«Надо было писать не женский гаремник, — с горечью осознал Шан Цинхуа, глотая безнадежно остывший капучино. — Надо было про мужиков. Шесть сотен соблазнительных мужчин и ни одного, ни одного идиота!»

      Но сокрушаться над пролитым молоком было поздно: когда он начал писать новеллу про имбового альфача, при виде которого каждая, всегда «самая прекрасная и грудастая» девушка падала на колени, то думал об оплате счетов и еде.

      О хлебе насущном думал Шан Цинхуа, а не о своем психологическом комфорте.

      Ах, уже поздно что-то менять… Конечно, можно было примкнуть к набирающей силу армии некого Ля Минхуа, который бодро писал слеш по новелле, но конкуренция… Слишком мощный оппонент!

      Не с разболтанными нервами Шан Цинхуа, вынужденного пить уже невкусный кофе и смотреть… на это.

      На Лю Цингэ, рисующего веер на пенке капучино для Шэнь Цинцю, который стоял тут же, опираясь локтем о стойку.

      И слегка, едва заметно, но улыбаясь!

      Это зрелище поразило Цинхуа ознобом. Со следующего доната срочно купить соль, мел и святую воду! Или что там помогает от темных сил? Увы, матчастью он не заморачивался ни в новелле, ни в жизни…

      — Стиль твоего рисунка значительно улучшился, — прокомментировал Шэнь Цинцю, слегка наклоняясь к бариста.

      У Цинхуа его бурда чуть не пошла носом: это… да это!..

      Услышать такое от Шэня-Прирожденного-Критика — это эквивалентно предложению замужества и «я хочу тебя здесь и сейчас, прямо на этой стойке».

      Лю Цингэ не отказался ни от первого, ни от второго. У Шан Цинхуа скоро откроется третий глаз, потому что он буквально видит «я согласен» и последующее распятие Цинцю в публичном месте, не снимая с себя фирменного фартука чертовой кофейни. 

      Если воздух и можно увидеть, то это когда он сгущается от напряжения между этими двумя. 

      Шан Цинхуа задолбался. Как легко все было два месяца назад! Лю Цингэ старательно ненавидел Шэнь Цинцю, Шэнь Цинцю надменно игнорировал существования Лю Цингэ, лишь иногда заявляя, что «дышать одним воздухом с психом не намерен». 

      Кто ж виноват, что иногда — каждый десятый четверг при ретроградном Меркурии в дождь — Шэнь Цинцю слабенько кусает комар доброты.

      Кто ж виноват, что в этот редчайший момент Лю Цингэ остался рядом. 

      Подробностей Шан Цинхуа так и не допросился: Цинцю только фыркал и отмахивался тем, что «понижать свой IQ пересказом этой бессмыслицы» не станет.

      Но катастрофы это не отменяло: с той роковой поры злобный критик стал чуть ли не главной обязанностью красивого, сильного и я-списал-с-него-персонажа-а-потом-быстро-его-убил-чтобы-у-героя-не было-конкуренции Лю Цингэ.

      Донести сумку?

      Починить микроволновку?

      Найти глубокой ночью ветеринара для Бинпапа? (Еще одно странное существо, непонятно каким образом влюбленное в Шэня. Слава богу, всего лишь собака).

      Примчаться забрать из института быстрее любого такси?

      Лю Цингэ делал все, переплюнув в своей... заботливости?..  пресловутого Юэ Цинъюаня, что раньше Цинхуа считал просто невозможным!

      Разве что Цинъюань был человеком благонадежным и не раздевал Цинцю взглядом прожженной цундере. Вроде бы. Цинхуа сильно не приглядывался, он же женский гаремник пишет… пока…

      Так вот об этом, о творческом. 

      Жизнь бедного писателя стала невыносимой. 

      Если раньше на ведро помоев… критики можно было защищаться смело: размахивать руками, повышать голос, вскакивать, то теперь…

      Лю Цингэ не одобрял. И ему не обязательно было говорить словами через рот, чтобы донести до Цинхуа… всякое разное. Цундере — не то, с чем позволило бы связаться его бедное здоровье.

      ...нет, Лю не стал бы расчленять его в грязной подворотне, Цинхуа изо всех сил в это верил. В конце концов, с него был списан не злодей, даже не черный лотос, а благородный повелитель аж целого военного пика!

      Воинственный.

      Непробиваемый. 

      Решающий проблемы славной дракой. 

      У Цинхуа от этих размышлений начинали ныть все зубы, поэтому он не углублялся в психологию персонажей, списанных с реальных людей. 

      Достаточно было предыстории Шэнь Цзю и Ци-гэ, после которой Шан Цинхуа торчал в черном списке Шэнь Цинцю неделю…

      ...но особой критики, кроме «они все идиоты», этот отрывок так и не получил. Шан Цинхуа сам не стал вставлять его в текст, сделав вывод из комментариев читателей, что личная драма злодея не так интересна, как то, что прячет под вуалью Лю Минъянь.

      Может поэтому злопамятный Цинцю потом продержал Цинхуа в ЧС еще неделю?..

      Цинхуа замотал головой, возвращаясь от старой проблемы к новой, той, что, не отрываясь, со сложным лицом смотрела на вдохновленно вещающего Шэня. 

      Вот! Во-о-от! Вдохновленные разборы по косточкам глав теперь не были такими вдохновленными! Шэнь Цинцю с привычной, снобской, но внезапно скучающей рожей мог промотать несколько страниц черновика, лениво щелкнуть на пару ошибок, пожать плечами «умом не блистают, но это как всегда» и…

      И отвлечься на сообщение Лю Цингэ (Шан Цинхуа поломало, когда он случайно увидел, что Цингэ отправил Цинцю смайлик. Маленький, самый суровый, с точкой на конце… Но это был смайлик! От Цингэ!!)

      Но если его роман чему-то и научил читателей или самого автора, так это тропу «все решается па-па-па». 

      Если Шэнь Цинцю трахнет Лю Цингэ (он это сделает даже будучи снизу), то все может… стать как обычно?

      Например, он устанет от такого долгого близкого контакта, как это было с заботой Цинъюаня, и перестанет таскать Лю Цингэ с собой, как дамочка — свою собачку в сумке.

      Всем семейным парам суждено со временем уставать друг от друга, а для Шэнь Цинцю подобные отношения уже приравнивается к общим бюджету и территории — всему тому, что этот эгоист не переваривал. Те разы, когда Цинхуа побывал в его квартире, можно было пересчитать по пальцам, но атмосферу «только я могу дышать своим воздухом» он запомнил.

      И тогда… Все наладится?

      Например, Лю Цингэ начнет делать нормальный капучино одному писателю, когда в его поле зрения Шэнь Цинцю? 

      Цинхуа стрельнул взглядом в сторону сладкой парочки, и его передернуло: О, нет! Цинцю уже трогал чужой подбородок, держа стакан, но даже не думая из него пить. Это вообще нормально? Вот это вот, совершенно красного, но с все еще убийственным лицом Цингэ он называет «просто знакомым»?!

      От возмущения Цинхуа сжал свой стаканчик, и остатки паршивого капучино вылились ему на футболку. Черт! Он пишет порно, много порно, но это не значит, что готов наблюдать брачные танцы в жизни!

      От вида руки Лю Цингэ (и когда он вышел из-за стойки?), дернувшейся в сторону пояса Цинцю, захотелось плеваться. Слишком! Откровенно! «Просто знакомые!»

      Это был сотый раз за два месяца, как у него пропадала всякая возможность писать продолжение романа, потому что эти… двое… совершенно не помогали настроиться на гаремник! Женский гаремник. 

      Он уже даже убил Лю Цингэ-персонажа. 

      Он уже убил Шэнь Цинцю-персонажа.

      Не помогло от слова совсем. 

      В итоге последние главы вышли скомканными и короткими (даже он это признавал), от падения просмотров и донатов спасли только фуд-плэй и голая чертовка Ша Хуалин, которой давненько не мелькало на страницах. 

      Но такими темпами он останется на улице без интернета и будущего!

      Что делать, исходя из тропа про секс?

      Шан Цинхуа ненавидел и благословлял разговор между двумя внешне благообразными старичками, свидетелем которого он невольно стал.

      Про экстракт какой-то травы с берегов Амазонки, от которой… Много, долго и «совсем как в мои шешнацать!»

      Это было ужасно, этот диалог убил невинность Цинхуа и веру, что после пятидесяти секса нет, но свободных мест в том автобусе больше не было…

      Но вот настал тот черный день, когда он сидит с холодной бурдой и вспоминает название сомнительной травы...

      Все романы и фанфики знают, чем заканчиваются истории, где двое заперты в лифте или комнате. 

      А если к этому добавить чудодейственный экстракт? Прошибет ли он бревно Цинцю и камень Цингэ?

      Пусть эти двое перенесут свои игры (нет, он не видит, как ненавидящий касаться всего живого Цинцю прижался локтем к чужому, наверняка твердому прессу) подальше, потратят на них дня три, и к Цинхуа вернется его злобный и энергичный критик! И новые главы снова начнут пользоваться двойным успехом!

      Стиснув зубы (вовсе не от того, что Шэнь Цинцю постучал пальцем по… по… чужой ключице?..) Шан Цинхуа затарабанил в по клавиатуре, отправляя запрос.

      Если он исполнит этот план, то что его ждет: признание читателей или тюрьма?

      Если читатели, то можно будет снять квартиру чуточку лучше и купить то одеяло с подогревом не в рассрочку. 

      Если тюрьма, в которую затраханный, искусанный и довольный Шэнь Цинцю его упечет, то тоже неплохо: крыша над головой — не улица, а за хорошее поведение, говорят, сидельцам дают доступ в интернет. Порадует читателей аркой, где Ло Бинхэ спасает новую самую прекрасную красотку из тюрьмы, а ее волнительно вздымающиеся гру…

      ...дь Лю Цингэ, который уже… лез ладонью в задний карман Цинцю… ?

      Шан Цинхца застонал и рухнул лицом на клавиатуру. 

      В следующий раз он точно начнет мужской гаремник!