Кано боится. Дрожа, не сходит с места, пока пытливо-придирчивый взгляд, следуя за рукой, с макушки до пят оглаживает так, как рука по лакированным перилам лестницы при спуске, одним плавным быстрым движением, ничуть не напоминающим ласку. Убеждаяясь, что он безоружен, кивая, человек, который некогда приходится ему отчимом, отворачивается, открываясь для удара в затылок. Шансы минимальны, но Кано задумывается, даже зная, что этого от него ожидают, об убийстве прямо здесь и прямо сейчас. Голыми руками. Конечно же, ничего, кроме как думать об этом он не может и не только потому что покушение провалится, но и из-за чувств к этому человеку. Все-таки это лицо, пусть и не родное теперь, остается в его памяти родным. И, даже несмотря на то, что перешагивая через порог когда-то родного дома, он тем самым соглашается, что этому лицу больше никогда не удастся стать таким же родным, делает Кано это без колебаний.

Светлая кухня ничуть не меняется с прежних времен. Лишний там, удивляя, незнакомый Кано человек — унылого вида тип с банкой колы в руках, выглядящий едва ли старше его самого. Отец садится на сторону к незнакомцу, жестом предлагая занять место напротив. Кано подчиняется.

— Позволь представить, Кисараги-кун, это — один из моих сыновей — Кано Шууя. Сегодня он планирует попытаться меня убить. Кано-кун, это — Кисараги Шинтаро. Так получилось, что мы разделяем общие интересы.

Кано кивает, усиленно притворяясь необеспокоенным. Используя силу своей змеи, он дурачит приподнявшего брови Шинтаро, но с отцом этот трюк не проходит, впрочем, тот не комментирует это. Шинтаро ставит алюминиевую банку, что звонко отдается где-то в углах черепной коробки Кано, завораживая чистым глухим звуком. Голос у него хриплый, будто в горле пересохло.

— Насколько же нужно быть идиотом, чтобы вот так заявиться к вам в лоб, Татеяма-сан? — вопрос риторический, однако Кано не отвечает не потому что не хочет — замечает за воротом расстегнутого черного гакурана несколько красных отметин. Как от укуса насекомых. Возможно, что от раскаленного пепла сигареты. Внутри моментально расползается ярость. Шинтаро ее, конечно же, видеть не может.

— Месяц… — шипит Кано. Знает, что бесполезно, но все-таки. Все-таки — причина, почему он здесь. Она важна, как и эти бесполезные слова. — Она умерла всего лишь месяц назад, а ты!.. Ублюдок! — Кано не дает «новой пассии» отца насладиться ничем, кроме значения сказанного. Вскакивая с места, он выносит приговор. — У Татеямы Кенджиро была жена! И он умер, любя лишь ее одну-единственную!

Кано кричит это обоим в лица. От хлопка по столу звонко падает на пол банка. Шинтаро откланяется на стуле назад, увеличивая расстояние, балансируя на двух ножках.

— Так это все-таки месть за мать. Кано? Или как тебя там? Я знаю, что у него была жена. Но была же. Теперь ее нет. Теперь он мой.

Кано поднимает и даже заносит руку. Перехватывает ее отец и, встречаясь с ним красным взглядом, как куклу откидывает на место.

— Манеры, Кано-кун. — Отец садится. — Кисараги-кун такой же мой гость, как и ты. Что касается наших с ним взаимоотношений… Тебя ведь это совсем не интересует.

«Не интересует», — соглашается Кано и тут же добавляет, — «если только не под видом отца, а настоящей сущностью, тогда не интересует» Но это же его отец. Это — осквернение чести мертвых. Пока он сидит, на автомате потирая ушибленное запястье, Отец и Шинтаро его не ждут, перебрасываясь парой реплик о домашних делах, из которых Кано делает вывод, что живут они, слава богу, раздельно.

— Я не думал, что Кано-кун окажется настолько агрессивно настроенным, — в это Кано не верит ни разу, — поэтому тебе стоит уйти.

На это Шинтаро впервые проявляет эмоции, требующие от лица всей работы мышц. Сводя брови, он возмущенно выпучивает глаза, морщит нос, кривит рот. Общее выражение напоминает ревность, но Кано не уверен.

— Ни за что, — категорически отрезает Шинтаро. — Он собирается вас убить. Если нас будет двое, то его шансы упадут в два раза.

— Прости, Кисараги-кун, но тебе придется. — Интонация сменяется с услужливого уговора ребенка в твердый приказ. — Не забывай свое место.

Еще сильнее хмурясь, хотя казалось куда больше, Шинтаро кидает на Кано испепеляющий однозначный взгляд и поднимается. Склоняясь над столом так, чтобы Кано четко представлял, что он делает, Шинтаро подается вперед и касается губ его отца. Проходит секунда. Кано забывает как дышать, впитывая в сетчатку глаз измену. Отец поднимает руку, берет Шинтаро под локоть, проводит ладонью вверх по плечу, шее, ласкает пальцами короткие волосы на затылке, подталкивая на себя. Кано смотрит на них в профиль. Отец — ему в глаза. Сравнение с перилами не приходит.

Отстраняясь, Шинтаро удовлетворенно вздыхает и уходит не прощаясь. Отец не обращает внимания, хлопает по карманам пиджака и извлекает оттуда пачку сигарет. Засовывая палку меж губ, он начинает искать зажигалку.

— Уверен, что сейчас Кисараги-кун ненавистнее тебе ничуть не меньше чем я. Впрочем, это не отменяет вбитой в твою голову глупости о причинении вреда семье. — Поджигает сигарету. — Ты пришел умереть раньше всех, не так ли? Не хватает духу убить ни меня, ни себя.

— Заткнись. — Голос Кано предательски дрожит. Змея внутри старается тщетно — сородич видит прямо сквозь ее обман.

— Полагаю, выбор смерти ты оставишь на меня? Я подберу такой, чтобы никто об этом не узнал. Скажем… отправлю тебя к родственникам в деревню справиться как у них дела. Они заболели всей семьей, а ты за ними поухаживаешь. Как тебе? Остальные в твое отсутствие с радостью вернутся в этот дом.

— Заткнись… — едва слышно шипит Кано.

— Нет-нет, молчать я не буду. Как можно, когда ты настолько погряз? — Отец щурится сквозь дым. Третий красный огонек сияет не так ярко как глаза. — Особенно сейчас, после того, как ты узнал о существовании Кисараги-куна. Знаешь… обычно он ненавидит меня гораздо и во много десятков яростнее и глубже тебя. Но тут я не давал ему причин для этого, ему несказанно повезло пропустить этот раунд нашей маленькой игры. В общем-то, это не удивительность, а следствие случайности. Пожалуй, сейчас настоящее чудо это его абсолютно противоположные свойственным чувства. Не то чтобы они очень интересны.

Кано не понимает и повторяет скорее интуитивно.

— Заткнись.

— Зачем же? Я делаю тебе одолжение и рассказываю о том, что в твоей голове без объяснений не уместится. Пускай ты не запомнишь, подобное происходит довольно редко, так что мне хочется поделиться этим событием. Итак, представляешь себе, Этот Кисараги Шинтаро испытывает ко мне влечение. Не сказал бы, что того рода, что и ты, но близкое.

— Я тебя!..

— Ты хочешь беззаботно умереть, не взяв за это ответственность, - обрывает отец.

Внутри Кано что-то ломается. У него нет ни шанса, и он и отец это прекрасно знает, но он все равно поддается на провокацию. Кухня ничуть не меняется внешне, и из-за этого возможно и внутри. Кано кидается к ящику, где, как он помнит, лежат ножи. Первый попавшийся оказывается достаточно удобным, чтобы, особо не присматриваясь, не поранить руку, хватаясь за лезвие вместо ручки. Отец вынимает из губ сигарету и выдыхает облако дыма, стряхивает накопившийся пепел в пепельницу. Кано привычный и не кашляет.

— В следующий раз постарайся не разочаровывать меня, Кано-кун.

Дернуться с места оказывается до безобразия тяжело. Будто гравитация решает сыграть над ним злую шутку, Кано делает вместо двух широких шагов один. В груди становится одновременно пусто и горячо. Прежде чем осознать происходящее с телом, он делает еще один шаг и едва не опрокидывает стол. Упираясь руками в твердую поверхность, расплывающимся взглядом он пытается вынудить ноги слушаться, сползая на пол, под конец цепляясь пальцами за самый край стола. Ему не верится до самого последнего мгновения перед падением на спину. То, что он умирает перед попыткой убить. А кто же убийца?

С пола Кано видит две пары ног в брюках. Одни принадлежат отцу, существо в котором так и не принимает его всерьез ни на долю секунды. Рядом — незнакомые, но слишком обычные, как и кожаные туфли еще ниже — школьные, какие Кано ни разу, кажется, за свою жизнь так и не надевает. Связность мыслей он теряет где-то в этом отрезке обдумывания. А затем засыпает.