Прошло ровно восемь месяцев, одна неделя и пять дней по местному летоисчислению с тех пор, как Алиса вернулась. И в голове графа Мариуса воцарился совершеннейший хаос.

Было много вопросов. Кто она? Откуда она взялась? Зачем? Как надолго? Навсегда? Кому она нужна? И что ей нужно? Что она замышляет? Как она связана со Шляпником?

От природы граф Мариус был умным, расчётливым человеком, всегда поклонявшимся перед разумом. Разум вёл его всю жизнь, чуть ли не с самого детства. Да, граф отчётливо помнит, что тогда, когда он был ребёнком – уже графом, наследником своего отца, – он всегда отдавал приоритет разуму. Никаких «сердечных дел», никаких «волей сердца». Сердце не знает лучше, чем разум, – в этом юный граф был уверен. Всегда.

«Всегда» вообще было одним из любимых слов графа Мариуса. Однако он не понимал его как вечность. Оно лишь придавало некую стабильность всему меняющемуся, хаотичному. Если так было всегда – значит, система проверена. Если люди поступали так всегда – значит, они поступали правильно. А вечность – она для тех, кто не осознаёт настоящее.

Одним из его нелюбимых слов было «чувство». Он старался не произносить его, ибо считал его бесполезным, а если всё же без него никак нельзя было обойтись, он выговаривал его сквозь зубы, с отвращением и даже презрением. Граф Мариус не терпел людей, полагавшихся исключительно на «чувства». Такие люди никогда не могли достигнуть счастья в мире. Один его знакомый, барон, женился на продавщице цветов. Он потерял уважение и статус, стал изгоем в светском обществе. Другой раздал всё своё богатство на благотворительность, построил приют для каких-то уличных детей, ни одни из которых, разумеется, даже не поблагодарил его. Всё это они называли проявлением «чувств». Граф Мариус же называл это проявлением глупости.

Всегда в его жизни всё было строго налажено. Виртуозная хитрость поддерживала его разум. Он всегда мог войти в доверие даже к самым неприступным влиятельным лицам. Он всегда был обласкан, уважаем, всегда был, как говорится в свете, на хорошем счету. В его жизни всё было прекрасно и отточено. До того самого дня.

В тот день он падал. Долго, стремительно, куда-то в глубину, в хаос. Очнулся он в неведомой стране, которая сразу не полюбилась ему. Что произошло с ним, граф Мариус не знал. Осматриваясь в новом для него мире, он силился понять, что происходит, пытался объяснить всё логически, разумом, и, конечно, не мог. Величайшей бедой для графа было попасть в мир, не подчиняющийся логическим законам. Здравый смысл был здесь попран и забит в крошечный тёмный уголок. И мир существовал! В нём текла жизнь. Графа охватила паника, он не представлял себе возможным ту мифическую реальность, в которой оказался таким случайным образом. Он чуть не потерял себя. Однако вскоре одумался.

Граф Мариус разумно полагал, что раз жизнь течёт, то она течёт в каком-то направлении, по некоторым законам, которые, возможно, не соответствуют законам мира, где он жил прежде, но подчиняются иной системе. Он заинтересовался и начал искать странную логику новой для него вселенной. Он узнал о Белой Королеве и явился ко двору, где был принят удивительно мило и нежно, что значительно облегчило его задачу. Граф начал свои поиски с исследования дворца, сада, леса вокруг. Постепенно масштабы его размышлений увеличивались. Поиск смысла Подземелья, его сути, превратился для него в охоту за каким-то кладом, вещественным, а не мнимым. Переворот этот означал, что его разум посчитал поиски смысла абсолютно бестолковыми и принял Страну Чудес.

Однако сам граф не мог принять её. Он всё ещё искал чего-то, уже не совсем понимая, что именно. Внешне он был спокоен, немного угрюм, горд, остроязычен и изящен. Никто ничего не замечал. Он знал, что во дворце его не любили: все ощущали, что он чужой, что он отделён от них мутной, запыленной стеной. Граф Мариус не объединял себя с жителями Подземелья, он не испытывал приязни к тем, кто живёт по законам мира чувств и эмоций и отвергает разум. Он не открывался им, и они не могли познать его так же, как и он не мог познать их и само Подземелье.

Такое пребывание графа Мариуса в мире Страны Чудес могло бы продолжаться ещё Бог знает сколько времени. Но суждено было случиться тому, что Бравный воин вернулся.

Кем была Алиса для мира Подземелья? Кем была Алиса для него? Отвратительная девчонка, неряшливая, бестактная. Но что же в ней было такого, что вызывало в графе Мариусе сомнения? Она явно не претендовала на престол. Она вообще не была заинтересована в политике. Она чувствовала себя в Стране Чудес как дома. Ей было здесь хорошо. Как будто она всегда жила здесь. Всегда? Как будто бы это правильно.

Алиса вся была материальным воплощением ненавидимых графом Мариусом «чувств». Все эти её улыбки, смешинки, шутки, восхищённые вопли, слёзы радости и грусти – всё это было графу и знакомо и чуждо одновременно. Он видел подобные эмоции раньше. Но никогда не приходилось ему видеть такую яркую искренность, на грани актёрства, и всё же исходящую от самого сердца. Всё вызывало у неё восхищение, бурные эмоции, море каких-то перемешанных «чувств». Алиса, по наблюдениям графа, любила мир вокруг. Она любила абсолютно всё. И это казалось ему настолько нереалистичным, странным и нечеловеческим, что граф отторгал всё существо Алисы.

Однако граф Мариус всё-таки пытался понять её, а заодно себя и своё отношение к этой девушке. Он восстанавливал в памяти – а память у графа была отличная – каждый мелкий эпизод, где он мог видеть Алису, разговаривать с ней, смотреть на неё издалека.

Первая встреча, на королевском ужине. Тогда эта девчонка заняла его место по левую руку Её Величества. Она приторно-дружелюбно смотрела на него, и глаза её горели так, будто она испытывала неимоверное счастье. Но самым противным было то, что Алиса, видимо, полагала, что, раз уж она счастлива, все вокруг обязаны разделять её чувства. А Граф Мариус, например, ничуть не был счастливым.

Дальше – случайное столкновение в саду у замка. Граф тут же вспомнил ту мерзко-озорную наглость в каждом взгляде, в каждом слове, в каждом движении Алисы. Она была ему невыносима. А маленький луговой цветочек из петлицы сюртука лежал тем временем в какой-то книге на полке у графа Мариуса. И вовсе не от любви его к растениям.

Конная прогулка – тот день всплывал в памяти как сущий кошмар. Всё худшее, что было в этом дурацком Бравном воине усугубилось в тысячу раз, став ещё более дурацким и нестерпимым. Его раздражало в Алисе всё, начиная от её мужской посадки в седле и неряшливых спутанных волос и заканчивая дерзким «граф Мари». Отвратительная. Грубая. Бестактная.

Но граф всё думал и думал о ней, в который раз прокручивая воспоминания в своей голове. Она определённо сводила его с ума.

***

Была ночь. Графу Мариусу не спалось, что уже не удивляло его: в последнее время такое часто случалось. Неизвестно, что было этому причиной, нездоровье или эта девчонка, внесшая неразбериху в его жизнь.

Граф сидел за письменным столом в своей небольшой комнатке. За окном сияла луна, а на столе светилась одинокая свечка. Перед графом лежал вырванный откуда-то лист, на котором он сосредоточенно старался составить анаграммы имени «Алиса»:

А Л И С А

Л А И С А

И Л А С А

А И Л С А

Хорошей анаграммы не выходило. «Она даже для этого бесполезна», – усмехнулся граф про себя. Он нервно скомкал лист и швырнул его прочь. Комок попал в открытое окно.

– Дьявол… – прошипел граф Мариус про себя. Он перевесился через подоконник, вглядываясь в темноту. Клочок лежал на узкой мощёной дорожке под его окном.

Будь это обычный лист бумаги, граф позабыл бы про него так скоро, как выбросил. Но на листке было имя этой девицы. Вряд ли сумасшедший в Стране Чудес догадается, что это анаграммы и что автор их – он, граф. Но обезопасить себя всё же стоило. Граф буркнул что-то себе под нос, потушил свечу на всякий случай, накинул сюртук и вылетел из комнаты.

Спустившись, граф вышел в сад и нашёл злосчастные анаграммы. Он подобрал листок, зачем-то развернул его, будто убеждаясь, что это действительно тот самый листок среди множества листков, выбрасываемых из окон дворцовых обитателей. Это был, конечно, он. Тот самый. Граф Мариус скомкал его с ещё большей ненавистью.

Он спокойно поднялся к себе, скинул сюртук, проходя мимо стола, кинул листок на стол. Встал у окна, подумал немного и сел на подоконник. В саду была тишина. Ни стрёкота сверчков, ни щебета птиц граф не слышал. Он поднял глаза на небо, пристально посмотрел на луну. Огромный матовый бледный шар ничего не сказал ему, не ответил на его вопросы. Казалось, он издевался над ним, как издевался весь этот мир, и все его жители, и эта девчонка. В душе графа бурлило и разливалось что-то неподвластное ему и им неконтролируемое.

Шорох шагов отвлёк его от мрачных раздумий. Граф Мариус взглянул вниз, на мощёную дорожку под его окном, и увидел двоих спутников. Что-то в груди забурлило с новой силой, граф сжал кулаки, вскочил с подоконника и хотел было захлопнуть окно, но вовремя удержался – нельзя было отвлекать эту безумную парочку стуком. Он остановился, придерживая раму окна рукой, и внимательно посмотрел вдаль уходящим. Одним из них был Шляпник. Рядом с ним семенила Алиса, в лёгком платье и накинутом поверх пиджаке Шляпника. «Как можно было выйти на прогулку в ночь, да ещё и в таком наряде?» – граф Мариус в очередной раз возмутился незадачливой спасительнице мира.

Он не мог заставить себя отойти от окна. Вглядываясь в силуэт всё удалявшейся Алисы, он подумал, что её золотые волосы при луне не играют таким же весёлым блеском, как днём. А ещё она сейчас, наверное, так же поправляет волосы поспешным, суетливым движением, потому что из-за неряшливости её причёски какая-нибудь прядь всегда спадает ей на лицо. А шагая рядом со Шляпником по узкой мощёной дорожке, она наверняка временами неловко оправляет это своё платье. А платье на ней чересчур лёгкое. Очевидно, пиджак Шляпника плохо согревает её.

Граф размахнулся и со всей силы захлопнул окно, тут же навалившись на него, запирая щеколду. Ненавидимые им «чувства», эмоции побеждали его. Он лихорадочно зажёг свечку, схватил листок со стола, расправил его и сжёг. Граф силился убедить себя, что всё было в порядке, хотя и понимал, что это вовсе не так. Ничего не было в порядке. И виной всему была это омерзительная девчонка, которую он – неизвестно почему – полюбил.