Почувствовав, как его поднимают, точно мертвецки пьяного, осторожно переносят, с отчаянием зовут по имени, он решил, что эти видения призваны смутить его, сбить с курса к Ее изумрудным берегам. Он не желал поддаваться, пытался отрешиться от голоса, который был настолько родным, близким сердцу, что тянул за собой даже с того света, но отголоски реальности не смолкали ни на миг.

Его положили на мягкое, и несколько мгновений он слышал лишь судорожные вздохи или, может, всхлипы, а потом на него вдруг обрушилась невыносимая боль, и он совершенно потерял себя. Кажется, его приподнимали, бережно придерживая голову, осторожно промывали раны, а после туго перевязывали, и в этой пытке он мог разобрать лишь то, что кто-то повторял: «Потерпи еще чуть-чуть, мой милый…»

Он уже слышал это обращение однажды, и те воспоминания толкали его вперед, к высокой арке света у самой линии прибоя. К границе, за которой должны были закончиться его мучения.

В какой-то момент Богиня сжалилась над ним, явила из небытия свою сияющую руку, и боль тут же исчезла, растаяла, точно морская пена. Несколько блаженных мгновений он просто не существовал. Но вскоре все вернулось: и зовущий голос, и чувство, будто его пронзает одновременно сотня раскаленных лезвий.

Забвение и мука успели сменить друг друга еще не раз, прежде чем он осознал, что стало немного легче. Тот голос больше не звучал, хотя он понимал, что эту связь не разрубить и самой остро заточенной саблей. Быть может, шептавший: «Прошу тебя, не уходи» попросту охрип, лишился возможности повторять это снова и снова?

Едва заметно шевельнувшись, Эдвард тихо простонал, и тут же ощутил, как лба коснулась влажная материя. Это прикосновение было настолько нежным, что ему впервые захотелось открыть глаза, но он не решился, боясь Ее гнева, ведь Она все еще ждала его в своих владениях.

Тот, кто звал его у самых врат, не отлучался от него ни на миг. Он был упорен, этот человек. Возможно, прежде он терял кого-то и больше не хотел мириться с тем, что люди оставляют этот мир и шаткой, неуверенной походкой бредут по мелководью прочь.

Мягкие ладони скользили по волосам, совсем близко слышалось размеренное дыхание, должно быть, успокоенное тем, что самый пик пытавшей его боли миновал. Невольно начиная дышать в такт, он забывался сном, но позже просыпался вновь, чтобы ронять с иссушенных губ едва слышные стоны.

В очередной раз вынырнув из забытья, он все-таки открыл глаза. Тот образ, что встретил его в мире живых, был удивительно светлым, хоть и печальным.

Стид смотрел на него с болезненной нежностью, слишком похожей на чистейшее отчаяние. От его лоска не осталось и следа: он был растрепан, на щеках горел лихорадочный румянец, глаза опухли от бессильных слез. И все-таки он был прекраснее, чем кто-либо из тех, кого Эдвард встречал в своей жизни. Невыносимо хотелось протянуть к нему руку и приласкать, давая возможность изгнать из уголков глаз вновь проступившую влагу.

– Ну вот, ты все-таки очнулся, – проговорил Стид, нисколько не заботясь о том, что его голос, тот самый голос, будто надломился посередине фразы, позволив ноткам волнения и страха блеснуть на срезе. – Теперь ты будешь понемногу поправляться…

– Ради чего? – одними губами прошептал Эдвард, не удивившись тому, что сам он голоса почти лишен.

Стид моргнул, и две слезы медленно покатились по его обветренному лицу, кожа которого еще недавно была слишком нежна для человека, живущего морем. Он попросту не знал, что сказать, и Эдвард чувствовал, что невозможность дать ответ пытает его сильнее любой телесной муки.

– Ради себя… команды… – сдавленно произнес он, наконец. – Ты не согласишься делать это ради меня… но знай…

Договорить он не сумел. Судорога перехватила ему горло, и он, прижав руку со стиснутым кулаком к лицу, порывисто вскочил и бросился прочь.

Эдвард с трудом повернул голову ему вслед, но успел увидеть лишь закрывающуюся дверь каюты.

Какое-то странное оцепенение владело им, набрасывало свои путы поверх обычной слабости от кровопотери. Должно быть, путь к вратам в Ее мир не прошел для него бесследно…

Он ни мгновения не сомневался в искренности Стида. Каковы бы ни были причины, заставившие его исчезнуть после робкого признания на пляже, Стид горько пожалел об этом и теперь пытался все исправить. Он преследовал «Возмездие» до самого Окракока и бесстрашно ринулся в бой с британцами... Он привел окровавленного Эдварда обратно на корабль и сделал все, чтобы тот выжил. Должно быть, понимать, что все эти усилия на самом деле тщетны, было невыносимо.

Стид был так близок к цели, он наконец-то смотрел в глаза того, кого мечтал вернуть, вот только Эдвард больше не мог ответить ему взаимностью. Все, к чему он стремился, лежало по другую сторону сияющей арки у границы прибоя. Таинственные холмы, покрытые густым изумрудно-зеленым ковром тропического леса, лазоревое небо, звенящее от криков чаек…

Его жизнь была не такой уж долгой, хотя он успел увидеть достаточно бессмысленных страданий… и сам нередко становился их причиной… В сущности, тот ее отрезок, когда он верил, что может быть не один, что достоин того, что люди называют мягким, ласкающим слух словом, был до смешного мал. Не стоило полагаться на то, что он представил, закрыв глаза, прежде чем поцеловать самого удивительного человека в этом мире.

За поцелуем последовала дуэль, и они до сих пор обменивались ударами, пусть и невольно, но нанося друг другу новые раны. Эдвард не знал, что должен делать, чтобы не причинить Стиду еще большей боли. Все, кроме лжи, было слишком хорошо заточено и легко входило в плоть.

Вскоре Стид вернулся, и осторожно приблизился к постели. Должно быть, попытка взять себя в руки стоила ему немало.

– Прости, я…

– Все в порядке, – вновь беззвучно проговорил Эд, не в силах оторвать взгляда от его сухих, болезненно красных глаз.

Стид судорожно сглотнул и начал, старательно подбирая слова:

– Я очень надеюсь, что ты скоро окрепнешь и сможешь вернуться к капитанству. Тогда ты сам решишь…  что будет дальше… и я приму твое решение, каким бы оно ни было. Но хочу напомнить, что я отвечаю за команду, она под моей защитой.

Эдвард кивнул бы, но у него не было сил приподнять голову, и потому он просто медленно опустил, а затем поднял веки.

– А сейчас мне придется потревожить тебя…

Стид дождался повторного согласия и лишь тогда склонился над Эдом, осторожно освобождая его от одеял, в которые тот был укутан во время лихорадки.

Тихо охнув от увиденного, он завозился, принялся искать чистую ткань, и Эдвард про себя порадовался, что скоро вновь вернется к поискам Ее затерянных земель.

Сухо всхлипнув, Стид притянул его к себе и принялся разматывать окровавленную повязку, стягивающую его грудь и живот. Как Эд и предполагал, этого вполне хватило, чтобы боль стала невыносимой, и он потерял сознание в родных, заботливых руках.

Он больше не мог отыскать Ее берега. Карты лгали, созвездия меняли очертания, и его корабль лишь напрасно скитался по пустынному морю. Отчаявшись увидеть изумрудную кромку над линией горизонта, он вновь был вынужден открыть глаза и встретиться с миром живых.

На этот раз рядом с его постелью никого не оказалось, и это удивило и даже насторожило его. Прежде Стид не отлучался от него ни на миг…

Впрочем, в каюте он был не один. Чье-то присутствие смущало чутье, ни разу не подводившее его прежде.

– Иззи? – наугад позвал он и не ошибся.

Первый помощник вышагнул из глубины зала и медленно приблизился к нише. К своему удивлению, Эдвард уже вполне мог двигаться: ему удалось повернуть голову и встретить Хэндса вопросительным взглядом.

Иззи выглядел непривычно растерянным и вместе с тем злым. Его бледное лицо было напряжено, тонкие губы сжаты в линию, а под левым глазом отчаянно билась жилка, заставляющая ходить ходуном маленькую крестообразную татуировку.

– Да, Эдвард, – отозвался Хэндс, и в этом коротком ответе оказалось переплетено столько же чувств, сколько нитей в добротном канате.

– Где Стид?

Он не собирался задавать этот вопрос. Не хотел видеть, как Иззи становится еще бледнее, но слова сорвались с губ и прозвучали неожиданно громко.

– Ждет снаружи. Я решил убедиться, что тебе стало лучше.

Эдвард невольно вздохнул и рассеянно посмотрел в окно. Только теперь он осознал, что мерно покачивающееся судно не стоит на месте.

– Каким курсом мы следуем?

– Тем, что указал Боннет.

Не смотря на обволакивающее сердце вязкое безразличие, Эдвард удивленно вскинул брови.

– И ты исполняешь его приказ?

Он вновь повернулся к Иззи, чтобы увидеть, как его глаза гневно сузились.

– Да. Пока ты был без сознания, кто-то должен был взять на себя ответственность за всех остальных. Нам нужно было срочно убираться с Окракока, и его распоряжения оказались весьма кстати.

– Но ведь прежде ты…

– Знаешь, что я скажу, Эдвард, – вдруг зашипел Иззи, мгновенно теряя самообладание, – я видел тебя на «Рейнджере». Ты не собирался возвращаться на «Возмездие». Ты хотел сложить там свою голову и надеялся, что мы как-то выберемся сами.

Эдвард собрался было что-то возразить, но лишь плотнее сжал все еще непослушные губы. В отрицании очевидного не было ровным счетом никакого смысла.

– Я ненавижу Боннета всей своей проклятой душой, но без него ты гниешь изнутри. И хотя ты плевать хотел на это, я не готов видеть, как ты умираешь. Не готов после стольких лет…

Произнеся эти слова, тяжело повисшие в сумраке капитанской каюты, он захромал прочь.

Хлопнула дверь, и Эдвард остался в одиночестве. Он не ждал, что это продлится сколько-нибудь долго, но был благодарен даже мимолетному мгновению тишины без отголосков чужой боли, порождаемой его беспросветным пребыванием в этом мире.

Иззи был прав лишь отчасти. Эдвард гнил изнутри, но не мог надеяться на то, что это когда-нибудь прекратится. Мука казалась бесконечной, и близость Стида делала ее только острее. Теперь, когда беспокойство и забота самого дорогого ему человека непреодолимой стеной встали между ним и новой попыткой покончить со всем… Эд просто не знал, что ему делать.

– Я хотел бы выйти отсюда, – проговорил Эдвард, разорвав напряженную тишину, и Стид болезненно вздрогнул. Он сидел на своем вычурном диване и делал вид, что занят чтением, хотя Эд знал, что он чутко ловит каждый звук, раздающийся в каюте.

– Не стоит спешить с этим, – отозвался Стид с едва различимыми нотками тревоги в голосе. С тех пор, как он вернулся на «Возмездие», ведя с собой чудом спасенного Эда, ему приходилось подавлять свои чувства так часто, что в конце концов он привык справляться с собой за считанные мгновения.

При мысли об этом Эду становилось тошно.

– Ты говорил, что я должен окрепнуть. Но я еще долго буду без сил, если не попробую встать на ноги.

С этими словами Эдвард осторожно поднялся над подушками и попытался сесть. Голова тут же отчаянно закружилась, но он постарался не подать вида. Впрочем, Стид все равно тут же оказался рядом.

– Хорошо… Только, пожалуйста, не делай этого без меня.

Он присел на самый край кровати, и его мягкие ладони коснулись перетянутого повязками тела Эда. Лишь мельком глянув на них, тот быстро отвернулся, чтобы не думать о нежности, что незримо текла сквозь эти изящные пальцы.

– Я предпочел бы справиться сам.

Стид все понял и, выпрямившись, неловко сложил руки на коленях. Ему оставалось лишь в волнении следить за тем, как Эдвард пытается встать, качаясь, точно в разгар шторма, как бледность заливает его и без того сероватое из-за кровопотери лицо, как спутанные пряди волос липнут, мешаясь, к покрытому испариной лбу.

Без сомнения, это было еще одним выпадом в их бесконечной дуэли, но Эд не мог позволить Стиду быть слишком близко, касаться слишком свободно, окружая своей отчаянно теплой заботой.

Начав привыкать к дурноте, Эдвард сделал несколько шагов по каюте и тут же вцепился в спинку стоящего рядом стула. Позади него раздался взволнованный вздох, но Стид вновь сумел пересилить себя и остался на месте.

Мучительно хотелось, как прежде, быстро преодолеть расстояние до двери, распахнуть ее и оставить позади этот напоенный страданиями сумрак. Вот только оседать на пол на глазах у Стида Эдвард не желал и потому старался соблюдать осторожность.

Еще пара шагов далась ему с тем же трудом, но дальше опираться было уже не на что. Эдвард остановился, невольно расставив напряженные руки, и вдруг осознал, что для первой прогулки по палубе он выглядит слишком жалко в этих повязках на голое тело.

– Стид, ты не мог бы…

– Конечно, мой милый, как я не подумал…

Эд даже не удивился, что ему не пришлось договаривать фразу… что Стид понял его с полуслова. Он замер, переживая досаду, пока тот искал подходящую одежду. Через пару мгновений его плечи оказались укрыты мягкой, но плотной тканью баньяна горчичного цвета, того, что он не решался надеть даже тогда, когда алая ткань перестала дарить ему запах Стида и насквозь пропиталась его собственным.

Расправив складки, Стид тут же отступил назад, памятуя о том, что Эдвард выразил желание как можно меньше прибегать к его помощи.

– И мне бы хотелось, чтобы ты…

– Прости, я постараюсь больше так не говорить…

Кивнув в знак благодарности, Эдвард продолжил свой путь к двери. В голове колыхался густой туман, перед глазами текли, меняясь, причудливые пятна сепии. Пробираясь сквозь эту завесу, он все-таки миновал дверной проем и покинул каюту.

Идя по коридору, он слышал осторожные шаги Стида. Просить того не следовать за ним было бы слишком, и потом Эд мог лишь кусать губы, думая о том, что команда вновь увидит их вместе…

Оцепенение, онемение души постепенно сходило на нет, и Эд ощущал неотвратимое приближение терзающей ее боли. Гнить изнутри без возможности отсечь зараженную часть было невыносимо.

Когда его кожи, наконец, коснулся первый за несколько тягостных дней порыв ветра, Эд невольно вдохнул полной грудью. Так, словно на мгновение стал прежним. Не ведающим о том, что скоро окажется пойман в ловушку Ее неисповедимого замысла.

Не останавливаясь взглядом на лицах матросов, он осторожно двинулся к правому борту. Неподалеку чутко замер Иззи, чья темная фигура была хорошо заметна на фоне пестро одетых членов команды «Возмездия».

Эдвард добрался до фальшборта и ухватился за него, оперся всем телом, стараясь не думать о том, что команда видит, насколько он слаб. То, что он не упал и не расшиб себе голову, было уже несомненной победой. Как и то, что ему не пришлось вновь оказаться в руках бесконечно заботливого Стида.

Впрочем, он был рядом, готовый к тому, что его помощь понадобится в любой момент. Приблизившись к Эду, он облокотился на релинг в паре футов от его руки. Тому не нужно было поворачиваться, чтобы представить, как солнечный свет играет бликами на пшеничных волнах мягких прядей, как в его лучах становятся заметными трогательные веснушки, рассыпанные по открытому, располагающему к себе лицу.

– Я отдал приказ возвращаться в Нассау. Надеюсь, ты не против?

– Иззи сказал мне. Ты все сделал правильно.

Бросив на Стида короткий взгляд, Эд уловил несмелую улыбку. Должно быть, тот так устал от отчаяния, что даже крохотный проблеск веры в лучшее был живителен для него.

Если бы у них оставались душевные силы… может быть, они сумели бы даже после взаимных ранений довериться друг другу вновь…

– Только я не представляю, где мы сейчас.

Оставив сверкнувшую неожиданной надеждой мысль, Эд отвлекся на то, чтобы повнимательнее рассмотреть очертания берега, неспешно скользящего в подернутой дымкой дали. И тут же ощутил, как сердце, на миг замерев, быстро ухает вниз, в темноту.

Он узнал безымянный мыс, выдающийся в море в северном направлении. Предваряющий длинное тело острова с красивым, звучным названием. Это было идеальное место, чтобы высадить Стида и его людей, не подвергая их опасности. Небольшой городок, несколько лет назад перешедший Короне, с католической церковью и ровными рядами домов… Там Стид сможет найти все необходимое для того, чтобы вернуться за своим неказистым суденышком, брошенным близ Окракока, или, возможно, возьмет себе новый корабль…

– Мы у берегов Флориды.

Стид кивнул, явно думая о чем-то своем. Эд наконец-то решился украдкой взглянуть на него, чтобы убедиться в том, что его мягкий, исполненный благородства облик навсегда запечатлен в памяти. Весь, до мельчайших деталей.

– Я прикажу бросить якорь в ближайшем порту. Здесь мы и расстанемся.

– Эд, ты действительно?..

– Это лучшее, что я могу для тебя сделать.

Он вернулся в каюту. Без какой-либо помощи добрался до своего ненавистного ложа и бессильно оперся о стену ниши, пытаясь привыкнуть к боли, которой, как он был уверен, в ближайшее время не предвидится конца.

Стид остался на палубе, совершенно оглушенный его словами. Впрочем, возможно, он уже стряхнул оцепенение и сообщал новость своим людям.

Это было не важно. Теперь мало что представляло для Эдварда интерес. Он покончил с последним, что держало его в реальности и собирался забыться как можно скорее, вверить свою жизнь алкоголю и случаю, которые должны были рано или поздно убить его.

Когда в дверях показалась фигура Стида, Эд на миг закрыл глаза, будто надеясь, что это видение. Сон, который можно прервать, если изо всех сил захотеть проснуться.

Но Стид был реален. Раздавленный, уничтоженный отказом, но убежденный в том, что Эдвард имеет право принять такое решение.

– Я хотел попрощаться…

Эд неохотно повернулся и взглянул на него сквозь туман дурноты. Он остро чувствовал, как с трудом скрываемая мука уродует его черты, затапливая их жидкой тьмой. Впрочем, это тоже уже не имело значения.

– Прощай…

Стид подошел и опустился на кровать рядом с ним. Он пытался что-то сказать… Эд видел, что его губы дрожат, а глаза полны слез, что его самообладание держится на незримой нити, которая вот-вот лопнет. И, несмотря на это, он уверенно протянул к Эду руку и коснулся его щеки, ласково, трепетно гладя.

И эта смелость оказалось настолько внезапной, что Эд забылся буквально на одно лишь мгновение. Но когда он пришел в себя, было уже поздно.

Широко распахнутые глаза Стида потрясенно сияли.

– Ты лгал? Эд, ты лгал себе?

Лишь тогда он осознал, что исступленно целует ладонь Стида, прижимая ее к губам дрожащими от волнения руками.