на кухне в квартире мины пахнет карамелизированными яблоками и разлетевшейся повсюду молотой корицей, от которой джисон чихает уже четвёртый раз. он прячет покрасневший нос в вороте водолазки и одаривает чеён, в четвёртый раз желающую ему здоровья, недоверчивым взглядом. они вдвоём сидят за круглым столом под медовым светом низкого светильника и время от времени поглядывают на мелькающую в паре метров от них спину мины. 

– ты должна что-нибудь с ними сделать, – с порога заключает чеён, когда мина и джисон встречают её в узком коридоре и растерянно смотрят на протянутую холщовую сумку. – бабушка убьёт меня, если узнает, что яблоки, которые она любезно приносит мне каждую неделю, снова испортились, а я просто их выбросила.

в коридоре темно, чеён наспех разувается и разматывает слои подаренного миной на её день рождения кашемирового шарфа, пока сама мина без особого энтузиазма заглядывает внутрь сумки. 

– почему ты не можешь соврать? – джисон жмётся к стене и присматривается к россыпи разноцветных заколок в волосах чеён. полоска тёплого света с кухни путается под их ногами. 

– потому что мне тоже их жалко, – чеён щёлкает его по носу, и кольца на её пальцах издают металлический звон. – а ещё у кого-то в этой комнате получается лучшая в моей жизни выпечка.

джисон не чихает в пятый раз, а чеён не желает ему здоровья. он прокручивает нитку от чайного пакетика в ушке зелёной керамической кружки и гоняет по языку цветочный привкус. мина вытирает испачканные мукой ладони о фартук и беззвучно вздыхает, не так, как если бы хотела показать, что исполнение спонтанной просьбы её девушки ей в тягость. чеён с тихим шорохом переворачивает страницу апрельского выпуска psychologies и подпирает щёку рукой. джисону кажется, что он знает её не полгода, а полжизни. 

прошлая осень была исключительно богата на ливни, сезонную простуду и неловкие знакомства. в октябре джисон сталкивается с чеён в дверях квартиры мины и с интересом оглядывает следы персиковой помады на незнакомом лице, прежде чем пытается связать подобие слов в подобие предложений. девочка с розовыми гетрами до колен и сетчатыми колготками под короткой юбкой смущённо улыбается ему, когда выскальзывает в подъезд, оставляя «мне тоже» и «ещё увидимся» колыхаться в тишине квартиры. кажется, до этого джисон и не думал, что мину можно хоть чем-то смутить, потому что на фоне белых стен коридора она выглядит, как краснеющая на солнце гроздь рябины.

во вторую их встречу джисон узнаёт, что мина и чеён ходили в одну школу и то, что чеён учится на клинического психолога в первом медицинском. он думает, что на будущего психолога та не похожа совершенно, и в его голове всплывают образы женщин за тридцать в строгих брючных костюмах, изящно опускающих локти на подлокотники кресел. внешне чеён напоминает пубертатную язву возраста джисона, но на деле оказывается старше, что так же неудивительно, как и то, что на все темы, которые они обсуждают, у чеён находится своё мнение. она всегда смотрит спокойно, но уверенно, и джисон думает, что, может быть, все женщины-психологи за тридцать когда-то были двадцатилетними, носили розовые гетры, колготки в сетку и делали нашивки с нецензурными выражениями.

апрельская прохлада шелестит занавесками, и джисон умиротворённо опускает веки. он появляется в доме мины чаще, чем в собственном, но, кажется, мама и не замечает: джисон успевает вернуться до того, как стемнеет, и она зайдёт в квартиру после очередного выматывающего рабочего дня. он мог бы сказать, что чувствует себя одиноко внутри стен, на которых в детстве рисовал аквариумных рыбок яркими мелками, но почему-то не говорит даже себе и противно-пустым страницам блокнота. джисон, вообще, много чего не делает, например, до последнего не выносит грязную посуду из своей комнаты, не остаётся в одиночестве дольше, чем на три часа, и не извиняется перед минхо, когда видит его в школе на следующий день. 

минхо не выглядит обиженным или оскорблённым, он на джисона не смотрит вовсе, когда они пересекаются на перемене между вторым и третьим. джисон, вообще-то, на минхо тоже не смотрит, но в его мыслях проносятся все те слова, которые тот мог бы сказать, но не говорит. джисон не вылавливает его ни на следующей перемене, ни после уроков.

чеён чихает, когда переворачивает страницу журнала, и джисон желает ей здоровья. мина хлопает дверцей духовки за её спиной и выставляет время на таймере в телефоне. 

– мне страшно, – шепчет джисон и действительно пугается. – и это не из-за егэ.

мина и чеён непонимающе переглядываются и обе смеряют его скептическим взглядом. 

– ты заболел или что? – чеён закрывает журнал и откидывается на спинку стула. 

от духовки веет горячим воздухом и ещё сырым песочным тестом, спрессованным под потемневшими от корицы и сахара яблоками. джисон начинает слышать, как тихо гудит холодильник в другом конце кухни.

– мне страшно из-за того, что я не умею принимать решения. это просто кошмар какой-то.

чеён смотрит на него так, будто он только что заявил, что «мятная сказка» – недопонятый шедевр современности, и её бровь оказывается где-то под тёмной чёлкой.

– любой выбор, который я делаю, должен меня к чему-то приводить, но каждый раз мне кажется, что я тыкаю пальцем в небо. – джисон сглатывает и беспомощно смотрит на мину, опускающуюся на стул между ним и чеён. она кивает ему, мол, продолжай, но джисон молчит ещё какое-то время, потому что не может найти нужных слов. – слишком много отводится на волю случая или ту же удачу. где бы мы могли быть, если бы когда-то приняли другое решение. связались с другой компанией, выбрали другую специальность или подобрали другие слова. 

за окном проносится машина с чересчур громкой музыкой, льющейся на улицу из колонок. взгляд мины становится обеспокоенным.

– по-моему, у мальчика кризис, – уверенно заявляет чеён, и её ладонь оказывается где-то на спине мины. джисон фокусирует на ней внимание и заламывает брови.

– к примеру, вы бы не познакомились, если бы ты, – он игнорирует слова чеён и смотрит на неё в упор, – не поскользнулась на лестнице той зимой, а мина не помогла бы тебе подняться. или вы не стали бы встречаться, если бы случайно не наткнулись друг на друга в универе.

мина снова беззвучно вздыхает и ёжится, когда пальцы чеён достигают её шеи. она заправляет выпавшие передние пряди за уши и выглядит сосредоточенной, что-то обдумывая. чеён соединяет взглядом родинки на её лице. джисон вспоминает об остывшем чае, стоящем перед его носом, и морщится, как только делает глоток. слишком холодный и слишком крепкий. убийственная комбинация. 

– с одной стороны, ты прав, джисон, но, – мина всё ещё обеспокоена, – не кажется ли тебе, что пока ты увлечён этими мыслями, всё важное вокруг тебя проходит мимо?

джисон не привык сожалеть. ему кажется, что в какой-то момент ошибки, которые он совершал (и совершает до сих пор), потеряли свою сигнализирующую функцию, и он просто принимает происходящее как должное. правильное. неисправимое. джисон думает о минхо, и ему кажется, что его ладони не испачканы в невидимых чернилах, а усыпаны косыми царапинами от кошачьих когтей.

– я ещё не доросла до терапии, но ты точно слишком много на себя берёшь, солнце, – чеён отнимает руку от мины и копается в миске с конфетами, но не находит в ней ничего примечательного.

ещё джисон думает о том, что чеён с минхо похожи, но не улавливает, чем именно. может, этим их вечным спокойствием или любовью к детским аксессуарам, внутренней уверенностью или музыкальным вкусом. 

– я редко когда могу понять, что чувствую, но думаю, что сейчас мне стыдно. перед кое-кем.

внутри духовки что-то тихо щёлкает. занавески по-прежнему подрагивают у открытого окна. минхо предположил, что смысл в выборе, но джисон не может найти ни добра, ни зла в собственных поступках. себя, в целом, тоже.

– ну это радует, – усмехается чеён, и мина закатывает глаза. – я имею в виду, хорошо, что его крыша окончательно не уехала при таком взгляде на вещи.

– что ты сделал? – неуверенно спрашивает мина.

– был и являюсь придурком.

чеён прыскает, и джисон её передразнивает. он думает, что собственное мироощущение на вкус, как остывший и перезаварившийся чай с цветочным привкусом, от которого хочется только плеваться.  

пирог с карамелизированными яблоками и молотой корицей приготавливается через полчаса. мина говорит, что апрель – сомнительный сезон для яблочных пирогов, потому что отдают они осенней тоской и преддверием перемен, которых ждать не очень-то и хочется. джисон мысленно ей кивает, когда выливает чай в раковину. чеён ставит электрический чайник на повторное кипячение и треплет спутанные волосы джисона. джисон читает в её раскосых глазах слова поддержки.

<・ )))><<

небо каждый последующий пятничный вечер становится светлее. джисон стоит на остановке на одной из главных улиц города и ловит взглядом пролетающих над крышами высоких зданий птиц. облака похожи на куски сладкой ваты, прилипнувшей к большой оранжевой точке где-то над противоположной частью района. в воздухе витают приближающийся май, сигаретный дым от прошедшей рядом курящей девушки и волнение из-за растерявшихся по школьным кабинетам детских мечтаний. 

джисон понятия не имеет, что будет делать с этим всем: экзаменами, поступлением, чувством вины перед минхо. он ощущает себя одной из птиц-точек, удаляющихся от бесконечных суеты и шума, теряющихся на фоне чёрных сетей антенн и проводов, натянутых от одного конца города к другому. у него в рюкзаке черновики с пробника и недописанное сочинение по «мастеру и маргарите». он шуршит подошвой кед и слабо пинает крошечный камень куда-то под деревянную скамейку остановки. в школе джисон неплохо справляется с задачей «существовать хоть как-нибудь, желательно с привилегиями». он, в самом деле, совсем не случайно садится за одну парту с чанбином в восьмом классе, не случайно вливается в его компанию, помогает всем с домашкой по стереометрии в десятом и делает комплименты рисункам на ногтях дахён каждый месяц. джисон почти не натянуто улыбается учителям и смеётся над гомофобными шутками классной руководительницы, пока они с сынмином дежурят в кабинете после шестого урока. 

мельтешащие по проезжей части фары автомобилей похожи на гигантский улей светлячков. джисон высматривает номера маршруток, тормозящих у вытянутых рук прохожих, забегает в одну из них и надеется на свободное место где-нибудь у окна, чтобы упереться в него головой и проспать получасовую дорогу до дома. он ерзает на сиденье, пытаясь занять меньше места, когда кто-то опускается на соседнее. джисон не смотрит, потому что думает о потенциальных ошибках в пробнике по профильной математике и нерешённом тригонометрическом уравнении во второй части, а ещё о тринадцатой главе «мастера и маргариты». он не понимает, на какой чёрт ему сдались в конце учебного года эти сочинения по литературе, которую он, к слову, не сдаёт и сдавать не собирается. 

джисон действительно тыкает пальцем в небо, когда выбирает экономический класс, будущую специальность (социологию или менеджмент?) и вузы, в которые собирается подавать документы. он правда не ожидает ответной помощи от минхо, когда непонятно, чем движимый (добрым сердцем, естественно), помогает ему списать и адаптироваться в правилах заменяющего учителя. джисону нравится быть хорошим. джисону нравится вписываться. там, за рамками привычного, незнакомо и неуютно; он воображает, как проваливается в зыбучий песок и тонет, тонет, тонет. 

в наушниках успокаивающий голос елены тонры вдруг сменяется на что-то попсовое и незнакомое, и джисон вздрагивает. он пролистывает песни, которые недавно добавил в свой плейлист, и выходит из приложения, чтобы включить белый шум. мысли ссыпаются в одну неотрефлексированную кучу. джисона клонит в сон. он несмело оглядывает мальчишеские коленки под рваными джинсами на соседнем сидении, и его голос звучит почти умоляюще.

– чел, разбуди у парка, по-братски, – он прячется под капюшоном серого худи, получив в ответ утвердительное мычание, и утыкается лбом в прохладное окно.

под веками яркой картинкой всплывают мирно беседующие у кабинета соц. педагога чанбин и минхо, и джисон близок к тому, чтобы захныкать. кажется, он уже ничего не понимает и понимать не хочет. сухие глаза отдают неприятным покалыванием, джисон нажимает на веки пальцами и вдавливается в спинку сиденья. 

не понимает. 

белый шум в наушниках напоминает шорох песочных часов, и джисон думает, что всему миру катастрофически не хватает времени. он делает звук тише, песок высыпается на проезжую часть, под колёса автомобилей и в лужи, в которых отражается уже светлое небо в липких кусках сахарной ваты. джисону тоже времени не хватает: он всегда куда-то спешит; в школу, к мине, домой, на курсы, пробники, последние классные часы выпускного года. от одного конца нераспутанного провода мыслей к другому, от себя к себе выдуманному и обратно.

минхо смеётся над шуткой чанбина, которую джисон не слышит. зато джисон слышит то, как тяжелеет собственное дыхание и распаляется комок оставшихся без внимания чувств и эмоций под кожей, там, куда указывал ему минхо. джисон набит ими, как старая игрушка, спрятанная в дальнем углу антресоли в пустой и холодной квартире, ватой. 

джисон ойкает, когда кожа на его ноге оказывается болезненно зажата между чужими пальцами. он растерянно трёт джинсу ребром ладони и сталкивается с взволнованным взглядом за секущейся ежевичной чёлкой.

– чел, пиздуй отсюда, по-братски, – минхо пытается смотреть на него сурово, но его волосы лезут в глаза, и он несколько раз смущённо моргает. джисон пялится на него в ответ и чувствует, как в горле начинает першить. – что ты на меня уставился? сейчас дом свой проедешь.

кто-то дёргает старую игрушку за торчащую из лапы нитку, и выкройка трещит по швам, вата лезет сквозь соединённые куски ткани. джисон подлетает, неловко перешагивая ноги минхо, и просит водителя остановиться у следующего светофора. огромный улей светлячков за мутными окнами слепит глаза. джисон смотрит на минхо, который выглядит обиженным и преданным. маршрутка останавливается, и механическая дверь отъезжает в сторону с противным скрежетом. он неуверенно кивает минхо и спускается вниз. 

поднявшийся ветер уносит липкие облака за горизонт к растаявшему солнцу. джисон хмурится, наблюдая за удаляющимся номером маршрутки, хотя на деле ему почему-то хочется засмеяться.

<・ )))><<

всё это тоже напоминает одну большую случайность.

джисон сидит в углу за последней партой в кабинете обществознания и истории, обводит взглядом трещины на потолке и старается не признаться себе в том, насколько устал, потому что сынмин, сидящий от него по левую руку, вообще-то, устал тоже. и чанбин, дахён и минхо, все остальные ребята из параллели – люди, в целом, не в райском саду свою жизнь проводят. джисон прокручивает карандаш между пальцами и роняет его на распечатку с вариантом из сборника егэ по обществу. они с сынмином решают одни и те же задания по второму кругу и таскают безвкусный мармелад какого-то российского производителя из одной пачки на середине парты.

это кажется почти досадным – то, что минхо появляется среди одноклассников и друзей джисона чаще, чем среди собственных. джисон почти не удивляется, когда за спиной чанбина, вносящего в кабинет свёрнутый лист ватмана, замечает рукава растянутого голубого свитера, а после и всего минхо, в сто семьдесят два сантиметра ростом, целиком. у него в руках набор детской гуаши, замызганные кисточки и раздражение джисона, которое джисон хочет выхватить, озадаченно подержать в ладонях секунду-две и придавить подошвой к выцветшему линолеуму, потому что злиться на того, перед кем ведёшь себя как полный балбес – высшая степень его эксцентричности. чеён покрутила бы у виска. 

джисон отгрызает голову мармеладному мишке, сверяет свои ответы с сынминовыми и гонит минхо из мыслей (жаль, что из кабинета не получится). тот обсуждает с чанбином последний звонок и плакаты, которые должны украсить сцену актового зала в конце мая. джисон ищет по карманам рюкзака наушники. сынмин проверяет время на наручных часах. джисону хотелось бы, чтобы оно остановилось, здесь и сейчас, посреди витающей в воздухе пыли, подростковых надежд на светлое будущее, учебниками с чьими-то задокументированными судьбами, списками дат и происшествий, ошибками и принятыми решениями; справочниками о том, как людям существовать друг с другом в мире, и инструкциями к выполнению. пока на пластиковой палитре один цвет дешёвой гуаши из канцелярского смешивается с другим, запрятанные в сердце обиды облачаются в притворное безразличие. 

в сочинении джисон пишет, что мастер предаёт себя, потому что его предаёт весь остальной мир. джисон тоже своего рода мастер, своего рода бездомный – теряет и надеется обрести вновь. 

из наушников сыпется белый шум: в разум, под ворот футболки, на парту и выцветший линолеум. время шуршит наполнителем песочных часов, кто-то не забывает поменять сосуды местами. сынмин листает сборник до страниц с ответами на тесты, и они с джисоном утыкаются носами в распечатки. джисон не слышит ни смеха чанбина, ни голоса минхо. перед глазами с одной поверхности на другую прыгают цифры и плюсы, мнимое спокойствие ложится мягким плюшем куда-то на нервы, хотя на деле кажется, что разницы нет никакой – завалишь, не завалишь, в чём смысл, если в сумме всё вокруг напоминает вычисление квадратуры одного огромного круга под названием жизнь? в университете не преподают такую дисциплину, как взросление, но об этом джисон узнает на следующий год. сынмин хлопает его по плечу и пожимает ему руку – у обоих ни одной ошибки. джисон бросает: «хорошая работа», сынмин прикусывает язык, чтобы не продолжить фразу, и встаёт из-за парты, собирая вещи в рюкзак. у этих старост каждая минута расписана. сынмин окликает чанбина и зовёт куда-то, джисон предполагает, что за ворота школы, заглушить общую тревогу в теплеющем весеннем воздухе и сигаретном дыме. 

джисон нерешительно оглядывается, собирает по столу листы с тестами, тетради, сборник для подготовки к егэ и задаётся вопросом, почему нет сборника для подготовки к жизни после выпуска из школы. почему нет руководства по тому, что делать, если чувствуешь себя раздавленной под чьими-то ботинками прошлогодней листвой, пережившей зиму и не выдержавшей потепления. минхо не издаёт ни звука, пока расчерчивает ватман резкими движениями руки и не плавится под выжигающим взглядом джисона. плотная бумага прижата с боков палитрой, пеналом и учебниками по русскому языку и литературе. 

– помогаешь чанбину? – спрашивает джисон и морщится из-за того, как неуверенно звучит его голос.

– типа того, – минхо на него не смотрит.

– прикольно, – джисон упирается поясницей в парту и разглядывает профиль сосредоточенного лица минхо, крошечную царапину на челюсти и лопнувшую губу. – хорошо общаетесь? 

– вполне.

джисон отводит взгляд за окно, за 303 кабинет, за пределы вещей, от него как-то зависящих. если он – своего рода мастер, то минхо – своего рода иешуа, который, к слову, не предаёт никого.

– тебе что-то нужно? – минхо поворачивается к нему, не отнимая карандаша от бумаги и внимания от какой-то важной мысли у себя в голове. джисон хмыкает.

– нет. просто ты невыносимо раздражающий.

минхо изгибает бровь, и выражение его лица застывает в немом вопросе.

– я-то? – он бросает карандаш на лист ватмана и выпрямляется. – ты тоже, прелесть, – выдыхает и улыбается. джисон смотрит на то, как ранка на его губе трескается вновь. – и прекрати уже на меня так пялиться, я тебе сейчас по ебалу заряжу.

джисон снова не знает, почему комок под кожей разрастается и закипает, почему отскакивает от парты и приближается к минхо, почему останавливается в полуметре и хочет сомкнуть свои ладони на его шее. минхо смотрит на него в ответ с вызовом, и джисон замечает, как чужие пальцы сжимаются, выглядывая из-под рукавов свитера. 

– вперёд, – он задирает подбородок.

– что?

– хочу прийти завтра в школу с синяками и на тебя нажаловаться, чтобы нас обоих вызвали к директору.

джисон впервые не слышит ничего: ни сигналящих друг другу машин на улице, ни громких голосов, доносящихся из коридора, ни мысленного белого шума. минхо молчит и отводит взгляд.

– ты идиот, – он тянет рукава ещё ниже и говорит тихо, будто тоже вязнет в несуществующей тишине. их общей. – я образно.

джисону кажется, что он сидит на берегу; солнце тонет где-то за крошечными елями вдалеке, водомерки прыгают по поверхности одна за другой, а его ладони снова в песке, снова колющем кожу и застревающим под ногтями. 

– я тоже, – джисон чувствует, как поднимается ветер. – минхо, – извини? – у тебя кровь, – он указывает на свою нижнюю губу, показывая, где именно, будто бы тот сам не знает. 

ветер действительно поднимается. он скользит одной большой водомеркой по озерной глади и колеблет её. минхо как-то грустно усмехается. джисон закрывает глаза. мелкие волны начинают набегать на берег; песок уносится с ладоней и придавливается прохладной водой. вата лезет откуда-то из груди джисона, и он чувствует, как она раскаляется. открывает. ему думается, что в карманах минхо спрятана зажигалка, потому что внутренности джисона подпалены и буквально сгорают где-то сразу за костями. 

– я думал, ты хочешь попросить прощения. 

– прости.

минхо напоминает и ветер, и волны.

– так-то лучше, – он неопределённо ведёт плечом. – нихуя не лучше, джисон, ты ведёшь себя, как полный еблан.

джисон сдерживает смех и утыкается взглядом в носки своих кроссовок.

– мне казалось, что я веду себя никак, – он шмыгает носом.

– в этом и дело.

ветер затихает. джисон не может найти внутри себя ни одной мысли, ни одного чувства: песок и пепел растворяются в воздухе.