Просыпается от трели отбойного молотка за окном. Ругается и закрывает голову подушкой, пытаясь приглушить шум. Выходит плохо. Колотит ногами по кровати и кричит в матрац, чтобы мама не услышала.

На часах девять утра.

Нехотя садится и свешивает ноги. Придётся вставать, ибо уснуть снова не получится. Картонные коробки, одна на другой, ждут не дождутся, пока их разберут, но Чимин не торопится. Надеется, что всё резко поменяется и вернётся на круги своя. Зачем же делать двойную работу и снова их паковать?

Поднимается и натыкается пяткой прямо в шляпку гвоздя в полу. Прыгает на одной ноге и хнычет. Больно, но крови, кажется, нет. Пока скачет, сталкивается со столом и ударяется бедром об угол. Ругается громче.

За окном на рабочих лает собака, а Чимин хочет полаять на них вместе с ней. Судя по объёму проделанной работы, они только начали, и чёрт знает сколько ещё продлится этот ремонт тротуара.

Надевает домашние шорты и открывает дверь. Та протяжно и так противно скрипит, что у парня бегут мурашки по всей правой стороне.

Тихо.

Заглядывает на кухню — пусто. Идёт в комнату матери. Тоже никого. Пожимает плечами и плетётся ставить чайник. Этому он вчера научился.

На холодильнике записка «Ушла на собеседование. Печенье на верхней полке. На обед принесу вкусненького».

Улыбается и тянется за пачкой. Осталось совсем немного, но на завтрак хватит.

Ищет среди коробок ту, в которой лежат чашки. С третьего раза угадывает. Достаёт любимую и ставит на маленький столик. Кухня и так меньше спальни, а из-за вещей тут просто не развернуться. Замирает меж коробок и покорно ждёт, пока закипит вода.

Печенье такое же вкусное, как и раньше. Это успокаивает. Хоть что-то осталось.

Сёрбает чай и смотрит в грязное окно. Надо бы помыть.

И пол тоже.

И гарнитур.

И квартиру в принципе.

Ещё бы самому помыться не помешало, но это после.

Слышит приглушённый стук в дверь. Кажется, что стучат ногой.

Чимин поднимается, дожёвывая на ходу печенье, и открывает дверь.

— О, привет.

— Привет! Я войду? Вот, мама передала. Куда поставить?

Пропускает Тэхёна в квартиру и показывает в сторону кухни. Пахнет неплохо.

— Это в честь переезда. Что-то вроде гостинца от соседей. Как тебе наш районный будильник?

Кивает в сторону окна, устраивается на стуле и почесывает лоб. Стучали, всё же, не ногой.

— А по мне не видно, что я в восторге от него? Чаю?

Тэхён кивает и озирается по сторонам, зажав кисти меж коленей.

— Уютненько тут у тебя…

— Хуютненько.

Ставит чашку перед Тэхёном и вздыхает тяжело, косясь в сторону разносящейся трели ремонтных работ.

— Привыкнешь.

— А не хотелось бы.

Пьют чай и ковыряют вилками в свежеиспечённой шарлотке. Действительно вкусно. Чимин оценил, хотя он тот ещё привереда.

Парни снова болтают: Тэхён обо всём на свете, а Чимин ногой. Сидит, слушает внимательно и жуёт. Сосед интересный и не раздражает нисколько. Улыбается дружелюбно и совсем не любопытничает, что Чимину самому даже интересно стало, отчего?

— Почему ничего не спрашиваешь?

Перебивает Тэхёна и смотрит боязливо. Тот замолкает и проглатывает кусочек печёного яблока.

— Не думаю, что тебе хочется отвечать.

— А хотел бы спросить?

— Да, но не буду.

— Почему?

— Сам расскажешь, если захочешь.

И плечами пожимает, слегка улыбаясь. От шарлотки остаётся половина, а доверие к Тэхёну возрастает вдвое.

Чимин от предложенной Тэхёном помощи не отказывается. Поначалу, благодарен, а потом об этом жалеет.

— Да как ты окно моешь?! Посмотри, сколько разводов оставил! Газетой надо, г а з е т о й!

Чимин смотрит на него, как на дурака, и понять ничего не может. Тряпки же есть, зачем газету в руки пихает?

Тот только головой качает и сдувает вспотевшую чёлку со лба. Ответ: «Просто делай, как я сказал» Чимина не устраивает, но натирать стёкла бумагой он начинает. Мыльные разводы, как по волшебству, исчезают, а недоумение Чимина только увеличивается.

— Чтобы пыль не летела, метлу лучше намочить! Это не так делается! Это не то! Не ставь это туда, упадёт. Так не по фэншую…

Спустя час уборки, Чимина хоть выжимай. К работе он не привык. Нагрузки в спортзале в счёт не идут. Тэхён же свеж и бодр, словно всё это время на месте сидел и отдыхал.

Мама Пак возвращается как раз к тому моменту, когда Чимин грозится за плинтусом Тэхёна похоронить, если тот не даст ему хотя бы пяти минут отдыха.

— Здравствуйте! Ким Тэхён. Я Вам пирог от мамы принёс и решил помочь.

— О, сосед, который живет на крыше?

— Не, я прямо под вами.

Руку протягивает, жмёт аккуратно и расплывается в улыбке. Мама Пак красивая, ухоженная, миниатюрная и аккуратная.

В ответ улыбается так же приветливо и любовно на уставшего сына посматривает, что звездочкой посреди гостиной распластался.

— Маме спасибо передавай. И тебе тоже спасибо. Не голодные? Есть лапша, я с говядиной купила…

Чимин косится на мать и по лицу видит, что та грустная. С собеседованием всё плохо, придётся снова успокаивать.

Чимин ест шумно, причмокивает и хлюпает. Тэхён ест аккуратно и бровью ведёт, когда бульон из соседней плошки на него попадает. Вот тебе и манеры, вот тебе и воспитание.

А Чимин голодный, уставший, и дела ему нет до того, как он сейчас выглядит. Организм требует подзарядки, потому что новоиспечённый друг спуску не даст, а дел ещё выше крыши.

Мать вырисовывает круги в колонке с объявлениями и трёт переносицу. Морщинка стала глубже. Морщин вообще больше стало.

Чимин шумно тянет лапшу.

Та задевает кончик носа и пачкает его. Глаза бегают по лицу матери обеспокоенно. Он сам бы работать пошёл, но она не позволит. Учёба скоро начнётся, экзамены, будущее там, все дела. Они много спорили по этому поводу, и парень в итоге решил, что устроится на подработку втихаря.

После перекуса желание работать вообще отпадает, но Тэхён, оказывается, натура упёртая. Раз начали — доделываем.

Спустя час, мать и сын с ненавистью на Тэхёна глядят и дышат тяжело. Мать рассуждает, что лучше Тэхёна прямо с коробками выбросить, а сын, что лучше просто в окно. Тот же просто ходит и что-то делает, раздаёт указания.

Пыль постепенно исчезает (не сказать, что основной слой осел на трудягах), квартира приходит в божеский вид. Вещи встают на нужные места. Дневное солнце постепенно меняется на закатное, наполняя квартирку оттенками оранжевого и розового.

Красиво.

По вечерам здесь даже живописно, в какой-то мере, если не смотреть на всё остальное.

В линеечку сидят втроём вдоль стены и жадно пьют воду. Закончили. Теперь это не бунгало, а нормальная квартира. В общем понимании этого слова.

— Ну, мне пора. Увидимся!

Тэхён встаёт, кланяется матери и машет Чимину. Уходит, аккуратно прикрыв дверь.

— Надо было себе оставить.

— Что?

— Тэхёна.

— Зачем, ма?

— Да хоть вместо цветочка домашнего. Он уютный.

— Ты хотела сказать хозяйственный?

— А вот и нет.

Смеются. Кажется, впервые, за долгое время.

Её длинные волосы спутались и прилипли к щекам. Он пухлыми пальцами аккуратно их убирает и смотрит с заботой. Видит, что мать уже совсем устала, и не в физическом смысле. Седые пряди проступили отнюдь не от возраста. Весёлый взгляд таит печаль, уголки губ дрожат не от готовой улыбки вовсе. Прижимает её голову к плечу и обнимает.

— Справимся, мам.

— Конечно… Завтра иду ещё на пару собеседований. Оставлю деньги, купишь себе всё необходимое к школе сам?

— Да, не вопрос.

Отправляет её в душ, а сам говорит, что выйдет на пробежку. Отмахивается, что не устал вовсе, что подышать хочет. Бредёт к себе в комнату за плеером и наушниками. Зарядки мало, но на марафон в пару кварталов хватит. Думает, что неплохо бы изучить местность.

Переодевается в спортивные майку и шорты, надевает беговые кроссовки и выходит из квартиры, запирая дверь на ключ. Утыкается лбом в тёмное обшарпанное дерево и вздыхает. Сил нет, но мозги проветрить надо.

Goldmund — Breaking

Солнце мажет по кремовой коже тёплыми лучами.

Включает трек и косится на яму на тротуаре и неуклюжее ограждение с жёлтой лентой вокруг неё. Думает, что нужно прикупить беруши, а пока сойдут наушники. Решает начать бег и экскурсию с районом повернув налево.

Тощая улица, сутулые многоэтажные домишки лесенкой, крутой спуск. Развязывается шнурок. Ругается. Скрутив их в морской узел, бежит дальше. Отец научил.

Скудная аллея и старые деревья с редкой зелёной листвой. Лучи играют в прятки в ветвях, кора сухая и местами ободрана. Белками ли, дворовыми ребятами ли — неизвестно.

Крутая лестница вверх с меловыми цветами на ступеньках. Правая, левая, синий цветок, жёлтый цветок. Речушка, правая нога, домик с дымом из трубы — левая. Вытирает испарину тыльной стороной ладони.

Скачет по ступенькам выше, солнце за горизонтом ниже.

Перекрёсток. Поворачивает направо, трусит по остывающему асфальту мимо парковки и высотного здания, непонятно откуда выросшего. Двухметровый забор металлической сеткой. Движение справа. Кто-то гоняет мяч. Сквозь наушники слышит лязг цепей и возгласы. Почему-то сбавляет скорость, затем и вовсе переходит на шаг. Восстанавливает дыхание и невзначай косится на ребят, играющих в баскетбол. Четверо в игре, пять или шесть сидят на трибуне из старого хлама. В старом бассейне в трех метрах от площадки для игры мелькают макушки. Оттуда то и дело выпрыгивают ребята. Проверяют скейты и ныряют обратно вниз.

Останавливается и без зазрения совести изучает картину за забором. Следит за мячом, за ловкими пасами и толчками во время блоков. Вспоминает Чонгука и что неплохо было бы ему позвонить. Задумывается, почему сам Чонгук ему всё ещё не позвонил.

Видит движение в свою сторону и то, как губы парня шевелятся. Подходит ближе к забору: и Чимин, и парень.

— Что?

— Исчезни.

— Что?!

— Свали, сказал. Это частная собственность.

— Но я же не на ней нахожусь.

— Чё сказал? Беги, пока кости целы.

— Я просто смотрю, не трогаю никого и нахожусь на территории города.

Топает два раза по тротуару, как в подтверждение своих слов, и ухмыляется, видя замешательство на лице напротив стоящего. Тот гневно расчёсывает тату под подбородком и затем резко бьёт по сетке.

— Не зли меня, мальчик. — Рычит и козырёк кепки к затылку поворачивает. Шеей хрустит, запугивая, и пальцами сетку сжимает.

— Мы одного возраста. — Дерзит и нос потирает, отправляя наушники за ворот майки.

— Не на того ты скалишься.

Шов сетки резко откидывает и выскакивает прямо перед Чимином. Тот шаг назад делает, уступая место, и чёлку сдувает со лба.

Татуированный пальцами хрустит, плечи разминая. Зачем, не понятно. Только что в баскетбол играл, уже должен был размяться. Понты чистой воды.

— Я не скалюсь, а веду диалог, который ты же и начал.

Чимин не отступает под напором, только напрягается больше. Он уже получал тумаки, но вот чтобы ни за что — такого ещё не было.

— Хоуп, отстань от него.

Появляется вторая фигура, размером с гору, кажется. Татушек не меньше: вся левая рука забита. Волосы выжженные белые из-под красной кепки торчат, чёрная майка пятнами от пота зияет. Он разъярённого друга хватает за плечо и одёргивает назад.

— Хули он пялится?

Хоуп этот не сдаётся и рвётся обратно в сторону Чимина. Тот чуть отшатывается от неожиданности, но пристального взгляда не отводит. Специально. Масло в огонь подливает.

— Тебе мало драк? Я пару дней назад тебя из кутузки забрал — не насиделся?

Блондин рычит, сильнее друга за плечи сжимает и не даёт вырваться. Тот смысл фразы в голове переваривает. Видно, как шестерёнки крутятся. Плюёт под ноги Чимину и вырывается, уходя обратно за ограждение.

Чимин брезгливо вслед смотрит и ухмыляется. Получить он готов, а вот маме побои показывать — нет.

Светловолосый Чимина с ног до головы осматривает каким-то пустым взглядом и языком за нижней губой проходится, готовясь, кажется, плюнуть следом.

— Вали.

Разворачивается и ныряет следом за сетку. От такого взгляда хочется отмыться поскорее, а ещё от пота и слоя пыли.

Стоит, косясь на парней, что на «трибунах» расселись, наушники медленно вставляет обратно в уши и ухмыляется, видя средний палец Хоупа. Глазами сталкивается со взглядом блондина и ловит себя на мысли, что взгляд у того какой-то печальный.

Отмахивается от мыслей и срывается с места, выругавшись, что батарея всё-таки села.