Потолок ночью имеет какой-то особый шарм. Застывшие ли тени в свете от монитора или же это сами мысли придают белому прямоугольнику загадочности? Ни то ни другое. То тишина. Шинтаро лежит на кровати, сложив руки на груди, и играет покойника в гробу. Не очень весело, но зато отвлекает. Сегодня — тот самый день — это говорит ему подсознание. Что именно сегодня произойдет и каким образом, Шинтаро не волнует — главное ощущение неминуемой приближающейся смерти. Шинтаро почти что чувствует, как старушка с косой дышит ему в затылок. Неудачное сравнение — отчего-то решает он и рисует новый образ Смерти. Эта смерть молода и хороша собой. Она смотрит на него с прищуром знающих все о нашем мире глаз и торжественно молчит как священник перед мессой, ждущий пока паства всецело обратится в слух. Ждет, пока мирские мысли покинут Шинтаро, чтобы затем спросить…

Шинтаро садится и оглядывается по сторонам. Никакой смерти рядом нет и в помине. В комнате так тихо, что он слышит свое дыхание. Компьютер продолжает работать, но до ушей Шинтаро шум не доходит. Монитор пуст. Чего-то не хватает. Тяжело выдыхая и насыщая комнату звуком, он трет шею. В горле отчего-то пересохло. Вставать и идти вниз Шинтаро не спешит. Замерший во времени образ Смерти вновь всплывает в мыслях, и он откидывается обратно на подушку — сеанс «терапии» еще не завершен. Не время для перерыва. Смерть кивает и в этом жесте Шинтаро видит одобрение.

Предрассветные часы проходят сами собой за игрой в гляделки. Шинтаро со сложенными на груди руками смотрит на Смерть, а та продолжает молчать, завораживая потусторонним блеском глаз, будто и вовсе забыла о своем вопросе. Смерть не выглядит бледной — приходит к заключению Шинтаро, сравнивая свой оттенок кожи с кожей ночной гостьи. Смерть не соблюдает приписанный ей людьми дресскод — ее одежда черная не целиком и полностью, а голова не покрыта. Шинтаро не возражает. В конце концов, она — плод его воображения, а он не отличается верой в устоявшиеся традиции.

Где-то часа в три подает признаки жизни Энэ. «Вирус» пищит что-то сквозь выкрученные в минус колонки — те издают шипение, пародирующее ее возмущение. Шинтаро хрипло смеется — Смерть испуганно распахивает сияющие непониманием глаза — Смерть не знает что такое компьютер. Помехи возрастают, но голоса Энэ так и не раздается — в ее отсутствие Шинтаро славно постарался ради своего спокойствия. Тишину нарушает лишь ровное дыхание — дыхание Смерти. Отчего-то Шинтаро чувствует себя зябло. Он кутается в одеяло, хотя на улице царит август. Что же, ему не впервые идти против устоявшихся норм.

Все еще темно. Сейчас часов шесть, не меньше, сообщают Шинтаро сломанные биологические часы. Он принимает во внимание сонность и отлаживает время — около пяти. Смерть закрывает глаза и скрещивает руки на груди. Кажется, она в нетерпении. Постукивает по полу, выбивает ритм лакированными туфлями. На высокой шпильке — как любит Шинтаро, отчего он издает еще один хриплый смешок. Губы Смерти тонкие, без кровинки, плотно сжатые вместе, так что они не выдают ее настроения. Монотонный звук похожий на какой-то новомодный хит известной поп-группы продолжается. Шинтаро напевает мотив и безбожно фальшивит. Смерть хмурится и показывает язык, выражая недовольство. Не по-человечески красный, цвета крови, под цвет спрятанных глаз.

Что-то не так — понимает Шинтаро, когда в комнате со временем не светает. Смерть молчит. Энэ тоже. Тогда он пытается спросить сам. Открывает рот, чтобы это сделать и спрашивает. Вместо слов с губ течет горячая жидкость. Вместо глотка воздуха следом, легкие обжигает недостатком кислорода. Стук прекращается. Смерть открывает глаза и с интересом смотрит на протянутую к ней руку. Затем берет ее в свою, ледяную, и колеблет, имитируя пожатие. Глаза у нее красные-красные, без зрачков – это единственное, что Шинтаро различает в тусклом пространстве. Ему вновь холодно, холоднее, чем прежде. Одеяло не греет. Продолжая харкать кровью, одной рукой Шинтаро сжимает ладонь смерти, забирающей тепло его тела, а другой шарит по себе, ища причину кровотечения снаружи. Находит быстро — горло. Эпицентр неудобства впервые от отдает болью. Звуков нет. Только мерцает монитор. За стеклом немо бьется тонкая прозрачная фигурка. Шинтаро ее не видит. Он держится за рану. За торчащие из шеи ножницы. За надежду. На что именно не знает, просто так заведено уж у него — хвататься за клочки жизни, как ребенок поделившийся сластью, только чтобы ее отобрать. Смерть это понимает и терпеливо ждет, пока его хватка не ослабнет и она сможет забрать все. В конце концов, она ждала достаточно долго, так что вполне может себе позволить еще.

<center>…</center>

Шинтаро предстоит проснуться от вечного сна совсем скоро. Нет больше в комнате живых, впрочем, как и совсем мертвых. Монитор с девушкой по другую сторону не считается. У Смерти больше нет лакированных туфель на высокой шпильке. Смерть смотрит в окно, выпрямившись во весь рост. Все это время она сидит на компьютерном стуле и у нее ничего не затекает. Смерть же. Стоит она, чтобы просто встретить рассвет стоя. Как обязанность. Такая же, как и тешить самолюбие Шинтаро из раза в раз. Ей нужно лишь забирать его, не больше, не меньше.

На застеленной кровати, на подушке засохшие бурые пятна. Светает.