Лю Цингэ смотрел, как набирается вода в ванну, чувствовал запах, который иначе, чем «розовая нежнятина с блестками» назвать не получалось, и пытался понять, как дошло до жизни такой?

      Все началось с Шэнь Цинцю. Или с того, что они вроде как зарыли топор войны и выкурили трубку мира в виде бутылки вина на дне рождения Цингэ, когда каким-то образом именинник и его бывший недруг оказались в одиночестве на балконе.

      Как выяснилось, Шэнь Цинцю умел пить, не вызывая при этом отвращения.

      А потом, на том же балконе, Лю Цингэ вручили подарок с недовольным заявлением, что не хотят дарить что-либо в компании сентиментальных охов и вздохов. Попутно заметив, что Лю Цингэ повзрослел еще на один год, но по его лицу это не заметно, что не страшно — жил же он так до этого.

      Лю Цингэ ничего не понял: ни поздравления, ни подарка, но скрытую насмешку учуял как бывалый сапер — мину.  

      «Подарки сближают», — назидательно произнес в голове голос миролюбивым тоном Юэ Цинъюаня. 

      «Сближают», — с тихим ужасом думал он сам, категорически не готовый сближаться с Шэнь Цинцю. 

      Одно дело постараться жить с новой мыслью о том, что Шэнь Цинцю — не такой уж и подонок. Другое — получить от него подарок на день рождения и жить с осознанием, что, если среди этой рыльно-мыльной ерунды нет яда, то… Шэнь Цинцю просто сделал ему подарок. 

      О том, зачем ему соль для ванны и, прости господи, бомбы, он спросил под конец вечеринки, устроенную по желанию Лю Минъянь силами Лю Минъянь ради Лю Минъянь — если ваша обожаемая младшая сестра любит танцевать, то будьте добры предоставить свой праздник в полное ее распоряжение. 

      К тому моменту Шэнь Цинцю показался… мягче… И губы у него были такие… Яркие? В общем, не может же змея змеиться двадцать четыре на семь, после целой бутылки вина?

      В общем, Лю Цингэ показалось. 

      Шэнь Цинцю смерил его тяжелым взглядом, совершенно нецензурно поджал губы и уставился в точку пространства над плечом Лю Цингэ. 

      В тот момент отчаянно хотелось провести по чужой переносице, разглаживая морщинки, но руки Цингэ держал при себе — не с их уровнем неясного… перемирия творить такие жесты. 

      — Ты спортсмен, — кисло уронил Шэнь Цинцю, явно уже жалея обо всем: отложенной ненависти, о том, что Лю Цингэ родился, о подарке. 

      — Так, — оставалось только кивнуть.

      Вот только соль для ванны и фигурные изделия никак не хотели ассоциироваться со спортом. 

      — Значит тебе полезно расслабляться, — и тяжело стрельнул взглядом, душа в зародыше всякое «а при чем тут это?»

      — Там есть инструкция. Если умеешь читать — разберешься. 

      Но углубившись морщинка тонко намекала, что Шэнь Цинцю уже сомневается в умственных способностях бывшего врага, а теперь недо… недо кого-то там. 

      Это раздражало. Лю Цингэ никак не мог взять в толк, откуда у Шэнь Цинцю столько непробиваемого высокомерия.

      ...а еще он сказал, что выбрал подарок с мыслями о напряженном графике тренировок Лю Цингэ и, накладывая это внимание на яд слов, Цингэ ощущал лишь собственное бессилие. Что за ужасный человек...

      Наверное неженка Шэнь Цинцю часто так делает: возвращается домой, лениво раздевается (может даже оставляет одежду на полу?), набирает себе до краев полную ванну, по-снобски игнорируя душ… Опускается в воду, длинно вздохнув, а его волосы — черные волнистые змеи по водной поверхности.

      И, разумеется, на бортиках его ванны куча флаконов и бутылок неясного Лю Цингэ содержания, совсем как у Минъянь или даже больше.  Расслабившись, Шэнь Цинцю рассеянно водит пальцами по этикеткам, выбирая, чего его душа желает, и в такие минуты на его лице точно не хмурая вертикальная морщина над переносицей.

      Как выглядит нежность Шэнь Цинцю? В чем проявляется? Прячется на изгибе губ, сдобренная иронией даже наедине с самим собой? Скользит в касании пальцев по шее, когда те убирают в сторону прилипшие пряди?

      Засмотревшись в одну точку. Лю Цингэ отмер только когда вода полилась через край ванны. Черт!

      Кинувшись убирать беспорядок, он на время отвлекся от мыслей, действительно ли Шэнь Цинцю такой тощий или мифическое «изящно-тонкое» телосложение все-таки не отговорка для дохляков. 

      Тяжелые размышления вернулись, стоило мокрой тряпке отправиться под раковину, а глазами — увидеть коробку с бомбочками для ванны.

      Кому в здравом уме захотелось придумать эту бессмысленную ерунду для ванны?! Кто в здравом уме мог подарить Лю Цингэ это?

      Ах, да. Шэнь Цинцю.

      Доставая круглое голубое сооружение с цветком (коробка утверждала, что это настоящая хризантема), Лю Цингэ ощущал легкое страдание. 

      Инструкцию он прочитал. Для верности еще и погуглил. Все сводилось к тому, что нужно опуститься в воду — и все. Как можно расслабиться с бурлящей штуковиной,

окрашивающей воду в цвета, Лю Цингэ не понял, но выполнил все четко по инструкции.

      В воздухе запахло чем-то… Чем-то похожим на кожу Шэнь Цинцю. Нет, Лю Цингэ не принюхивался к этой ядовитой змее, но, у него просто обоняние хорошее.

      Или Шэнь Цинцю действительно часами отмокает с такими бомбочками, раз от него за милю разит свежестью и цветами, особенно по пятницам и в те редкие выходные, когда они сталкивались за пределами университета. 

      В такие дни его кожа выглядела… здоровее? Мягче?

      Лю Цингэ хмуро застыл с упаковкой соли для ванны в руках. 

      Кожа Шэнь Цинцю… достаточно…

      Соль (Лю Цингэ высыпал сразу всю пачку) оказалась бирюзовой и окрасила воду в этот цвет. Может это был обман зрения, но вода… мерцала?..

      Шэнь Цинцю действительно любит бесполезные вещи. По воздуху разлился аромат чая, выживающий своей свежестью привкус цветка, теперь одиноко плавающего в бирюзовых водах.

      Какой в этом смысл? Скрытое послание?

      При чем тут цветная вода и расслабление? 

      ...чаем пахло от Шэнь Цинцю в остальные дни. И теперь этот запах пропитывал собой каждый предмет ванны Лю Цингэ, словно Шэнь Цинцю сидел тут же, в воде напротив, и насмешливо кривил свои губы, разнеженный с порозовевшими от температуры щеками. 

      С мокрыми волосами, прилипшими к острым плечам.

      Упираясь своей небольшой (на размер точно меньше) стопой в грудь Лю Цингэ и…

      Лю Цингэ ошарашенно открыл глаза, оглядев самого себя — сонного и в гордом одиночестве в остывающей воде.

      Если под сближением подразумевалось вот это, то у Лю Цингэ много вопросов. Очень много.

      Но сначала — холодный душ.