Мобэй-цзюнь неподвижно лежал на кровати и загнанным зверем смотрел в потолок. К груди он судорожно прижимал подголовный валик и — беззвучно плакал. Действительно плакал. Скупо так, по-мужски, но всё же. Влага понемногу наполняла глаза, переливалась через веки и медленно скатывалась по вискам, по мере движения превращаясь в маленькие крупинки града. Поэтому по обе стороны от его головы белели две небольшие снежные кучки.

      Сказать по правде, северный Король и не помнил уже, когда в последний раз лил слёзы. До сей поры он свято верил, что у взрослых представителей демонической расы столь постыдное проявление слабости напрочь отсутствовало — Ло Бинхэ не в счёт, демоном он был только отчасти.

      Кстати, слёзы на лице господина Мобэй-цзюнь видел лишь однажды. История до неприличия забавная: спонтанная перебранка с обожаемым учителем вдруг закончилась неожиданными последствиями, развидеть которые потрясённому Мобэй-цзюню так и не удалось. Но, как бы то ни было, плачущий Ло Бинхэ — чёрт с ним, а вот непривычное ощущение мокрых подтёков на своих щеках здорово выбивало из колеи. Однако же король ничего не мог поделать — оно само как-то, без его на то желания.

      Помимо слёз, озадачивало и кое-что ещё: как простому человеку удалось довести чистокровного демона до такого отчаяния? Прискорбно не понимал. Имелись, конечно, подозрения, что Шан Цинхуа в том подсобили иголки обиды, назойливо жалящие в самое нутро, но это неточно.

      Тц, супружеские ссоры, чтоб их, всю душу наизнанку выворачивали!

      Он сердито качнул головой и продолжил предаваться унынию. Задевало безмерно и то, что к жизненным нововведениям Мобэй-цзюнь подошёл не абы как, а крайне ответственно: из кожи вон лез, чтобы горному лорду угодить, а тот, похоже, не ценил и малой толики его стараний.

      Да он ведь даже не погнушался специально для сих целей изловить крестьянина из Царства Людей, жена которого по предварительным наблюдениям находилась в интересном положении, — и пока тот усиленно писался от страха в штаны, северный Король максимально вежливо попросил ответить на несколько вопросов. По сути, волновало его только одно: как, собственно, ухаживать за беременной супругой. О том, что у него супруг, Мобэй-цзюнь решил не уточнять: во-первых, без надобности, а во-вторых, бедолага и так получил психологическую травму на всю оставшуюся жизнь.

      Итогом сбивчивого рассказа похищенного человека стал негласный королевско-демонический зарок: подстраиваться под любые капризы благоверного, мужественно сносить абсолютно всё, быть поддержкой и опорой, но, увы и ах, его терпению тоже был предел. И ярким подтверждением служила острая потребность новоиспечённого муженька убить.

      Любил ли он Шан Цинхуа? Да, любил безумно.

      Хотелось ли ему сомкнуть безжалостные пальцы на его хрупкой шее, сполна насладившись предсмертными хрипами? Да, до одури.

      И это пугало. Пугало настолько, что холодно-влюблённое сердце демона против воли страдало от подобного противоречия.

      Это вообще нормально желать смерти тому, кто вынашивал твоё дитя? Вопрос, вынуждающий Мобэй-цзюня нешуточно рефлексировать.

      Хотя, возможно, всё было до банального просто: кровожадные помыслы являлись вариантом нормы и диктовались демонической натурой. И пусть никогда прежде он не встречал на своём пути демониц на сносях — и боже упаси когда-нибудь встретить! — но всё же расклад в демонических семьях знал не понаслышке: разговор при ссорах, как правило, был коротким и в основном сводился к грандиозной драке, что в конце концов всех успокаивала и мирила. Так уж у демонов было заведено, так уж сотворила их природа. Сбросив излишнюю агрессию, предельно довольные друг другом супруги разбредались по противоположным углам — зализывать раны и как следует отрегенерироваться, но вот с Шан Цинхуа… Нет, исключено!

      Глядишь, реально пришибёт во время примирительной драки, что, вне всяких сомнений, стало бы результатом нежелательным. Подобный метод явно для их пары не подходил.

      Автоматически отпадал и другой известный способ наладить гармонию в семье — плотские утехи, коих хотелось неимоверно и давно, но — вашу ж мать! — с подачи знахарки и они оказались под запретом.

      Ну что за жизнь?! Ни подраться, ни поразвратничать!

      Мобэй-цзюнь негодующе поджал губы и, неторопливо перевернувшись на бок, углубился в нерадостные мысли.

      Как мириться-то в таких неблагоприятных условиях? Ответ напрашивался сам собой — никак. Оттого-то ничего более и не оставалось, как ностальгировать по минувшим безоблачным денькам.

      Признаться, первые месяцы беременности он наслаждался отношениями с Шан Цинхуа. Тот его не боялся, не шарахался, точно от прокажённого, не говорил раздражающие дурости, а с благодарностью и смущением принимал все ухаживания. Всё так, как того и жаждал Мобэй-цзюнь. Поистине одно сплошное удовольствие. Иногда в его голове даже возникал порыв поблагодарить за это Ло Бинхэ, но, как говорится, слишком велика честь.

      Однако стоило семени на животе Шан Цинхуа преобразоваться в огромный бутон чёрно-белого цветка, как всё хорошее на том и прекратилось. В лорде пика Аньдин проснулся настоящий монстр. Сварливый и колючий, как ёж. Его склочное альтер эго могло придраться к чему угодно и орать по несколько часов кряду, ни единожды не повторившись. Доставалось всем: в основном, конечно, прислужникам, но и Мобэй-цзюню порой перепадало на пряники. И ладно же когда за дело: однажды северный Король забылся и чисто по привычке несильно — честно-честно, почти любовно — щёлкнул благоверного по лбу, за что и поплатился кровоточащими барабанными перепонками, но вот сегодня он был абсолютно невиновен. Не-ви-но-вен! Всего-то подметил, что Шан Цинхуа стал круглым. Круглым, в смысле несказанно милым — к слову, наичистейшая правда, — но горный лорд истолковал всё по-своему и, как показала практика, неправильно. Естественно, последовал скандал: он обвинил супруга во всех смертных грехах, подчеркнул, что кругло-толстым стал именно из-за него, и как апогей — запущенный прямиком в демоническое лицо подголовный валик, последовавшее за ним одеяло и позорное изгнание из королевских покоев.

      Но это ведь — Мобэй-цзюнь даже губу закусил от досады — это ведь было совершенно нечестно: как ни крути, а изначально покои принадлежали ему. Они королю нравились, и спать он любил именно там. Шан Цинхуа не имел никакого права единолично присваивать их себе!

      Мобэй-цзюнь шумно втянул носом воздух и сомкнул трепещущие веки — внутри царил полный раздрай. Всему должна быть мера. Беременный не беременный, а черту переходить нельзя, потому как…

      Это. Были. Его. Покои. Его!

      Северный Король резко распахнул глаза и нахмурился, внезапно преисполнившись решимости.

      В конце-то концов, он демон или не демон! Нюни тут распустил, вы только посмотрите! Это его территория, и он будет её отстаивать! Так делали его предки, так сделает и он!

      Рывком подскочив с неудобной кровати гостевой комнаты, Мобэй-цзюнь сгрёб в охапку валик и одеяло и размашистыми шагами устремился к своим покоям. Настроен он был довольно воинственно, но стоило ему оказаться перед дверью и услышать приглушённые всхлипы, как тут же боевой запал и растерял. И дурак бы догадался, что Шан Цинхуа плакал.

      Ах будь оно неладно, ко многому Мобэй-цзюнь относился с равнодушием, но слёзы возлюбленного били точно в цель. Ну надо же, умудрился довести беременного мужа до рыданий — настоящий мерзавец, достойный смерти в мучениях. Он ненадолго предался самобичеванию, однако несколько минут спустя всё же собрался с духом и, осторожно приоткрыв дверь, заглянул внутрь.

      Шан Цинхуа полулежал в постели, подложив под ноющую поясницу мягкую подушку, и наподобие окуклившейся гусеницы был замотан в тёплый плед. Его подавленность ощущалась чуть ли не на физическом уровне.

      — Цинхуа, — с долей робости позвал Мобэй-цзюнь, — я вхожу, ладно?

      Он инстинктивно приготовился уворачиваться от летящих в него предметов, но лорд пика Аньдин на удивление присмирел — даже подозрительно, — лишь кинул на него короткий испуганный взгляд, а после вновь понурил голову и притих.

      Если в двух словах, то Шан Цинхуа боялся. До ужаса боялся расплаты за содеянное. Что ни говори, а до такой степени непочтительное отношение к демонам выходило за рамки дозволенного и обычно каралось смертью. Доселе горный лорд только орал — ну подумаешь, преступление; Мобэй-цзюнь, вообще-то, его неоднократно в прошлом бил, — поэтому особой вины за собой не ощущал, но вот сегодня наконец-то снизошло озарение: накосячил знатно. Потому-то он сейчас и оплакивал свою нелёгкую судьбинушку в три ручья.

      Несколько часов кряду лорд пика Аньдин неистово мандражировал и ожидал сего момента — и вот момент настал, король явился по его душу. Кара неминуема…

      И ведь, зараза, не сбежать! С таким-то животом наперевес!

      Мобэй-цзюнь же в данную минуту был далёк от мужеубийственных помыслов. Сообразив, что повторно изгонять его никто не собирался, решил ковать железо пока горячо: торопливо подошёл к кровати и быстро разложил постельные принадлежности по законным местам, дескать, нравится тебе или нет, а спать я буду здесь и точка. Для пущего эффекта он устремил на супруга вопросительный взгляд и изогнул бровь, как бы безмолвно уточняя, есть ли возражения, но возражений не было. Никаких. Шан Цинхуа продолжал строить из себя поникшую ромашку и всем своим видом наводил глобальную тоску.

      Мобэй-цзюнь не выдержал и тяжко вздохнул. Ну что за напасть такая, а?

      — Цинхуа… — тихо произнёс он и с опаской, ибо огрести в который раз не хотелось от слова «совсем», направился к возлюбленному, через мгновение осторожно присел рядом с ним.

      — Мой Король, п-простите, что накричал на вас и в-выгнал! Я был неправ! Я раскаиваюсь! — сразу же заголосил Шан Цинхуа, как только демон оказался в непосредственной близости. Он вперил в него взор покрасневших глаз и мысленно добавил: — «Не убивайте меня, пожалуйста!»

      Мобэй-цзюнь от услышанного в тот же миг оторопел. Так, значит, Шан Цинхуа признавал свои ошибки? Признавал свою вину? Раскаивался?

      Осознание подобного его не просто умилило, а прямо-таки смыло волной нежности, чёрт побери!

      — Не плачь, я правда не считаю тебя толстым, — хрипловато проговорил он. — «Цинхуа, достать тебе звезду с небес?»

      Лорд пика Аньдин громко всхлипнул, запоздало, но с облегчением понимая, что господин на убийство не настроен, а затем, поглядев на мужа ещё несколько секунд, мотнул головой.

      — Я сам не свой не поэтому, — печально ответил он, опуская длинные ресницы.

      Причина его непрекращаемой раздражительности действительно имелась, но была она настолько абсурдной, что говорить о ней — бесполезность полнейшая.

      — Тогда из-за чего? — не унимался северный Король, начиная оперативно вспоминать, где же ещё мог наворотить дел, помимо неудачного комплимента.

      — Не принимайте на свой счёт. Всё равно вы не поймёте, — отрезал Шан Цинхуа и отвернулся. Разговаривать на эту тему ему не хотелось. И без того был доведён до ручки. До такого дикого отчаяния, что волком вой. А король пусть и ненамеренно, но жал на болевые точки.

      — Пойму — не пойму, знать наверняка ты не можешь, а если не скажешь, то так и не узнаешь, — глубокомысленно выдал Мобэй-цзюнь. Хотя, положа руку на сердце, он и так понимал его крайне редко.

      Шан Цинхуа пару мгновений ещё упрямился, но потом пристальный взгляд супруга его доканал и он пробурчал:

      — Вот уже несколько недель я хочу… бигмак…

      — Что? — Северный Король озадаченно приподнял брови.

      — Я же говорил, что вы не поймёте! Бигмак, Мобэй-цзюнь! Я хочу бигмак! Всё серьёзно! — Распоясавшиеся гормоны вновь заставили сорваться.

      Шан Цинхуа прокричался и тут же словно бы окаменел. Уж сколько раз он мысленно приказывал себе заткнуться и не нарываться, но его треклятый организм сначала делал, потом думал.

      — Простите! Простите, мой Король, я снова накричал… — попытался он исправить положение.

      О боги, когда же этот мрак уже закончится? С ума сходил от острой бигмаковой недостаточности.

      И сам недоумевал: с какого перепугу ему хотелось именно бигмак. Чёртов, чёртов фастфуд! Это злило и раздражало. Откуда он вообще про него вспомнил, если с момента последнего посещения МакДональдса прошёл не один десяток лет! А тут, мать-перемать, грёбаный канцерогенный сэндвич снился почти каждую ночь, соблазнял своими пропечёнными булочками, чуть ли не ощущался на языке. А-а-а, спасите-помогите, избавьте от страданий!

      Мобэй-цзюнь очередные вопли благоверного даже не заметил, не впервой, сосредоточил все мыслительные процессы на другом: что за артефакт такой — «бигмак»? И главное, как его достать?

      — Что это такое? — спросил король, нахмурившись.

      Воображение вмиг нарисовало ему грядущие перспективы: вот он, наисильнейший демон — ну ладно, почти наисильнейший, — мужественно преодолевает расстояние в сотни тысяч ли и с мечом наизготове сражается с омерзительной тварью, что много лет подряд охраняет мифический бигмак. Битва поражает своей жестокостью, без преувеличения не на жизнь, а на смерть, но всё равно он одерживает неоспоримую победу. Потому что в своём воображении Мобэй-цзюнь побеждал всегда. На то оно и воображение.

      О да, о да, то, что лекарь прописал! Добротная битва — именно этого ему и не хватало!

      Погодите-ка, а может, бигмак — это и есть омерзительная тварь, голову которой Шан Цинхуа жаждал подле своих ног! Всё же лорд пика Аньдин не первый год жил в Царстве Демонов, возможно, и в нём взыграла жестокость.

      По королевско-демоническому телу прошла дрожь предвкушения — ещё лучше! — но потом Мобэй-цзюнь пригляделся к своему беременному одуванчику и:

      «Да не, бред какой-то».

      В общем, не желая более теряться в догадках, он уставился на супруга в ожидании ответа — всё сделаю, всё достану, всех покрошу на мелкие кусочки, только скажи, куда идти! — однако Шан Цинхуа координаты задавать не стал, вместо них он едва слышно запел:

      — Две мясных котлеты гриль, специальный соус, сыр, огурцы, салат и лук, всё на булочке с кунжутом, только так — и это бигмак.

      О небеса, каким образом он умудрился вспомнить дурацкую песню из рекламы?! Ну здравствуй, сумасшествие! Видать, мозги расплавились окончательно и ремонту не подлежали.

      Повисла гнетущая тишина, во время которой Мобэй-цзюнь упорно цеплялся за возможность сразиться с омерзительной тварью.

      «Хоть бы ослышался…»

      — Мясные котлеты на булочке с сыром и овощами? — наконец осмелился уточнить он.

      — Угу, — грусть-печально кивнул Шан Цинхуа.

      Северный Король почувствовал мигом подкативший к горлу комок — то есть битвы не будет? Не будет, да? Ну что за жизнь, твою мать?!

      — И всего-то, — разочарованно выдохнул он и не без сожалений спрятал воображаемый меч в ножны. — Я немедля сделаю распоряжение, чтобы тебе всё это приготовили.

      Шан Цинхуа вздрогнул и, резко подняв глаза, припечатал супруга шальным взглядом.

      — Правда? — Странно, конечно же, но до сей поры ему и в голову не приходило… Хотя нет, приходило, но тогда горному лорду казалось, что подделка не может быть лучше оригинала, сейчас же, в виду того что он находился на грани безумия, подобная идея, наоборот, вдохновила.

      — Конечно, — удручённо ответил Мобэй-цзюнь, после чего встал и направился к двери. — Это несложно.

      Действительно несложно, потому как поход на кухню безжалостным уж никак не назовёшь, а тварь, что обитала там, пусть и была омерзительной, но кашеварила отменно. Эх…

      — Мой Король, я про свиную котлету! Не про человеческую! — крикнул вдогонку Шан Цинхуа. Знал он про повадки некоторых демонов. Хоть в супруге был уверен, но прислужники доверия не вызывали.

      — Я понял, — немного раздражённо ответил Мобэй-цзюнь.

      Ну в самом-то деле, что за глупости? Он давно уже издал указ, запрещающий употреблять человечину в пределах северных границ.

      — Я проконтролирую! — радостно воскликнул лорд пика Аньдин и, с горем пополам выпутавшись из пледа, бросился вслед за мужем.

***

      Дрожащими от нетерпения руками Шан Цинхуа расправил квадратик бумаги и незамедлительно поместил самодельный гамбургер аккурат в его середину, после чего с маниакальной бережностью принялся деликатес заворачивать. Полюбовавшись немного на результат своей работы, он с грациозностью настоящего каллиграфиста взял кисть, обмакнул её в чернильнице и, закусив губу, со всем присущим ему усердием нарисовал поверх свёртка большую букву «М».

      И пусть подделка, пусть! Не имело никакого значения! Она была прекрасна, как мелодичные переливы райских пташек!

      Затем проделал в точности такие же действия со вторым экземпляром и с почтительным поклоном придвинул бигмак по-средневековьи супругу.

      — Мой Король, разделите со мной трапезу.

      Мобэй-цзюнь со скепсисом глянул на диковинное блюдо и понял, что пробовать его желанием не горел, но и отказать возлюбленному уже не мог.

      — Хорошо, — кивнул он и неосознанно ткнул в бигмак пальцем. Горячий и мягкий — прямо как Шан Цинхуа.

      Горный лорд тем временем торопливо уселся за стол, ещё пару секунд с вожделением смотрел на гамбургер, а после оголодало быстро развернул упаковку и поднёс этакую «амброзию» ко рту.

      — Па-ра-па-па-пам, айм ловин ит, — пропел он, перед тем как вонзиться зубами в столь желанную добычу.

      Мобэй-цзюнь в недоумении посмотрел на мужа — видать, какие-то особые ритуальные песнопения, — а после нехотя развернул свою порцию. Петь не стал. Молча убрал всё, что не любил. Оставил то, что ел обычно, — то бишь мясную котлету.

      — Мой Король, нет-нет, так не пойдёт, вы не прочувствуете всю палитру вкуса, если оставите только котлету, — пресёк кощунство Шан Цинхуа, пытаясь говорить и есть одновременно.

      — Овощи всё равно не буду, — буркнул король и поместил котлету промеж пышных булок.

      Чуть меньше людской расы Мобэй-цзюнь ненавидел склизкие, противные огурцы, и если человек, к которому он воспылал чувствами, всё-таки родился, то вот насчёт огурцов он был более категоричен: не созрел ещё тот огурец, который оказался бы у него во рту.

      Однако Шан Цинхуа к тому моменту уже достиг нирваны и демонического беспредела не заметил. Лавиной обрушившаяся эйфория унесла его в далёкие дали и возвращать не собиралась.

      Нет, на вкус, естественно, отличалось, даже очень — глутамата натрия до боли не хватало, — но он хотел этот долбаный бигмак так рьяно и давно, что ненароком удовлетворился и закосом под него.

      Какое же блаженство, кому бы рассказать! Поистине оазис для умирающего от жажды! М-м-м, кажется, он только что кончил.

      — Мой Король, я так вам благодарен. Вы — мой герой, — елейно проворковал Шан Цинхуа, дожёвывая последний кусочек.

      Блять, как же хорошо-то было!

      Он обессиленно откинулся на спинку стула и мазнул опьяневшим от счастья взглядом по демону.

      «О боги, мой муж — настоящий красавец. Мой муж! Мой!» — мысленно возликовал лорд пика Аньдин.

      — Не благодари, я ничего не сделал, — негодующе ответил Мобэй Цзюнь, отодвигая недоеденный бигмак в сторону: по правде, он его не впечатлил. — «Какой я тебе герой, ни одну чёртову мерзопакость не прирезал!»

      Шан Цинхуа был несколько иного мнения: конечно же герой! Красивый, умный, до невозможности сексапильный герой его романа!

      По венам разливался хмель гастрономического оргазма, всё вокруг окрасилось в радужные цвета, а где-то внутри пробудилась неуёмная любовь ко всему живому и неживому — сам не заметил, как очутился на коленях супруга, по-хозяйски обвил его шею руками и припал к холодным губам своими.

      Мобэй-цзюнь на миг оцепенел от изумления, а после, скинув оторопь, с готовностью на поцелуй ответил. Так непривычно, так приятно было видеть Шан Цинхуа настолько умиротворённым, ласковым, инициативным. Страстным, чёрт возьми! Может, перепадёт хотя бы руками…

      Ох, мгновение замри и длись вечно!

      Впрочем, мгновение не только не замерло, но и преподнесло сюрприз: Шан Цинхуа неожиданно дёрнулся, разорвал поцелуй и непонимающе уставился на свой живот.

      — М-мой Король… — Он весь напрягся, будто что-то выжидая.

      — Что случилось? — но ответом послужило резкое движение горного лорда: он стремительно схватил мужа за руку и приложил ледяную пятерню к духовному пласту. Секунда — и по демонической ладони пришлось несколько отчётливых ударов.

      Глаза обоих ошеломлённо округлились.

      — Это… Это ребёнок? — шёпотом спросил Мобэй-цзюнь. Вопрос звучал глуповато, но и король выглядел донельзя растерянным.

      — По всей видимости, — обескураженно ответил Шан Цинхуа. Если честно, крипота какая-то: одно дело знать, что там ребёнок, другое — чувствовать, как он шевелится.

      — Почему… Почему он бьёт меня? Ему что-то не нравится? Он меня ненавидит? — Озадаченность северного Короля росла в геометрической прогрессии: обычно ненависть к родителям у демонов развивалась позже. По крайней мере, не в утробе точно.

      — Не думаю, что он это из ненависти, — подбодрил супруга Шан Цинхуа и тут же получил удар под дых, от которого непроизвольно скривился. — «Но явно и не от любви…»

      Какой сильный малыш, однако!

      — Нормально ли это? Надо бы уточнить у лекаря, — растревожился Мобэй-цзюнь, так и не убрав руку с живота возлюбленного.

      Шан Цинхуа кивнул, полностью поддерживая идею супруга, но ответить словесно не успел: ребёнок со всей силы долбанул в район мочевого пузыря, и горному лорду пришлось срочно ретироваться в уборную. Так и бросил Мобэй-цзюня с твердокаменным стояком в штанах.

      Вот тебе и новая жизнь! Вот тебе и радость материнства! Избили ни за что ни про что!

      А через несколько недель, когда в северную обитель вновь вернулись мир и спокойствие, к ним с визитом нагрянул Ло Бинхэ.