Примечание
Школьное АУ. Предыстория зарисовки. Момо узнали даже в малолюдной деревеньке и ей пришлось раздавать автографы, из-за чего компания в составе Мари, Момо, Аяно, Шинтаро и Курохи опоздали на свой автобус. Все, исключая Куроху, школьники, Куроха - студент, вызвался сопровождать сестру - Мари к родственникам. Ожидание автобуса, но больше надежды на друзей, которые могут приехать и забрать их раньше.
Изначально белый на темнеющем фоне неба, серея, докуда достают глаза, всюду снег. Время близится к девяти вечера. Посреди безмолвного длинного поля пустая трасса, ряд одиноких фонарей и кучка подростков, ютящихся у дорожного знака обозначающего остановку. Они стоят так вот уже с час, вглядываясь в каждую проезжающую мимо машину и, убеждаясь, что это не автобус и не машина друзей, сокрушенно вздыхают.
— Если бы Кисараги быстрее малевала свои каракули, то мы бы уже уехали, — колко нарушает тишину один из них и, ловя на себе раздраженные взгляды — говорит он это, пусть и другими словами, уже раз так десятый, топчется на месте, скрипя снегом. — Мне скучно.
Полная праведного гнева одна из девушек — всего их три, закрывает собой ту, что в смешной шапке с кроликом. Размахивая руками, будто это как-то придает веса словам, она, пожалуй, единственная, кто еще способна на такую активность.
— Нам тоже всем скучно, но это не повод обижать Момо-чан! Она же извинилась!
— П-простите, Куроха-сан, — подает голос виновница и несмело выглядывает из-за плеча подруги. — Нужно было отказаться давать автографы.
— Хватит, Момо-чан, ты уже извинилась! Не нужно унижаться! И Шинтаро… — она прерывается, оборачиваясь, и ищет взглядом того, кого назвала. — Почему ты молчишь?!
Выкрик достаточно громок, чтобы вывести из задумчивости парня, смотрящего в серую даль. Впрочем, реагирует он вяло, предпочитая не обратить внимания, с какой надеждой девушки на него смотрят.
— Аяно, не трать энергию понапрасну, нам еще неизвестно сколько тут стоять. Момо, прекращай оправдываться. Куроха… — Тот, кто все это начинает, на свое имя многозначительно приподнимает брови. — …Нет, ничего.
Вздох если не синхронен, то достаточен, чтобы дать Шинтаро почувствовать, что в нем разочаровались.
— Они-чан, какой ты… тьфу!
Момо фыркает и, будто и не опасаясь вовсе, проходит мимо Курохи под навес остановки. Уже сидящая на скамейке девочка слабо улыбается ее хмурой мине и двигается, давая сесть. Аяно повторяет за Момо, только вот места уже нет, и ей приходится прислоняться спиной к холодной стене остановки. Женское трио, собравшись в единую линию, еще раз одаривает Шинтаро многозначительным взглядом и тот тушуется еще больше.
— У вас так всегда?
— Как «так»?
Куроха поводит плечами, разминаясь и, не желая продолжать издалека, сокращает меж ними расстояние. Настолько, что они оказываются лицом к лицу. Специально ли, но он закрывает Шинтаро от остальных друзей. Девушки мгновенно теряют к ним интерес и начинают свой разговор.
— Не важно. Лучше скажи: у тебя сколько с собой денег?
— Думаю, тысяч пять еще осталось. У Момо должно быть боль… Что ты делаешь?!
Возмущение оправдано: Куроха без предупреждения берет его лицо в ладони. Пытаясь смахнуть руки, Шинтаро отступает назад, но тот делает шаг вперед и ничего не меняется.
— Мне холодно, — ничуть не убедительно делает одолжение Куроха.
— У тебя есть перчатки.
— Мне холодно и скучно.
Расширенное объяснение уже выводит из себя, и Шинтаро, не знающий как реагировать прежде, высвобождается. Пытается, по крайней мере, перехватывая чужие запястья, и давя вниз. Куроха двигает ладони дальше на щеки, ласкает большими пальцами скулы.
— Мы вообще-то не одни, — пробует воззвать к голосу разума Шинтаро. Смотрит прямо, не в глаза. — Там твоя сестра. И моя.
Куроха тыкается губами в губы. Не прерывая прикосновения-поцелуя, оставляет мазками пару других на щеке и скуле и трется лицом об лицо будто кошка. Когда ему надоедает, он холодным воздухом выдыхает на ухо:
— И что с того?
Шинтаро уже тоже все равно. Пользуясь немым разрешением, Куроха развязывает его шарф, отгибает следующий на пути ворот пуховика и склоняется над оголенной кожей. Прижимается то щекой, то лбом, то губами, дышит носом, бросая Шинтаро в дрожь. Лицо Курохи кажется настолько же холодным, как согревающим дыхание. Шинтаро вместо рук вцепляется ему куртку и, комкая капюшон, тянет вновь, теперь уже не чтобы остановить, но быть ближе. Слушаясь, Куроха обнимает его за талию. Расстегнуть все еще мешающийся ворот, будучи прижатыми друг к другу, непросто, однако Куроха справляется.
Молния для двоих жужжит оглушительно, а увлеченные беседой девушки не придают значения этому звуку, или же не слышат. Шинтаро отпускает капюшон, обхватывает плечи и вновь забывается. Довольные вздохи Курохи, больше похожие на кошачье урчание, убеждают, что он делает правильно, двигая руки ниже, прощупывая тело сквозь толстую преграду.
— Куроха-сан!
Аяно оказывается так близко, что Шинтаро чудом не подпрыгивает, вот только с места сходит и, не удерживаясь на ногах, поскальзывается на снегу. Не падает только потому, что Куроха его крепко держит. Отвечает за них обоих тоже Куроха.
— Ты же на него обиделась, Татеяма. Чего тебе надо?
— Не важно, что надо мне. Что вы с Шинтаро делаете?
Чувствуя, как краснеет, ведь ответ очевиден, Шинтаро отворачивается, благо с другой стороны Аяно нет. Зато там есть Момо. И Мари, впервые вставшая со скамейки за все это время. Сестра подозрительно молчит, а вот вторая высказывается.
— Шинтаро-кун, неужели вы и они-сама!..
Закончить договорить нечто, что нанесет непоправимый вред его репутации, не дает, как ни странно Аяно, впрочем, вполне случайно: она без промедления берет Шинтаро за локоть и тянет на себя. Из-за этого равновесие тот теряет вновь, но без последствий опять же лишь благодаря Курохе, не собирающегося отпускать. Назад Шинтаро все-таки отклоняться продолжает — Аяно не сдается.
— Куроха-сан, отдайте Шинтаро, — едва ли не скрипит зубами девушка от натуги — сил на одновременную речь и «борьбу» у нее едва хватает. — Отпустите!
— Еще чего. Он мой.
Одновременная картинная реакция Момо и Мари — пораженные выкрики, остаются без внимания: Шинтаро будто в замедленной съемке наблюдает, как Куроха одной рукой отцепляет от его локтя ладони Аяно и отталкивает от себя. Когда перед глазами взлетает красный шарф, Шинтаро, протягивая руку вперед, действует инстинктивно. И ловит. От падения это не спасает, но девушка пользуется секундным равновесием, выбирая направление и, выставив одну ногу вперед, подсекает Куроху под колени. Такого тот не выдерживает, и они валятся в снег втроем, зацепляя и стоящих рядом Мари и Момо.
Каждый возмущается поведением всех, но не себя и они выбираются из-под друг друга дольше, чем могли бы. Пострадавших к счастью нет, а едва не раздавленного оказавшегося на самом низу Шинтаро, которому к тому попал за шиворот снег, таковым признают. Боевой дух Аяно не гаснет и она, убедившись, что все в порядке, вновь начинает выспрашивать у Курохи зачем он пристает к Шинтаро. «Будто ты не видела», - написано на его лице, но он молчит – лицо Шинтаро об этом не менее говоряще.
— Аяно, уйди, пожалуйста, — просит он, расстегивает пуховик и, ежась, от холода, передает его Момо. Та даже не спорит, в отличие от Аяно, все еще выглядящей непреклонной, берет Мари под руку и уходит отряхивать снег и воду к скамейке.
— Шинтаро, но разве от тебя не принуждал?!..
— Мне холодно. Ничего он со мной не сделает.
Аяно хочет сказать что-то еще, но Шинтаро отворачивается, без промедления шагая в объятия Курохи расстегнувшего свою куртку. Самодовольно улыбающийся ей Куроха и хмурящийся сам себе Шинтаро со стороны выглядят до смешного расслабленно, вопреки ожидаемой Аяно неловкости. Чтобы убедиться в предположении, девушка возвращается к скамейке и присоединяется к подругам. Сама она снег с себя счищать не спешит, только делает вид, на деле наблюдая. Колкие слова, раздающиеся на всю остановку, хотя и предназначенные Курохе, Аяно отчего-то чувствует вонзающимися в себя. Глотая откуда-то вставший в горле комок, она закрывает глаза, чтобы хотя бы не видеть. Вспомнить, когда таким же тоном Шинтаро последний раз ругал ее за неправильно решенные примеры, совсем не трудно, пускай и было это давно. Аяно трудно признать себе, что больше она не особенна.