Шэнь Цинцю уселся на кровати, прислонившись к спинке. Посмотрел, как его ученик ёрзает, устраиваясь на своей половине, и со вздохом позвал:

— Иди сюда.

Ло Бинхэ тут же придвинулся и положил голову ему на колени. И замер, когда ласковые пальцы пробежались по его волосам, остановились на макушке и принялись осторожно перебирать пряди.

— Если я мешаю тебе заснуть, скажи, я прекращу.

— Нет! — поспешно выпалил Ло Бинхэ и накрыл его ладонь своей, удерживая. — Пожалуйста, продолжайте. Это очень приятно, жаль, что учитель редко так делает.

— М-м-м, вот как? Хорошо, я запомню.

Ло Бинхэ лежал тихо, боясь спугнуть свою удачу. Он и сам думал о таком, но не решался попросить. Он мог бы сидеть у ног учителя, когда тот занят бумажной работой, или вот так утыкаться в колени и лежать вечером, пока они обсуждают скопившиеся за день дела. Устраивать голову у него на плече, сидя на веранде бамбуковой хижины… Было столько простых вещей, которых постоянно хотелось. Но даже теперь, когда учитель согласился остаться с ним, когда они начали делить постель, самые невинные прикосновения были ему неприятны. Не только на людях — хотя Ло Бинхэ уже усвоил, что при посторонних учитель не позволит даже слишком близко встать, а уж чтобы взять его за руку где-то за пределами спальни…

Поначалу он думал, что всё дело в его злосчастном помутнении рассудка, обернувшемся для учителя невыносимой болью. Он не понимал, почему учитель не убил его за это. Почему после такого не возненавидел его, не прогнал навечно.

Он мог только благодарить Небеса за каждый день, что учитель оставался с ним. И с замиранием сердца надеяться, что этот день, проведённый вместе, не последний.

Страшнее всего было в начале. Ло Бинхэ вёл учителя за собой и не верил своему счастью. Но тот не выпускал его ладони из своей, не останавливал, не протестовал даже когда поджидавший их у Радужного моста Мобэй протянул им руки — учитель вложил свою ладонь в его не поморщившись, как будто перед ним был такой же благородный заклинатель, а не демон. И они шагнули сквозь пространство во дворец в Царстве демонов. И впереди у них был целый день, когда они говорили обо всём — и не могли наговориться. И учитель улыбался ему, хвалил приготовленную для него еду, с интересом оглядывал всё вокруг и совершенно не выглядел несчастным пленником, как в прошлый раз.

Всё было прекрасно, пока не подкралась ночь. Ло Бинхэ бесконечно устал от пробуждений, оборачивающихся кошмаром, с тех пор, как учитель явился в его жизнь в новом теле, а настоящее похитил этот ублюдок Лю Цингэ. Он забывался тревожным сном, когда не спать становилось совсем невозможно — только чтобы вскочив обнаружить в объятиях пустоту и с ужасом решить, что потерял время — а с ним и единственный шанс сохранить тело учителя нетленным, чтобы однажды найти способ его спасти. Потом он всё вспоминал, но вместе с осознанием, что учитель жив, возвращалась и боль от того, что он всё ещё ненавидит его и боится.

Но после такого чудесного дня вдвоём Ло Бинхэ поверил, что всё самое страшное позади. И наконец-то случится то, чего он ждал все эти годы — утром учитель в его объятиях откроет глаза и улыбнётся ему. Они заканчивали ужин, и Ло Бинхэ осторожно спросил, не согласится ли учитель провести ночь с ним. И счастливая грёза развеялась дымом.

Взгляд учителя потемнел, тут же скрытый ресницами. Руки дрогнули. Щёки заалели.

Настаивать Ло Бинхэ не решился. Он проводил учителя в его покои, пожелал доброй ночи и уплёлся к себе. Ближе к утру он, так и не сомкнув глаз, прокрался к учителю под окна и устроился там прямо на траве, зная, что теперь, снова проснувшись в панике, сможет убедиться, что человек, бывший для него всем миром, жив. Он спал на бамбуковой поляне каждую ночь с тех пор — и постепенно страх стал отступать. Ло Бинхэ начал верить, что кошмар длиною в пять бесконечных лет закончился, и всё наконец-то будет хорошо.

Всё было хорошо, пока десяток дней спустя он не попытался снова заговорить с учителем об их отношениях — чтобы окончательно убедиться, что тот от одной только идеи о близости приходит в ужас. Ло Бинхэ хватило взгляда на его сдвинутые брови и жёсткого тона голоса, чтобы слова застряли в горле. Он отговорился первым, что пришло в голову, и позорно сбежал. И не мог найти в себе силы снова показаться учителю на глаза.

И когда он думал, что хуже уже быть не может, явился самозванец, занявший его место. За какие-то сутки успевший не только втереться к учителю в доверие, но и соблазнить его. От мысли, что его возлюбленный осознал подмену, поняв, что он не может быть так хорош в постели, как этот выродок, его колотило. Он старался держать себя в руках, не позволял себе даже пальцем коснуться учителя, считая, что ему будет неприятно после того, что Ло Бинхэ с ним сотворил. Но каким-то невероятным образом оказалось, что учитель вовсе и не был против близости, даже пережив надругательство! Просто это Ло Бинхэ делал что-то не так. Это… Это было слишком!

Он не заговаривал с учителем о том дне — и тот сам избегал этой темы. Он даже оказался столь великодушен, что согласился обучать Ло Бинхэ искусству любовных ласк — но было заметно, что от ученика он не в восторге. Ло Бинхэ старался, пытаясь понять свои ошибки. Пробовал демонстрировать любовь и восхищение всеми способами, что приходили в голову, гадая, что учителю может понравиться — но каждый раз, вероятно, промахивался. Учитель уже несколько раз делал ему замечания, заявляя, что он слишком уж к нему липнет. А Ло Бинхэ не мог остановиться — получив после стольких лет возможность прикасаться к любимому, без этих прикосновений он чувствовал, что задыхается. После той первой ночи он все последующие мечтал о повторении — но учитель разрешил ему попробовать снова далеко не сразу. И после пришлось выжидать ещё несколько дней, потому ли, что с Цанцюн им пришлось уйти, а в гостиницах учитель нервничал и наотрез отказывался даже пытаться — или потому, что ему настолько не понравились предыдущие попытки?

Ло Бинхэ попробовал один раз заинтересовать его — но затея с вервием обернулась лишь тем, что учитель настороженно держался до самой ночи. Засыпать с ним рядом, стараясь не позволить себе лишнего, было мучением. А от мысли о том, чтобы остаться ночью без него, становилось страшно.

Теперь у них был свой дом — учитель сам предложил это, заявив, что после всего случившегося им необходимо побыть вдвоём и как следует отдохнуть, а Ло Бинхэ выбрал место, где когда-то по возвращении в Царство людей восстанавливал силы, стремясь всем сердцем к встрече с любимым. У них была собственная — совместная! — спальня, пусть и очень скромная в сравнении с покоями учителя, но тот выглядел довольным и в первую же ночь ответил на его робкие прикосновения. Правда, вышло опять не очень — но после учитель прижимал его к себе и шептал, что ему было хорошо, а боль — ерунда. А Ло Бинхэ лечил его своей кровью и ненавидел свою никчёмность.

Он нервничал и делал новые ошибки — и учитель снова сердился. И Ло Бинхэ с ужасом ждал, когда он окончательно в нём разочаруется.

А в довершение всех проблем самозванец явился к ним снова, и учитель… Он ведь должен был ненавидеть его, правда? Так почему же защищал?!

Ло Бинхэ не мог понять, что он делает не так — и не меньшей загадкой было то, чем берёт двойник, почему учитель так добр к нему. Почему не хочет его смерти, даже зная, что этот ублюдок сотворил с самым дорогим, что у него есть — с его школой?

А самозванец, отказываясь признавать собственную вину, ещё и умудрялся так легко выискивать и задевать те раны, что оставил на сердце учителя сам Ло Бинхэ. Выставлять его такой же тварью, как он сам.

— Учитель, — позвал Ло Бинхэ осторожно, боясь того, что должен сказать и того, что услышит в ответ — но и в неведении оставаться было невозможно.

— Да, Бинхэ?

— Вы ненавидите меня?

Рука в волосах замерла. Учитель с шумом втянул воздух и глухо спросил: «Что?!»

— За хребет Майгу. За то, что я собирался сделать… И что сделал… И…

— Тихо! — сказал учитель властно, и Бинхэ послушно остановился.

Его взяли за плечи и потянули вверх. И он осторожно поднял взгляд, страшась холодного гнева, что так часто обрушивался на него в детстве, до того, как учитель признал его.

Но в глазах учителя была растерянность.

— Ты вправду думаешь, что я по собственной воле остался бы с тем, кого ненавижу?

— Вы и тогда, на Цюндин, говорили, что пойдёте со мной по собственной воле, а в итоге видеть меня не желали! А я… Я пытался заставить вас! Шантажировал, угрожал, и… Я не имел права, я не понимаю, почему вы меня за это не убили!

Учитель сжал его в объятиях так крепко, почти до боли. И Ло Бинхэ уткнулся в его шею носом, отчаянно пытаясь сдержать слёзы.

— Я не собираюсь винить тебя в том, что Синьмо захватил твой разум. Он убивал всех своих хозяев, сводя с ума. Я счастлив, что ты смог побороть эту дрянь, уничтожить и выжить при этом. Это всё, что имеет значение.

— И вы совсем не злитесь? И за то, что было раньше?

— Этот учитель… Хм… Я слушал свои страхи, а не тебя. Ты защищал меня, когда другие считали преступником, а я думал, что это какая-то хитрость. Ты просил остаться ненадолго, а я воображал, что ты меня запрёшь и выбросишь ключ. Но теперь я вижу, что сам себя загнал в этот кошмар. И тебя заодно. Бинхэ, я не понимаю, почему ты меня не ненавидишь!

— Я бы никогда! Я… Я не такой, как этот ублюдок!

Учитель отстранился и снова заглянул ему в глаза.

— Я знаю, — сказал он. — Это просто чудо, что ты не вырос таким же, после всего.

— Потому что у меня были вы!

Учитель покачал головой и осторожно коснулся губами его лба, там, где пульсировала метка.

— Потому что ты очень сильный. Этот учитель тобой гордится.

Ло Бинхэ не удержался и всё-таки всхлипнул. Но на этот раз учитель не начал ругаться и высказывать ему, что не подобает взрослому мужчине реветь. Просто уложил его обратно к себе на колени и гладил по плечам, пока слёзы не иссякли и Ло Бинхэ не забылся тяжёлым сном.

Во сне он бродил по бамбуковой роще, среди стелющегося по щиколотку тумана, и даже в этом милом сердцу месте всё сейчас казалось враждебным. Он уговаривал Мэнмо приглядывать за учителем, когда этого не сможет делать он, боясь, что двойник непременно воспользуется возможностью повлиять на него через сны. После они обсуждали Синьмо, приходя к неутешительному выводу, что оставлять меч себе — слишком большой риск. Мэнмо предлагал всё-таки напасть на двойника тайком от учителя, пока иньская энергия в нём не окрепла. Но Ло Бинхэ боялся, что учитель ему этого не простит.

— Ты слишком зависишь от этого человека, — ворчал Мэнмо. — Ты Священный Император, это ты должен принимать решения, а он пусть довольствуется тем, что ты великодушно простил его школе прегрешения перед тобой. Пусть не забывает, кто пять лет вырывал его из лап смерти.

— Я не могу! Он мой учитель!

— Вот только сам он об этом забыл.

Ло Бинхэ не хотелось верить этим злым словам, хотя из глубины души и поднимались горечь, страх и злоба.

Он проснулся рывком, распахнул глаза, вглядываясь в предрассветные сумерки, и замер под лёгшей на макушку рукой.

— Доброе утро, — сказал родной голос над ним. — Ты рано. Всё в порядке?

— В порядке, — пробормотал он, перекатываясь на спину и заглядывая в самые прекрасные в мире глаза. — Этот ученик достаточно отдохнул и чувствует себя готовым нести дозор. Ваша очередь, учитель.

— М-м-м… Тогда, может быть, выпустишь меня?

Ло Бинхэ нехотя поднялся, и учитель сполз ниже, подтягивая к себе подушку.

— Вы могли бы тоже обнимать мои колени во сне, — предложил Ло Бинхэ, и нотки обиды всё-таки прорвались в голосе.

— У тебя всё затечёт.

— Что ж вы меня не разбудили в таком случае?!

— Это ерунда.

— Нет, не ерунда! Если учителю неудобно — говорите! Прошу вас!

— Хорошо, хорошо, — учитель окинул его задумчивым взглядом и положил свою ладонь поверх его. — А теперь дай мне поспать. Хм, что ты делаешь?

— Вам сейчас станет лучше.

— Ты всерьёз используешь свою кровь для такой мелочи?

— Вам неприятно?

— Нет, но разве это не тратит силы?

— Совсем немного. Зато вы нормально отдохнёте.

— Какой ты у меня заботливый... — учитель зевнул и закрыл глаза.

Ло Бинхэ отвернулся. Он знал, что всё в порядке, но картина перед его взором была уж слишком знакомой. Ещё бы учитель не имел привычки лежать во сне так идеально ровно, словно…

Нет, нельзя позволять себе думать об этом! Он дышит. Рука, сжимающая руку Ло Бинхэ, тёплая. Всё хорошо!

Он отвлекался всеми силами, вспоминал события последних месяцев, прикидывал, какие подлянки можно ожидать от двойника. Старательно не вспоминал о безжизненном теле на каменном ложе. Не думал-не думал-не думал...

Таскать Синьмо за спиной, хлопоча по дому, Ло Бинхэ ещё не приходилось. Но в Бездне он не расставался с ним даже во сне. Не самые приятные воспоминания, но какой бы ужасной ни была Бездна, а дала ему она, пожалуй, не меньше, чем обучение на Цинцзин. И если в итоге это поможет защитить учителя, на которого судьба уж очень любит обрушивать всё новые испытания — то Ло Бинхэ ни на мгновение не станет жалеть о пережитом.

Он поглядывал на приводящего себя в порядок учителя, пока заканчивал готовить завтрак, и думал, что с удовольствием вот так и остался бы здесь, в маленьком домике вдали от человеческих поселений, и жил обычной мирной жизнью. Но он уже взвалил на себя ответственность за Царство демонов и Цветочный дворец. Да и учитель наверняка быстро затосковал бы. Это Ло Бинхэ достаточно оставаться с ним рядом, и он будет счастлив и никогда не заскучает. А учителю уже явно скучно, на рыбалку и охоту он ходит только по необходимости, домашние дела вообще никогда не любил и продолжает их избегать, и то и дело тянется за очередной книгой. Ему тяжело общаться весь день напролёт, но при этом ему нужны его братья и сестра, и ученики, и все эти случайные знакомые, которые уже через пару дней начинают таскаться за ним хвостом — а учитель и рад им. Ло Бинхэ не понимал, как его хватает на всех, и почему любящего ученика, готового сделать для него что угодно, заботливого и внимательного, ему не может быть достаточно. Он вот совершенно не скучает по другим людям, даже по шицзе. Возможно, иногда ему не хватает Мобэя — его молчаливое присутствие рядом наполняет уверенностью, но и без него Ло Бинхэ смог бы при необходимости обойтись.

А учитель спокойно обходился без него. И как это исправить?

Он, скорее, знает, как оттолкнуть и как разозлить. Учитель не любит навязчивость, но Ло Бинхэ нельзя упускать драгоценное время наедине с ним, ведь в любой момент оно может закончиться!

Он почти дошёл до той стадии отчаяния, когда готов присмотреться к проклятому двойнику в попытке понять, чем тот так зацепил учителя. Это отвратительно, но если бы это помогло…

Двойник ушёл ещё вечером, едва учитель дал понять, что с него хватит. Пробормотал, что не побеспокоит их в ближайшее время, бросил на Синьмо короткий взгляд и растворился в лесных тенях. Его духовной силы поблизости Ло Бинхэ пока не чувствовал. И всё-таки этот ублюдок незримо присутствовал в их доме, отравляя их жизнь одним фактом своего существования. Тем, что однажды он вернётся.

За завтраком Ло Бинхэ не сводил глаз с учителя. Тот был как всегда сдержанным и спокойным, и Ло Бинхэ его спокойствие придавало сил. Учитель может выдержать все испытания с честью, он не поддаётся панике, и Ло Бинхэ должен быть его достоин.

День проходил в тревожном ожидании. Ло Бинхэ настаивал, что нужно воспользоваться Синьмо и отправиться в другой мир, но учитель был категорически против.

— Мы не можем так запросто вломиться на чужую территорию, навести там свои порядки и надеяться, что получится хорошо!

— Но именно это я сделал в Царстве демонов. И разве учитель не хвалил мои реформы?

— Этот учитель потратил годы на обучение тебя тому, что ему самому известно о демонах. Хоть он и не успел довести это обучение до конца, но надеется, что оно не прошло бесследно.

— Этот ученик не справился бы без наставлений учителя!

— Вот видишь! А кто знает, каков он, тот мир, что на самом деле там происходит, и имеем ли мы право распоряжаться им на своё усмотрение?

— Я не представляю, что там за мир, но каков этот выблядок — вижу отлично.

— Бинхэ! Откуда тебе известны такие слова?

— А учителю откуда?

— То, что учитель их знает, не значит, что он произносит подобное вслух!

— Но он их зна-а-ает… Ай!

Ещё пару раз приложив его по макушке карающим веером, учитель погасил смешливые искорки во взгляде и потребовал, чтобы Ло Бинхэ не смел использовать подобные слова на публике.

Ло Бинхэ клятвенно пообещал, что на публике — ни в коем случае. Но выблядок — он и есть выблядок.

— Бинхэ, я понимаю, что ты злишься, но он же… Практически, он — это ты.

— А его учитель в таком случае — практически вы! И он даже не скрывает, что однажды уже убил его! Вы хоть представляете, что ещё он может сделать?

Взгляд учителя потемнел и обратился куда-то вглубь себя. Он нехотя кивнул.

— Ну и о чём здесь думать?

— О том, что у нас есть ответственность перед нашим миром? Ты Священный Император, и хотя ненадолго мы смогли оставить Царство демонов без твоего контроля, но что будет, если мы уйдём в неизвестность и не вернёмся? Рисковать своим миром ради чужого? Нет, Бинхэ. Если мы хотим что-то исправить — нельзя бросаться в омут с головой. Нужно достучаться до твоего двойника.

— Не будем, значит, бросаться. Зайдём, заберём по-тихому одного человека, и тут же назад.

— Твой двойник ужасно разозлится. И на ком, по-твоему, он отыграется тогда?

— Без Синьмо он нам не противник.

— Я. Не. Хочу. Его. Убивать! И не заикайся об этом больше!

— Ну так и не делайте этого! Оставьте мне. Если вы беспокоитесь потому, что он — другой я, то я вам клянусь, что никаких мук от его смерти чувствовать не буду! Даже порадуюсь!

— А я — буду!

— Учитель, вам меня одного не достаточно?

Лицо учителя вытянулось, глаза округлились.

— Как… Как тебе такое только в голову пришло?!

— А что ещё я должен думать?

— Не знаю, но уж точно не это!

— Тогда объяснитесь!

— Этот учитель… возможно… гм… Чувствует себя виноватым.

— И на том спасибо.

— За то, что ты мог вырасти точно таким же, если бы я вовремя не перестал быть… ты помнишь.

— Учитель казался этому ученику жестоким и беспощадным, но повзрослев, ученик понял, как воспитание учителя закалило его тело и дух. Ученик очень благодарен.

— Бинхэ, а если б я так и продолжал? Избивать тебя в кровь за любую провинность и никак не поощрять твои заслуги? Закрывать глаза на то, что творят старшие ученики? Хочешь себе такую жизнь?

— Но этого не случилось!

— А в том мире, вероятно, всё так и продолжалось! Этот мальчик ничего не знал, кроме жестокости и несправедливого обращения. Хочешь спасти того, кто его таким вырастил? Правда?

— Да!

— Но почему?!

— Потому что если вы смогли измениться, значит не в нём дело.

Учитель застонал и закрыл лицо руками. А потом поднялся, подошёл и обнял его.

После стольких дней, когда он сторонился прикосновений, всё это было для Ло Бинхэ немного чересчур. Не то, чтобы он был против, о нет! Но он же к этому привыкнет! Неужто учитель готов быть нежным и ласковым только когда кому-то из них двоих плохо? Что ж, если это работает… Он на пробу потянул учителя к себе на колени.

— Бинхэ, — слабым голосом пробормотал учитель, — не стоит нам сейчас… кхм...

— Я так далеко заходить не собираюсь.

— Это пока. Ты быстро утрачиваешь над собой контроль.

— Просто вы так прекрасны, что я теряю голову.

— Спровадим его — и делай что хочешь.

— Всё, что захочу?

— Да.

— Вы и в прошлый раз обещали.

— Тогда я оказался не готов. Прости.

— Если не хотите, этот ученик не настаивает.

— Обещание всё ещё в силе, — сказал учитель тихо, отводя взгляд. Его щёки алели, он весь застыл, но это был, похоже… вовсе не испуг. И не отвращение.

— Когда твой двойник уйдёт в свой мир, вернёмся к этому разговору, хорошо?

— Хорошо, — прошептал он. — Если вы действительно не против…

— Не против. Но сейчас нам лучше не отвлекаться.

Ло Бинхэ судорожно кивнул и заставил себя разомкнуть объятия.

К вечеру он уже ненавидел самозванца с утроенной силой. Учитель ломал голову, как можно убедить его не трогать Цанцюн, а заклинателей — не трогать полудемона. И как убедить этого полудемона оставить в покое их самих и их мир. Ло Бинхэ было страшно от всего этого. Он годами держал себя в руках, не позволял ярости затопить сознание, не причинял вреда никому на Цанцюн, и даже Лю Цингэ уходил от него помятым, но серьёзно не пострадавшим. И всё ради учителя.

Какой была бы его жизнь, если бы они с учителем не сблизились? Можно ли вообще считать это жизнью?

Он попытался себе это представить, в надежде, что сможет понять что-нибудь важное о двойнике, что-то, что поможет учителю, но тот, выслушав его предложение обсудить это, заявил, что ему следует немедленно выбросить такие мысли из головы.

— Я хочу помочь им, а не сделать больно тебе, — вздохнул он.

О своей боли он, как обычно, при этом не задумывался.

Ночью Ло Бинхэ пришлось уговаривать его идти спать и применять свои способности, чтобы ворочающийся рядом учитель наконец смог отдохнуть. Самому ему в кратком предутреннем сне виделось детство. Он снова переживал самые тяжёлые воспоминания о жизни на Цинцзин, но когда стало совсем плохо, образ учителя, залечивающего его раны, затмил все прошлые ужасы. Правда, за этим последовала та крайне неловкая сцена, которую Ло Бинхэ даже по прошествии стольких лет было стыдно вспоминать, и он поспешно вынырнул из сна.

После завтрака учитель снял со стены Сюя и заявил, что проблемы чужого мира — это вообще-то не их дело, и хватит себя грызть. И что неплохо бы размяться, а то они тут засиделись.

Ближайшей роще не повезло обратиться в пустырь за время тренировочного боя, а Ло Бинхэ и в самом деле почувствовал себя гораздо лучше. Потом учитель с довольным видом уминал рис с овощами, а сам Ло Бинхэ то и дело забывал про свою чашку, любуясь его лицом, с которого наконец-то исчезла безжизненная холодная маска. К концу дня они уже спокойно смогли вернуться к своей ежевечерней теме — Ло Бинхэ рассказывал обо всём, чем хотел поделиться с ним в те пять лет, а учитель — о том, что случилось во времена скитаний Ло Бинхэ по бездне. И они уже не косились поминутно на дверь.

Учитель всё ещё мрачнел то и дело на протяжение следующих дней, задавал вопросы, смысл части которых Ло Бинхэ не очень понимал, но в целом жизнь потихоньку возвращалась в привычное русло.

А потом их уединение оказалось, наконец, нарушено, но вовсе не тем, кого они ждали.

Шан Цинхуа был с Цанцюн, что уже переводило его в разряд нежеланных для Ло Бинхэ гостей, и даже уважение к Мобэю не заставило бы его сейчас проявить снисхождение к его ручной зверюшке. Но учитель сразу расцвёл, а Шан Цинхуа казался настолько вымотанным и несчастным, что даже грозный вид его истинного повелителя не производил на него особого впечатления. Эти жалобные глаза и дрожащий голос — и учитель уже размяк настолько, что упросил Ло Бинхэ с помощью мысленной речи не морить шишу Шана голодом.

Ло Бинхэ вспомнил, как «шишу Шан» советовал ему вернуть расположение учителя, вызвав у того жалость. Советы были странноваты, Ло Бинхэ не понимал, как Мобэй вообще разбирает поток слов из его рта, но главное он тогда запомнил. И, как ни паршиво, совет оказался действительно полезен. Глядя на этих двоих, Ло Бинхэ начал подозревать, что Шан Цинхуа основывался не просто на собственном опыте — а на конкретном опыте общения со своим шисюном. Из которого каким-то образом умудрялся сейчас вить верёвки.

После обеда они настолько спелись, что учитель, оставив Ло Бинхэ заниматься ужином, уволок своего шиди поговорить о делах Цанцюн. И снова мысленно упросил Ло Бинхэ не следовать за ними, заявив, что бедный шишу дрожит перед ним от страха.

Ло Бинхэ не преминул съязвить, что он ничего ещё не делал, но если шишу так уж уверен, что ему что-то грозит — то как можно не оправдать его ожиданий? Учитель шутку не оценил, бросил на него убийственный взгляд и сказал, что вернётся, возможно, не очень скоро. В утешение он пообещал далеко от дома не отходить.

«Меня твой двойник не тронет, клятва на крови его сдержит. А тебя так легко не взять. Но если явится — сразу дай знать. Сразу!»

Ло Бинхэ безумно хотелось прокрасться за ними, но портить едва наладившиеся отношения с любимым он побоялся.

***

— Братец Огурец, я, как бы это помягче сказать, на Цанцюн сейчас возвращаться не спешу, — пробормотал Шан Цинхуа виновато. — Так что если тебе там что и нужно…

— Забудь о Цанцюн! У нас тут такой пиздец, ты себе не представляешь!

— Что за пиздец я, по-твоему, не могу себе представить — после всего вот этого?

— Твоё любимое детище!

— Эм… Если ты про Мобэя, то…

— Я про Бин-гэ!

— А я-то думал, что мой мальчик попал в любящие заботливые руки, а ты…

— Настоящего Бин-гэ, Самолёт! Из твоей грёбаной книжонки!

— Так мы разве не в ней?

— Система, что, ещё тебя не обрадовала?

— Она, видимо, уже сбросила меня со счетов, раз домой вернуться предлагает. Так что у меня тут только свой квест: «Не сдохни в страшных муках от рук разобиженного демона». Награда — не сдохнуть.

— Ой, как я тебе щас сочувствую…

— Ну чего ты? Не я ж виноват, что тебя закинуло в моего недоделанного недозлодея!

— Ты виноват в том, что ты их вообще написал!

— Ну и что?

— А то, что они существуют! На самом деле! Отдельно от нас!

— Они что?! Ты уверен?!

— Хочешь, познакомлю?

— Ой, бля-а-а-а-а-а… — простонал Шан Цинхуа и осел на землю. — Вот тебе и хэппи-энд… Ну-ка рассказывай!

Он наблюдал, как Непревзойденный Огурец, совершенно выпавший сейчас из образа Шэнь Цинцю, бродит по поляне. Как, отчаянно жестикулируя, кроет матом Систему, Бин-гэ, Шэнь Цзю, жадное издательство, кровожадных фанатов с форума и, разумеется, на всю голову отбитого автора «Пути гордого бессмертного чудовища». С коим чудовищем им теперь придётся иметь дело.

Шан Цинхуа краснел, бледнел, охал, а потом потихоньку начал задавать вопросы.

— Я тебе тут рассказываю, во что мы встряли, — взвился Огурец, — а тебе интересно, как твои художественные (ах да если бы!) приёмы воплотились?!

— Вот чего ты сразу? Я, может, за родное детище волнуюсь.

— Родное детище? Ты вообще понимаешь, какой там щас таймлайн у твоего родного детища? Что Бин-гэ уже успел наворотить и во что превратиться?!

— И учителя он уже…

— Сам-то как думаешь?!

— И слияние миров, значит…

— Именно!

— И что, совсем с ним всё плохо? Одинокий и злой?

— Ой, только не делай такую несчастную морду! Это твоими стараниями жизнь твоего главного героя скатилась в беспросветный пиздец! Как вообще в твою башку пришла мысль, что вот это можно считать хэппи-эндом?

— Я и не считаю, — надулся Шан Цинхуа.

— Но это ты решил всё так закончить!

— Ну вообще-то, я планировал нормальный конец. Ну, знаешь, главный герой возмужал и набрался мудрости, победил своих внутренних демонов, — Шан Цинхуа глупо хихикнул над собственным каламбуром и поспешно добавил, — в смысле, не Мэнмо, конечно! Ну и всё такое. Классическая классика, становление героя. Только вот оказалось, что аудитории мудрый и благородный герой нахрен не упал. «Как так, я столько глав читал про крутого нагибатора, который помогает сублимировать мои мелкие ежедневные обидки, а автор мне вдруг заливает про какое-то там “будь выше этого”, пф». И пришлось гнать эту дребедень дальше.

— Так, стоп! Бин-гэ должен был измениться и перестать ненавидеть любого, кто на него не так посмотрел?!

— Угу. Аудитория была против, издатели тоже не в восторге, так что я старался поосторожнее как-нибудь к этому подводить. И то половину подводок зарезал в итоге.

— В итоге в концовке этого вообще не заметно! Тупо, шаблонно, картонно как никогда. Не концовка, а пиздец!

— Ну так ещё бы, — надулся Шан Цинхуа, — поди наняли студента за плошку риса дописывать.

— ...Что?!

— Брат Огурец, ты помнишь, что я вообще-то помер? Кто, по-твоему, текст после этого ваял? Ты же не считаешь, что я после смены на Аньдин вылезал в родной мир и пахал ещё и там? — он поёжился.

— То есть вся концовка…

— Хрень собачья. Наверное. Я ж даже не знаю, чего они там понаписали. Но судя по некоторым твоим оговорочкам, мне бы точно не понравилось. Хотя отчасти, наверное, я сам виноват. Нужно было обновлять файл с описанием идеи почаще, а мне всё не до того было.

— Какой ещё файл?

— Стандартный. Издательство запросило, когда поняло, что у меня такой здоровый роман намечается, и что он популярен. План того, как я думаю развивать сюжет, все основные этапы и концовка. Коротенько так, самое основное.

— А… А… А смерть Шэнь Цинцю и Юэ Цинъюаня? Это тоже они придумали?

— Ну, частично я. Хотя вот твои вопли про человеческую палку меня, честно говоря, несколько озадачивали.

— … Серьёзно?!

— Самолётозаменитель, похоже, слишком буквально понял то, что Бин-гэ оставил дорогого учителя сначала без глаза, затем без ног, а потом ещё и без руки. И вспомнил классическую казнь. Хоть убил его после этого, надеюсь?

— Ну… честно говоря... — Шэнь Цинцю поёжился. — А хрен его знает. Там очередная логическая дыра, в лучших традициях твоей писанины. То он согласился написать письмо и заманить главу школы в ловушку, чтобы отсрочить свою смерть на какую-то четверть часа, а то эта жуть с висящей на цепях… палкой. С заживлёнными культями, без языка и… Блядь, я не могу, мне плохо об этом даже думать! И не думать не могу! Они же живые теперь! Это ж всё было! С-сука… Пиздец…

— Ну технически, теперь не было.

— Для Бин-гэ — было! И ты представляешь, что в башке у человека, который сотворил такое? А теперь он повадился к нам! Ко мне! А потом, наверное, пойдёт развлекаться по новой с «дорогим учителем». А я тут сиди и думай, как они там… Самолёт, я ёкнусь! Точно ёкнусь!

Шан Цинхуа подошёл и положил руку ему на плечо.

— Ты не можешь всем помочь и всё исправить. Ты и так уже сделал для этого мира больше чем должен был. Вот об этом думай, а не…

— А ты сам как с этим живёшь?

— Ну… Как-то так и живу. Я геройствовать не умею и не буду.

— А под купол попёрся.

— Ну, попёрся, а что?

— Ты ж драться не умеешь. Никто и не ожидал, что глава Аньдин туда полезет.

— Так я ж знал, где и что примерно творится.

— А твой оригинал сидел и смотрел с безопасной площадки.

— Ну, да… Но я-то не он.

— Спасибо, что не он! Но, Самолёт, можно ж было придумать, как обойтись без этой кровавой бани! За столько-то лет!

— Вот ты думаешь, умный такой, что я не пытался? Это в кресле у компа легко — когда мир тебя слушается. А как иначе Ло Бинхэ было метку активировать и в Бездну отправить, да ещё одновременно? Ну? Есть идеи?

— Нет, — нехотя признал Шэнь Цинцю.

— А без главного сюжетного поворота… Хорошо, если б этот мир нахрен не схлопнулся! Так-то, брат Огурец. И то, что Бин-гэ там в своём мире творит… Это такой же несущий столб в сюжете. Так к нему и относись.

— Знаешь, это нихрена не помогает!

— Знаю, — проворчало Великое божество Самолёт, не поднимая глаз. — Я в этом мире живу гораздо дольше тебя. Так что поверь — я знаю.

Сидеть на начинающей промерзать земле было холодно, но перестроить потоки энергии, чтобы не мёрзнуть — дело нескольких минут. Если б можно было с такой же лёгкостью унять подбирающуюся истерику…

— Самолёт, — сказал Шэнь Цинцю устало, — дай мне что-нибудь. Хоть какую-то зацепку. Вряд ли я смогу спасти своего оригинала, я не представляю, как. Но Юэ Цинъюань… Я ж себе не прощу, если он опять… Если Цанцюн… Ох, сука! Бинхэ предлагает прибить его двойника, пойти и навести в том мире порядок. И знаешь, как заманчиво! Если б он ещё не был таким неубиваемым…

— И ты бы смог? Глядя на это лицо?

— Ты не видел его лица! У него глаза мёртвые. Мне его дико жаль, но он… Это ж не жизнь! Я думал, моему Бинхэ плохо… Но всегда есть куда хуже. И «хуже» — это вот оно. Оно... совсем. Я не знаю, мне больше хочется настоящего Шэнь Цинцю из камеры вытащить и в пледик завернуть — или долго бить ногами, пока выть не начнёт. За то, что он наворотил. Хотя на самом-то деле он просто… ты его таким написал. Бин-гэ ты таким написал. Но он живой теперь! Он на меня смотрит как на чудо! У него руки дрожат! Если он опять начнёт в побитого щенка превращаться, я с ума сойду!

— Не надо сходить с ума, а то он этим воспользуется, — буркнул Самолёт. — Братец, я с тобой тут не останусь, я его слишком боюсь, он же знает эту гниду, настоящего Шан Цинхуа. Но если тебе инфа нужна, ну… Давай думать. Чего его принесло-то? Конкретно? Он хоть оговаривался на эту тему?

— Его кроет от того, что его учитель, оказывается, мог не быть таким вот уёбой, с которым каждый день как прогулка по Бесконечной Бездне. Не знаю, что ему нужно. Чтобы тот, кто его сломал, сам же и залечил?

— То есть у нас тут Стокгольм во все поля…

— Ну, тебе виднее.

— Ну, я это… Я ж не психолог. Какая вообще верибельная психология, в гаремнике-то? Но вот тут смотрю по сторонам — люди как люди, почти как настоящие. Даже, блин, демоны…

— Мобэй?

— Не спрашивай.

— Хочешь, я попрошу Бинхэ его призвать и разнос устроить, чтоб тебя не трогал?

— Не хочу.

— Я могу.

— Спасибо, но… Он меня только возненавидит совсем. Не надо.

— Тогда… если совсем хреново станет… ну, скажи, что Бинхэ запретил на тебя руку поднимать. Бинхэ подтвердит.

— Какой у меня заботливый главный фанат…

— Главный хейтер.

— Да-да…

Шан Цинхуа упал спиной в траву и некоторое время молчал, глядя в небо.

— Слушай, — сказал он наконец, — раз у нас тут Тяньлан-Цзюнь вылез, может, и другие мои черновики воплотились?

— Так Система ведь плюсует за восстановление вырезанных сюжетных линий.

— Тут не только вырезанные, но и изменённые. Мне бы инфу, что тебе вообще про Шэнь Цзю известно. Хрен знает, если там, в том мире, тупая картонка, то проще дать Бин-гэ на нём отыграться, чем хоть как-то пытаться их примирить. Но если нет…

— Ну, твои охренительные флэшбэки про деревянные игрушки я уже видел.

— Уже неплохо.

— Да заебись просто! С таким детством ещё б не вырасти конченым!

— Ну, ну, он, конечно, мужик с тяжёлым характером, но чё ты уж совсем. Вот с Лю Цингэ, например…

— Которого он убил?

— Э-э-э… вообще-то нет.

— … То есть как это нет?!

— Так, давай-ка покороче, о чём ты знаешь. А остальное тебе расскажу я. А потом подумаем, чего б мне тебе ещё подкинуть.

— Да там было-то… Система сказала, что потеряно десять процентов воспоминаний. Сомневаюсь, что крашанулось сильно много важного. Но Цингэ…

— О, Цингэ это важно. Я сам охренел, когда уже в этой шкурке увидел, как мой мир эту идею развил. Аж гордость за своего главного злодея взяла! Ну, думаю, приятель, дай-ка я тебе подскажу, как хоть с этим не влететь… А в итоге не пригодилось, вместо него явился ты.

— Самолёт, а ты не в курсе, а с ним-то что стало?

— Не в курсе. И знать, честно говоря, не хочу.

— Ясно…

— Ну да что уж теперь… Ты слушай…

На улице стремительно темнело, когда Ло Бинхэ не выдержал и пошёл искать учителя. Тот обнаружился действительно неподалёку, бледный и угрюмый. Вернувшись в дом, учитель снабдил Шан Цинхуа тёплыми вещами и сумкой с продуктами, и, распрощавшись с ним, уплёлся к приготовленной для него кадке с нагретой водой. Когда время, необходимое для омовения, окончательно вышло, и по всем прикидкам Ло Бинхэ учитель уже давно должен был вернуться, он не выдержал и заглянул за ширму. Учитель сидел, обхватив себя руками за плечи, и смотрел в стену невидящим взглядом. Ло Бинхэ вытащил его из воды, завернул в полотенце и прижал к себе.

— Что с вами?! Что случилось?!

— Твой учитель, он… его… — голос Шэнь Цинцю сорвался. Он ткнулся Ло Бинхэ в плечо и глухо пробормотал: — Да где ж носит эту скотину-то до сих пор?!