«Каждый год в период выпускных экзаменов около ххх выпускников совершают попытку суицида. Министерство образования вынесло на обсуждение введение индивидуальных камер наблюдения на экзаменах для фиксации...»

      Шэнь Цинцю саркастично поаплодировал и бросил в тупую рожу на экране горсть соленого попкорна.

      Тупицы! Министерство образования состоит из никчемных людей, чьи мозги еще в младенчестве были сожраны муравьедами!

      И именно эти тупицы диктовали будущее умному Цинцю.

      Окей, жизнь несправедлива, тут ничего не изменишь. Нужно карабкаться вверх из любой ямы, невзирая на грязь под ногтями и пот, заливающий глаза…

      Он перевел тоскливый взгляд на стопку учебников.

      Ну, как стопку… С десяток книжонок, толку от которых в сумме — всего ничего, как воды в дырявом наперстке. 

      Чертова история. Марианская впадина не так глубока, как чувства Шэнь Цинцю к этому предмету. Он мог многое: не забыть после школы, что такое логарифм; написать на коленке за пять минут стихотворение и получить высший балл; отличить ядовитые красные ягоды от съедобных красных ягод… Словом, он мог выбраться из любой ямы жизни, если только это не история. 

      Волдеморт существует, но проклял он не ЗОТИ, о, нет. 

      В университете это был единственный предмет, высокий балл по которому Шэнь Цинцю выцарапывал кровью, болью и множеством хитрых уловок, среди которых были и простые шпаргалки, и хитроумные комбинации истинного тактика! А все ради безупречной успеваемости и красного диплома, который, кажется, придется получать с синим от недосыпа и хронического стресса лицом. 

      Шан Цинхуа твердил, что, чем ближе выпускные экзамены, тем невыносимее становится характер Цинцю «а ведь куда хуже-то! Ты и в хорошем настроении ведешь себя так, словно вот-вот отберешь конфету у младенца!»

      Но к черту Цинхуа, этот идиот — настоящая королева драмы. 

      По плану Цинцю все было идеально: его специальность не нуждалась в истории, он мог просто не сдавать ее в тех-самых-экзаменах.

      Однако пиздец оказался летуч. Вакансия, которая светила как вход в Рай, не предполагала знаний истории — до недавнего времени. Еще несколько месяцев назад. 

      Но, как Цинцю с детского сада и подозревал, у власти находятся безмозглые тупицы, и их стараниями он теперь должен сдавать историю.

      Разве мало ему этой беды?

      Конечно да: декан исторической кафедры, узнав о смене планов подающего надежды выпускника, пришел в чрезмерное возбуждение и пошел навстречу. 

      Лучше бы он пошел пожрать дерьма. Этот злопамятный старикашка был просто недоволен, что такой блестящий студент так холодно относится к любимому предмету! И решил отыграться, прикинувшись благообразным даосом, радеющим о чужой ци: «Прекрасный, просто прекрасный выбор! Я рад, что вы перестали отрицать свой талант на историческом поприще, жаль лишь, что происходит это на пороге вашего выпуска... Ну, лучше поздно, чем никогда! В виду моей большой к вам симпатии и вере, что столь многообещающий молодой человек не пропадет и не наделает глупостей, я хочу предложить вам для доклада следующую, поистине увлекательную тему…»

      Мог ли Шэнь Цинцю отказаться от столь щедрого предложения?

      Ага, десять раз. А потом уйти в горный монастырь, потому что один старикашка завалит его на экзамене и поставит оценку, какой в учебной жизни этого Шэня никогда не бывало!

      И вот теперь он месяц имеет жесткий церебральный секс. 

      Злопамятный старик всунул ему тему про прославленного генерала Лю-Мать-Его- Цингэ! Исключительного, благородного, бесстрашного и просто офигеть какого прекрасного человека, про которого найденной информации — тот самый дырявый наперсток с водой!

      О, Шэнь Цинцю перерыл носом все библиотеки (электронные и нормальные), интернет и был близком сунуться в даркнэт, чтобы узнать расценки на киллеров!

      Информации. С наперсток. 

      А Шан Цинхуа теперь боялся с ним встречаться в безлюдных местах. Юэ Цинъюаню было не лучше: вроде бы Цинцю в последний раз бросил в него стакан с латте?.. Или это было мороженное из Макдака?.. А, не важно, все равно пусть идет нахер со своим «все будет хорошо, Сяо Цзю!»

      У Сяо Цзю ничего не будет хорошо, если он не возьмет все в свои руки. Только наличие полного контроля позволяет протоптать в этом ужасном мире сносную дорогу в светлое будущее!

      — Лю Цингэ, я буду твоим первым поражением!

      Угрозы мертвому человеку не особо помогали, но, по крайней мере, делали жизнь чуточку сноснее. Самую малость.

      ...а близость к отчаянию толкает на такие поступки, что, если Юэ или Цинхуа, если хоть кто-нибудь узнает, то Цинцю даже не станет заказывать убийцу. Сам прирежет палочками для суши. 

      «Окей, гугл, ритуал призыва мертвого с подробной инструкцией и схемами». 

      Шэнь Цинцю хмуро потер переносицу и поправил очки. После этой ночи он обязательно почистит историю поиска, а утром сделает вид, что ничего не было. Именно так.

      Поисковик расщедрился целой россыпью всякого вида шарлатанов, обещающих мертвого не только призвать, но и воскресить, а еще попутно снять венец безбрачия, отшептать бородавки, словом, любой каприз за ваши деньги!

      Но последнее нужно было самому Цинцю, как и отсутствие свидетелей его падения. И вообще, хочешь сделать что-то хорошо — сделай это сам! 

      Найдя рисунок более-менее сносной пентаграммы (это что, еврейская звезда?), он убрал с пола ковер и взялся за мел. 

      Шэнь Цинцю был человеком поистине уникальным: мог начертить идеальный круг без циркуля! И как судьба может загонять такой талант в такие условия?..

      В инструкции говорилось о подношениях, чтобы умаслить призываемую особу, ведь никому не нравится, когда от загробной жизни отрывают без разрешения!

      Рекомендовались фрукты и плоды, особенно гранаты. Шэнь Цинцю на такой запрос подавился от возмущения: кто бы его, живого человека, так по-королевски покормил!

      Ну, Ци-гэ мог... Вот только Сяо Цзю ему в жизни не признается!

      Ладно, Цинцю с надеждой перешел к священным жидкостям: наверняка подойдет чистая вода! Например, кипяченая — в ней ни микробов, ни… Ничего в ней нет. 

      Рекомендации бескомпромиссно настаивали на вине — хорошем вине!

      С каких пор спиритизм — увлечение для богатых?

      Он ощутил себя беспомощным, даже шарлатанская ерунда смеялась над ним! Сегодня вас кусает мелкая собачонка, а завтра втаптывает в грязь любой встречный-поперечный!

      — Лю Цингэ, иди к черту!

      Вина в квартире не было, но был чай. Покойному генералу стоило проявить почтение, Шэнь Цинцю от сердца отрывал зеленый чай с тонким яблочно-лимонным ароматом и… сахарными розовыми сердечками!

      Хватит с него чашки этого божественного напитка, а сердечки… Кто посмеет сказать, что они хуже граната?!

      Отряхнув руки от мела и, высокомерно хмыкнув на вид пола (получилось лучше, чем на рисунке!), Шэнь Цинцю направился на кухню заваривать жертвенную кружку. 

      Дело оставалось за малым: сесть в позу для медитации в один круг, подношение — в другой. Сказать бредовые слова и всем естеством погрузиться в свое желание увидеть одного Лю, вытрясти из него биографию с парочкой жаренных фактов (благородный человек, ха!), написать доклад, сорвать аплодисменты и свалить из Альма-Матер, попутно выбрасывая из головы все выстраданные знания по истории... 

      Он уснул. Ему снилась непонятная тень человека, прыгающего по горам как какой-то супергеройский зайчик, и мир был весь в сиреневых сумерках. Шэнь Цинцю наблюдал за всем со стороны, а в руках сжимал веер, которым иногда обмахивался. В этом сне он не думал, просто смотрел на тень, кровавый закат и был поглощен чувством, что все идиоты. 

      «Над каждым учеником будет камера, чтобы не пропустить ваш суицид, Шицзунь», — вкрадчиво шепнули сзади. 

      Цинцю нахмурился и было обернулся, — никто не смеет подкрадываться к нему со спины, ты, маленький… — но перед глазами в сгущающихся фиолетовых облаках возникло огромное, бледное лицо Ци-гэ с широко распахнутыми глазами и ртом:

      — Цинцю, не ходи туда!!!

      ...он проснулся, резко, передернувшись всем телом как от мышечной судороги. 

      На него сурово пялился мужик.

      Боже, кто ж так откровенно смотрит, а ведь выглядит старше трехлетнего ребенка!

      ...стоп, на него в его квартире пялится мужик?!

      Во взгляд Шэнь Цинцю вернулась осознанность.

      Итак, он все еще сидел в круге и, скорее всего, действительно уснул на некоторое время — раньше за окном не было так темно. А напротив него стоял, сжимая в одной руке меч, а в другой знакомую чашку, незнакомый мужчина. 

      Может быть Цинцю еще не проснулся… Но выглядел он очень исторично, с этим лицом, одеждой… И наглым взглядом. 

      Окей, не наглым, но пялился он весьма дерзко!

      ...или Шэнь Цинцю просто подзаебался, и Шан Цинхуа прав и пора пить успокоительное.

      Глубоко вздохнув, он выпрямился и, прищурившись, уставился на предположительно…

      — Лю Цингэ? — холодно поинтересовался. 

      — Ты младше меня, слаб и смеешь проявлять такое неуважение? — холодно отрубил мужчина, нахмурив брови. 

      — ....

      Для этого ли Цинцю столько старался и работал, чтобы первый попавшийся мужлан упрекал его в невежестве?

      — Благородный, замечательный и умный человек? Да я вычеркну эти досадные недоразумения из твоей биографии, — прошипел он. 

      Стоит ли экзамен этой нервотрепки?

      Лю Цингэ нахмурился, и по чашке в его руках прошла трещина.

      ...чашка из глины с простым бамбуком, выполненным обычной тушью. О, нет! Нужно было выспаться, прежде чем заниматься этим убогим спиритизмом! 

      — А ну остановись, ты, безмозглый варвар! — не своим голосом заорал Шэнь Цинцю, совершенно несдержанно взмахнув рукой. 

      Он по глупости своей заварил жертвенный чай в своей любимой кружке! В единственной любимой кружке! Эта прекрасная кружка пережила бессонные ночи, переезд, она буквально пропиталась изысканным ароматом самых лучших чаев! Она не может встретить свой конец в чужой лапище!

      — То, что ты абсолютно неуважителен к чужим вещам и чужому чаю я тоже запишу! Ты не Лю Цингэ, ты Оскорбитель Чая!

      Варвар с красивым лицом (возможно про «прекрасного» история не соврала, но вот в остальном!..) замер и уставился на своего призывателя сильнее прежнего. Затем перевел взгляд на кружку, и лицо его сделалось сложным. 

      Шэнь Цинцю раздраженно выдохнул. Он уже месяц как не высыпается, где ему брать силы на препирательство с баранами и осознание того факта, что он теперь успешный призыватель?

      Что ж, не сдаст историю — откроет свой гадательный шатер. Рекламой займется Цинхуа, у него талант творить ерунду. 

      — Тц, — нахмурился варвар с этим лицом, — ты. Как тебя зовут?

      ...то, что с идиотами можно нормально разговаривать после того, как назовешь свое имя, стало необычным опытом. Или это работает только на призраках?

      Так или иначе, через пятнадцать минут, из которых десять было потрачено на напряженные гляделки, они сидели напротив друг друга, и, — Цинцю было аж плохо на это смотреть — этот генерал Лю пил чай.

      Этот прекрасный чай из прекрасной кружки, которую чуть не расколотил!

      — Собственно, мне не нужно от тебя многого, — закончить этот фарс и уснуть хотелось дьявольски. Он даже не был уверен, как воспримет происходящее утром на свежую голову. — История жизни, жена, чего хотел, к чему стремился, где облажался. Дай ответы, и больше я тебя призывать не буду. 

      Лю Цингэ нахмурился — возмутительно красиво для кого-то с такими широкими плечами. Видимо, сотни лет назад лютый воин не был обязан иметь вид свирепый и грубый, полностью соответствующий своим манерам. 

      — Ты выхватил меня из, — этот варвар запнулся и нахмурился еще сильнее, — мира, и смеешь желать вышвырнуть как какую-то тряпку?!

      Шэнь Цинцю потерял дар речи. Простите, что?

      — А у тебя, что, хобби такое, являться на неправильные ритуалы и злиться, что тебя отпустят? — едко прошипел он.

      Может вино нужно было для того, чтобы призываемый был послушным как глина под рукой? А от чая он звереет?

      Шэнь Цинцю окинул его критическим взглядом. 

      Да нет, этот просто бешенный по натуре. Может поэтому о нем почти нет информации — летописцы побоялись написать, что он дикое животное? 

      — Я вообще удивлен, что у такого, как ты, это вышло!

      Шэнь Цинцю заскрипел зубами. Напыщенный индюк!

      — Ха, мог бы тогда не заявляться на чай! Или, что, силенок маловато, а кишка тонка?

      Прославленный (вроде бы) полководец вспыхнул гневным румянцем. Будущая оценка по экзамену скатывалась все глубже и глубже в пропасть.

      Судьба — сука! Лучше бы старый маразматик дал тему про Су Сиянь, о которой информации — целая строчка. Но с женщинами Цинцю всегда было проще и приятнее ладить, они в основной своей массе были нормальными. 

      — Это было мое желание! Долг мужчины — нести ответственность за свои ошибки, хотя откуда тебе знать?

      Шэнь Цинцю проглотил свою тираду. 

      — Хм, так и знал, что за этими «прославленный, сильнейший» скрывается грязная тайна. Ты облажался, а в чем именно — в истории быстро подтерли. Идеально. Изнасиловал жену императора?

      Теперь у Лю дернулся глаз.

      — Ты… как ты можешь говорить такое!

      — Это самый ужасный вариант, который я придумал. За измывание над рабами тебе бы ничего не было, в тот дикий век-то, значит что-то скандальное. Что, я угадал?

      — ...нет, — сквозь зубы прорычал воин сжимая кулаки. — Я никогда не прикасался к женщине непочтительно!

      — Что ж, вынужден признать — с таким-то лицом, — проворчал Цинцю. 

      — Что с моим лицом? — нахмурился Лю Цингэ.

      Шэнь Цинцю только отмахнулся:

      — Это не имеет значения. Так что, говоришь, ты натворил?..

      — Что у меня с лицом?! — прорычал мужчина. 

      Цинцю тяжело вздохнул. Может стоит поработать косвенно? «Характер генерал Лю имел вспыльчивый и упрямый: вероятно, даже воины боялись его, не говоря о мирном населении и особенно ученом люде…»

      Но такой подход напоминал безбожную писанину Цинхуа. Как глубоко этот Шэнь готов пасть, чтобы сдать ненавистный предмет?

      — Оно неоправданно красиво и совершенно не сочетается с твоим поведением варвара и головореза, — честно ответил он.

      И вместо ожидаемого рычания ответом ему стала гробовая тишина. Лю Цингэ побледнел, затем покраснел, и вид приобрел совершенно растерянный и внезапно юный. Ни дать ни взять мальчишка, которого впервые в жизни позвала на свидание обожаемая им особа…

      Нет, чем дальше, тем сильнее он похож на Цинхуа: что за сопливые сравнения?!..

      — Ты… — этот генерал еще и запинался! — Считаешь меня… красивым?

      Шэнь Цинцю тяжело вздохнул. Кое-кто высокомерно опустил более важную часть, про варвара и головореза. 

      — А еще я считаю небо голубым, а траву зеленой. Удивительно, не так ли? Итак. Красивым людям, как правило, общество благоволит сильнее, особенно если это не женщина и если прилагается высокое положение. В истории говорится, что семья Лю стояла высоко и имела глубокие корни. Так что мог сделать ее представитель, чтобы его почти стерли из истории? Мне снова угадывать?

      Лицо Лю Цингэ приняло вид сложный, но благородный. Все дело во внешности в целом или родинке возле глаза? Без такого ошеломляющего впечатления он выглядел бы просто глупо со своими привычками делать стремные мины. 

      — Я не защитил… Одного человека. Важного. Он умер, от него ничего не осталось.

      Это древнее благородство… Воистину, роскошь для богатых!

      — Что за человек?

      — Он был… ученым. Сложным человеком с отвратительным характером. 

      Шэнь Цинцю с трудом удержал саркастичный смешок: так и знал, что с умными людьми Лю Цингэ не ладил!

      — Как его звали? Должно быть, он был важной шишкой, если его должен был защищать генерал. 

      И должен быть в истории… Ведь какой смысл стирать имя жертвы вместе с провалившимся Лю Цингэ, верно?..

      Генерал упрямо молчал, только уставился еще сильнее, грозясь прожечь в живом человеке дыру. 

      Ладно, окольные так окольные пути. 

      — У него была семья? Тебе объявили кровную месть?

      Теперь Лю Цингэ выглядел растерянно.

      — Нет… Нин Инъин пыталась помочь, но нефритовая заколка с крабовым украшением… Она разрушилась.

      И снова впился взглядом в Шэнь Цинцю, как будто ожидая. чего-то.

      — Минутку, нефритовая заколка с крабовым украшением?.. — Цинцю нахмурился. Обычно он забывал все, что учил по истории. но это несуразное «крабовое украшение» царапнуло разум. Это сравнение вызывало ассоциации с каракатицей на гордой голове какой-то там госпожи, жившей сотни лет назад — вроде бы даже в период этого Лю?..

      — Я бы не отказался уточнить эту информацию, но, по-моему, все было не так. По крайней мере в учебниках истории эта… Инин… Вроде Инъин?.. Не была такой жалкой. Вроде бы. 

      Он потянулся к лежащему на полу ноутбуку, где все еще была открыта вкладка с магическим рисунком. 

      — Учти, я ненавижу историю и ты, за то что я в ней копаюсь, мне должен. Какая неудача, м, умереть, судя по всему, крайне глупо, и заиметь долги в загробном мире?

* * *

      Лю Цингэ смотрел на человека со смертным лицом своего шисюна и не мог отвести взгляд. Кто бы мог подумать, что, спустя столько лет, он увидит перевоплощение того, кто всю жизнь заставлял его гореть от гнева, скрипеть зубами, рычать от ярости — и все равно выслеживать одежды цвета цин и веер, прикрывающий лицо и мысли на нем?

      Человек, который ушел из жизни ужасным образом, так и не дав ни одного ответа. 

      Человек, который единственный мог заварить чай так, что устоять не мог даже Цингэ, предпочитающий вино или родниковую воду. 

      Не удивительно, что он пришел на этот призыв, ощутив тонкий, неуловимо знакомый аромат. 

      Этот Шэнь Цинцю, очевидно, сохранил свой отвратительный характер, но не память и знания. А значит, ему не определить, что перед ним — вознесшийся Небожитель. 

      Лю Цингэ получит все ответы спустя сотни лет. 

      А пока стоит позаботиться, чтобы этот зверь, Ло Бинхэ, даже краем уха не услышал весть, что его бывший замученный учитель успешно проскочил в круге реинкарнации.