футболка, широкие темно-синие брюки и обычные сандали. Пару браслетов на руке, которые звенят, стоит Ву Янь поправить волосы или в очередной раз переставить шоппер с одной стороны кресла на другую, параллельно кивая на слова Сяо Чжаня. «Обязательно несколько раз назовите свой универститет полностью, это даст вам дополнительные очки, поверьте, университеты обожают такого рода рекламу». В какой-то момент Ван Ибо думает, что Чжань издевается. Он не умолкает и не умолкает, кажется, что даже не моргает, наблюдая за девушкой, словно удав за добычей. Он впитывает каждый её жест, нервное сжатие губ, очередную попытку убрать прядь за ухо, попытку спастись от чего-то, когда она зачем-то лезет в шоппер, чтобы ничего не достать и извиниться за это. Ван Ибо не выдерживает. Не из сочувствия, а потому что его начинает это раздражать. Глубоко зарытая интуиция заставляет его не терять время даром, хоть сам он уверен, что дело в усталости и… да. Ревность. Кто знает, что именно Сяо Чжань видит, рассматривая девушку настолько тщательно? И зачем?

Он наклоняется чуть вперед, пытаясь заглянуть Ву Янь в глаза, перебивает Сяо Чжаня на полуслове:

— Нет причин так нервничать и дело вовсе не в красоте мужика перед тобой, ты либо потеряла ингалятор и сейчас поплывешь, либо сюда тебя привела вовсе не любовь к искусству складывать два и два. Видишь, я тоже так умею. Что происходит?

Ву Янь замирает всем своим существом, смотря на Ван Ибо так, будто бы ещё немного и закричит. Он не отводит взгляд, сцепливая руки перед собой. Рука Ву Янь все ещё во внутренностях шоппера, официантка подбирается к столику и ставит поднос с пиалами мороженого. Чжань благодарит её кивком, отвлекаясь от сцены перед собой. Глаза Ву Янь наполняются слезами, рука бессильно опускается. В ней что-то ломается, слезы уже невозможно сдержать, она начинает рыдать. Ван Ибо убеждается: что бы это ни было, Ву Янь здесь без радикальных настроений. Он откидывается на спинку кресла и перетаскивает ноутбук со столика к себе на колени. Кажется, они застрянут тут надолго, много чего можно домонтировать. Сяо Чжань тяжело смотрит на него, затем встаёт, чтобы подтащить стул от соседнего столика к креслу Ву Янь. Ван Ибо не собирается уходить, но и наблюдать сеанс психотерапии от Сяо Чжаня — радость такая себе. Как же он устал, как же его уже всё это раздражает, почему люди такие неадекватные, что за… пальцы Ван Ибо застывают над клавиатурой. Сквозь шмыганье, сопли и попытку Чжаня прошептать что-то успокаювающее и, конечно же, ужасное о Ван Ибо («этот злостный грубиян такой, потому что не поел, уверяю вас, на деле он просто душка»), девушка неразборчиво, но упорно пытается объясниться:

— Пистолет… я здесь, потому что мой парень… мой Сяо Линь, он… — судорожный вздох, — стрелял в Шанхае. В воздух! В воздух… Но он… он не знал, это всё… Мне… мне сказали в… вашей службе, чтобы я… чтобы я пришла как гостья… и чтобы… попыталась сказать, но я… вы… помогите мне? Пожалуйста. Я так спешила к вам, но я совсем не знаю… теперь, когда я здесь, я совсем не знаю… мне так страшно, не понимала, что мне так страшно, пока не оказалась тут… мне страшно. И я забыла… забыла флешку, где мы снимали…

Сяо Чжань сползает со стула, чтобы присесть перед девушкой и взять её за руки. Ван Ибо медленно захлопывает крышку ноутбука. Мысли мечутся, сопоставляя факты, новостные ленты последних дней разворачиваются серпантином, трещат в уме. Чжань переводит на него взгляд, затем снова смотрит на Ву Янь снизу вверх. Он говорит тихо, но чётко:

— Сколько у нас времени?

Ву Янь выдавливает из себя «этот день» и «завтра». Сяо Чжань сжимает её пальцы чуть сильнее, затем отпускает, но все ещё сидит перед ней. Он задаёт вопрос, который заставляет Ву Янь в очередной раз замереть, а Ван Ибо — напрячься.

— Хочешь спасти его или добиться справедливости?

— Это… разве из второго не получается первое?

Сяо Чжань отрицательно качает головой, слегка улыбается, и в этом слишком много вины. Он отводит от девушки взгляд, коротко смотрит на Ибо, говорит «мне будет нужен твой телефон», затем снова смотрит на Ву Янь:

— Расскажите всё про флешку и всё, что вы знаете, ему. Ван Ибо может быть груб, но его не стоит бояться. Ладно? Мне нужно сделать пару звонков. Но в начале. Все ещё. Спасти или добиться справедливости?

Ву Янь шепчет одними губами спустя пару секунд заминки: «Спасти». Сяо Чжань кивает и встаёт, тут же протягивая руку за телефоном Ван Ибо. Он отдаёт его не сразу. Только после того, как Чжань говорит «всё в порядке, я недолго». Когда он отходит к бару, Ву Янь начинает реветь по новой. Ибо окончательно убирает ноутбук в рюкзак, зато собирает все салфетки со столика. Сев на стул рядом с девушкой, он вручает ей одну. Он старается звучать если не мягко, то хотя бы с сочувствием:

— Лучше поешьте мороженое. Так перестанете плакать. Уже всё. Вы добрались. И всё сказали.

Ву Янь высмаркивается в одну, комкает и смотрит на Ибо воспаленными, несчастными глазами:

— Разве это не только начало?

Ван Ибо нечего ответить. Он даёт ещё одну салфетку, а сам тянется за пиалой с мороженым.

Как ни странно, Ву Янь поступает так же.

Если для Ву Янь салфетки были необходимостью по естественным причинам, то для Сяо Чжаня они служили орудием вымещения эмоций. В «Сладком Будде» не нашлось обычной бумаги, и хоть господина Сяо уверяли, что сейчас сбегают за каким-нибудь блокнотом, тот кипиш остановил. Обычные салфетки тоже подойдут. Ничего ценного. Он ещё не понял, что парочку владелец заведения сохранит и повесит в рамочку рядом с другими почетными трофеями — к ним как-то заглядывал Джеки Чан, так ещё и те корейцы, из BTS («те», потому что владелец не совсем различал, кто именно, и это касалось любых бойз-бэндов, приходится обращаться к дочери, та эксперт). Чжань выводил по тонкой бумаге обрывочные иероглифы мыслей, крутил спирали, иногда рвал резкими линиями. Мелкие кусочки салфетки прилипали к стержню ручки, он отцепливал их двумя пальцами продолжая слушать. Он поднимал все связи, называл любые цены, но самое лучшее, что он пока услышал «я подумаю, Чжань, ты же мне не чужой». Ну да, совместные пьянки и одна вечеринка для вуайеристов (коим Сяо Чжань не являлся, особенно когда дело касалось всего пары мужиков и гарема) очень сближают. Взаимоисключающим компроматом. Но не настолько кошмарным, чтобы вписываться в такое дело. У Сяо Чжаня были и нужные сведения, но пока что он останавливал себя от использования настолько крупной дичи. Да, человеческая жизнь бесценна, но в перспективе… нет, он ещё подумает. Ещё попытается. Сяо Чжань чередует телефоны: набирает то с номера Ван Ибо, то с номера самого «Сладкого Будды», скоро один из поваров, понятливый малый, принесет два кнопочных телефона. У него связи с «нужными людьми». Такие есть практически у каждого жителя Поднебесной. Многие нуждаются в неотслеживаемых, старых номерах, которые еще не потеряли возможность звонить и принимать звонки. Таких становится всё меньше, на замену приходят «одноразовые личины» и вшитые программы постоянной смены IP-адресов, но стоит это на порядок выше, а отслеживается проще, если уж очень нужно. Сяо Чжань думает об особой способности своего народа сплотиться вокруг авторитетной фигуры и без лишних вопросов служить ему на благо, доверяя почему-то куда больше, чем себе. Никто из персонала «Сладкого Будды» понятия не имел, что происходит, и хоть любопытные взгляды перескакивали с Ву Янь на Ван Ибо, а оттуда на Сяо Чжаня, пока что ничего дурного не произошло. Никто не фотографировал, как и было уговорено, и никто не писал никаких сообщений-сплетен в сеть. Любую мелочь персонал делал с характерной гордостью привилегированных людей, которые знают чуть больше других о чем-то явно важном. Хоть, конечно, ещё не вечер. Зато остальных гостей попросили уйти. Сяо Чжань опирается о барную стойку, его нога затекла, пока он сидел на стуле с кривой спиной, и втыкал на бесконечную рекламу жареного мороженого, слушая гудки в очередной раз. Немного размявшись, он снова пересматривает архив номеров, который хранит в бездне своего облака под троекратной защитой. Он настолько углубляется в это, что даже дергается, когда Ван Ибо касается его локтя. Пальцы скользят выше, в итоге сжимаются у шеи.

Ибо мягко массирует, наклоняется к его уху:

— Что-то есть?

Сяо Чжань невесело усмехается и это лучший ответ. Ладонь Ибо с шеи перемещается на середину лопаток. От этого немного легче. Если ничего не выйдет… Сяо Чжань сказал себе, что будет добиваться справедливости. Хотя бы так.

— Тебе часто приходилось задавать такой вопрос? Спасти или?

Чжань отвлекается от экрана смартфона и смотрит на Ибо. Его взгляд настолько серьёзный, что становится немного дурно. Или это от того, что Чжань, тщательно скрывая свой нервяк (от Ву Янь, Чжань уже просёк, что скрывать что-то от Ван Ибо — затея нелепая), уже съел четыре дополнительных шарика морожки. Будь оно неладно.

— Этот вопрос мне приходилось задавать куда чаще, чем хотелось бы.

Ван Ибо усмехается краем рта, сжимает его плечо посильнее, прежде чем отпустить и взбирается на барный стул. Чжань снова смотрит в список. Ему нужны люди, связанные с правоохранительными органами, люди, которые ведут тюрьмы, тюрьмы и… лагеря, да. Перевоспитания. В крайнем случае, Сяо Линя можно перевести в такой на какой-то срок. Выбирая между смертью и пожизненным, каторжный труд, но с гарантией выхода, это куда лучше…

— И как часто люди выбирают справедливость, гэ?

Сяо Чжаню кажется, что Ван Ибо прекрасно знает ответ. Тот перебирает уже «использованные» салфетки. Рассматривает каракули черных чернил, попытки Сяо Чжаня вывести иероглифы «долг» и «мороженое». Чжань листает список медленнее, и говорит себе под нос, но не настолько тихо, чтобы не быть услышанным: «Если есть шанс спасти, то никогда, лао Ван. Справедливость никто не выбирает и это… не удивительно». Ван Ибо хмыкает. Он комкает одну из салфеток, затем её разворачивает, даже разглаживает. Так аккуратно, как только может, но былую форму салфетка уже никогда не вернёт. Ван Ибо рассматривает её, затем хмыкает и делает вывод:

— Может, в этом и проблема.

Сяо Чжань ведёт плечом, чуть морщится — потянуло в шее. Он коротко оборачивается на Ву Янь. Та смотрит в окно, обхватив кружку ладонями. Чжань заказал ей теплое, сладкое молоко со специями, чтобы та немного успокоилась. Вряд ли это поможет, но она уже не плачет. Вид девушки заставляет мотнуть головой и снова, снова попытаться найти… Чат постоянно вибрирует новыми уведомлениями. Кажется, уже вся студия занята поиском каких-нибудь ниточек. Вот, кто точно никогда лишних вопросов не задаёт. Чжань верил в эффект шести рукопожатий и конечно же все сработает, вот бы только у них было больше времени. Ван Ибо прочищает горло, затем его рука тянется и забирает из пальцев Чжаня смартфон. Тот уже готов возмутиться и даже хмурит брови, приоткрыв рот, но Ибо успевает первым:

— Ты ищешь не тех людей, Чжань-гэ. Ищешь в верхах, а тут… тут нужна классика. И я знаю, какая. Только мне нужно твоё разрешение.

Сяо Чжань склоняет голову набок, ожидая, что Ван Ибо как-то продолжит свою загадочную речь, но тот просто блокирует экран смартфона и кладёт его на столешницу. Чжань опирается локтем о деревянную поверхность, чуть не смахнув одну из пустых пиал с ванильными подтёками. Ван Ибо отворачивается, снова занявшись салфеткой. Чжань видит, что это та, на которой он умудрился вывести их фамилии рядом. Даже не заметил.

— Моё разрешение на что именно, Бо-ди?

Ван Ибо ухмыляется, принимается складывать несчастную салфетку. Сначала пополам, затем ещё, ещё, пока не получается маленький, немного пухлый, квадратик.

— Как ты помнишь, мой отец — продажный прокурор. Я уже не раз упоминал, да? И прежде чем быть пойманным на своих грешках, он сделал «хорошую» карьеру. Моей семье много кто должен. Это то, что помогло выплыть в начале, когда мы остались… без ничего. У таких людей понятие долга… древнее, знаешь. А с этим пацаном… нужна старая добрая «подмена».

Сяо Чжань переваривает. Ему не очень нравится, но в этом правда есть шанс. Чжань уточняет:

— Подмена? Но…

— Никто не видел этого Сяо Линя. В новостях ещё ничего не было. Только то, что стрелявшего в воздух задержали. Единственная особенная черта, благодаря анти-ковидному комбезу, высокий рост. Я думаю… в тюрьме найдется такой же высокий хрен, который должен сидеть ещё долго. Только вот он вроде как выйдет досрочно. А «Сяо Линя» будут себе судить. И морду засветят. Ву Янь и мать родная в ней своего мальчика не признают. Их Сяо Линь возьмет имя этого безнадежного, которому ещё сидеть и сидеть в любом случае, и выйдет с очень… очень низким социальным рейтингом. Придётся уехать из Шанхая, начинать не просто с нуля, а с минус сто… но, сам понимаешь. А сам наш благородный дублер Сяо Линя тоже плюшку получит. Какие ему там надо… Никого не обидят.

Сяо Чжань думает, что то, что он знает о Ван Ибо — жалкая щепотка, на фоне той пустыни, которой он является на самом деле. Чжань медленно кивает и также медленно садится на соседний стул.

— А что, если эту… "несчастную морду" узнают другие?

— И что? Не проблема. Пусть узнают. Это проигнорируется, как и всегда. Можем лично позачищать, если начнут орать в сети. Но сомневаюсь. Люди, которые только садятся, часто выглядят совсем иначе через время. Да и попросим мелькать смазано или как-то… иначе. Шрам ему пусть на всё лицо нарисуют, это, как я понимаю, должен же быть главарь террористической группировки, со слов Ву Янь. Подойдет под образ.

Сяо Чжань глубокомысленно выдает какой-то низкий звук, сцепливая перед собой пальцы в замок. Ван Ибо снова раскладывает салфетку. Ту хочется у него забрать, но Чжань себя останавливает.

— Тогда… в чём подвох?

Ван Ибо немного кривится, затем наконец-то смотрит на Сяо Чжаня. Так смотрят, прежде чем получить подзатыльник. В лучшем случае.

— Не то чтобы подвох… но нам нужны наличные. Аванс всегда в валюте. Остальное перекидывается по частям с нескольких банковских аккаунтов после завершения дела. Валюту подвезти к месту и это должен быть лично я, как гарантия отсутствия кидалова. Затем они проворачивают подмену и можно кидать остальное. Цену я нам сбил, всё не так плохо, но в то же время плохо… кажется, надо подвязать ещё пару человек, да?

Сяо Чжань слушает, но из всех тонкостей улавливает только один такой большой хук справа. Он даже толком не понимает, что его так задело, но рот знает лучше:

— Зачем ты спросил разрешение, если уже обо всем договорился?

Ван Ибо смотрит спокойно. Пальцы продолжают мять салфетку. Он говорит размеренно:

— Потому что у нас мало времени. И потому что я в принципе не привык спрашивать разрешение. И всё ещё могу отменить этот план, если ты скажешь нет, гэ.

Сяо Чжань молчит. Первым взгляд отводит Ван Ибо. Ему трудно даётся такая откровенность и настолько открытое признание в том, что он… несколько «плохой мальчик». Что бы это ни значило. Чжань не будет докапываться, хоть положение семьи Ван Ибо и то, как ему удалось продержаться на плаву достойно, не раз занимало его мысли. Частично пазл начал складываться. Чжань не уверен, что хочет знать полную картину. Он протягивает руку, чтобы сжать пальцы Ибо. Те наконец-то выпустили салфетку. Чжань сжимает, затем слегка касается тыльной стороны, после легко барабанит по столешнице и выдыхает «ладно». Задаётся справедливым вопросом:

— Так… как мы это сделаем и где надо отдать деньги? Я поеду с тобой.

Ван Ибо цокает языком, с тяжелым вздохом запрокинув голову, и смотрит на Чжаня с явным неодобрением:

— Знал, что ты так скажешь, но со мной ты не поедешь. Тебя нечего светить в таких кругах.

Сяо Чжань наигранно хватается за сердце и шепчет:

— А то что? Твои друзья пойдут на свет, как мотыльки? Мне надо будет взять с собой мухобойку.

Ван Ибо закатывает глаза и откидывает пару скомканных салфеток от себя в раздраженном жесте. Чжань разминает шею, трёт по ней и добавляет:

— Я, вообще-то, стрелять умею.

— По банкам?

— Ну, да.

Ван Ибо хмыкает и кивает. Он знает, что если Сяо Чжань во что-то упёрся, то легче корректировать сам путь, чем его дурную башку. Небо, этот Сяо Линь должен в итоге придумать лекарство от рака, или спасти бездомных сирот, может, придумать какую-нибудь турбину для космических полётов или вывести новый вид зерновых культур.

Хоть что-то, что оправдало бы весь этот невероятный геморрой.

Сяо Чжань заметно оживился и начинает сыпать вопросами:

— Так мы летим в Шанхай деньги отдавать? Или что? Или где?

Ван Ибо поджимает губы, отрицательно мотая головой.

— Наличные мы отдаем в Лояне. Друг, который нам помогает… помог и отца посадить. Такая вот ирония, скажи? Твоя задача — найти ещё три банковских счета, кроме моего.

— Легко. С моего, с счета Хенга и со счета господина Ханя.

Ван Ибо и не сомневался. Про господина Ханя он наслышан. Даже если кто-то захочет копать, то остановится на этой фамилии и развернётся на пяточках в срочном порядке.

— А где мы достанем наличные, гэ?

Сяо Чжань уже стянул свой телефон со столешницы и принялся набирать сообщение. Он уточняет «чего и сколько?». Ибо говорит «доллары» и «пятьдесят тысяч». Он не задаёт вопросов, и когда Сяо Чжань говорит, что они смогут забрать деньги через час в какой-то официальной не-букмекейрской-конторе (а значит — читай наоборот), всё снова становится ясным. Скачки и бега. Кажется, всё тот же Хенг увлекается верховой ездой, во всяком случае, в его кабинете есть несколько фотографий его же верхом на коне. Официально в Китае ставки запрещены, но вы… всегда можете попытаться угадать, кто придёт первым. Кажется, его начальство угадывало довольно часто.

Ван Ибо надеется, что фортуна — дама заразная.

Пекин

Заведение откроется только через полтора часа. Но один столик уже накрыт.

Поверх обычной клеёнки — скатёрка из темного хлопка. Такую вытаскивают лишь для одного человека. Из носика низкого, чугунного чайника, струится пар. Хань Фэй не спешит наливать себе чай. Он смотрит в окно. Вид на внутренний двор заведения переносит подальше от современного Пекина, на восемь сотен лет в прошлое. Дарит возможность заглянуть в то, что было Китаем раньше. Стены темного камня древних хутунов, изломанные линии тонкого дерева сливы, листья которого пожгло солнце. Лощеный, черный кот, лениво вытягивает свое тело, чтобы затем свернуться у корней дерева, там, где выступает обтесанный временем булыжник. Хань Фэй наблюдает за ним некоторое время, чувствуя тот особый сорт тоски, которым даже можно насладиться. Сухонький дедуля, хозяин ресторанчика вот уже как пятьдесят восемь лет, ставит перед Хань Фэем тарелку и вручает палочки из рук в руки:

— Ваша курочка под особенным соусом. Не остро, в самый раз. Как любит мастер.

Старик Шао говорит одно и тоже каждый раз и Хань Фэй рад этому. Всегда коротко кланяется, соединяя руки и нередко получает пару хлопков по спине. В двенадцать старик Шао делал так, чтобы тот выпрямился, сейчас — по привычке. Хань Фэй провожает его фигуру взглядом, подмечая, как и множество завтраков до этого, как всё же тот стар.

Чем-то напоминает ту самую сливу за окном…

Старик Шао имеет привычку слушать радио. Старый приёмник, с деревянной панелью светлого дерева и круглым динамиком ровно посередине, кажется самодельным. Может, так оно и было. До Хань Фэя доносятся обрывки прогноза погоды, реклама какого-то чудо-средства от болей в спине, на основе, конечно же, нетрадиционной медицины. Палочки перебирают кусочки мяса, Хань Фэй подхватывает средних размеров и опускает в рот. Мягкое, сочное, немного со сладкой кислинкой из-за соуса. Кусочки ананаса, жареного арахиса, перца и манго. Хань Фэй снова смотрит в окно. Кот продолжает спать. Голос диктора становится громче, с кухоньки доносится треск и звяканье посуды под шум струящейся воды. Телефон вибрирует. Хань Фэй не имеет привычки обращать на него внимание во время трапезы, но вряд ли кто-то, кроме одного человека, посмеет тревожить его (даже в форме сообщения) в шесть утра воскресного дня. Фэй выуживает телефон из внутреннего кармана пиджака. Хенг присылает ему селфи с пробежки. Солнечные лучи подчеркивают зелень его глаз, можно различить вкрапления янтаря по радужке. Он улыбается, склонив голову набок, и даже тыкает себя в щеку пальцем, словно кокетливая малолетка.

Подпись: «Я бросаю пить, сделай вид, что удивлён и веришь в меня, Хань-гэгэ. Бегать по утрам в этом парке и правда приятно, ты был прав. Сегодня ночуем вместе, с меня ужин».

Хенг всегда так делает после того, как удаётся провернуть что-то хорошее.

Хань Фэй набирает сообщение в ответ.

Диктор по радио переходит с новостей экономического характера в политику, не особо понимая этого, как и большинство его слушателей.

[ <...> был задержан на месте преступления. Сяо Линь, тридцати четырёх лет от роду, является главой террористической организации «Восход», взявшей на себя ответственность за терракт в Шанхае. Напомним, по протестующим против жестких ковидных ограничений был открыт огонь в одном из жилых комплексов города. Двое убитых, десятки пострадавших. Террористическая организация «Восход», запрещенная в Китайской Народной Республике, начала свою деятельность совсем недавно. Хоть Сяо Линь назвался главой этой организации, вряд ли является им на самом деле — так говорит каждый её член, это прием уже прозвали «эффектом гидры». Мотивы организации так и не остаются ясными до конца, чаще всего их деятельность имеет антияпонские и антизападные настроения, поддержку экстремистских веяний ислама. Сяо Линь был приговорен к пожизненному заключению в <...>]