— Я пошел.

Повисает тишина, только на фоне продолжает что-то бубнить телевизор. Неловкость растет с каждой секундой продолжающегося молчания.

— …увидимся?

Неуверенная переформулировка ничего не меняет. Не реагируя, пялясь в экран мобильного, Куроха даже не моргает.

— Куроха.

Шинтаро забывает, о чем хочет сказать, стоит только получить желаемое внимание.

— Что? — делая одолжение, Куроха заговаривает. — Я исполню свое обещание.

— Да, спасибо.

Все еще не в состоянии вспомнить, Шинтаро, противореча себе, никуда не идет. Вообще-то от него сейчас зависит, удастся ли сюрприз на вечеринке Мари, и опаздывать ему нельзя, однако опыт подсказывает, что вот так просто оставлять этого «человека» недовольным смерти подобно. Буквально.

— Может быть… тебе что-то нужно?

Полноценно отвлекаясь, Куроха поднимает глаза. Всего на мгновение описывает круг с телефона на лицо и обратно.

— Нет, ничего.

Напряженность возрастает и теперь-то Шинтаро определенно не собирается уходить. По крайней мере, ради своего будущего спокойствия. Он садится на диван рядом и расслабляет крепко затянутый галстук, с облегчением выдыхая. Формальная одежда определенно не его стиль. В какой-то мере жалея, что с собой нет Энэ, Шинтаро косится на экран.

— Любопытной кошке…

Незаконченная фраза вынуждает отстраниться гораздо дальше, нежели если бы она была окончена. Усмехаясь, Куроха прячет телефон, садится ровнее и придвигается к Шинтаро.

— И что же тебя так заинтересовало?

— Что мне сделать, чтобы ты прекратил злиться?

Вопросы на вопросы смущают только Шинтаро, и ответ дается незамедлительно.

— Может быть, умрешь в качестве доказательства раскаяния?

Сглатывая скорее от чужой близости, нежели опасения, Шинтаро мотает головой. Не в этот раз. Ни за что. Только не в этот потрясающий раз, где все живы и причина всеобщих несчастий «под его контролем».

— Тогда никак. Просто убирайся.

С этим Шинтаро тоже не соглашается.

— Я уйду, но только убедившись, что у тебя нормальное настроение.

— И как же ты планируешь это провернуть? Я очень внимательно тебя слушаю.

— Это… мое желание.

Куроха кривится и одним плавным движением откидывается на спину, головой устраиваясь на подлокотнике, а ногами у Шинтаро на коленях. Следующий за этим неопределенный взмах рукой без сомнений означает: «давай, попробуй».

— Нет, это все-таки того не стоит…

Вновь повисает тишина, только чужое внимание Шинтаро не теряет. Чтобы не смотреть в глаза, он проверяет, не помялся ли пиджак.

— Так? Да или нет?

Вопрос не задан, но Шинтаро над ним раздумывает. Это что-то вроде игры, где ответ влияет на сам вопрос. В итоге он говорит «да» и получает свободу. Куроха с ним не прощается но, по крайней мере, выглядит уже сноснее, так что его уже можно оставить одного, чтобы затем вернуться без волнений. Просто вернуться.

Просто вернуться не получается. Шинтаро ожидает, что сотрудничество с Мари может выйти боком, однако совсем не таким результатом. Он опозорен. И кем! И главное в чем! Куроха по его возвращению не подает вида, находясь в той же позе, что несколько усмиряет праведный гнев. Впрочем, стоит Курохе посмотреть на него, как Шинтаро взрывается.

— Это было подло!

Смех в лицо не нов, но воспринимать его обычно не выходит. Багровея, Шинтаро преодолевает разделяющие их метры и нависает над Курохой образовавшейся разницей в росте.

— У тебя совсем совести нет! Меня высмеяли!

— Понятия не имею о чем ты, но продолжай. Твои попытки воззвать к тому, что не существует, забавны. Разумеется, разбираться в твоем бреду я не собираюсь.

Невпечатленно разводя руками, Куроха широко улыбается. Почти беззлобно. Откладывает телефон, присматривается к внешней растрепанности негодующего Шинтаро и заключает, что что-то «хорошее» все же произошло. Такой исход порождает еще один смешок, ввергая Шинтаро в отчаяние.

— Так не честно…

— Весь этот мир несправедлив. И если уж меня он…

— Зачем ты ответил Хиёри такое?

Начало речи о правилах мира прервано какой-то глупостью. Шинтаро сносит свое безмолвное сравнение с ребенком, написанное на чужом лице и ему не стыдно. Обсуждение судьбы между ними в любом виде под запретом, так что тут уж он сам виноват, что говорит прежде, чем обдумывает, к чему это может привести. Куроха поднимает брови, складывая руки на груди и Шинтаро хочется сесть рядом, даже пускай придется послужить подушкой для ног. Но, так как он вроде как злится, приходится стоять и смотреть сверху-вниз, что слишком непривычно.

— Да будет тебе известно: понятия не имею. Не запоминал.

— «Желтое».

— И что это должно значить?

— Хиёри спросила: «какого цвета на тебе нижнее белье» и ты ответил — желтое. Нас, между прочим, транслировали и это теперь достояние больше ста тысяч человек!

— Шинтаро, наклонись-ка…

Предчувствуя что-то не очень приятное, тот не двигается. И тогда Куроха привстает и хватается за удобно висящий перед глазами галстук, рывком дергая на себя, вынуждая Шинтаро едва ли не упасть на колени. Лицом к лицу Куроха произносит:

— С чего бы это меня должно заботить? Твоя просьба исполнена, а ее последствия это целиком и полностью твои проблемы. К тому же, разве это не вина девчонки?

Шинтаро молчит. Слишком близко для бездумных неосторожностей, а внятных мыслей нет. Куроха, конечно же, прав. Он всегда прав, неважно, о чем говорит, что постоянно выставляет Шинтаро идиотом. Виновного на самом деле нет, так сложились обстоятельства не более. Только Шинтаро все равно хочется понимания и хоть какого-то, но сочувствия, которое не получает от друзей.

— Я не буду тебя жалеть.

Категоричность вытравляет всю надежду. Давление на шею усиливается и Шинтаро только чудом удерживает себя, чтобы не упасть на Куроху, продолжающего тянуть галстук.

— Тем более я не понимаю, чем именно ты так расстроен. Твои дражайшие друзья всегда считали тебя извращенным человеком, а какие-то сто тысяч незнакомцев это всего лишь сто тысяч незнакомцев. 

Выдыхая, Шинтаро сдается и опускает голову, утыкаясь лбом в чужое плечо. Грех жаловаться, ведь это просто-напросто мелочь. Но обида не отпускает. В итоге он делает последнюю попытку, превосходящую все предыдущие во всем.

— За меня замуж никто не выйдет?

Ничего не меняется. Куроха молчит, размеренно дыша. И хочется Шинтаро признать, что пробубненные слова остались неуслышанными, но лицо горит, не давая забыть. Тишина длится с минуту, пока он не решается поднять голову. Совершенно не меняясь в выражении, Куроха отвечает безразличием.

— Твоя хваленая непорочность уже принадлежит мне. Было бы над чем убиваться.

Как обычно Куроха не желает понимать шуток. Впрочем, Шинтаро не до этого.