Пустая голова. Наполненные свежим воздухом легкие. Солнце, заставляющее щуриться. Крики чаек. Шинтаро не любит выбираться на природу, но сейчас, пока кожа еще не охлынула от кондиционера, он действительно наслаждается пейзажем широко раскинутым покуда видят глаза.

— Кисараги!

Шинтаро оборачивается на зов и с неохотой кивает, вяло поднимая руку. Леность и усталость возвращаются вместе с надобностью заходить в автобус. Он, как ни странно, последний, не считая пары разговаривающих с учителем одноклассниц. На девушек Куроха-сенсей не смотрит. Смотрит на Шинтаро. Прямо, поверх их голов. Шинтаро ощущает, что ему уже холоднее — взгляд не сулит ничего хорошего — из-за него учителю приходится слушать болтовню, а тратить время на подобное тот не любит.

— Пошевеливайся, Кисараги, и вы обе тоже!

Прикрикнув для приличия на учеников, Куроха первыми дает им войти. Девушки изображают для Шинтаро что-то, что он воспринимает как благодарность с их стороны — общаться с этим учителем на сторонние темы несколько минут — чудо, и проворно спешат на свои места, громко поминая остальных подруг. Шинтаро делает шаг на ступеньку и сходит с тротуара, вторую он не преодолевает, но оборачивается, о чем жалеет: учитель подталкивает его в спину, от чего он едва не теряет равновесие.

— Вперед, Кисараги, не задерживай класс.

Шинтаро слушается и идет вперед, плюхаясь на место с единственным человеком во всем классе, что не боится говорить ему в лицо все, что думает. В этот раз ничего не меняется и Аяно задает свой вопрос. Она всегда спрашивает, будто Шинтаро самый умный человек на свете, а не просто один из стипендиатов школы.

— Ты что-то не так сделал, Шинтаро? Куроха-сенсей трижды тебя называл.

— Кто знает… — выдыхает Шинтаро и откидывается на сиденье, уже млея от прохлады.

Куроха в это время что-то рассказывает, но Шинтаро не слушает. Все обращаются к этому учителю по имени — тот так просит в первый урок и никто не возражает. Желающие знать причину, конечно, появляются, но у этого учителя, в отличие от других, аура устрашительности гораздо плотнее и за весь год обучения никто спросить не решается. Всем достаточно «ему просто не нравится своя фамилия» вместо возможных неприятностей.

— Кисараги Шинтаро, что я только что сказал?

Уже четвертый раз. Шинтаро удивленно хлопает глазами в потолок, а затем смотрит на Аяно: та изображает святую невинность и отводит взгляд — тоже не слушала. Собираясь с мыслями и, не находя там ничего, что можно использовать в оправдание или же ответ, он честно признается, что не слушал. Куроха выглядит довольным, что ловит его, что не спасает от замечания, из-за которого хохочет весь автобус:

— На экскурсии советую тебе с подружкой держаться за руки, все равно потеряетесь, так найдетесь хоть вместе.

На самом деле это не смешно, однако Шинтаро осознает, что засмеялся бы сам, не было бы сказано это про него. Он не замечает, как Аяно дико краснеет — следит, как Куроха, убирая руку с сиденья перед ним, разворачивается, из-за чего короткий хвост темных волос забавно подпрыгивает над широкой спиной; смотрит, как на это реагирует соседка впереди, буквально пожирая учителя взглядом. Есть в этом что-то отвратительное, что Шинтаро расценивает как зависть: Куроха молодой и привлекательный, только что закончивший обучение, а одноклассница восхищена и в то же время поглощена гормонами, лето как-никак. Так со стороны кажется всем: безответная любовь, в жизни все проще — мимолетное увлечение.

Не желая слушать еще один упрек, теперь Шинтаро обращается в слух. По крайней мере пытается, потому что соседка впереди начинает разговор вполголоса с братом — они близнецы. Шепчет девушка почти впритык к уху, но Шинтаро улавливает важные обрывки. Ему не составляет труда понять ее планы на вечер и участь в том брата: она собирается признаться учителю. «Смело», — думает Шинтаро и в этот раз вовремя смотрит прямо на Куроху, когда тот обращает внимание в его сторону. Волнение мигом выпинывает из сознания не такой уж и важный чужой секрет и Шинтаро забывает.

Вечером в отеле все сидят по номерам — не то чтобы хотят — комендантский час, что не мешает некоторым собираться в группы и заниматься чем попало. Чем попало — это Шинтаро относит к тому, о чем сейчас разговаривает Аяно с подругами. Одногодок-друзей у него самого нет и поэтому он шатается по коридорам в поисках занятия — так он себя обманывает. Ему очень везет — быстро находит искомое — в конце коридора ведущего на улицу, как маяк, яркой красной точкой горит сигарета. Второй учитель не курит, тут не ошибиться. Стараясь сильно не шаркать тапочками, пока подходит, Шинтаро обращается к нему издали.

— Куроха-сенсей.

Учитель оборачивается. На улице не так уж и светло, но блеклый красный освещает его лицо достаточно, чтобы не гадать о настроении — недовольном. По нему видно, что в таком месте он чтобы побыть одному. Куроха сводит брови вместе, убирает руку из-под подбородка и достает ей изо рта сигарету. 

— Кисараги. Так у тебя все-таки нет друзей?

Пятый. Вопрос звучит риторически.

— Есть, но в другом классе, сенсей.

Шинтаро садится с ним рядом почти без промедления, хотя места и на одного не так уж и много. Они соприкасаются плечами. 

— А вы? Смотрю, не очень дружны с коллегами, раз одни тут.

— Лучше я просижу тут полночи, чем буду делить телевизор с этим старым хрычом.

На самом деле «хрыч» не намного старше Курохи, но у Шинтаро нет желания поправлять. Его манит испускающий белые струи с отвратительным запахом въедающимся в легкие копящийся на кончике пепел сигареты, обращающийся из красного в серый. Пара пальцев, меж которых тот висит, выглядя так, будто готов упасть, привлекает не меньше. В лицо Шинтаро не смотрит. Сидит, ни о чем не думая, выжидая, когда столбик надломится и, когда на колено ложится ладонь, отвечает движением рефлекторно.

— Шинтаро.

Вместе с именем в рот попадает привкус табака. Шинтаро хмурится и смазывает с губ большим пальцем то, что еще не успело впитаться. Желание встать и уйти или хотя бы попросить прекратить так делать, не появляется. Впрочем, ему это не то чтобы дорого, так что он спрашивает.

— Почему я?

— Потому что идиот.

Куроха стряхивает пепел в пачку и возвращает сигарету в рот. Руку тоже убирает. Недолго думая, Шинтаро соглашается. Мысленно.

— И все-таки зачем?

— Ты знаешь, что Татеяма-кун в тебя влюблена?

Вопрос на вопрос выводит из себя, но совсем не так, как надо. Сказанное неожиданно трудно для восприятия.

— Но... мы же просто… друзья…

— Именно поэтому ты идиот. — Он выдувает Шинтаро в лицо струю дыма и с довольством наблюдает, как тот закашливается. — Это даже в чем-то очаровательно.

Учитель встает, тушит сигарету об пачку, убирает туда окурок. По деревянной поверхности его удаляющиеся шаги кажутся оглушительно громкими, так что Шинтаро поднимается следом только спустя десяток и, маша перед собой рукой, безнадежно пытаясь избавиться от запаха, чуть ли не бежит следом и хватает Куроху за рукав юката. Тот останавливается, но не оборачивается.

— Мои отношения с Аяно вас не касаются, а в том, чтобы быть идиотом, нет ничего плохого. Все это не ответ на мой вопрос, сенсей.

— Именно из-за того, что ты это не сознаешь, мне это и нравится.

— Что?

— У меня нет причины тебе отвечать.

Куроха делает неожиданный шаг вперед и Шинтаро шагает следом, протискиваясь мимо него прямо по коридору и замирает, когда тот его ловит. Наклоняясь к самому уху, учитель медленно и четко произносит:

— Чуть не попались, — смешливо.

Куроха отстраняется и идет вперед дальше. Шинтаро же с несколько секунд стоит, не решаясь, а затем оборачивается: там пусто. Скорее всего, никого и не было. Ощущая, как ком недовольства растет в горле, Шинтаро срывается с места. Потеряв Куроху из вида, у него все еще есть шанс его догнать. О своем вопросе, как и полученных не на него ответах он совершенно не задумывается. И догоняет. У самой комнаты, выделенной учителям.

— О?

Заинтригованность будит в Шинтаро гордость. За что он не знает, но без задних мыслей перешагивает порог темной комнаты, когда Куроха ее перед ним открывает.