Прямоугольник полотна покрывал ковер красного. Алая кровь, багровые разводы. Множество рубиновых жемчужин. Несчетное количество ужасающих своим видом мясистых сфер. Море плоти цвета киновари. По отдельности все это составило бы какую-то дешевую мазню изображающую жестокость, которую выдавали за шедевр, вместе же, застывшее в вечности мгновение любого невольного зрителя втягивало в мир автора этой безумной источающей крики молчаливой картины и погружало в ужас. Одним из этих бедолаг и стал Кисараги Шинтаро, проходивший мимо работ неизвестного ему художника, чтобы попасть в соседнюю галерею.

Нашлась еще всего-навсего одна-единственная картина этого художника и множество противоречивой информации, которую на заинтересовавшегося парня буквально вылили работники, что получали подобный вопрос уже в который раз. Самый старший авторитетно заявлял, что автор был молодым юношей. Кто-то из новеньких видел, что насчет размещения этой работы договаривалась женщина. Мнения разделились и на количестве доступных посетителям произведений, и на настоящем имени художника и, как ни странно, на дате конца выставки его работ. Решив удовлетвориться этим, Шинтаро оставил начавшуюся собираться из-за шуму толпу и поспешил дальше, так и не узнав о местонахождении второй работы.

Для Шинтаро все началось с казалось бы, простого, пусть ужасного, повседневного события. Произошло оно больше десяти лет назад. Пропала одноклассница, от которой потом нашли только один мизинец. Опознали ее только по маленькому медному колечку, которое он подарил ей в шутку. Дело закрыли довольно быстро, несмотря на протесты родителей, и забыли. А вот семья девушки еще несколько лет не теряла надежды когда-нибудь найти дочь. От бесконечно долгого наблюдения за превращением их твердой надежды в бессильное мрачное беспросветное влачение существования в Шинтаро что-то переклинило. Он бросил престижную учебу, променяв ее на работу частного детектива без лицензии. Без какой-либо причины на то.

Что-то крупное ему не поручали, а вот слежка за неверными супругами сыпалась на него как манна небесная. Имея в распоряжении целую уйму уличных мальчишек, что справлялись с помощью в этом за гроши, он мог посвятить себя главному — делу о пропаже одноклассницы и продолжающимся убийствам даже после стольких лет, которые по какой-то загадочной причине кроме него никто друг с другом не связывал. В галерее Шинтаро оказался именно из-за этого. Вновь пропала девушка.

В соседнем зале рядом с тем, где располагалась ужасная завораживающая картина, Шинтаро встретил потерпевшего. Извинившись за опоздание, менее угрюмый, чем в прошлый раз, детектив произвел впечатление еще хуже прежнего. Клиент был младше Шинтаро на пару лет; пряча заплаканные глаза за натянутой едва ли не до носа шляпой-котелком, сцепив руки в замок, удерживая их на локтях, сгорбившись от этого как старик, в своем повидавшем лучшие времена костюме он походил сейчас на оборванца, коим, впрочем, и являлся — Шинтаро навел справки. Кано — так его звали, был никем иным, как карманником. Пропавшая девушка — возлюбленной. Она работала швеей в известном ателье, а он чистил карманы беспечных богатеев-клиентов. Каким образом между ними промелькнула искра Кано не рассказал, однако упомянул, что перед пропажей девушки в ателье поступил странный заказ. Каким образом тот выделялся, он не знал — швея не захотела рассказывать, то, что она сшила, пропало, а в ателье никто об этом заказе не знал. Так как свидетелем существования этого заказа был подозрительно похожий на бандита, полиция не приняла во внимание его слова. Все сложилось как нельзя лучше для похитителя. Точнее так было, пока Кано не нашел человека, что не только безоговорочно поверил ему, но и назначил малую плату за услуги.

— Очень похоже, что это сделал человек, которого я ищу.

Кратко описав события прошлого, Шинтаро последней упомянул Аяно. Как она так же говорила, что ее попросили кое-что сделать, но никому о том, что же это, не говорить. Проболтаться ему ей это обещание, однако не помешало.

— Вы любили ее?

Вопрос Кано остался без ответа. Шинтаро мог ответить однозначным отказом, но затем столкнулся бы с непониманием причины охоты за неизвестным убийцей. Так что он промолчал, потому что не знал этой причины.

— Думаю, мне пора. Очень надеюсь, что вы сможете найти ее… живой. Спасибо, Кисараги-сенсей.

Встав вслед за клиентом, детектив принял его руку, сжав ладонь крепче нужного, вселив этим слабую, но поддержку. Дрогнув всем телом, Кано кивнул, похоже, сдерживая чувства, что вот-вот могли вырваться наружу. Оставшись в зале один, Шинтаро уходить не спешил. Вернувшись к ужасной картине, где все еще было полно народа, но уже меньше, он окликнул ничем не занятую работницу и поинтересовался-таки о второй работе загадочного художника. Как оказалось, она еще была закрыта для глаз обычных посетителей — выбирали подходящее место для ее размещения.

Прошло две недели. Или полиция не славилась дедуктивными способностями или же Шинтаро слишком преуспел в своем деле, но нашел девушку именно он. Буквально за два дня, переговорив со всеми ее знакомыми, старичком-арендатором и созвонившись с Кано, что отнюдь не послужило этому успеху. Просто, возвращаясь из общежития, где швея проживала, Шинтаро решил срезать по малоиспользуемой улице и, совершенно случайно, зацепился за что-то ногой и едва не упал. Предметом, за который он запнулся, и была девушка — просто брошенная на улице. Конечно же, мертвая, как Шинтаро и ожидал. Одетая в черное балахонистое платье она больше походила на выброшенный старый манекен; довершало этот образ отсутствие рук. Потом их так и не нашли. Пожалуй, из всех убийств, которыми Шинтаро интересовался, причина этого была наиочевиднейшей, однако неясной до тех пор, пока не пойман преступник.

— Прости, — только и произнес он над могилой девушки. Пасмурное небо заменило его плохое настроение, так что пустое выражение сочли сочувствующим и печальным. Толпа скорбящих оказалась больше, чем Шинтаро предполагал, а Кано он больше так и не встретил. Возможно, карманник сбежал в другой город, чтобы не платить ему, ведь в этом-то его уже ничего не держало. Вздохнув, детектив слабо улыбнулся. За аренду мизерного офиса на малоизвестной улице со следующей недели с него собирались драть еще больше прежнего. Вовремя, ничего не скажешь.

Следующим пунктом назначения Шинтаро избрал выставку. Увиденная картина загадочного художника подействовало на него неблагоприятно, так что ему несколько раз снились кошмары с ее «сюжетом», но это отнюдь не послужило отторгающим элементом. Страшная картина привнесла пусть и отрицательную, но крупицу жизни, развеявшую скуку обыденности. Другими словами, он опять хотел пощекотать нервы. В этот раз ему удалось увидеть вторую картину. Вновь будто окно в другой мир, она изображала одну единственную конечность — руку, покрытую чем-то черным тянущуюся из густой на вид массы; липкие кровавые усики устремлялись вверх, цепляясь за темную перчатку, скрывающую цвет кожи. Шинтаро передернуло, но смотреть он не прекратил.

— Любите искусство? — подметил какой-то проходивший мимо старичок, но остался неуслышанным и исчез так же незаметно, как и появился.

Опомнился детектив только минут через пять после его ухода и в растерянности оглянулся по сторонам — рядом не нашлось ни души. Пожав плечами, он решил, что сегодня с него хватит, к тому же ему еще нужно было заглянуть в полицейский участок из-за найденного им тела. Там его как обычно пожурили за «дело всей жизни», вновь выставив сумасшедшим, видящим связь там, где ее нет. Впрочем, ее на самом деле не было, а о ее существовании — редко когда подтвержденных незаконченных делах-просьбах знал только он один. Он один замечал их важность. Только вот каким образом связывались совершенно разные манеры убийства, а также время, место и жертвы, Шинтаро объяснить не мог, поэтому никто и не верил. И так детектив жил довольно долгое время, играя в клоуна, что преследует свою собственную тень, в безнадежной трагедии.

После этого примерно месяца два Шинтаро слонялся без дела. Зима ли охладила пыл ревнивцев и ревнивиц, или же постарались злые языки особо роли не играло. Все привело к тому, что детектив не имел никакой даже самой наипростейшей работы и заработка соответственно. К счастью квартиру он снимал у добродушной старушки, так что та пока жалела его и не выгоняла, что нельзя было сказать об офисе, которого он лишился в первую очередь. Клиента ждать пришлось еще пару недель. Постучавшись в дверь Шинтаро, нисколько не сомневаясь, что он дома, гость похожий внешне на трость — высокий и худой, низко повесив голову, пряча взгляд, принес детективу не просто слежку, а слежку за необычным человеком — человеком, особых примет которого сам не знал. Если бы не проблема с деньгами, то детектив тут же отказался бы от сомнительного дела. Но платили вперед и, более того, сумма была внушительной в авансе, который Шинтаро оставляли в любом случае. Уже одно это настораживало, впрочем, от бедноты пришлось притвориться слепым к опасностям.

Искомый человек был мужчиной среднего возраста, темноволосый, темноглазый, имел широкую белозубую улыбку. С таким описанием Шинтаро мог сдать и сам себя, так что даже не надеялся найти нужного человека, и просто тратил время на прогулки, все же изредка поглядывая по сторонам, когда в бок колола совесть. Совесть эта имела свойство приходить с отдышкой, так что детектив через, дней десять постоянного пребывания на улице слег с простудой, к счастью, по словам врача, не успевшей перерасти во что-то большее. На исходе двадцать пятого дня Шинтаро сумел встать с кровати и поприветствовать клиента, затем с сожалением сообщив, что работа оказалась не выполнена. Его удивление, когда гость, вместо того, чтобы сетовать на судьбу выплатил остальную сумму, описать оказалось трудновыполнимо. Получив на руки наличные, детектив, не имея ни малейшего понятия, когда состоится новое убийство, да и будет ли оно, утопил себя в выпивке.

То ли это была судьба, то ли психику свою Шинтаро не ценил, но очнулся он от пьяного наваждения прямо под выходом для работников у выставочного зала. По пятнам на одежде, пробившись сквозь головную боль, он сумел понять, что, скорее всего, его выкинули туда из-за того, что он нарушал спокойствие посетителей. И это при том, что он абсолютно точно знал, что умопомрачительные картин там больше нет — их выкупили.

— Простите…

Нерешительное тихое обращение едва не ускользнуло от его внимания. Подняв голову от размытой помоями земли, он встретился взглядом с кареглазой незнакомкой. Цвет ее глаз завораживал настолько, что он совершенно забыл, где находится.

— Извините, что отвлекаю вас. Вы же детектив?..

Шинтаро кивнул и схватился за голову — плохая была идея.

— У вас найдется свободное время?

Ненужная вежливость въелась в сознание противной ржавчиной, и он нагрубил в ответ. Девушка, как ему показалось, она была молоденькой девушкой, на это только улыбнулась и помогла ему подняться. «Странная», — подумал при этом Шинтаро и потонул в сладком запахе ее духов. Далеко идти не пришлось, но пара улиц показалась детективу в его состоянии тем еще марафоном, пусть они и шли едва ли прогулочным шагом. Девушка ввела его в какой-то большой дом, двери которого украшала великолепная лепнина, которой он залюбовался и пропустил мимо ушей все реплики, с которыми к нему обратились. Следующий проход тоже поражал воображение, и тащить его пришлось уже волоком, пока он, глазея на восхитительно-тонкие резные перила, что-то бормотал, комментируя вслух свои, как ему думалось, важные мысленные замечания. Чтобы задуматься над нормальностью своих действий ему нужно было или протрезветь, или получить неприкрытое благопристойными словами чужое мнение. Сопровождающая его девушка возражать то ли не хотела, то ли и не мешали ей его словоизлияния, так что он не затыкался, реагируя на все, что попадалось ему по длинному пути через коридоры и комнаты, обставленные одна богаче другой.

Где-то нестройно играло пианино. Ошибались на одном и том же месте и, по-видимому, желая исправить, повторяли испорченный отрезок вновь и вновь, что медленно, но верно убаюкивало вроде бы начавшееся проясняться сознание. Только вот сбивался и сбивался тот, кто мучил клавиши, да фальшивил и фальшивил, не давая грезам захватить сном пустую голову. Внезапная боль, растекшаяся по телу слабым импульсом пробуждения, вынудила Шинтаро открыть глаза и взглянуть на источник — руку. Ладонь лежала на палитре, выпачканная красками всех цветов радуги; красным в этой палитре был кровавым буквально — сочился из нывшей раны — кровоточила маленькая ранка на пальце. Подняв глаза выше на кисть, Шинтаро с удивлением заметил, что запястье плотно перетягивает туго затянутый ремень; попробовал пошевелиться — рука двинулась, но подняться не сумела.

— Ха…

Издав то ли тихий выдох, то ли смешок, детектив заулыбался, оглядывая все остальное пространство: часть деревянного стула, к которому он прочно прицеплен ремнями, так что нельзя голову повернуть и взглянуть в сторону пианино за спиной, пустые бело-серые стены без обоев, перед ними мольберт, рядом с которым детектив и сидел и человек перед холстом; с кисти в руках художника вниз по древку стекала красная «краска». Человек повернулся к Шинтаро, видимо заслышав его стон и их глаза встретились.

«Страх» не удовлетворял определению состояния, наполнившего Шинтаро до краев, как и «восхищение», «захватило дух» подходило лучше, однако там отсутствовала малая деталь — жажда при этом к уничтожению созерцаемого. Шинтаро дернулся сильнее прежнего, теперь по-настоящему. Результат остался тем же, но нарисовал на чужом лице тонкий радостный полукруг. Шинтаро его не увидел, наконец-то заметив незаконченную картину на холсте. То было его теперешнее лицо: синева над осунувшимися щеками, пустые черные глаза-дыры, сальные темные, неровно постриженные волосы, худощавые плечи, обтянутые уже не белоснежно-белой рубашкой, мятый галстук. Все принадлежало ему, как в зеркале, только вот рта у него нарисованного не было — место под носом пустовало, пугая до одури оригинал невозможностью что-либо говорить. 

Воцарившуюся было от шока тишину неожиданно нарушила вновь сбившаяся мелодия, возвращая детектива в мир звуков и возможности мыслить, дав отвести от картины уставшие глаза. Человек с кистью молчал, сверля пронзительно-пустым взглядом Шинтаро, похоже, чего-то ожидая. Пьяным тот себя не чувствовал, как и не способным открыть рта, вот только начинать говорить он не собирался.

Художник, с минуту пронаблюдав, отвернулся к холсту. Опустив кисть на покрашенную поверхность, он парой широких взмахов провел два длинных мазка крест-накрест, признавая тем самым проделанную работу бесполезной. Шинтаро невольно передернуло от своего лица получившего красную отметку негодности. Ожидала ли его такая же судьба, как и нарисованную копию?

— Он очнулся?

Полный нежности девичий голос отвлек детектива. Игра прекратилась. Позади что-то скрипнуло. Повернуть голову не представлялось возможным, и он уставился на единственное «зеркало» незнакомки — лицо художника, ничуть не изменившегося в выражении. А ведь не слышать-то тот не мог. Слова остались без ответа и упрямица, что Шинтаро понял после повторения ее неудачи вновь и вновь, зашагала в его сторону. Легкие шаги по мраморной плитке эхом отдались сначала от стен, а затем в ушах. Шла она долго, или же взбудораженность неправильно оценила время, однако интерес к тому, что делал человек за холстом, пропал, когда детектив увидел перед собой тьму, созданную ее ладонями. Холодные пальцы нежно прикоснулись к его векам, слегка надавив, будто обнимая его голову. Он едва сумел разобрать последовавший за этим шепот: «угадай кто?». И откуда же Шинтаро должен был знать? Осознавая, что от этого вероятно зависит его жизнь, он таки задумался.

— Та, что привела меня сюда?.. — ответил он вопросом на вопрос.

— Верно. И кто же я?

Возросшая сложность поставила в тупик. Послышался шелест ткани и Шинтаро ощутил, как шею защекотало что-то мягкое, скорее всего прядка волос склонившейся над ним девушки, а затем комнату окутала тишина. Различал в ней он только дыхание незнакомки, требующей знание своего имени. Но крыть было нечем. Разве что… Зудевшая малюсеньким червячком неудобность, скорее любопытством, нежели неприязнью, наконец, пробилась в сознании через толстые мысли о боязни умереть. Эта мысль прошептала: «почему ее правая и левая рука чувствуются по-разному?». Ощущения ответили бессловесно мгновенно: «на правой руке чего-то недостает». «Чего же?» — вопросил себя Шинтаро, уже зная. «Мизинца. Правого мизинца». Мыслеобразы молниеносно, пользуясь тьмой глаз, вырисовали детективу ненавистное воспоминание: обрубок; начавший гнить кусок мяса на белоснежной ткани; то, что вело его все годы, казалось бы, бездумных скитаний.

Отмахнув наваждение, Шинтаро ощутил, как желудок дал о себе знать. Отсутствие зрения усложняло ему жизнь, но обманываться он не собирался. Жалкие истлевшие воспоминания сейчас его уже не волновали так, как прежде. В живую подругу детства он прекратил верить почти сразу, да и узнать подноготную его причины заниматься такой профессией особо труда не стоило.

— Я не знаю, — тихо, но твердо произнес Шинтаро.

И пусть каким-то немыслимым чудом рядом с ним на самом деле была ОНА, его это заботило не меньше, чем погода на улице. Забыть он ее не смог, только с огнем выгнать из сердца дружеские чувства. Так стоило ли их возрождать из пепла, если с них выгоды не имелось? Руки пропали с лица. Моргнув, Шинтаро увидел перед собой все еще сидящего за мольбертом художника и появившуюся рядом с ним девушку. Пряча руки за спиной, приведшая его в это странное место печально улыбнулась.

— А ты помнишь девочку, что жила напротив твоего дома? Та еще дурочка была.

— Помню.

Рассмеявшись, девушка подпрыгнула на месте и, всплеснув руками, вновь завела за спину, не давая рассмотреть пальцы.

— Раз с этим покончено, то мне стоит заняться делом.

И она пропала из его поля зрения. Шинтаро вновь уставился на человека с кистью, отдаленно слыша изменившийся шаг, очень походивший на то, что девушка уходила как радостный ребенок — вприпрыжку. Правая половина холста потонула в море красного, лицо на нем еще виднелось, что только еще больше ужасало. Когда хлопнула дверь, художник вновь посмотрел на детектива.

— Итак, кажется, ты что-то хотел от меня.

Если бы была возможность, Шинтаро обвел бы комнату взглядом, желая убедиться, что обратились именно к нему, пускай и смотрели явно на него. В нерешительности пошевелив губами, он забормотал.

— Простите…, но где я?

— А стоило бы сначала поинтересоваться зачем.

Детектив вздрогнул, когда на ладонь легли чужие пальцы, коснувшись раны.

— Тогда зачем я здесь?

— А вот это ты должен понять сам и рассказать.

С такими ответами получить что-то вразумительное равнялось неожиданному освобождению, так что Шинтаро сдался. По-видимому, художника тишина не стесняла, и он преспокойно обработал рану, отлучившись буквально на несколько секунд детективу за спину за медикаментами. Погладив наложенную повязку дольше, чем следовало для проверки, он отпустил руку и встал вновь.

— Полагаю, ответа я от тебя так и не дождусь, так что убирайся-ка ты.

Шинтаро подавился воздухом и закашлялся. Сковывающие движения ремни исчезли с его тела, и всего через пару минут он уже мог контролировать свои движения целиком и полностью. Свобода дала волю наглости.

— Вы понимаете, что даже отпустив меня, легким наказанием не отделаетесь! Это похищение!

— Хочешь остаться?

— С чего вы взяли?!

— С тех пор как та дура тебя привела, ты не сводил с меня глаз.

— Я на картину себя смотрел.

— Она вышла отвратительной. Если хочешь, я могу нарисовать заново.

— Не нужно!

Обмен фразами происходил на повышенных тонах. Со стороны Шинтаро. Художник преспокойно делал странные предположения, основываясь на том, что детектив не мог понять. Стоило бы воспользоваться предложением и уйти, наплевав на странного, скорее всего, хозяина помещения, учитывая, как расслабленно тот себя вел, однако Шинтаро не искал легких путей и был очень упрям, сыпля вопросы направо и налево, распаляясь все больше и больше, получая диковинные ответы.

— Так чего же ты хочешь? — наконец задал вопрос сам художник и детектив на мгновение замолк. Отвечать на такое с наскока было нельзя, однако Шинтаро сделал это.

— Поймать серийного убийцу!

— А я тут при чем? — вполне резонно вопросили желтые глаза. — Я не волшебник, чтобы знать, кого ты ищешь.

— А… ну… — он замялся, не зная, как вести себя со ставшим здравым человеком. Обращение на «ты» выбешивало и отвлекало от этого.Да и рассказывать вот так просто о нескольких годах жизни было не минутным делом. — Знаете, в последнее время участились пропажи людей. Их затем находили убитыми всевозможными способами…

— Знаю, — неожиданно прервал художник его на полуслове и улыбнулся. — Это и не серийный убийца вовсе. Именно потому, что ты так думал, ты никогда и не понимал смысла.

— О чем вы?!

— Я тебя наконец-то вспомнил. — Будто потеряв к разговору интерес, художник вернулся к мольберту, присел перед этюдником и принялся копаться в инструментах, позвякивавшим в такт его движений. — Ты меня помнишь? Давно это было. На похоронах ты спросил у меня: «почему люди должны так просто умирать?».

— «Потому что им так хочется…»

— Именно так… — Растягивая слова, художник выпрямился и помахал найденным — то был старый проржавевший нож. — А помнишь ли, что ты мне тогда обещал?

— Е-если я не смогу найти счастья, то, когда мы встретимся вновь…

— Ты решишь судьбу.

Шинтаро без сопротивления принял нож, едва сжав его в ладони, чтобы тот не выпал. Художник отступил на шаг назад и присмотрелся к нему, будто оценивал картину, на что детективу в принципе было все равно — он вспоминал, точнее, осознавал, что все это время помнил. Сознание сыграло с ним поистине злую шутку: все это время он помнил, однако действия, что он совершал, для него до этого момента не несли смысла. Он не осознавал, что они происходили все это время. А самым первым шагом к этому стало…

<center>

<b>«Почему убили именно ее, а не меня?»

«Она была тебе дорога?»

«Нет. Просто так было бы лучше».

«Для кого?»

«Меня. Ничего интересного со мной за оставшуюся жизнь не произойдет. Моя жизнь пройдет мимо меня, как и ее смерть, а я даже не почувствую».

«Тогда тебе повезло. Именно я избавил эту девушку от такой же участи. Хочешь, я помогу и тебе?»</b></center>

Учебу пришлось бросить — отнимала время. Поиски оказались намного труднее, чем он ожидал, так что, когда прошел целый год топтания на месте, Шинтаро решил, что стоит заняться чем-то, что сможет приносить доход и стать поприщем для новой цели в жизни. Несколько раз им почти удавалось встретиться, однако Шинтаро, будучи под наваждением собственных грез, упускал из вида нужный момент. Намеренно. Потому что это было интересно. Следовать за человеком, о котором он не знал ничего и потому мог воображать что угодно, было самым настоящим блаженством. И, даже если этот человек его забыл, сейчас, наконец, догнав его, Шинтаро интереса не растерял. Перед ним открылся новый выбор, способный породить целую цепочку возможностей, которых он был лишен до их знакомства. И даже больше.

Художник не торопил, продолжая смотреть со стороны. Его картина, самая первая картина, о создании которой он даже не догадывался до поры до времени, стоила того, чтобы любоваться мимолетным мгновением ее существования.