Возвращение в отчий дом всегда вызывало в Аято достаточно неопределённую смесь чувств. С одной стороны, это было место, где он провёл своё детство; с другой же — сюда он вернулся из-за границы, чтобы попасть на похороны сначала своего отца, а затем и матери. То же самое воспоминание о похоронах вызывало ещё больше смутных чувств. Поскольку в этот день случилась его первая встреча с Томой.

Тогда Аято повёл себя так, за что, к собственному же удивлению, до сих испытывал стыд. Настоящий, ничем не разбавленный, чистый стыд, который, после принесения извинений Томе, он предпочёл скрыть глубоко в своей душе и больше никогда о нём не вспоминать. Получалось не вспоминать до тех пор, пока он не переступал порог собственного дома.

Старого дома, потому что у них с Томой, наконец, появилось личное пространство, и не приходилось хоть и возбуждающе, а всё равно унизительно прятаться по углам и беспокоиться, не слышно ли их через тонкие бумажные что двери, что стены. На тот момент он, к ещё одному своему стыду, беспокоился больше о слугах, нежели об Аяке, которой на тот момент было всего пятнадцать.

Было в его отношениях с Томой кое-что неправильное: опять же, Тома ведь тогда был его домработником, и Аято платил ему зарплату, и подобные чересчур близкие отношения босса и подчинённого нарушали любую трудовую этику. Даже если это было по обоюдному согласию. Все эти нюансы становились причиной головных болей. Отчасти, но тем не менее.

Потому сейчас Аято радовался, что всё это осталось в прошлом. Скорбь по ушедшим родителям притупилась, его отношения с Томой получили официальный статус и одобрение Аяки — хотя у Аяки, по сути, не было и шанса на возмущение, но её принятие выбора Аято оказалось прекрасным бонусом, — и сейчас всё должно было налаживаться.

Всё просто обязано было идти по тому сценарию, который Аято распланировал, но, конечно же, всё получилось иначе. А ведь после того, как Тома без проблем начал процесс восстановления в университете, и они купили квартиру, ему чудилось, что всё пройдёт без запинок.

Порой Аято думал, что его самоуверенность может быть губительна для его самооценки.

Он оторвал взгляд от экрана ноутбука, глядя на то, как в саду Тома резвился вместе с Таромару. Оба были крайне рады вернуться домой, в свой большой двор, и пёс уже успел испортить песок в саду камней своими следами. Воздух полнился громким лаем, голосом Томы, летним июльским теплом, и это был прекрасный воскресный день.

Если бы не работа. Аято с сожалением опустил взгляд обратно в экран, но краем глаза всё равно улавливал мельтешение играющего с Таромару Томы. Из-за ярких светлых волос тот напоминал скачущего солнечного зайчика, и Аято надеялся, что хотя бы к обеду сможет уделить ему должное внимание, как и обещал. Да, работы было не так много, однако она в принципе требовала его драгоценного времени, и это слегка раздражало.

Благо, что рядом стоял чай, заваренный руками Томы, небольшие крабовые печенья, купленные в любимой лавке Аяки, и, в общем-то, благополучная атмосфера. С душевным покоем заниматься рутиной было легче. И было бы ещё лучше, будь эта самая рутина полна чем-то помимо отчётов и мимолётных деловых совещаний в переписках касательно чего-то, что спустя часа два обсуждений начинало казаться не заслуживающей такого пристального внимания мелочью.

Аято бегал взглядом по строчкам в новом сообщении, когда за спиной раздались мягкие шаги. Спустя несколько секунд рядом с ним за низкий столик опустилась Аяка. Поправила юбку под столом и положила к локтю Аято конверт с отчётливой выпуклостью в середине.

— Бумажная почта до сих пор так актуальна? — спросила она, глядя якобы честными и невинными большими глазами. Аято мягко улыбнулся и забрал конверт, вскрывая его и выуживая изнутри флешку. На лице Аяки отразилось сначала непонимание, а затем спокойствие. Её пристальный и любопытный взгляд Аято ощутил на своей щеке, пока доставал флешку из небольшого чехла и вставлял её в свой ноутбук.

— В некоторых моментах, когда не доверяют обычным месседжерам, — пожал плечами Аято, закончив с этим и слегка кивнув в сторону чайника. — Тома очень старался над чаем, не пробовала?

Аяка помолчала, но тоже налила себе чашечку. То и дело посматривая в экран Аято, хотя тут же в чём-то, похожем на смущение, отворачивалась и глядела в сторону уже валяющегося на траве Томы, которого каким-то чудом повалил Таромару. Флешка хоть и покоилась в разъёме, только Аято не спешил открывать окно с папками внутри. Он продолжал вести утомительную переписку с представителем Яэ.

Интересно, это такая у компании «Сёгун» практика — нанимать самых невероятно дотошных людей? Отчасти, Аято одобрял такой подход, но, великие Архонты, иногда их дотошность была так невовремя…

— Как тебе чай? — отвлёкся он, отправляя очередное сообщение и уже видя, как ему пишут ответ. Аяка поставила пустую чашечку на стол и кивнула.

— Вкусный. Как и всегда.

— Думаю, Томе будет приятно узнать твоё мнение, — ответил Аято, улыбаясь немного шире. Самую малость, при этом слегка сощурив глаза и посмотрев Аяке прямо в лицо. Та замерла, положив ладони на колени.

На секунду её взгляд метнулся в сторону монитора, горящий любопытством. Её аккуратные пальцы слегка сжали ткань юбки, а затем Аяка кивнула, едва заметно выдохнув. Могла бы проявить хитрость, но не решила. Или же любопытство было не настолько сильно. Или же… Аято проследил за тем, как она украдкой посмотрела в сторону Томы.

Или же подумала, что Тома будет сговорчивее.

— Не перетрудись, — Аяка поднялась со своего места. — Тебе необходим отдых, брат. И, кажется, восстановление в университете даётся Томе не легко.

Заметила, всё же. Аято удержал на губах улыбку и кивнул, внимая словам сестры. Та лёгкой походкой спустилась с веранды, направляясь прямо в сторону вымотавшихся и попросту уже лежавших на траве Томы и Таромару. Стоило ей уйти, как Аято позволил себе тяжёлый вздох.

Хоть Тома и старался скрывать свои чувства, но он не был в этом настолько умел. В этом плане «выдрессировать» его не представлялось возможным. Отчасти потому, что искренность была неотъемлемой частью самого Томы, и Аято не смел запускать в это свои ледяные руки, чтобы переделать и измарать собственным деланным равнодушием. Так что намётанный взгляд Аяки разом вычислил — что-то не так, что-то случилось. Но спрашивать она не спешила, попросту пока наблюдая и, вероятно, делая мысленные заметки касательно различных просачивающихся в поведение деталей: того, что Тома порой тревожно глядел в экран телефона; того, что он мог замереть, как в раздумьях, и хмуриться; того, как его мысли, очевидно, витали очень далеко от уютного и почти что родного дома.

Сам Аято за своё поведение мог ручаться — Аяка не раз видела, как он получал какую-то подозрительную информацию через очень странные источники. Правда, подделывать собственное выражение лица каждый раз начинало утомлять, да и не освобождало от напряжения внутри. Лёгкого, но всё равно существующего и раздражающего. Простой сорняк, от которого по весьма определённым причинам он не мог избавиться.

Свернув окно с перепиской, посчитав, что представитель Яэ может и подождать со своим важным мнением, Аято открыл папку с файлами. Сначала шли текстовые документы, за ними — видеофайлы и фотографии, пронумерованные и связанные между собою числами. Аято открыл файл под названием «1», вместе с ним открывая и видео с точно такой же цифрой в названии. Заведомо убавив звук до минимума, на всякий случай.

В документе, слава Архонтам, были не целые абзацы текста, а кратко и едва ли не по секундам, как если бы Хэйдзо, снимая, тут же делал у себя пометки где-то рядом. Видео представляло из себя, по сути, нарезанные «важные» куски и чаще снималось из машины, судя по всему, камера стояла прямо под лобовым стеклом, и как именно Хэйдзо её запрятал, чтобы не выглядело подозрительно, Аято не представлял.

Да и думать об этом было совсем не время. Пока Аяка присоединилась к Томе в играх с Таромару, Аято просматривал документы и видео на быстрой перемотке. Судя по дате — это была вот-вот прошедшая пятница. Встретиться с Хэйдзо не составило труда, для этого не нужно было много времени, поскольку Аято все свои запросы уже по опыту — и чему-то, что могло превратиться в привычку, — скомпоновал в один файл.

Обозначив как «срочное». На мгновение он оторвал взгляд от экрана и глянул на Тому. Тот улыбался, обнимая Таромару руками и ногами, сидя на… пледе. Напротив него сидела Аяка. Когда успели? Аято в озадаченности повёл взглядом и сразу же наткнулся на фигуру госпожи Фуруты, делающей вид, что приводит в порядок сад камней. Вздохнув с облегчением, Аято вернулся к просмотру.

Впрочем, ничего интересного там не было. Оставалось только и похвалить Хэйдзо, который приступил к слежке практически сразу же после их встречи, благодаря чистой удаче увидев, как Чжун Ли с Тартальей отъезжают от дома.

Следующие видео были полны молчаливого преследования сначала по дороге, остановки в каком-то парке… Если честно, как бы Аято не вчитывался в заметки Хэйдзо и не вглядывался в происходящее на видео, он не замечал ничего странного. Это было обыкновенное свидание его соседей, ни больше ни меньше.

Ещё раз посмотрев в сторону Томы, Аято чуть нахмурился, включая следующее видео. И замер, увидев знакомую вывески и двери «Призрачной беседки». Хэйдзо вошёл внутрь, камера слегка тряслась и шуршала, скрытая, но всё равно продолжающая снимать окружение. На первом этаже соседей не виднелось, а это означало…

Аято показалось, что он услышал, как сквозь зубы выругался Хэйдзо, когда администратор оповестила, что верхние комнаты бронируются заранее. Хэйдзо пришлось отступить — вернулся в машину, спрятал камеру на привычное место под лобовым стеклом и переставил машину поближе к ресторану, чтобы без труда можно было увидеть, кто в него заходит, а кто — выходит.

В заметках значилось, сквозящее раздражением побеждённого частного детектива: «Могу только надеяться, что Вы увидите кого-то знакомого здесь».

Аято вновь поставил видео на перемотку до тех пор, пока не увидел вспышку ярких волос у дверей. Остановил, отмотал назад и протяжно выдохнул, уже мрачно глядя на то, как Ян Фей спешит прямо к ресторану. Она прижимала телефон к уху и что-то быстро тараторила в него, после чего убрала его, очевидно, скидывая звонок и заходя внутрь. Глубоко вдохнув, Аято записал секунды и номер видео, где появилась Ян Фей, кратко описал её и скинул это малопонятное сообщение Хэйдзо.

После продолжая смотреть видео на перемотке. Повторного появления Ян Фей ждать пришлось не так долго — около получаса. Она вновь появилась, но её походка была несколько скованной. Пару раз она оглянулась на ресторан, а затем ушла. Спустя ещё около получаса наружу вышли Чжун Ли с Тартальей.

И выглядели они обычно. Аято скользнул взглядом по казавшейся собственнической хватке Чжун Ли на талии Тартальи и откинул сумбурные мысли. Видео прервалось на том, как соседи садились в машину. Закрыв его, Аято протёр внезапно заболевшие глаза и глубоко вдохнул.

— Молодой господин, я принесла вам закуску, — послышался сухой старческий голос. Аято, не дрогнув, обернулся и взглянул на госпожу Фуруту. В её морщинистых руках стоял поднос, на котором Аято разглядел несколько тарелок, среди которых был мисо-суп и несколько розовых трубочек — моти с сакурой.

— Спасибо, — улыбнулся Аято, позволяя себе толику усталости во взгляде. Даже не притворство, призванное убедить госпожу Фуруту в том, что она как никогда вовремя. Потому что ведь правда — ему необходим был хотя бы небольшой перерыв.

Госпожа Фурута с улыбкой поставила к нему на столик тарелочку — креветки в кляре оранжевым золотом лежали в окружении из кружочков редиса и зелени, — после чего спокойно и медленно двинулась в сторону щебечущих меж собой Томе и Аяке. Украдкой Аято взглянул на время и вздохнул — был уже обед.

Тэмпура слегка скрасила просмотр нового видео со слежкой. В этот раз Хэйдзо следовал по торговому центру — Чжун Ли и Тарталья направлялись в сторону кинотеатра, и, честное слово, ладонь Чжун Ли не отлипала от Тартальи. Он касался его всегда, чаще мимолётом — не за талию, а за руку, за запястья, даже пальцы, легко поглаживая и…

Аято пришлось пересмотреть это несколько раз, чтобы убедиться — Тарталья отвечал взаимной лаской, не пытаясь одёрнуть руку. Ощущение, что всё происходящее является не более, чем какой-то чепухой, начинало прогрызаться сквозь общее холодное отношение Аято к происходящему.

Краем глаза он заметил движение и лёгким мановением руки, не дёрнувшись, свернул и папку, и видео. Затем открыл чат с представителем Яэ, от которого успело скопиться десять больших сообщений. Рядом со вздохом опустился Тома.

— А говорил, что работы немного, — вздохнул Тома, но укор в его голосе был меньше песчинки. Аято улыбнулся уголками губ, затем покачиваясь на месте и касаясь своим плечом плеча Томы. Отвернулся от ноутбука, желая увидеть зелёные, яркие глаза.

— Мы оба страдаем от нездорового трудоголизма, не так ли? — спросил он. Щёки Томы слегка вспыхнули — то ли от смущения, то ли от стыда. От смущения — потому что лицо Аято оказалось очень близко к его собственному. От стыда — потому что нет смысла отрицать его вечное желание что-то делать и трудиться на благо хоть и не родной, но семьи.

Аято до сих пор слегка удивлялся, что Тома в принципе согласился переехать и получить высшее образование. Если так подумать, то какую же выгоду именно в этом он видел, руководствуясь своими неизменными и выученными Аято вдоль и поперёк принципами?

— Я медленно исцеляюсь, — не слишком уверенно возразил Тома, чуть хмуря брови. Аято просто кивнул, решая не упоминать то, как Тома старательно вычищал их дом на днях, просто потому что до сих пор считал это своей обязанностью. Иногда чудилось, что дай ему волю — и он притащит в кровать свою любимую тряпку.

— И я горжусь тобой, — ответил Аято миролюбиво, подавляя желание потянуться и быстро, провокационно поцеловать Тому. Тот усмехнулся, и Аято замер, когда его желание воплотили в жизнь. Тома мягко поцеловал его, затем отстраняясь и поднимаясь из-за столика.

— Помогу госпоже Фуруте с полноценным ужином, — с намёком проговорил Тома, забирая с собой ещё и пустую тарелочку из-под тэмпуры. Аято проводил его взглядом, чувствуя, что улыбается искренне. В самом деле. Ему стоило большого труда оторвать взгляд от его спины и не думать о том, что сегодня ночью, вероятно, придётся стараться сдерживать голос.

Отмахнувшись от этих мыслей, Аято вернул всё своё пристальное и всепоглощающее внимание к экрану, открывая свёрнутое видео. И замирая на месте, не совсем понимая, что он видит. Первое, что он понял — не поставил видео на паузу и то бежало на перемотке, пока он тут болтал с Томой. Второе — это всё ещё запись из-под лобового стекла.

Перед тем, как его прервал Тома, он включил новое видео, снятое на камеру ночного видения, потому всё было несколько… иных цветов. И в этих иных цветах Аято видел, как недвусмысленно качается машина с номерами Чжун Ли.

Несколько мгновений Аято в чистом замешательстве смотря на её далеко не ритмичные покачивания, а затем резко нажал на паузу и прикрыл глаза. Силясь не уделять такого внимания тому, что попыталась нарисовать его фантазия. Сделав глубокий, бесшумный вздох и взяв себя в руки, Аято открыл глаза и развернул документ под схожим с видео номером.

«После кино они ехали в сторону дома, но затем резко завернули на парковку…»

Аято быстро прощёлкал по нужным секундам, указанным в документе. Вот та же машина из тёмного переулка, но едущая по дороге. Затем как-то резко и, видно, очевидно незапланированно свернувшая на парковку и заставившая Хэйдзо притормозить у обочины. Благо, что было темно. Спустя какое-то время машина Чжун Ли снова тронулась, и слежка возобновилась.

Иногда Хэйдзо терял их из виду, как бы отставая, но всегда нагоняя. Аято не хотел думать о том, почему его не замечают, хотя, казалось бы. Всё так очевидно. Это невольно наталкивало на мысли, насколько слеп порой мог быть сам Аято. Вдруг за ним тоже велась какая-нибудь слежка? Или за Томой?

Эти размышления он насильно отложил в сторону, чтобы обдумать как следует попозже. Сейчас он смотрел, как Чжун Ли выходит из машины и ненадолго пропадает в аптеке, которая на камере ночного видения выглядела сплошным белым пятном. Чжун Ли вернулся с пакетом — и Аято уже понимал, что в этом пакете, — и вновь поехал куда-то.

В тот самый переулок, и слежка за ними длилась около получаса. Аято постучал пальцами, перематывая и останавливаясь на моменте, когда на улице показался Тарталья. Если и была какая-то безумная идея, что Хэйдзо каким-то чудом пропустил, что в переулок Чжун Ли заехал с кем-то другим, то тут она отпала напрочь. Аято просто наблюдал за тем, как сначала Тарталья скрывается на заднем ряду машины, а за ним следует Чжун Ли, перед этим заглянув в багажник и что-то оттуда забрав.

А затем — качка.

Аято поставил видео на паузу и вновь закрыл глаза, в этот раз массируя виски и пытаясь логически сопоставить… что-то. Сделать какой-то вывод из всего просмотренного. Вывод, конечно, был до абсурдности прост. Проблема в том, что приходить к нему было несколько… неловко?

Убрав пальцы от висков, Аято посмотрел в документ, где Хэйдзо красноречиво подписал достаточно долгий промежуток времени как «они занимались сексом». Просто кивнув этим написанным словам, Аято пролистнул ниже, ища момент, когда там всё закончилось. Затем промотал, не допуская в свою фантазию очередные непрошенные картинки.

Дверь машины открылась, и наружу показался Тарталья. Растрёпанный, насколько об этом можно было вообще судить, и будто бы слегка помятый. Или это уже играло воображение Аято, который слишком… впечатлился. Не то, чтобы он мог смущаться секса в машине — с его опытом это носило название «интересная возможность» или нечто в подобном духе.

Не ему осуждать кого-то за такое после того, как они с Томой секретно облюбовали большую часть укромных мест в отеческом доме. Однако у него не было бы этого видео, если бы ситуация была рядовой. Поэтому вероятно он мог предположить, что всё произошедшее в машине могло носить насильственный характер.

В теории. Которая давала крупную трещину, когда он увидел, как Чжун Ли в более светлой, чем до этого, рубашке вылезает из машины, и как Тарталья липнет к нему. Как они целуются, как они взаимно оплетают друг друга руками — за талию и за шею. Как затем Тарталья слегка качается на месте — видимо, его не так хорошо держали ноги, и в каком-то смысле Аято ощутил солидарность, — и как его крепко ловят, не позволяя упасть. Как затем Чжун Ли ведёт Тарталью, помогая ему, и они садятся в машину.

Аято закрыл видео, затем просматривая фотографии, которые позволяли разглядеть более отчётливо момент после выхода из машины. И это только сильнее укрепило в Аято подозрение, что он всё это организовал зря.

Могло ли быть такое, что это всё какая-то «сценка», потому что Чжун Ли заметил за собой слежку? Если они говорили с Ян Фей, а они друзья, то она могла и рассказать всё. Хотя там должен был присутствовать Тарталья, и Аято не мог с уверенностью утверждать, что именно происходило внутри ресторана.

К тому же, Тома как-то предполагал, что Тарталья «не понимает всей ситуации» и для него вероятное домашнее насилие может быть нормой. Добавить к этому идею того, что их отношения длятся с момента, как Тарталье исполнилось восемнадцать, и получается… весьма мрачная и ужасная картина.

Но правда ли это всё — простой спектакль? Аято поморщился, не в силах полноценно оценить хитрость Чжун Ли и всю ситуацию. Если бы, например, Аяка, как несведущее в этой ситуации лицо, увидела эти фотографии с поцелуем, то вряд ли бы заметила нечто подозрительное. Вопрос в том, искажает ли восприятие уже известный контекст или же, наоборот, проясняет ситуацию?

Аято просмотрел её одно видео на перемотке — то, как Чжун Ли с Тартальей возвращались домой, — затем несколько фотографий, нахмурился и закрыл всё это. Открыв переписку с Хэйдзо задумался, после всё же печатая: «Продолжай слежку»

Ладно, от ещё нескольких дней не убудет. Главное, чтобы Хэйдзо не лез на рожон и держался на расстоянии.

***

Когда он думал о том, что Аякс сможет вить из него верёвки по своему желанию, то был абсолютно прав. К тому же, он заметил это уже давно, поскольку идти на поводу у Аякса хотелось. Это доставляло своеобразное удовольствие, источник которого крылся в тёмной глубине сердца Чжун Ли.

Впрочем, из той же тёмной глубины выползало и то самое, позволявшее Чжун Ли делать то, что он делал с Тартальей последние две недели. И тогда его желание идти на поводу пропадало, съеденное иным, гораздо-гораздо более тёмным желанием. Потому Чжун Ли мог легко взять в руку ошейник, а вместе с ним — и самого Аякса.

Разве что после случившегося на этой неделе — после слёз и чуть ли не падения с обрыва, — он искренне планировал провести воскресенье по-другому. Обычно, спокойно. «Нормально». Сделать иной подарок, а не тот, что он запланировал ещё в июне, не зная, что им придётся взять перерыв, дабы очистить мысли.

И реакция Аякса на обычный подарок была милой. Настолько, что Чжун Ли пришлось ждать минут пять, пока его прекратят целовать в награду. А всего лишь решил организовать Аяксу более тесное знакомство с белухами из их любимого океанариума — благо, что забронировать плавание в бассейне с этими почти что китами было в принципе возможно. То, что такое существует, каким-то чудом всякий раз ускользало от его внимания, пока он не решил задуматься тщательнее.

Но затем, стоило разобраться с обычным подарком, всё даже не пошло, а полетело в другую сторону. Сначала странные взгляды за завтраком, который в этот раз делал Чжун Ли. После очевидно навязчивые прикосновения, которые даже не пытались спрятать под невинной лаской и выражением простой привязанности.

Чжун Ли искренне подумал, что его так соблазняют, и праздничный секс звучал как отличный вариант провести часть этого дня. А затем он вспомнил, что просто секса, даже с применением силы и простого унижения в процессе, Аяксу не хватит. Подтверждение своих догадок он нашёл в темноте зрачков синих, полных искушения, глаз.

Это был последний раз за сегодня, когда Чжун Ли решил пойти на поводу у Аякса. При этом корыстно и совершенно бесстыдно исполняя свои желания в ответ.

Это должна была быть тихая, незаметная игра, в которой ничто не помешает ему получить от Аякса всё желаемое и в ответ заставить любимые синие глаза мутнеть от удовольствия. Всё достаточно понятно, но далеко не просто.

Тишина гостиной была неидеальной. Она нарушалась дыханием, шум которого бессмысленно пытались подавить. Нарушалась едва слышным ёрзаньем на месте и тихими полустонами, порой прорывающимися сквозь плотно сжатые зубы. И было кое-что ещё…

Чжун Ли перевернул страницу книги и сделал глоток из чашки. Горячий, нежный вкус чая прокатился по языку, и Чжун Ли чуть улыбнулся, бегая взглядом по строчкам, позволяя себе ненадолго погрузиться в описание прошедших, давних времён. Опустил руку с опустевшей чашкой, тут же ощущая кончиками пальцев слегка подрагивающие ладони.

Они обхватили чашку и забрали. Чжун Ли не отрывался от чтения, краем уха слыша, сначала тихий, почти что похожий на скулёж, вздох, а затем журчание наполняющего чашку чая. Спустя ещё пару мгновений он увидел, как ладони с чашкой вернулись на то место, где забрали её. Чжун Ли проигнорировал, продолжая читать, подбираясь к концу главы.

И всё равно заметил, как ладони, обнимающие горячую чашку чая, слегка подрагивают. Смилостивившись на краткую секунду, Чжун Ли аккуратно взял чашку и отпил, совсем немного. Опять видя то, что ему хотелось — слегка покрасневшую от температуры кожу всё ещё поднятых и ждущих возвращения чашки ладоней.

Они слегка, едва ли заметно дрогнули, когда чашка действительно вернулась в них. Чжун Ли задержался взглядом на последних абзацах перед концом главы, нарочно перечитывая их пару раз, прежде чем взял закладку с изображением феникса и вложил её меж страниц. Закрыл книгу, откладывая её в сторону и, наконец, поворачиваясь.

Чтобы в полной мере полюбоваться на промаринованного в собственном ожидании Аякса.

Всё его тело мелко потряхивало, а дыхание прорывалось сквозь зубы, сжатые на чёрной палочке из силикона — на кляпе. Подбородок блестел от слюны, и она уже успела стечь ниже, по шее, до груди, быстро вздымающейся, но скованной вторым подарком Чжун Ли. Полосы портупеи чернели особенно сильно на фоне бледной кожи, обхватывая Аякса прямо под грудными мышцами и по плечам.

В гостиной было совсем не холодно, скорее даже душно. И всё равно соски Аякса напряглись от возбуждения, невольно приманивая к себе взгляд. Капли слюны упали в появившуюся из-за портупеи ложбинку между грудными мышцами, и Чжун Ли поднял взгляд. Встречаясь им с синими, мутными, полными бессловесной мольбы глазами. Но на дне чужих зрачков он видел пляску диких искр.

Его руки слегка подрагивали, продолжая держать чашку, и Чжун Ли довольно сощурил глаза, продолжая любоваться видом. Опуская взгляд всё ниже, видя, как подрагивает худой живот, покрытый редкой рыжей россыпью веснушек, а затем видя источник звука, сплетающегося с порывистым дыханием Аякса.

Чёрное кольцо мягко и мучительно вибрировало на основании члена Аякса уже как пятнадцать минут.

Аякс шумно вдохнул, зажмуривая глаза, и его пальцы в моменте нарастающего удовольствия впились в чашку. Стимуляции ему откровенно не хватало, тем более что он попросту не мог достичь собственного финиша. Чжун Ли нащупал рядом с собой небольшой овальный пульт, легко помещающийся в ладонь, и нажал на кнопку. Из горла Аякса прорвалось отчётливое всхлипывание, и уже ставший привычным звук вибрации стих.

— Хороший мальчик, — мягко улыбнулся Чжун Ли, ероша рыжие волосы Аякса. Тот слегка расслабился, но не прекратил мелко подрагивать. Туман в его глазах слегка рассеялся, но не сгинул насовсем. Аякс только сильнее впился зубами в палочку-кляп, шумно дыша, будто горя изнутри. Чжун Ли указал на чашку. — Убери на столик.

Дрогнув, Аякс развернулся и сделал, как велели. Его ладони всё ещё были чуть покрасневшими, но не опасно. После Аякс взглянул, ожидая следующего приказа. И вновь издал звук, похожий на скулёж, когда Чжун Ли поманил его к себе.

Он чудился до жути податливым, пока двигался к месту между ног Чжун Ли. Полным приятного жара и пламени, полным желания угодить и подчиняться, и вновь всё это пьянило лучше самого хорошего вина. Чжун Ли ослабил кляп на затылке Аякса, и тот разжал зубы. Кляп упал, теперь обхватывая аккуратную шею подобно ошейнику.

Аякс тяжело выдохнул и в исступлении потёрся щекой о внутреннюю сторону бедра Чжун Ли. Показалось, будто бы полоса портупеи натянулась ещё больше под начавшей вздыматься сильнее грудью. Взгляд уже жаждущих, а не молящих глаз был прикован к месту между ног Чжун Ли, и тот позволил ему увидеть больше.

Очередной скулёж, вырвавшийся изо рта Аякса, был громче и отчаяннее. Чжун Ли успокаивающе зашипел, касаясь его мокрых от слюны губ, а затем кладя его ладонь себе на пах. Аякс поёрзал на месте, расстегивая ширинку и почти тут же прикладываясь губами, целуя сквозь бельё.

И в каждом его движении, тяжёлом вдохе, мутном, но довольным взгляде читалось возбуждение. Читалось наслаждение от того, что ему разрешили опуститься до подобного унижения. Склонить покорно голову, оказаться скованным чужой прихотью, открывать рот только по приказу и издавать звуки, далёкие от человеческой, осознанной речи.

Из Чжун Ли вырвался шипящий вздох, когда влажные губы коснулись его напрямую. Аякс поднял свои большие, но далеко не невинные глаза, медленно вбирая в рот всю длину, скользя в ласке языком и, наконец, справляясь со своим дыханием, размеренно вдыхая через нос. Чжун Ли надавил на его рыжий затылок, заставляя насадиться полностью, и Аякс замер, прикрывая глаза.

После дёргаясь и издавая глухой, стонущий звук, когда Чжун Ли безжалостно вновь нажал кнопку на круглом пульте, и тишину гостиной разбавили возобновившиеся звуки вибраций. Чжун Ли запрокинул голову на спинку дивана, откровенно наслаждаясь тем, как чужие, заглушаемые стоны бегут по его чувствительной плоти, как жар и мягкость рта Аякса обнимает его, заставляя твердеть быстрее.

А его так правильно и желанно принимали, скользя языком, начиная неспеша двигать головой и без остановки едва слышно стоная как от самой ситуации, так и от продолжающих мучать вибраций. Чжун Ли вплёлся пальцами в рыжие локоны, безболезненно сжимая их. После ведя ласку до уха, коротко сжимая его и следуя ниже. Прямо до горла, где под тонкой кожей легко прослеживалось движение.

Из уголков глаз Аякса скатились маленькие слёзы, переливавшиеся в свету лампы. Одну из них Чжун Ли поймал пальцем, продолжая наслаждаться медленным, почти что ленивым темпом. Чувствуя, как хватка Аякса на его бёдрах становится крепче. Как его пальцы отчаянно сжимают ткань штанов, как он слегка ёрзает на месте, но не смеет замедляться.

— Умница, продолжай, — от слегка хриплой похвалы Аякс зажмурился лишь сильнее, вновь издавая глухой стон, а его горло на мгновение крепко сжалось, становясь до невозможности узким. Чжун Ли едва сдержался, тоже прикрывая глаза и тяжело, протяжно выдыхая.

Затем потянул Аякса за волосы, молча приказывая отстраниться. Его послушно отпустили, но не до конца — чуть опухшие губы кольцом сомкнулись на головке. Из-под влажных, слипшихся ресниц глядело мрачное, полное тьмы и желания море.

— Открой рот, высунь язык, — Чжун Ли едва ли не чудом удалось придать голосу стали. Обдав опаляющим дыханием, Аякс открыл рот и высунул язык, намеренно скользя им по чувствительной уздечке. Подчинился под движением, когда его заставили немного задрать голову, и замер, ожидая.

Чжун Ли хватило ещё пары секунд. Под ним дрогнули, но не отстранились, принимая. Белые капли окропили розовый язык, несколько попали на верхнюю губу, но большинство потекло в темноту глотки. Чжун Ли ощутил, как его самого накрывает будто бы пьяный туман, путая мысли, пока он наблюдал, как Аякс прячет свои глаза-океаны под веками и закрывает рот. Чересчур отчётливо кадык скакнул под тонкой кожей, и Чжун Ли довольно оскалился, чувствуя, как в сердце пляшет пожар.

Аякс облизал губы, затем проводя кончиков языка по головке члена Чжун Ли, забирая последние капли. И опять — смотрел своими большими, но полными порока глазами. Покорно привёл Чжун Ли в порядок, напоследок вновь прикладываясь губами через бельё и отстраняясь, застёгивая ширинку его штанов.

Крупно вздрогнул, когда к нему склонились, заставляя задрать голову. Чжун Ли увидел своё отражение в бесконечных чернильных омутах-зрачках. От синевы радужки осталась лишь тонкая, подрагивающая каемка. На мгновение Чжун Ли ощутил прикосновение влажных губ к своим, но не позволил полноценному поцелую случиться. Аякс поражённо выдохнул, задрожав, когда кольцо сначала прекратило вибрировать, а затем за него взялись.

— Тебе ещё нельзя кончать, — напомнил Чжун Ли, теперь видя отчётливый проблеск мольбы и извращённой безысходности. Он медленно потянул за кольцо, и то плавно заскользило по члену Аякса, отпуская. Тот громко заскулил сквозь плотно сжатые губы, по виду едва удерживая себя от того, чтобы не поддаться вперёд бёдрами и не получить чуть больше невыносимой, мучительной ласки.

Из его глаз покатилась ещё пара слезинок, от переизбытка ощущений, и Чжун Ли провёл языком по бледной, влажной щеке, слизывая соль. И окончательно снял кольцо, пальцем задевая нежную, пульсирующую от возбуждения головку.

— Терпеливый, горжусь, — проурчал он на ухо Аяксу, и тот тихо всхлипнул, силясь справиться с чувствами. Ногтями впился в свои колени, проявляя по-настоящему выдающееся терпение. Чжун Ли провёл пальцем по его губам, стирая лишнюю влагу, а затем опустил взгляд на висящий на шее петлёй кляп.

Подумав, оставил его, затем выпрямляясь.

— Скоро обед, займись, — сказал он твёрдо, сохраняя на губах лёгкую улыбку. Аякс провёл языком по губам, повторяя движения пальца Чжун Ли, и чуть наклонился. Мягко сжав ладонь Чжун Ли, коснулся её в мимолётном, пронизанным абсолютными принадлежностью и подчинением поцелуе.

После поднялся на слегка трясущихся ногах, алея в щеках от ситуации. От того, что тело его до сих пор прикрыто разве что узкими полосками портупеи. Да и то, не скрывала она ничего, а лишь подчёркивала в области груди. Оттого его возбуждение было до сих пор очевидно и открыто для глаз.

Чжун Ли не захотел себя сдерживать и, протянув руку, поймал пальцами Аякса за ещё один свой подарок — за кожаное кольцо, опоясывающее мягкую плоть бедра и слегка сжимающее её. Аякс дрогнул, гулко сглатывая и смотря умоляюще. А по его коже отчётливо бежали мурашки от возбуждения, а не от холода. Чжун Ли милостиво разжал пальцы, позволяя Аяксу идти.

Тот двинулся прочь из гостиной, и уши его пылали. Поскольку он, очевидно, ощущал, как взгляд Чжун Ли бродит по линии его позвоночника, впивается в целые галактики веснушек на плечах, облюбовывает линии талии, спускаясь ниже и наслаждаясь видом движения обнажённых бледных ягодиц. В своей искренней уязвимости и открытости Аякс выглядел идеально даже в свете простых ламп.

Когда он скрылся на кухне, Чжун Ли взял в руку кольцо, всё ещё влажное после их небольшой игры, и усмехнулся сам про себя. Постучав пальцами по дивану в раздумьях, поднялся. Почистив пока не нужную игрушку, вернул её в шкаф, чтобы достать кое-что другое.

Большая часть их игры проходила в своеобразном молчании, но это компенсировалось всеми звуками, которые Аякс мог издавать в процессе. И как же Чжун Ли был рад тому, что лето выдалось жарким, позволяющим Аяксу ходить в настолько непотребном и откровенном виде. Оказывается, подобное так легко превращало все домашние дела в подобие извращённой игры, во время которой у Аякса постоянно пылали от смущения щёки.

На кухне уже ждал обед. От тарелки горячего свиного супа поднимался пар, а Аякс привычно сидел на коврике у стула, положив ладони на колени. И его взгляд метнулся к сжатому кулаку Чжун Ли, где тот прятал новую игрушку. Проигнорировав очевидный немой вопрос, Чжун Ли опустился за стол. Сбоку от тарелки положил «игрушку», а затем успокаивающе погладил по макушке затаившего дыхание от предвкушения Аякса.

А затем чуть склонился, ведя пальцами вдоль шеи, нащупывая мимолётом тонкий ручеёк пульса под кожей, спускаясь к ключице, задевая полосу портупеи и, наконец, касаясь груди. Аякс порывисто вдохнул, и румянец вновь побежал по его скулам, когда он посмотрел вниз. На пальцы Чжун Ли, сжимающие один из его сосков. Пока что розовых, хоть и слегка затвердевших.

— Пока я ем, пожимай их. Приведи в подобающий вид, — чётко, с привычной стальной ноткой произнёс Чжун Ли. Несколько раз моргнув, Аякс неровно кивнул, отчётливо сглатывая. Чжун Ли отпустил его, мельком замечая, что внизу Аякс до сих пор был слегка напряжён.

Он спокойно отвернулся к супу, начиная есть. И слушая, как воздух наполняется тихими вздохами от до сих пор слишком чувствительного и восприимчивого Аякса. Ему не нужно было смотреть — он и так знал, как обнажённое тело у его ног подрагивает и ёрзает на месте, силясь перетерпеть ощущения.

Отчасти Чжун Ли мог признать это чем-то вроде ещё одной своей «зависимости» — слишком уж Аякс был хорош, когда у него отнимали право голоса. Когда скулил, плакал, стонал, всхлипывал, при этом всём извиваясь и дрожа всем телом, покрываясь мурашками и впиваясь ногтями в исступлении. Когда его голос перерождался в абсолютный язык тела, где не нужны были даже слова.

Сейчас, под тихое и полное желания дыхание Аякса, наслаждаясь супом, Чжун Ли прокручивал в голове некоторые планы. Ему не хотелось всё вновь сводить к просто времяпрепровождению в постели — при этом ведь не об этом просил Аякс утром, когда ещё смел говорить как человек. Насколько морально правильно радоваться тому, что твой возлюбленный буквально выпрашивает себе в подарок на день рождения быть превращённым в покорного безмолвного слугу, скулящего подобно собаке?

Чжун Ли не знал. Но про себя он определённо радовался.

Опустил взгляд, наблюдая за тем, как Аякс пощипывает себя за соски. Вытерев рот салфеткой, Чжун Ли кратко сказал: «Стоп», после чего Аякс мгновенно прекратил, с долгим вздохом, полным чего-то совершенно, абсолютно неправильного и извращённого. Несколько долгих мгновений Чжун Ли открыто любовался налившимися цветом сосками на бледной груди в окантовке чёрных лент портупеи.

Только облик Аякса станет ещё идеальнее всего через несколько минут, и это не могло не отозваться напряжением внизу живота. Чжун Ли проигнорировал этот момент, беря в руку то, что принёс с собой. Затем чуть наклонился, и губы обожгло два горячих полустона, сорвавшихся с искусанных в исступлении губ Аякса.

Отстранившись, Чжун Ли склонил голову, щуря глаза в ещё одном миге любования представшей перед ним картиной. Тем, как чёрные, оттого казавшиеся слишком чёткими, зажимы держались на обласканных сосках Аякса. Тот мелко дрожал, прикрыв глаза и привыкая.

— Аякс, — позвал почти ласково и потому чуть-чуть по-издевательски Чжун Ли. На него посмотрели, и в зрачках разверзалась бездна. Та, что якорем тянула Чжун Ли за собой, помогая взращивать его внутренних монстров. Он улыбнулся. — Принеси чай из гостиной.

Аякс шумно сглотнул, кивнул и поднялся. На мгновение его глаза неконтролируемо расширились, а грудь замерла во вдохе. Потребовалась сила воли, чтобы улыбка на лице Чжун Ли не превратилась в настоящий оскал. Его взгляд вновь пробежался по обнажённой коже, по какой-то причине опять замирая на кольце портупеи на бедре.

Стягивало не сильно, но тем не менее подчёркивало упругость, и Чжун Ли пришлось крепче сжать зубы. Вспоминая, как во время игры со свечами и льдом он позволил себе впиваться зубами во внутреннюю сторону молочных бёдер, заставляя их дрожать.

В каком-то смысле Аяксу повезло, что он ушёл из кухни достаточно быстро. Всё было под контролем, разве что… Аякс был бы только «за», если Чжун Ли грубо схватит его и нагнёт над любой плоской поверхностью без какого-либо предупреждения.

С глубоким, успокаивающим вздохом, Чжун Ли вернулся к супу, и когда вновь раздался звук шагов, он выгнал несвоевременные планы. Аякс поставил поднос с чайником на кухонную столешницу, после безмолвно налил чай в чашку, взял, развернулся и замер у стола Чжун Ли, как озадачившись, точно ли он всё сделал правильно.

На это Чжун Ли просто постучал пальцем по столу, и рядом с его тарелкой аккуратно поставили чашку, затем вновь опускаясь коленями на коврик. В глаза невольно бросились чёрные зажимы, слишком очевидные на фоне бледной кожи, и Чжун Ли не дал мысли развиться, добавляя:

— Когда ты последний раз убирался?

— Нес… — Аякс резко захлопнул рот, и его глаза расширились в мимолётном испуге. Он лихорадочно облизал губы, отводя взгляд и краснея. Чжун Ли усмехнулся, довольный тем, что Аякс вовремя спохватился. Хотя мысль о наказании, если бы этого не случилось, всё равно проскочила в его голове горячим электрическим разрядом.

— Я помню, что ты старался, — проговорил Чжун Ли, убирая рыжую прядь за ухо Аяксу, возвращая к себе его взгляд. Аякс сглотнул, расслабляясь, понимая, что ему простили маленькую оплошность. Чжун Ли сжал пальцы на ухе Аякса, говоря. — Но ты не протирал книги. На них скопилась пыль, займись.

В синих глазах проскользнул такой яркий вопрос, что не было нужды его озвучивать. Чжун Ли улыбнулся, кивая.

— Да, все. Протри все мои книги.

На мгновение ему почудилось, что Аякс действительно собирается возмутиться. Только это была лишь игра его воображения. Аякс кивнул спустя едва ли секунду раздумий, сглатывая ещё раз. Чжун Ли отпустил его ухо, слегка кивая в сторону выхода из кухни, и Аякс послушно поднялся, уходя.

Вновь настала тишина, а тоска по чужим вздохам неожиданно скоро начала колоть спокойствие Чжун Ли. Как пытаясь взорвать его, подобно воздушному шару. Закончив с едой, Чжун Ли поднялся, прихватывая с собой чашку чая.

Мысли бродили в его голове медленно, будто бы нехотя, но бесконтрольно порождали всё больше и больше непристойных картин. Которые в миг исчезли, когда он увидел белое любимое тело у широкого книжного шкафа во всю стену в гостиной. Доступный, уязвимый и открытый Аякс стоял так, беря с полок книги и проходясь тряпкой по их обложке со всех сторон. По два раза минимум.

Чжун Ли отпил из чашки, не отрывая взгляда. Опёрся плечом о косяк двери, рассматривая движения рук, лёгкую дрожь плеч, ослабленный в узле кляп, до сих пор болтающийся на тонкой шее. Кончики рыжих прядей будто бы пытались дотянуться до него, но безуспешно. Внимание само скользнуло ниже, по знакомому изгибу спины, сейчас пересечённому поперёк ремнём портупеи, и до талии, ощущение которой в ладонях давно стало таким привычным и необходимым. Затем — до ягодиц, с которых уже полностью успели сойти оставленные ремнём синяки.

Сейчас на Аяксе осталась лишь пара засосов да укусов — все на шее, после вечера в машине. Но и они уже рассасывались. Постепенно его бледная кожа очищалась, становилась якобы нетронутой. Якобы чистой, сохранившей лишь шрамы из бурной школьной юности. Шрамы, оставленные другими людьми. Людьми, что причинили боль Аяксу и по какой-то причине оставили на его теле свой след.

Чай прокатился огнём по языку Чжун Ли, и он двинулся по гостиной. Аякс тут обернулся, заслышав движение, и его пальцы на секунду крепко сжались на одной из книг. Он глядел через плечо, сначала непонимающе, а затем — тягуче. Взгляд — словно патока. Следил за тем, как Чжун Ли ставит чашку на столик, как подходит ближе.

Аякс вернул книгу на полку, прикрывая глаза, и теперь дрожь в его теле показывала нетерпение. Ожидание прикосновений, и Чжун Ли мог видеть целые волны, моря мурашек, что захлёстывали бледную спину. Дотронулся, запечатлевая в памяти чужую, вызванную желанием судорогу. Ладонью лёг на талию, грубо дёргая на себя, и Аякс послушно упёрся лопатками в его грудь, издавая судорожный, горячий вздох.

А за ним — стон. Чжун Ли стиснул зубы, сдерживая себя из последних сил, снимая первый зажим, а за ним и второй. Видя, как недавно розовые соски побагровели, став чувствительными. Из груди Аякса вырвался отчаянный, громкий скулёж, когда его сосок немилосердно сжали.

— Ты слишком громкий, — возбуждение удалось скрыть за притворным раздражением. Чжун Ли убрал руки только для того, чтобы схватить за кляп и вернуть его на нужное место — меж зубов Аякса. Те разом сжались, и сквозь них прорвалась умоляющая смесь звуков, плохо походящая на осмысленные слова.

Чжун Ли вернул всё своё внимание к напрягшимся соскам, вновь сжимая один из них, другой рукой скользя ниже, задевая пальцами край кольца портупеи на трясущемся бедре. Аякс запрокинул голову на плечо Чжун Ли, глядя в потолок широко раскрытыми, опять помутневшими глазами.

И этого не хватало.

Новый стон разорвал в клочья тишину гостиной. Чжун Ли впился зубами в шею, ближе к ключице, затем втягивая в рот нежную, тонкую кожу. Оставляя яркий, заметный след. Силясь заменить этой ничтожной попыткой символ принадлежности.

Так хотелось, чтобы Аякс был сейчас в ошейнике. Был с высеченным именем Чжун Ли на своей коже. С отметинами от его ногтей на бёдрах, на боках, на лопатках. Чтобы новые шрамы, оставленные руками его господина, перекрыли старые. Чтобы был искусан до крови, шепча лишь одно имя, имеющее для него значение.

Конечно, Чжун Ли знал, что ошейника хватит. Сейчас же он попросту утолял разыгравшийся голод новыми, заглушаемыми мольбами.

***

Они оба очень плохо пытались сделать вид, что их обещание «не устраивать полноценные сессии до того, как они разберутся с проблемой в лице их слишком любопытных соседей» до сих пор имеет достаточный вес. Нет, конечно, Чжун Ли относился к этому несколько более ответственно, чем Чайлд, бесстыдно спровоцировавший сначала на импульсивную близость в машине, а затем и на игру длиною в несколько часов в минувшее воскресенье.

И последнее ведь под видом ещё одного подарка, третьего по счёту. Сначала милая небольшая коробочка с брелоком в виде белого кита и запланированным на август плаванием с белухами, после — портупея, а затем, когда Чайлд её со всё таким же не утихающим бесстыдством примерил её на голое тело…

У них не было и шанса на сопротивление. Слова сорвались сами, а Чжун Ли захотел проявить свою непоколебимость в иной манере, нежели в отказе Чайлду. К удовольствию их обоих.

Что было не так удивительно, так это то, как с началом новой недели это стало повторяться. И так Чайлд оказался скован ремнями портупеи ещё несколько раз за будни, и каждый раз ему нужно быть до ужаса тихим и бессловесным. Когда крепкая рука Чжун Ли вновь и вновь зажимала ему рот; когда он дрожал под каплями воска, когда из него выжимали слёзы при помощи поддразнивания; при помощи горячего рокочущего шёпота на ухо; когда затыкали кляпом, играючи терзая всё его тело то щипками, то укусами, то шлепками…

В мозгу всё искрило от удовольствия, а перед глазами будто бы взрывались фейерверки. Его желание было абсолютно порочным, бесстыдным и чрезмерно грязным. Только вот когда он видел возвышающегося над собой Чжун Ли, встречал его непроницаемый, якобы холодный, взгляд, чувствовал его крепкие, твёрдые ладони на своих боках, бёдрах, шее и лице, то всё это становилось таким не важным.

Но о реальном мире приходилось так или иначе вспоминать, стоило всему закончиться. Тогда мысли прекращали кружить в гипнотическом хороводе, становясь уравновешеннее и лишаясь зацикленность на идеи услужения.

— Что тебе сказала твоя сестра? — Чайлд тихо вздохнул, кладя голову на плечо Чжун Ли и расслабляясь в кольце его рук. Его макушку прекратили покрывать мягкими поцелуями и попросту горячо выдохнули прямо в волосы, согревая.

— Ничего особенного, — ответил Чжун Ли, чуть ослабляя объятия, чтобы спуститься рукой по боку Чайлда, где всё ещё горели отметины от его пальцев. Чайлд опустил взгляд, послеживая это движение и видя ещё несколько краснеющих следов на своей коже. В частности, на бёдрах, по которым прилетело несколько шлепков около получаса назад. — У них и правда назревает контракт, и это, вероятно, только первый шаг к более тесному сотрудничеству.

— Самый первый шаг — самый важный, нет? — Чайлд слегка поморщился, когда его голова отказалась нормально анализировать ситуацию. На мгновение его повело попросту доверить решение этой проблемы Чжун Ли и совсем не лезть. Подобное он как можно быстрее попытался отцепить от себя, поворачивая голову и смотря Чжун Ли в глаза. — То есть, нам всё ещё надо быть очень осторожными?

— Да, — просто кивнул Чжун Ли, смотря в ответ. Его рука слегка сжала бедро Тартальи, прямо там, где уже отчётливее начинал проступать отпечаток его ладони. А во взгляде — некая задумка, некое знание и убеждённость, что всё будет в порядке. Нечто, чему невозможно было не поверить.

Чайлд игриво наклонил голову вбок, щуря глаза, и даже не успел вдохнуть, как его поцеловали. Это нельзя было назвать его виной — всё же, если бы Чжун Ли не хотел, то они бы ничего и не делали. И, как более ответственный из них двоих, Чжун Ли очень старался.

Потому больше он не трогал его шею, позволяя синякам и укусам там спокойно заживать. Но это не касалось всех остальных мест, которые летом легко скрывались под шортами и футболкой, потому на животе и боках Чайлда расцветало всё больше следов как от рук, так и от зубов.

К выходным им кое-как удалось успокоиться. Во-первых, приближалась пьянка. Во-вторых, Тома с Аято как сквозь землю провалились, и Чжун Ли даже подтвердил, что их машины нет во дворе уже как почти неделю. В-третьих, на фоне всего этого у Чайлда возникло очень странное ощущение, холодком бегающее вдоль позвоночника.

Последнее вполне могло быть его воображением, и понимание этого совершенно не спасало его от периодических поёживаний.

— Ты останешься на ночёвку? — спросил Скарамуш, отвлекая его от просматривания этикеток на алкоголе.

— Нет, — Чайлд мотнул головой, кладя в корзину для покупок две бутылки сливочного ликёра. — Меня Чжун Ли вечером заберёт.

— Что, в десять часов дома, иначе папочка разозлится? — Скарамуш фыркнул, но его взгляд был скорее очень внимательным, чем весёлым. Чайлд проигнорировал этот момент, кривя губы в усмешке.

Было у него чувство, что Скарамуш ещё долго будет при помощи подобных подколок прощупывать почву, пытаясь понять, точно ли Чайлд не посылает ему сигнал с просьбой о спасении. Лёгкое раздражение клацнуло зубами глубоко в мыслях, но у Чайлда было слишком хорошее настроение, чтобы принимать комментарии Скарамуша близко к сердцу.

Подобное вообще противопоказано, если не хочется заработать нервный тик от гнева.

— Нет, ближе к часам двум ночи, — ответил Чайлд, пожимая плечами, и Скарамуш только сильнее нахмурился.

— И где он будет шататься, пока ты будешь пить? — для якобы равнодушного лица Скарамуш был уж слишком озабочен подобными мелочами. Чайлд проследил за тем, как он кидает к ликёру несколько пачек сухариков и чипсов.

Учитывая, что в доме будет порядка пятнадцати-двадцати человек, то их скромные запасы сметут вместе с упаковками и не подавятся. Причём в ближайшие минут десять, если не раньше. Чайлд обернулся на зону с алкоголем, думая о покупке ещё пары бутылок.

С другой стороны, если алкоголя не хватит, то это не его вина, и он не будет очень уж сильно разочарован. Тем более, что собирался уехать с Чжун Ли примерно в самый разгар, а значит вряд ли застанет момент, когда начнётся дефицит. Если вообще начнётся. Но ещё пару пачек всякой хрустящей дряни он закинул в корзину.

— Он сказал, что у него есть пара своих дел, так что… — Чайлд помахал рукой, стараясь показать, что это не должно волновать Скарамуша так уж сильно. Чжун Ли сам предложил, и у Чайлда мог ли бы найтись причины отказать, если бы он не знал, что Чжун Ли такое предлагает не из простой вежливости.

И опять же: у него был какой-то план. Отчасти Чайлд, конечно, про себя возмущался, что его в этот план не посвятили. С другой же стороны — без разницы, Чайлд был силён не в словесных войнах, какие предпочитал Чжун Ли. И он не оценит, если у их соседей вдруг появится по фингалу под глазами.

За излишнюю заинтересованность в чужой личной жизни. А ещё Чайлд видел, как Чжун Ли искал у себя на ноутбуке что-то про шумоизоляцию.

На мгновение Чайлд задумался над тем, а не слишком ли он отклонился от «нормального» курса, раз так беспрекословно отдаёт контроль над ситуацией в руки Чжун Ли, при этом сам не пытаясь лезть, потому что… ему на это как-то прозрачно намекнули? Чжун Ли напрямую ничего не говорил, а Чайлд просто послушно не настаивал.

Уже привык?

Знакомые сомнение на мгновение вспыхнули на языке готовыми сорваться словами, но один взгляд на Скарамуша — и Чайлд промолчал, задавливая в себе бессмысленное волнение. Если скажет сейчас, то Скарамуш опять напряжется, опять скажет что-то про «слишком сильное влияние», и снова это будет звучать так, словно Чайлда тут заперли в клетке и выгуливают только на поводке, не разрешая отходить больше, чем на три шага.

Такое он бы попробовал, только можно ли считать все подобные желания, которые с ним разделяет Чжун Ли, за отражение их настоящей реальности? Скарамуш мог думать о том, что жизнь покорного слуги, раба и «собачки» достаточно просто, ведь в таком случае не надо думать вообще, только полагаясь на того, кто стоит «выше» во всех аспектах.

Но это ведь не имело ничего общего с действительностью. Не то чтобы Чжун Ли был слишком привередливым, но Чайлда определённо спасло то, что он знал его вкусы и предпочтения, успев привыкнуть к ним. И всё равно… по ладоням пробежался жар от горячей чашки с чаем, которую его заставили держать достаточно долго, чтобы тепло превратилось из приятного в слегка мучительное.

Конечно, беспокойство Скарамуша, в каком-то смысле, оправдано, и Чайлд не имел права на него злиться за такое даже удивительное для него проявление особых чувств, однако… приписывать Чжун Ли желание попросту использовать Чайлда ради утоления собственного эгоизма и жажды власти, приписывать ему равнодушие к чувствам Чайлда — было так несправедливо.

А самому Чайлду приписывать невозможность постоять за себя. Да, он до сих пор до жути влюблён, его сердце бьётся в руках Чжун Ли уже который год, но руки те бережные и мягкие и не пытаются сдавить это самое сердце, превращая его в кровавую кашу. И если бы вдруг он начал это делать, то Чайлд нашёл бы в себе силы спасти себя от него.

Может быть, он привык к такой жизни. Может быть, он уже не видит своего будущего без ладони Чжун Ли в своей собственной. Может быть, именно это стало его неотвратимой привычкой, которая взращивалась в нём последние четыре года, но привычка та у них одна на двоих.

И вот в этом он был уверен.

— Лучше расскажи, кто тебя тогда на мотоцикле забрал, — фыркнул Чайлд. Скарамуш кратко дёрнулся, бросил острый взгляд и отчеканил:

— Нет.

***

Утро субботы началось спокойно, с простых нежностей без намёка на что-то большее. До поездки на вечеринку было ещё несколько часов, и Чайлд собирался провести их в руках Чжун Ли, даже если мягкие касания не перерастут в крепкую, подчиняющую хватку. Порой про себя Чайлд удивлялся тому, как Чжун Ли «переключался».

Сейчас он ласково проходился губами по появившемуся за эту неделю следу от портупеи под грудью Чайлда, но в любую секунду его взгляд мог измениться, потяжелеть и наполниться тягучей тьмой предложения. Хотя сегодняшнее утро пройдёт относительно «нормально».

Чайлд тихо вздохнул, подрагивая под языком, прошедшимся по его соску. Пальцы против воли сжались в тёмных и чуть свалявшихся после сна волосах, а затем спустились ниже, почёсывая кожу головы короткими ногтями. Чжун Ли аккуратно прикусил сосок Тартальи, затем проводя по нему языком ещё раз и спускаясь ниже. Чтобы оставить ещё один засос среди старых, начинающих уже выцветать.

В нетерпении Чайлд потянул его голову на себя, заставляя оторваться от своей груди, и поймал его губы в поцелуй, прикрывая глаза. Пальцами переполз ниже, на шею, после сползая поцелуями на линию челюсти, а там и до кадыка, проводя по нему языком и вдыхая любимый запах.

Слуха коснулся лёгкий стон, вырвавшийся из груди Чжун Ли, и Чайлд заулыбался, возвращаясь к его губам. Чуть мозолистые ладони скользнули по бокам, затем под спину, заставляя выгнуться навстречу и прижаться грудью. Чайлд выдохнул в поцелуй, опять собирая вкус мятной зубной пасты с чужого языка, и шепча:

— Может, никуда не ехать?

Чжун Ли фыркнул, продолжая прижимать его к себе, пальцами одной из рук вновь проводя вдоль следов от портупеи. Тарталья глянул на своё тело из-под ресниц, испытывая тёплое желание в груди снова ощутить лёгкое давление на собственную кожу. Не полноценное связывание, но своеобразная скованность определённо оказалась интригующей.

— Тебе нужно развеяться, — ответил Чжун Ли, ненадолго отрываясь и смотря Чайлду в глаза. — Всё время дома сидеть не хорошо.

— Нет, с тобой сидеть дома очень даже хорошо, — выдохнул Чайлд, щуря глаза и расслабляясь на кровати, позволяя себе утонуть головой в подушке и отчётливее ощутить вес тела Чжун Ли на себе. Погладив его по щеками большими пальцами, усмехнулся. — И это добавляет… некоторой атмосферы.

На несколько секунд Чжун Ли прикрыл глаза в удовольствии, впитывая в себя ответные ласки, затем шумно вдыхая носом и зарываясь им в шею Чайлда. Тот замер, попросту дыша в такт вместе с ним, и погладил его по спине. И слегка усмехнулся, не нащупывая там линии царапин. А ведь раньше и правда мог случайно располосовать спину в приступе страсти.

Теперь же все его приступы страсти проходили в крепкой и бескомпромиссной хватке Чжун Ли.

Его губ опять коснулись в поцелуе, заставляя мысли в голове всё же сдвинуться горячей рекой. Но мгновение — и Чайлд опять вспомнил о проблеме. О проблеме за стенкой, которая теперь точно вернулась домой. Вчера вечером Чжун Ли сказал, что видел машину Аято во дворе.

Само собой, они и так старались вести себя тихо, но теперь надо быть ещё осторожнее, и Чайлд горько вздохнул о потере. Обхватив лицо Чжун Ли ладонями, он отстранил его от себя и спросил:

— У тебя есть какой-то план, да?

— План? — непонимающе вскинул брови Чжун Ли, и Чайлд постучал пальцем по стенке над свой головой, добавляя:

— Вот про них. Ты точно что-то задумал.

— Не то чтобы «задумал», — Чжун Ли усмехнулся, не пытаясь стряхнуть продолжавшую лежать на ещё щеке ладонь Чайлда. — Скорее, я попросил кое-кого о кое-каком одолжении.

— М-м-м, свою сестру? — уточнил Чайлд, сгибая ноги и сжимая коленями бока Чжун Ли. Тот на секунду замер, после усмехаясь и обратно склоняясь к Чайлду, шепча.

— Да, так что… я бы не сказал, что это какой-то план, но лучшая защита — это нападение, не так ли?

— О, определённо, — из горла Чайлда вырвался какой-то странный звук, будто он пытался заурчать от удовольствия, и этот же звук пропал в горле у Чжун Ли.

И они действительно старались вести себя очень тихо. Чайлд помнил только то, как по его щекам текли слёзы от мучительного желания кончить, пока его рот опять зажимали крепкой ладонью, а в теле медленно двигались, терзая неспешным темпом и дразня при помощи укусов. Так что к вечеру у Чайлда были отличное настроение и удовлетворённая во всех аспектах душа.

Дом, который близнецы сняли для вечеринки, находился не так уж далеко от города. Подъехали к нему, когда внутри уже горел свет, а в окнах мельтешили фигуры. Цепким взглядом Чайлд сразу приметил среди машин у дома мотоцикл, и про себя ухмыльнулся.

— Я не буду сильно напиваться, — пообещал он, целуя Чжун Ли на прощание и вытаскивая с заднего ряда пакет с алкоголем и закусками. Чжун Ли мягко провёл ладонью по его спине, отвечая:

— Веселись. И звони, если что.

— Спасибо! — Чайлд ещё раз его поцеловал, но не позволил себе задержаться ещё на секунду. И так весь день преследовали мысли о том, что эта вечеринка ему не сдалась, и лучше бы они опять с Чжун Ли зажимались на кровати или на диване, или на столе, или в машине…

Нет, Чжун Ли прав — ему точно надо развеяться и чуть очистить мысли от всякой похабщины. А может, это всё молодость играет до сих пор, взбудораженная сменой курса и добавлением острых и приятных ощущений? Чайлд пока не хотел об этом много думать, да и зачем — не мешает. И Чжун Ли доволен.

Со всё таким же отличным настроением Чайлд вышел из машины, краем глаза замечая, как от дома с противоположной стороны дороги отъезжает смутно знакомая машина. Номеров Чайлд не разглядел, отвлекаясь на то, как из дома высовывается светлая голова.

— Тарталья! — Люмин помахала ему рукой, и он поспешил взобраться на крыльцо. На его шее повисли в коротком приветствии, и он обнял её за талию свободной рукой. Мгновение — и его пакет с алкоголем забрали, тут же заглядывая внутрь. Люмин заулыбалась и выпалила, как вспомнив. — С днём рождения, кстати!

— Мне дадут подарок? — лукаво усмехнулся Тарталья, пряча руки в карманы джинсов, и Люмин саркастично выгнула бровь. Но затем смягчилась и доверительно сказала:

— Допустим, я привезла нечто большее, чем простые закуски из магазина, и это хранится в холодильнике, а на стикере твоё имя.

— Надеюсь, это суп с крабом, — Чайлд оскалился в довольстве, следуя за Люмин внутрь дома и оглядываясь. К его удивлению, машина Чжун Ли уже куда-то запропастилась. Пожав плечами, он прошёл внутрь, и голоса вместе с музыкой оглушили его на пару мгновений.

— И не только с крабом, — заверила Люмин и приложила палец к губам, затем мягко лавируя в небольшой толпе, утаскивая за собой пакет. Приглядевшись, Чайлд увидел так тесно заставленный бутылками и тарелками стол, что сложно было понять, как вообще взять оттуда что-то и ничего попутно не разбить.

Но пока что все с этим, видимо, справлялись. Чайлд огляделся, двигаясь вглубь дома, выискивая взглядом Скарамуша. Первое, что заметил, так это несколько знакомых лиц — Венти уже с бутылкой какого-то вина в руках сидел в большом зале, в кресле, в окружении своих собутыльников в лице Кэйи — если Чайлд правильно помнил имя того парня с повязкой на глазу, — и Розарии. В том же зале собралась, по ощущениям, большая часть его бывшей группы: он успел заметить Эмбер, сидевшую на подоконнике и качавшую ногами напротив своей высокой подруги из той же полицейской академии, что и Кэйя; увидеть Мону в её вечно блестящих заколках-звёздах, которая опять что-то расписывала своей готичной подружке Фишль и всегда сонной Лайле; заприметить Кэ Цин, стоявшую ото всех в стороне и будто бы не понятно зачем приехавшую сюда, потому что она хмурилась, глядя в свой телефон…

Скарамуша нигде не было видно, и Чайлд уже собирался прочёсывать комнаты, как вдруг его задели плечом.

— Извини! — раздалось сбоку знакомым голосом. Чайлд в непонимании кивнул и резко обернулся.

Видя перед собой слегка опешившего, но выглядевшего не таким уж и удивлённым Тому.