Нанами четко помнит тот день, когда близнецы потеряли своего последнего члена семьи. Никто не пришел почтить память старика Итадори, только родители Кенто пробыли на церемонии от начала и до конца. Он помнит, сколько усилий ему пришлось приложить, чтобы ему позволили оформить опеку над мальчиками. Помнит бесконечные слезы детей, которые еще слишком маленькие, чтобы понять происходящее вокруг.

Тогда Кенто задал себе вопрос: а хороший ли он отец?

Все эти воспоминания четкие, как шрамы под глазами у его сыновей. Он никогда не забудет заплаканные глаза Юджи и стекающие по щекам капли крови. Его мальчик дрожал, шипел от боли, когда врач обрабатывал раны. А затем история повторилась. Сукуна, лезвие кухонного ножа и снова кровь. Нанами не ругал его, а лишь крепко прижимал к себе, усмиряя его злость на самого себя. Его мальчики не заслужили перешептываний за спиной, тычков пальцев и едкие замечания сверстников. 

Переезд в Токио как побег от жестокой реальности. Они оставили позади насмешки и косые взгляды. Дети жестокие, но жестокость эта порождается взрослыми, которые травят неокрепшие умы.  

И опять Нанами возвращается к вопросу, который будет мучить его всю жизнь. Во время ссор со своенравным Сукуной, обид Юджи и хлопков дверью.

Но в те моменты, когда их дом наполнен спокойствием, радостным смехом его детей и приятным ароматом еды с кухни, Кенто забывает о своем вопросе. Ему нравится слушать болтовню о бейсболе, видеоиграх, школе и обо всем на свете, что они только захотят обсудить с ним.

— Пап, ты пуговицы неправильно застегнул, — Юджи беззвучно засмеялся, указывая на рубашку отца, — волнуешься?

— Нет, конечно, нет, — Нанами в спешке начал расстегивать рубашку, чтобы исправить свой промах.

Юджи подошел к отцу, чтобы помочь ему со злосчастными пуговицами. Кенто только вздохнул.

— Ты всегда так говоришь. Даже в самых стрессовых ситуациях. Помнишь, когда мы ездили в Сендай к бабушке с дедушкой, и Сукуна потерялся в парке? Я был маленьким, но видел твое волнение, — Юджи расправился с рубашкой и взял с раковины галстук, — а ливень во время похода? Дерево упало прямо перед нами, но ты продолжал скрывать панику.

— Так и должен поступать родитель — ограждать детей от страха, — Кенто приподнял голову, чтобы сыну было удобнее завязывать галстук, — на вашу долю и без того много горестей выпало.

Подросток только цокнул, закатывая глаза. Нанами обхватил лицо Юджи руками и провел большими пальцами по шрамам на щеках.

— Мы уже взрослые, поэтому ты можешь делиться своими переживаниями с нами.

Подросток усаживается на бортик ванной, хлопает рядом, подзывая отца. Они молчат некоторое время — Юджи в ожидании, а Кенто собирает мысли воедино.

— Это из-за разницы в возрасте. Я намного старше Годжо и его друзей. Боюсь, что буду чувствовать себя лишним, — Нанами смотрит на сына, проводя по уложенным волосам рукой, — когда вы с братом обсуждаете свои подростковые штучки, я себя ощущаю стариком.

— После переезда мы с Сукуной тоже чувствовали себя лишними, — Юджи поджимает губы, болезненно улыбаясь, — одноклассники обсуждали походы в места, которые мы не знали. А еще мы были новенькими. Сукуна делал вид, что все происходящее его не касается, а я трясся от страха облажаться. Думаю, это нормально. 

Кенто хмыкнул, обняв сына за плечи, поцеловал его в макушку.

— Вы и правда повзрослели.

— О чем шепчетесь? — Сукуна вошел в ванную комнату и, скрестив руки на груди, оперся о дверной косяк, — будете тут рассиживать, папа опоздает.

— Вроде недавно Сукуна цеплялся за мою штанину и выпрашивал конфеты, а сейчас погляди, какой ты серьезный.

Подросток фыркнул, а его брат засмеялся вместе с отцом. Сукуна хмыкнул и сразу ушел.

— Такси уже ждет.

Взглянув на телефон, Нанами накинул пиджак и еще раз оглядел квартиру. Он все искал повод пропустить день рождения Сатору, но так и не находил нужных отговорок. Где-то на задворках его сознания мелькала мысль, что он должен остаться.

— Я все еще могу позвонить и отказаться, — вдруг произнес Кенто, удивляясь собственной нерешительности.

— Иди уже! — Юджи подтолкнул папу в спину и вручил ему коробку с подарком.

— Хорошо-хорошо.

Он наконец открыл дверь и шагнул за порог.

— К утру приберите после своей вечеринки.

Близнецы округлили глаза после этих слов и переглянулись между собой, а Нанами усмехнулся. У Юджи плохо получалось скрывать свои эмоции, нетрудно было догадаться о предстоящей ночевке, которую они запланировали с друзьями. К тому же, они слишком активно выпроваживали его к Годжо, даже Сукуна, который явно выказывал свое недовольство по поводу их отношений.

Один район сменяет другой, и вот уже вместо стандартных спальных районов мимо проплывают дорогие элитные комплексы. К этому моменты Нанами совладал со своим беспокойством, готовясь ко встрече с друзьями Сатору. 

У него не было ни малейшего представления о Гето и Иери. Первая их встреча состоялась в полицейском участке, но тогда Кенто даже не мог представить, чем обернется тот случай. Много воды утекло с того дня, когда они с Годжо встретились.

Нанами остановился у входной двери в квартиру и несколько раз нажал на дверной звонок. Ждать долго не пришлось и уже через пару секунд по ту сторону раздались громкие выкрики. На миг мужчина оторопел, когда перед ним оказалась девушка, а не именинник. Кенто покосился на номер квартиры, убеждаясь, что не перепутал.

— А вот и вы, Нанами, проходите, — девушка отошла в сторону, пропуская Кенто внутрь, — Годжо не знает о приличиях и отправил меня открыть вам.

— От него можно ожидать. Извините, но вашего имени я не знаю.

Девушка закурила сигарету и протянула руку.

— Иери Сёко. Тут все свои, необязательно так официально обращаться.

Они прошли в гостиную, где Годжо расхаживал вокруг кофейного столика и рассказывал какую-то историю. Стоило ему увидеть Кенто, он бросился к нему навстречу, что едва не сбил с ног, падая в объятия. Его друзья тактично не обратили внимание на пару, заводя свой диалог, который явно был натянутым и бессмысленным. Сатору неожиданно для Нанами поцеловал его, игнорируя остальных в комнате, а сам Нанами даже растерялся. Один раз он целовался на публике, но и тогда это было с Годжо.

— Привет, — Сатору широко улыбнулся, прерывая их идиллию.

— С днем рождения, Годжо. Вручить подарок сейчас или потом? — Кенто потряс коробкой перед собой будто приманкой.

— Сейчас, — Сатору сел на подлокотник кресла, где располагалась еще одна девушка. Она с неприязнью взглянула на именинника и немного отодвинулась, — ах да, знакомьтесь пока.

Молодой человек с длинными волосами хмыкнул, поднимаясь со своего места.

— Вот тебе и гостеприимство. Гето Сугуру, — он протянул руку, но не успел Нанами представиться, он его прервал, — Сатору рассказывал о вас. А это Утахимэ Иори.

— Каким терпеливым человеком нужно быть, чтобы встречаться с Годжо, — Иори кивнула Кенто. Скучающий взгляд ее блуждал от одного лица к другому.

— Здесь я соглашусь.

Компания прыснула, глядя на Сатору, который усердно пытался развязать узел на упаковке, но после слов Нанами оставил на секунду свое занятие.

— Сговорились значит против меня, — ленты наконец сползли и упали на пол, — что тут у нас?

Прикусив кончик языка, Годжо с интересом заглянул в коробку, где лежала поваренная книга и набор кухонных ножей.

— Будет мотивация научиться готовить, — Кенто усмехнулся при виде озадаченного лица Сатору.

— Издеваешься?

— Конечно.

— Чур я не первый буду пробовать стряпню Сатору, — произнес Сугуру, — не хочется потом провести долгое и мучительное время в туалете.

Он расхохотался, когда Годжо показал ему средний палец, кидая крышку от коробки, но тот ловко поймал ее и положил на диван.

— Может, уже перейдем к еде? Я ужасно голодная, — Сёко затушила сигарету о дно пепельницы, обращая на себя внимание дурачившихся Сугуру и Сатору.

Над столом зазвенели бокалы с шампанским под веселое поздравление Годжо. Он показушно всхлипнул, говоря о своем возрасте, что скоро станет совсем стариком, но на его жалобу Нанами указал на свой возраст.

— Вот перевалит за тридцать, тогда уже можно говорить о старости, — Кенто отрезал кусочек мяса, которое вероятно было приготовлено в дорогом ресторане, ему даже не хотелось знать, какой ценник стоит в меню рядом с блюдом, — правда, в этом возрасте уже чувствуешь себя на все пятьдесят.

— С образом жизни Годжо ему о таком возрасте и думать не придется, — Иери оперлась локтем о стол и сделала большой глоток из своего бокала, опустошая его почти до половины.

— Вспомни себя после экзаменов, Сёко, — Сугуру указательными пальцами потянул кожу под глазами, выставив язык изо рта, — ты примерно так выглядела.

Они с Сатору рассмеялись, а девушка в ответ выставила язык, чем еще больше рассмешила друзей.

— Универ — полный отстой, — Иери достала сигарету из пачки, но толчок в бок от Утахимэ заставил ее передумать.

— Нужно просто планировать все дела и поменьше времени тратить на походы по клубам, — прервала жалобы Иори, которая по сравнению с остальной компанией была довольно молчалива, изредка только отвечала на выпады Годжо.

— Поддерживаю, — Кенто слабо улыбнулся девушке, а она благодарно кивнула в ответ.

— Сугуру, открой окно, здесь становится душно, — бросил колкость Сатору, но вдруг резко подскочил и ударил ладонями по столу, — боже, у тебя еще и дети были. Ты, наверное, похуже Сёко выглядел.

— Как я и сказал, планировал свое время.

— Совсем паршиво было? — спросила Сёко, все-таки поджигая новую сигарету.

— Да, — усмехнулся Нанами, — возвращаешься с занятий и мечтаешь отдохнуть, но два кричащих ребенка думают иначе.

— Что ж, за молодого отца, — выпустив дым, Иери подняла бокал над столом.

Разговор плавно плыл от одной темы к другой. Кенто все больше узнавал о друзьях Сатору, об их университетской жизни. В какой-то момент, слушая рассказ Гето о практике в больнице, он почувствовал прикосновение холодной руки Годжо. Тонкие пальцы скользили по его костяшкам, а затем сплелись в замок с пальцами Нанами. Сатору слушал вполуха, пока болтал на дне бокала остатки шампанского.

Разговоры текли без спешки, как и облака на небе. Иногда разносился смех после остроумных комментариев Сугуру, который выполнял роль связующего звена вместо притихшего друга. Иери временами вставляла свои истории, которые обязательно были связаны с забавными случаями в морге на практике. Иори кривилась при упоминании этих событий, но не прерывала свою девушку.

Вскоре Утахимэ заторопила Сёко домой, напоминая, что им еще нужно гулять с собакой. Была ли это лишь отговорка или реальный повод, Нанами не знал, но уставшее лицо девушки говорило за себя.

— Ну, а я не буду мешать новоиспеченной парочке, — Гето подмигнул, обмениваясь улыбками с Иери.

Годжо вернулся в реальность, когда настало время прощаться. Он потрепал волосы Иори, которая очевидно была не рада проявлению дружеских чувств в подобной форме, шлепнув Сатору по руке.

— Рад был познакомиться, — Сугуру пожал руку Кенто, и, убедившись, что его друг отвлекся на разговор с Сёко, наклонился ближе, — спасибо, что заботитесь о нем.

Нанами кивнул, но в голове его никак не сложился пазл: за что его благодарят? Отношения и есть взаимная забота, здесь и думать не стоит о каких-то благодарностях. Это как сказать спасибо за то, что тебя любят. Подобное кажется естественным, ведь нет в отношениях принуждения.

Годжо предложил Кенто продолжить их вечер в гостиной, где все также лежали на диване подарки, разбросанные упаковки. Они сидели в тишине, наслаждаясь закатом. Только на фоне играла музыка, наполняя комнату.

Нанами сидел в нерешительности. Боялся первым нарушить молчание. Боялся сказать что-то невпопад и все испортить. Он смотрел в окно, чувствуя, как Сатору сверлит его взглядом. Нет, совсем не так. Он изучает. Никогда не устанет смотреть на Кенто. 

В темноте, разбавленной лишь лучами заходящего солнца, не видно было ничего кроме силуэта. Изгибы тела, что так манили и сводили с ума Годжо. Боже, ни один наркотик не заставлял его испытывать такой спектр чувств, когда платоническое и плотское сливаются в одно, переполняя тело приятным теплом. Ни к одному человеку в своей жизни он не испытывал подобного. Самый заурядный человек возносит чувства Сатору до небес. 

Синатра на фоне поет о любви, а Годжо чувствует ее. Прямо сейчас. Каждой клеткой своего тела. Боится двинуться с места или произнести хоть одно слово, чтобы не спугнуть пелену, окутавшую не только тело, но и разум. Это не то, что Сатору испытывал, занимаясь сексом с незнакомцами. Нет. Здесь нет безумной похоти. Всего лишь желание любить и быть любимым. 

Нанами отпивает из своего бокала и ставит его на столик. Годжо следит за его движениями. В первую их встречу он мечтал, чтобы эти руки в порыве страсти сдавливали его горло, перекрывая воздух. Да так, чтобы голова закружилась. Но сейчас он хочет целовать эти руки, каждый палец, каждый шрам. Хочет чувствовать прикосновения шершавых ладоней Кенто. Хочет спрятать его от всего мира. Хочет каждое утро просыпаться в объятьях этих рук. 

— Знаешь, для каждого человека я надеваю маску, подстраиваюсь. Черт, даже с тобой первое время так и было, но сейчас я просто хочу быть собой.

И снова повисает молчание. Нет в нем неловкости, натянутости, оно приятное, окружает их, успокаивает. 

— Кенто, трахни меня, — просит Сатору. Нет, снова не так, — а лучше займись со мной любовью. 

Последнее слово он говорит тихо в надежде, что Нанами не услышит, но в комнате ни единого звука. Только тиканье часов, которые неумолимо отсчитывают время, предоставленное для них двоих. На миг Годжо кажется, что часы перестают тикать, будто дают им возможность растянуть момент. Провести вдвоем больше. 

Кенто разворачивается и смотрит на Сатору. Ему не видно в темноте его лица. Только очертания. Внутри что-то сжимается, разливая тепло по всему телу. Наверное, это и есть бабочки в животе. Становится так спокойно на душе. Будто не существует мира за пределами этой комнаты. 

Нанами придвигается ближе и тянет Годжо за ногу. Тот послушно ложится на спину. Приподнимается на локтях, чтобы видеть Кенто, хотя в темноте лишь движение силуэтов. 

— Ты заслуживаешь всей любви в мире, Сатору, — шепчет Нанами, оставляя поцелуй на щиколотке. Такой нежный, невесомый. Он едва прикоснулся губами к коже, но, черт, внутри все бушует словно море в шторм. 

Следующий поцелуй он оставляет на колене другой ноги.

— Ты прекрасен.

Поцелуй на выпирающей тазовой косточке. 

— Ты восхитителен.

Поцелуй на груди, в то место, где находится сердце.

— Ты изумительный.

Нанами целует его ключицы, шею. И каждый его поцелуй как новый шов на разбитом сердце. Как заплатка на изорванной жизнью душе. Сатору почти не дышит и совсем не моргает, боясь спугнуть момент. Вдруг это все нереально. Ему страшно, что от любого дуновения воздуха или неловкого движения Кенто исчезнет, растворится словно мираж и оставит его снова одного. 

— Я люблю тебя, — Нанами смотрит в глаза Годжо с трепетом, а затем целует. Ни один их поцелуй не был похож на этот. Если до этого оба горели лишь вожделением, бездумно растрачивая огонь души, то сейчас эта была окутавшая их любовь, что восстанавливала растраченные чувства.

Они медленно снимают друг с друга одежду, в которой резко становится жарко. Рубашка и галстук Кенто падают на пол возле дивана. Сатору тянется к ремню, чтобы избавить наконец член Нанами от тесной ткани брюк. Сам Годжо лежит нагой, тает под руками любимого и желанного человека.

Горячее дыхание на шее, влажная дорожка поцелуев и тихий стон. Сатору гладит возбужденный член Кенто сквозь ткань нижнего белья, просовывает руку под резинку, оголяя. Укусы на шее становятся грубее.

Нанами отстраняется от шеи, оставляет поцелуй на губах. Сладкие от шампанского, они дурманят. Алкоголь в организме еще больше заводит, но Кенто не спешит. Он хочет насладиться моментом, временем, которое принадлежит только им двоим.

Мужчина опускается ниже, к животу. И снова легкие поцелуи, они щекочут кожу, отчего по телу Годжо пробегают мурашки. Губы касаются влажной головки и Сатору резко прогибается в спине. Прямо сейчас все ощущения обострились в миллион раз.

— Я люблю тебя, Кенто, — он тянет последний слог, когда Нанами погружает член в рот.

Он обхватывает рукой все, что не может уместить, двигая в такт со своей головой. Кенто и сам жаждет почувствовать прикосновения к своему члену, но терпит, терпит, потому что сегодня все самое лучшее для Сатору, его Сатору. Годжо запускает пальцы в волосы Нанами и от каждого движения горячего языка по головке, тянет их. Вибрация от стона, проходит по всему члену.

— Х-хорошо, вот так, — и снова срывается на стон. Тянет каждую гласную. Все тело дрожит, а в животе завязывается тугой узел подступающего оргазма.

Кенто вбирает член еще больше, немного давится, но продолжает, пока не чувствует, как горячее семя стекает в горло. Сатору тяжело дышит, по-прежнему держа руку на голове Нанами, а тот садится, нависает над Годжо. Он целует его руку, прижимает к своей горячей щеке и прикрывает глаза.

— Мне с тобой так хорошо, — произносит Сатору, когда приходит в себя.

— Как и мне с тобой, — их лица так близко, и они прижимаются лбами, — ты не против продолжить?

Годжо мотает головой, обхватывает талию Кенто ногами.

— Смазка лежит все там же, — и снова поцелуй, инициатором которого на этот раз был Сатору. Горячие языки движутся в едином ритме, властно и со страстью. Они изучили друг друга давно.

Годжо впервые за долгое время почувствовал себя нужным. Не ради денег и влияния отца. Нет, Нанами не опустится до подобного никогда. Он не просил ничего взамен, просто вошел в его жизнь, освещая ярким светом, даря долгожданное тепло. Ему нравилось говорить с ним о книгах, о фильмах, слушать истории о детях. Черт, Сатору влюбился в него бесповоротно. И засыпая в объятиях любимого человека, он мечтал лишь об одном — о вечном счастье рядом с Кенто.

Их утро началось не с теплых поцелуев и не с чашечки кофе, как в типичной рекламе. Звонок телефона, а затем и вибрация, от которой он беспокойно двигался по тумбочке, вырывая из приятного сна. Годжо еще сильнее зарылся под одеяло, а Нанами на ощупь искал мобильный, который все не умолкал.

— Слушаю, — голос немного хриплый после сна. Кенто крепче прижал Сатору к себе, — Сукуна? Что случилось?

Нанами сел на кровати, пытаясь разобрать торопливую болтовню сына. Он в панике кричал в трубку.

— Это я виноват. Я его толкнул.

— О чем ты говоришь?

— Пап, я не видел машину, клянусь, — Сукуна кажется не слышал вопросов отца, — он не приходит в сознание.

— Сукуна, что случилось? Где Юджи?

На фоне раздался звук сирены, которая точно принадлежала скорой. Крики и шум на фоне с трудом позволяли расслышать слова сына.

— Юджи попал под машину, — произнес Сукуна, когда голос его дрогнул, а с губ сорвался всхлип.