Тихий и спокойный спальный район на окраине Сендая, кажется, существовал отдельно от всего мира. Время здесь текло медленно, словно мед растекалось по стеклянной баночке, стрелки на циферблате опутывало янтарной вязкой жидкостью. Шагни за пределы района — с головой окунешься в городскую суету и несмолкаемый шум машин и людей.

По торговому переулку в обед обычно прохаживались старики, которым некуда было спешить. Они обменились слухами, обсуждали последние новости с лавочниками. В пятничные вечера здесь можно было встретить шумные компании студентов, блуждающих в поисках дешевых кафе под недовольным взором местных.  

Нанами неспешно разглядывал овощи в ящиках, выставленных под навесом, который защищал от солнечных лучей. Хозяйка лавки сидела рядом, обмахиваясь сложенной вдвое газеткой, а на первой странице громкий заголовок о новом убийстве. Большое потрясение для жителей района, ведь это совсем близко. Иногда женщина жаловалась на погоду и растущие налоги, а Кенто, делая вид, что очень озадачен выбором яблок, — хотя все они были одинаковы на вид, да и в сортах он не разбирался, — кивал или хмыкал в ответ.

— Как там старик Итадори поживает? Давно я его не видела. Мальчишек в детский сад ты водишь, на прогулки ты. Не помер ли он случаем?

Пожилая женщина небрежно положила свой “веер” на ящик с грушами так, что он съехал по ящику и упал куда-то под ящик с морковью. Женщина, кряхтя и держась за поясницу, наклонилась за газетой.

— Он в порядке, просто ездил по делам в другой город, — Нанами подал сетки с овощами женщине, чтобы она их взвесила.

— С тебя тысяча йен. Ты бы поаккуратнее с этой семейкой, — старушка сощурилась, — мама мальчиков странная была. Поговаривали, что связана даже с якудза. Поди за долги то ее и Джина в отместку убили. Эх, а ведь старик Итадори сына-то своего предупреждал.

— Она не местная была, вот от скуки и наплели слухов, а авария была несчастным случаем, эксперты подтвердили, — Кенто коротко поклонился, — хорошего вам дня.

Женщина продолжала рассуждать, но Нанами даже не обернулся. И ведь есть дело всем до чужих дел. От скуки нос суют и распускают слухи. Плевать ему на болтовню, что окружает семью Итадори, и на якудза. Все осталось в прошлом, а у близнецов вся жизнь впереди. Но вот оставят ли их в покое, когда они подрастут? Тычки пальцем в спину, грубые насмешки. Дети порой бывают жестокими, не понимая чувств других. 

Кенто достал ключ из кармана, держа кучу пакетов, ручки которых впивались в кожу, в одной руке. Он мог бы и воспользоваться дверным звонком, но не хотелось тревожить лишний раз старика, да и ключ ему дали не просто так. Старый замок наконец поддался, и механизм внутри щелкнул, распахивая скрипучую дверь. 

Не успел Нанами переступить порог, как к нему бросились дети. Босые ноги шлепали по деревянному полу, а прихожую заполнил веселый смех и визг. Близнецы тут же повисли на руках и совсем не обращали на тяжелые пакеты полные продуктов и, конечно же, сладостей.

— Нами! — Сукуна обхватил ногу Кенто и повис на ней, кусая за штанину своими крохотными зубами, которые едва успели прорезаться, а ребенок уже начал их использовать как орудие.

— Хочу конфетку, Нами, — Юджи ухватился за свободную руку, раскачиваясь на ней, что еще больше нарушило равновесие Нанами.

— Ну-ка, марш отсюда. Дайте ему спокойно разуться, — Итадори грозно прикрикнул на внуков, но их это еще больше раззадорило. Ему пришлось силой оттаскивать близнецов от Кенто, чтобы тот все же смог спокойно пройти в дом и не развалить продукты на пол, 

— ну что за неугомонные мальки!

Нанами с улыбкой на лице хмыкнул, проходя сразу на кухню. Только при виде своего дедушки дети сразу становились смирными, понимая, что он не их любимый Кенто, который привык баловать и с трудом мог хоть раз повысить голос на еще ничего не понимающих близнецов.

— Вижу, Сукуна быстро поправился. Итадори-сан, думаете, сладкое не спровоцирует снова боли?

Шуршание пакетов приманило мальчиков, как мотыльков на свет, и они внимательно смотрели на каждый предмет, который доставали взрослые. Они всё ждали, когда им дадут что-нибудь сладкое. Забавно было наблюдать за Юджи и Сукуной, которые обычно и секунды усидеть на месте не могут, а теперь, переминаясь с ноги на ногу и держа друг друга за руки, ждут. И ждут терпеливо, потому что знают, — если вести себя хорошо, то дедушка или Кенто дадут что-нибудь вкусное. Васуке часто шутил, что они как собаки Павлова по команде занимают стойку смирно. Сравнение для Нанами всегда казалось странным — четырехлетки и животные, — но за шутку старика не винил, ведь видел, как он любит своих внуков.

— Юджи, вынь палец изо рта, — Итадори наклонился к ребенку и аккуратно потянул за руку, чтобы он перестал сосать палец, — мы до обеда сходили к врачу. Все в порядке, так что не переживай, парень.

Старик успокаивающе похлопал Кенто по спине. Смерть единственного сына и забота о внуках легли тяжким грузом на него. Рука его все время покоилась на больной пояснице, что не радовало Нанами. Старческие болячки все больше одолевали Итадори, но кто бы его не уговаривал пойти в больницу, он отвечал отказом. Он все больше проводил время в доме, а на улицу выходил по необходимости. Даже прогулки с близнецами ограничивались внутренним двориком, поэтому когда Кенто отводил их на игровую площадку, мальчиков потом силком приходилось утаскивать домой, слушать их крики и визги.

Особенно свободолюбивого Сукуну только через уговоры, а иногда через истерики, получалось затащить домой. Нанами не любил внимание людей, но когда несешь на руках кричащего ребенка, то все внимание людей на улице тебе обеспечено.

— Знаешь, Нанами, ты ведь студент. Тебе бы самое-то с девчонками на свидания бегать, а не с детьми возиться.

Кенто поднял Сукуну на руки, чтобы тот перестал тянуть за штанину. Мальчик прижался щекой к лицу, жуя конфету, которую успел стащить со стола, и теперь слюнявил ворот рубашки.

— Осуждать не буду, если перестанешь приходить к нам. Эти обормоты не твоя забота. Пока молодой, успевай нагуляться.

— Даже если бы хотел, никогда не бросил мальчиков. Джин ведь был моим другом и…

— И дураком он тоже был, — старик обернулся на Кенто, — но прошу, позаботься о моих внуках, когда я помру. У них же кроме меня никого нет.

— Итадори-сан, снова вы завели этот разговор, — Юджи потянулся руками к Нанами, просясь на руки, — сколько мне повторять, что не нужны мне… 

— Я буду во дворе. Предупреди, когда пойдете гулять.

<center>***</center>

— Ты можешь тише идти? — прошипел Сукуна, толкая брата в спину.

— Не пихай, иначе я все уроню.

Юджи резко развернулся в сторону, рассыпая чипсы из миски прямо на ковер, который был тщательно вычищен его братом пару дней назад. Дотошность Сукуны иногда выходила за пределы и, пока тот не убедиться в абсолютной чистоте, не оставит в покое старый и повидавший виды ковер. Дурная, а может, и хорошая привычка пошла из детства. Ни единой пылинки не должно остаться после уборки.

— Я только в выходные вычистил его. Никакого уважения в этом доме!

— А я готовкой занимаюсь, твои грязные носки в стирку бросаю, а ты только и знаешь, что трясешься над этим древним ковром, — Юджи яростно бросал просыпанную на пол еду обратно в миску.

— Этот ковер купил дедушка, память о нем.

Постепенно оба подростка перешли с шепота на крик, перебрасываясь колкостями.

— Дедушка умер давно, ему плевать и на ковер и на память, — Юджи отдал миску брату, пихая его в живот. 

На переносице пролегла морщинка, а на виске проступила под кожей венка. Гормоны с такой силой ударили в голову, что хотелось ударить Сукуну, который либо набрасывался с гиперопекой, либо только и делал, что бурчал под ухом и язвил, упрекая брата во всех смертных грехах. Но болезненное выражение лица брата остановило Юджи, и удар уже получил он от своих же слов.

— Сукуна, прости. У меня случайно вырвалось, я не хотел.

— Эй, чего это вы расшумелись в такую рань, малышня?

Диван жалобно заскрипел, когда человек на нем перевернулся на спину и скинул с себя одеяло прямо на пол. Ссутулившись, Сатору медленно сел на диване и оглядел комнату. Он впервые был в доме Нанами. Дальше парковки не проходил, а тут как в видео игре после повышения уровня отношений ему открыли новую локацию.

Первое время он не мог сориентироваться в новом помещении, которое было раза в два меньше его спальни. Годжо вертел головой из стороны в сторону, рассматривая комнату, которая служила и гостиной, и спальней Кенто.

Опущенные жалюзи впускали солнце только у самой кромки возле стены — маленькая полоска света протиснулась в отверстие так, чтобы не мешать спящему. Основной свет шел из кухни, где не было необходимости закрывать окна. Нанами позаботился о сне Годжо, который всю ночь беспокойно ворочался под его боком и утром угомонился, перестав бормотать. 

В маленькой гостиной умещались два книжных шкафа набитые книгами и различными безделушками вроде фигурок динозавров. Юджи бы опроверг это мнение, ведь для него это настоящие сокровища, которые он скупал на временных выставках. На стенах много фотографий, даже слишком, подумал Сатору. Стены представляли собой целый фотоальбом, по которому можно отследить рост близнецов. Одна из фотографий была сделана на фоне Скайтри. Мальчикам здесь на вид лет десять. На измученном лице Нанами слабая улыбка, а под глазами пролегли темные круги. Единственный, кто улыбается на снимке с радостью, — Юджи. Его брат даже не смотрит в кадр, наверное, заставили позировать. А говоря о росте, на дверном косяке выбиты зазубрины с именами.

Годжо опустил ноги на пол и потер глаза. Его волосы запутанными вихрами торчали на затылке, а на щеке след от подушки отпечатался красными неровными линиями. Он оглядывал мальчиков, которые застыли от неожиданности.

— Сколько сейчас времени? — Сатору широко зевнул и даже не подумал прикрыть рот.

— Почти двенадцать, — ответил Юджи, по-прежнему держа в руках горсть раскрошенных чипсов.

— И все-таки вы его разбудили, — Нанами незаметно подошел с пакетами в руках.

Никто даже не услышал, как хлопнула входная дверь или хотя бы шуршание пакетов в руках. Мужчина вздохнул, глядя на своих детей. Близнецы понуро опустили головы и не решались выдать себя или даже обвинить друг друга, а Кенто только вздохнул, так ничего и не сказав.

— Юджи, разбери пакеты, а ты, Сукуна, достань чистое полотенце для Годжо, — когда мальчики разошлись Нанами наконец обратил внимание на Сатору, а он так и сидел на диване с сонным лицом, — как тебе мой диван? Оценил?

— Поясница болит похуже, чем после тебя, — Годжо показательно потер спину, изобразив боль на лице.

— Вставай, поможешь мне приготовить обед, — Кенто схватил подушку с дивана и бросил ее в лицо Сатору, а тот в растерянности даже не успел защититься.

Сукуна прошел в комнату и, не обращая внимание на гостя, поднял жалюзи. Птицы, сидевшие за окном, взмыли в воздух, когда их покой нарушил человек за окном.

— О таком предупреждать надо! — Годжо зажмурился от резкого солнечного света, прикрывая глаза ладонью.

Быстрым шагом подросток пересек комнату и, убедившись, что брат и отец на кухне, наклонился к Сатору. Рука его потянулась к нему, чтобы схватить за грудки, но на том не было верха, поэтому Сукуна опустил руку.

— Знаю, кто ты такой, читал в газетах. Хоть пальцем тронешь Юджи — размажу тебя по стене, — хитрая ухмылка расползлась по лицу юноши.

Он ожидал увидеть страх в глазах Годжо, но никак не безразличие. Пустые и уставшие глаза обращены к Сукуне, что насторожило его.

— И в мыслях не было обижать твоего брата, — Сатору поднялся с дивана, выныривая из-под тяжелого взгляда подростка, который от злости или обиды, что его угрозы не подействовали, сжимал кулаки, — но спасибо за предупреждение, а теперь я в душ.

Годжо похлопал подростка по плечу, проходя мимо него. Сукуна дернулся и отряхнул футболку.

Нанами напевал себе под нос старую песню, которую его мама любила петь во время готовки. Ему всегда нравилось слушать ее голос. Такой мягкий и нежный. Мама оборачивалась на Кенто и любовно улыбалась, поднося большую деревянную ложку, от которой исходил приятный аромат любимого рагу.

— Ну как, достаточно соли? — спрашивала мама. Нанами кивал ей, прося еще, а она просила дождаться ужина.

От приятных мыслей Нанами отвлекло прикосновение рук. Годжо уткнулся носом в шею, а руками обхватил талию, пробегая пальцами мягкой ткани футболки.

— Впервые вижу тебя в домашней одежде, не таким строгим кажешься.

— Разве я строгий? — Кенто вытер полотенцем нож и потянулся за разделочной доской.

— Очень. Одного взгляда хватает, чтобы это понять, — Сатору поцеловал шею Нанами и прижался к нему.

— Будем готовить тушеное мясо с овощами. Можешь пока нарезать перцы? Я их уже помыл.

Повертев пару секунд овощ в руках, Годжо пожал плечами и начал свою работу. Кенто боковым зрением наблюдал, как Сатору старательно превращает перец в колечки и медленно выверяет расстояние, чтобы они были ровными. По его движениям было легко определить, что он впервые занят готовкой. Годжо не резал бездумно, как это делал Сукуна, который не заморачивался над внешним видом блюда. 

— Таким темпом мы обедать будем вечером, — Нанами усмехнулся и бросил мясо в раскаленную сковородку.

— Я никогда не готовил сам. Когда был маленьким, этим занималась прислуга, а сейчас мне проще заказать на вынос.

— Не всем повезло родиться в богатой семье. Не забудь сердцевину вынуть и лучше это делать до того, как начинаешь нарезать.

— А раньше чего не сказал? И вообще, разве мясо не нужно, ну там, варить в воде сначала? Оно же должно быть тушеным, — Годжо указал на скворчащее мясо, которое немного покрылось корочкой.

— Мда, тяжело с тобой. Сначала мы его немного обжарим, затем добавим овощи, поэтому торопись.

— Не поможешь мне?

— Нет.

— И чем будешь заниматься? Смотреть на меня?

— Буду с важным видом помешивать мясо, — Кенто тут же взял в руку деревянную лопаточку и похлопал ей по своей ладони.

Сатору оскорбленно продолжил мучить перцы и всем своим видом показывал обиду, ожидая помощи. Нанами взял вторую разделочную доску, приступая к нарезке других овощей. Он ловко орудовал ножом, стуча лезвием.

— Пап, вам нужна помощь? — Юджи заглянул в кухню, неловко переминаясь с ноги на ногу.

— Все в порядке, мы справляемся, — Кенто добавил овощи к мясу и забрал нарезанные перцы у Годжо, — вы же хотели с Сукуной поиграть? Уже передумали?

— Он снова дуется на меня, — подросток опустил взгляд на пол, рассматривая узор на паркете. Пальцами он дергал шнурки на худи и стягивал капюшон.

— Из-за чего на этот раз? — тон Нанами как по щелчку сменился на строгий, что Сатору стало даже как-то не по себе. Будто он был готов и сам был попасть под горячую руку.

— Ты знаешь. Я случайно это сказал, у меня вырвалось как-то нечаянно, не хотел его обижать, а тут так вышло, — Юджи быстро тараторил, по-прежнему не поднимая взгляда.

Кенто вздохнул, потерев переносицу.

— Вечером я поговорю с ним, а теперь пойди и извинись.

— Дела семейные, — Годжо оперся локтями о столешницу и посмотрел на Юджи, скрывающегося за дверью своей комнаты, — нормально, что я буду обедать с вами? Это, вроде как, серьезное мероприятие.

— Ты говоришь это после пикника и ночевки, припозднился немного, — Нанами прикрыл крышкой сковороду и убавил огонь, — помоги накрыть на стол.

Сатору была не знакома вся эта семейная обстановка и суета, когда за столом все просят что-нибудь передать. Не нужно соблюдать правила этикета, словно ты обедаешь не дома, а на каком-нибудь торжественном мероприятии, где вокруг тебя собираются незнакомые люди и обсуждают твои успехи в учебе, словно ты не слышишь их.

В семье Годжо никто не болтал дома за столом на отвлеченные темы, вроде новой видеоигры, о которой Юджи с таким трепетом рассказывал, пихая Сукуну в бок, чтобы тот подтвердил его слова. Кенто внимательно слушал, хотя по нему было видно, что он не понимает половину сказанного, но в любом случае не прерывает сына. Да и самого Сатору не прерывали, когда он рассказывал о своих поездках за границу с семьей. Только он опускал все самые печальные факты.

— А мы вот зимой поедем на горнолыжный курорт, — с долей хвастовства сказал Юджи, добавляя острый соус в свою тарелку.

— Прекрати уже всем разбалтывать, это еще не точно, — Сукуна строго посмотрел на брата и отобрал у него соус.

— Он прав, в декабре еще только узнаем точно, — ответил Нанами.

— А куда вы планируете поехать?

— На Хоккайдо.

— У моего знакомого родители владеют отелем там. Могу выбить вам скидку.

— Не надо, я уже нашел подходящее место. В отелях шумно и много людей, мы лучше арендуем домик.

Годжо откинулся на спинку стула, поглаживая живот.

— Давно не ел домашнюю еду. Нужно почаще к вам заглядывать, — он усмехнулся и прикрыл глаза, растворяясь в уюте семьи Нанами.

Сатору выискивает окна квартиры и машет Юджи, который стоит у окна.

— Ты хороший отец, Кенто, раз на лицах твоих детей искренняя улыбка. Был бы мой папаша такой заботливый, может, я и не стал таким отвратительным человеком.

— Тяжелое детство?

— Что-то вроде того, — Годжо пинает камушек на тротуаре и смотрит на Нанами.

— Хочешь поговорить об этом?

— Как-нибудь в другой раз. Прости, ты мне открыл свои семейные тайны, а я отмалчиваюсь.

Сатору смахивает волосы со лба, улыбается и отводит взгляд. Люди, живущие в одном доме с Кенто, здороваются, обращаясь с приставкой “офицер”. Наверное, жизнь спокойнее, когда знаешь, что рядом полицейский. Да и к тому же семьянин, который уж точно будет блюсти порядок в этом районе.

— Мы с тобой еще недостаточно долго знакомы, в любом случае это твое право, — 

Нанами вскидывает перед собой руки.

— Спасибо тебе.

Перед тем как сесть в машину, Сатору целует Кенто в щеку. На лице Годжо беспокойство, хотя всем своим видом он старается показать благодарность и радость. Нанами хочет остановить его, но не находит слов и причин, чтобы сделать это. 

Кенто еще пару минут стоит на улице и смотрит в сторону, куда уехал Сатору. Не в его характере лезть в личные дела, когда не просят. Только вот отчего-то прямо сейчас ему хочется узнать, что за груз тянет Годжо на дно. Почему он зовет на помощь во сне, откуда у него шрамы, пересекающие запястья? Нанами порывается спросить, но останавливает себя. Одно только радует — ладони Сатору больше не такие холодные.

— Как тебе жизнь семейная? — первое, что говорит Сугуру, когда садится в машину к Годжо, — уже можно звать тебя молодым отцом?

— Иди к черту, — Сатору выруливает с парковки кампуса, где живет друг.

— Вы только посмотрите, как он сияет. Я сейчас ослепну от блеска в твоих глазах.

Гето ущипнул Годжо за щеку, что даже остались красные следы на светлой коже.

— Или ты после секса такой счастливый?

— Какой там секс, когда за стенкой спят два подростка, — Сатору фыркнул.

— Ты даже ему не отсосал? Думал, для твоей похотливой задницы не существует препятствий.

Годжо надул губы и набрал номер Иери.

— Сёко, Сугуру снова принимает меня за шлюху, — Сатору жалобно застонал в трубку, жалуясь на своего друга, — ты же защитишь мою честь?

— Разве он не прав?

— И ты туда же! За что мне такие злые друзья? — Годжо посигналил впереди стоящей машине, которая все никак не двигалась с места, хотя давно загорелся зеленый, — мы скоро будем. Поторапливай свою драгоценную Утахимэ, иначе опять будем все ждать ее.

В трубке раздался голос второй девушки, которая только и успела назвать имя своего обидчика, но Сатору предположил, что она снова назовет его придурком, и просто сбросил звонок.

— Эй, шутки шутками, но, правда, ты как? — Гето коснулся плеча Годжо, — сколько тебя знаю, ни разу не был в отношениях, а тут…

— Все хорошо, Сугуру. Нанами человек простой, без пафоса и фальши. Мне с ним комфортно. Думаешь, он бросит меня, если узнает о моей зависимости?

Сатору поежился от резкого холодка, прошедшего по всему телу, словно окатили ледяной водой.

— Этого я не могу знать. Ты ведь снова начал употреблять?

— Нет, конечно! С чего ты вообще взял это? — сердце Годжо эхом отзывалось в ушах от страха быть пойманным.

— Сёко ты еще можешь обдурить, но не меня. У тебя все на лице написано, — тон Гето изменился, в голосе появились нотки тревоги, — может, снова в лечебницу?

— К черту ее, больше вы меня туда не затолкаете, — огрызнулся Сатору.

— Ты сам говорил, что бессонница прогрессирует, а снотворное перестало помогать. Так было и в прошлый раз. Напомнить, каких усилий стоило тебя откачать? А как Сёко потом повсюду виделась твоя кровь?

— Черт, да прекрати ты уже! Я в полном порядке!

Годжо прикрикнул на друга, злобно сжимая руль. Он до боли стиснул зубы, а внутри все забурлило под напором нападок.

— Прости, просто уже осточертела вся эта забота. Ну, не привык я к такому. Я контролирую дозу, да хоть сам можешь мне выдавать суточную норму. И к психотерапевту я хожу.

В салоне машины повисла тягучая тишина, которая душила, сдавливая легкие. От напряжения у Сатору задергался глаз, а в носу ощущалась кровь.

— Сегодня я собираюсь веселиться, так что давайте без вашей опеки.

Сугуру лишь кивнул в ответ. Он боялся, до дрожи боялся повторения событий. Шрамы, проглядывающие из-под рукавов рубашки Годжо, служили болезненным напоминанием о всей боли, что сдерживал в себе его друг. Воспоминания вспышками всплывали в голове.

Мраморные плитки залило кровью. Сорванная шторка ванной валяется на полу, окропленная брызгами. Вода в ванной приобрела бледно-красный оттенок, а внутри лежит Сатору. Голова его наклонена набок, грудная клетка без движения. На уголках его губ рвота. Перерезанные запястья перестали кровоточить.

Иери истошно кричит, надрывая голосовые связки. Она задыхается в слезах от страха, ее мутит от мерзкого запаха, пропитавшего помещение. А Гето стоит. Он пытается заставить себя сдвинуться с места, но тело его не слушается. Страшно, ему страшно не обнаружить пульса. Страшно, что сейчас это будет последний образ друга, который в будущем будет преследовать его.

Сугуру пачкается в рвоте, в крови. Он вытаскивает Годжо из воды, пытается найти, чем перевязать руки. Тело облепила намокшая одежда, пропитавшаяся грязной водой, а на вороте и рукавах рвота. Гето кричит на Сёко, чтобы она вызвала скорую, но та в истерике не слышит его. Сугуру едва ли не самого тошнит, но он находит в себе силы, чтобы начать делать искусственное дыхание. Только бы он выжил. Пожалуйста, Сатору, живи.