– Помнишь, как мы сидели у костра и ели змеиное мясо?
– Конечно! Я так волновался, что с трудом сосредоточился на вкусе, чтобы отдать должное твоим кулинарным способностям…
– Волновался? Почему?
– Я всегда немного нервничал, сомневался, каким ты находишь мое общество, а в тот день ты заявил, что хочешь отправиться в новое приключение…
По правому борту тянулась темная полоса берега, скрывающего в своих недрах крохотный городишко Сент-Огастин, и в сознании Эда воскресали воспоминания о тех днях, что они проводили вместе, еще не зная, сколько испытаний им предстоит вынести ради того, чтобы вновь обнять друг друга.
– Мне казалось, что я должен уйти, пока…
– Пока что?
Стид не выпускал его из объятий ни на миг. Быть может, он позволил бы себе расслабиться, если бы не ощущал, что Эд все еще дрожит от недавнего кошмара.
– Не важно. Переживать об этом было уже поздно. Кстати, помнишь, ты нашел окаменелый апельсин у корней старого дерева? Интересно, где он теперь…
– Он у меня, – произнес Стид каким-то странным тоном, и Эд, не ожидавший столь однозначного ответа, удивленно шевельнулся в кольце его рук. – Я носил его с собой все время, что мы были вместе…
– Так ты забрал его домой?
– Не специально… Но потом, когда нашел его в кармане, был очень рад. Он был единственным, что у меня осталось на память о тебе… Когда мне становилось особенно тоскливо, я говорил с ним.
Эд вздохнул и кротко, будто извиняясь, потерся лбом о мягкое плечо Стида.
– Я не представлял, что ты так тосковал по мне… пока был дома… Я думал, ты решил на время забыть обо всем произошедшем и разобраться в себе…
– В итоге так и вышло, но вовсе не потому, что я хотел забыть… Я бы не смог, Эд. Мне просто не хватало смелости… Его слова «Ты погубил лучшего пирата в истории!» звучали у меня в ушах…
– Погоди… Чьи слова?
Непроглядно-черный берег неожиданно стал ближе, и в наступившей тишине, будто зажатой между бортом «Возмездия» и густой стеной леса, внезапное молчание Стида показалось Эду необычайно напряженным, почти пугающим.
– Кто мог сказать тебе такое?
– Эд, я… Мне бы не хотелось портить наш первый вечер…
Стид осторожно разомкнул объятия, и это, как ничто другое, заставило Эда по-настоящему встревожиться. Он в волнении проследил за тем, как тот сделал шаг в сторону фальшборта и замер, рассеянно глядя в темноту. Так, словно был обязан справиться, не беспокоя любимого попусту.
– Стид, – так ласково, как только мог, позвал его Эд. – Я должен знать обо всем, что с тобой случилось, пока меня не было рядом. Это… очень важно.
Неуверенно, словно бы нехотя кивнув, Стид робко попросил:
– Я расскажу, но ты, пожалуйста, не переживай всерьез… Это все уже осталось в прошлом, и смысла возвращаться к старому я попросту не вижу...
Эд притворялся спящим так долго, что успел изойти на нет от беспокойства и подумывал уже прижать ворочающегося Стида к себе, но все-таки дождался момента, когда его дыхание стало глубоким и размеренным.
Лишь тогда он позволил себе открыть глаза и, до крови закусив губу, всмотреться в бесконечно прекрасное лицо любимого. Стид выглядел так, словно даже во сне его не оставляло желание заботиться о том, кто ему дорог. Будучи расслабленными, золотистые брови чуть изгибались, выражая нежное участие. Казалось, с приоткрытых губ в любой момент готовы сорваться те ласковые слова, с которыми Стид начал обращаться к нему, как только между ними рухнула преграда.
Эд вдруг представил его спящим в супружеской постели… Потерянного, мучимого виной, но все-таки отчаянно влюбленного…
В темнейшие моменты горевания, когда Эду казалось, что мир сейчас сожмется, с силой сдавит, чтобы заставить его исторгнуть последний стон, он думал, что Стид оставил его из-за нежелания быть рядом, пренебрежения, сомнений в том, что он достоин. Когда же Стид вернулся, эти страхи отчасти потеряли свою силу. Но вообразить, что кто-то внушил ему презрение к себе, заставившее отказаться от взаимного чувства… Эд попросту не мог.
Это было настолько неестественно, настолько безумно, что впервые за долгое время он почувствовал желание убить виновника случившегося собственными руками. Ему было страшно представить, с каким наслаждением он слушал бы хруст позвонков Чонси Бэдминтона… Но британский адмирал был уже мертв, да и, к тому же, Эд начал догадываться, что дело было не в нем. Стид, его бесценный Стид, согласился с каждым словом этого ублюдка, даже не задумавшись о том, что это все могло быть ложью. Он так привык к самоуничижению, что не увидел в глазах Эда, впервые за всю свою жизнь вдохнувшего полной грудью, надежды, мечты о том, что его жизнь наконец-то обретет смысл…
Чувствуя, как к горлу подступает ком, Эд осторожно коснулся самыми кончиками пальцев одной из пшеничных прядей, спадающих на лоб Стида. Проведя по ней, он не смог остановиться и принялся нежно гладить спящего по волосам, отчаянно надеясь на то, что это его не разбудит.
На его счастье, Стид спал крепко, хотя Эду и показалось, что в ответ на прикосновения уголки его губ едва заметно дрогнули, точно во сне он улыбнулся чему-то по-настоящему чудесному.
Глядя на него, Эд тоже улыбнулся, не слишком уверенно, но все-таки открыто, без оттенка горечи. Должно быть, впервые с тех пор, как… Он прекрасно помнил, что все еще едва способен держаться на ногах, что кошмары и отголоски боли не спешат отпускать его так скоро, но теперь, когда перед ним сияла цель, он был готов терпеливо ждать восстановления и разрабатывать план действий.
В сущности, именно это он умел делать лучше всего. И пускай воплощение задуманного требовало немалого количества времени… быть может, всей его жизни… его это вполне устраивало.
Отправиться на палубу без чьей-либо поддержки было довольно-таки рискованно, но у Эда не было другого выбора. Он мог лишь надеяться на то, что в этот ранний час на ней окажется не только страдающий хронической бессонницей Баттонс.
Держась за стену коридора, он добрался до двери и осторожно открыл ее, чтобы не потревожить скрипом спящих матросов. Ему оставалось лишь напустить на себя уверенный вид, чтобы, выходя на шканцы, не выглядеть ходячим трупом.
Хотя утро и бодрило свежестью, день явно обещал быть жарким. Рассвет уже просачивался сквозь кромку горизонта, вновь заливая мир своим нежнейшим перламутром.
Эд подумал о том, что после пробуждения Стиду, возможно, захочется выпить чашку чая, любуясь очертаниями побережья Флориды. Он вспомнил утро, когда бродил по палубе, не в силах справиться с панически-влюбленными мыслями, а рядом вдруг оказался тот, о ком он неустанно думал, и посмотрел на него так ласково и так спокойно… «Присоединишься к моему чаепитию?»
От этого воспоминания по телу прошлась щемяще-теплая волна. Впрочем, Эд ни на миг не забывал о том, что сейчас рядом со Стидом вовсе не тот уверенный в себе пират, способный защитить его ото всех опасностей. Зато теперь он лучше представлял, с чем стоит бороться в первую очередь.
Вынырнув из задумчивости, он огляделся и тут же приметил две фигуры, сидящие у бочки. Ему и правда повезло: это были Люциус и Пит. Они всегда старались провести вместе каждую свободную минуту. Лишь обезумевший от горя Кракен мог вздумать разлучить их…
Эд ожидал, что горло стиснет страх, что ноги сами понесут его обратно, но, как ни странно, его уверенность, напротив, лишь окрепла. Он двинулся вперед, не выпуская из внимания предметы, за которые при случае можно было ухватиться, чтобы не упасть.
Ему было жаль нарушать уединение влюбленных, но он подозревал, что другого шанса поговорить с ними без посторонних ему в ближайшее время не представится.
– Доброе утро…
Матросы вздрогнули от неожиданности и подняли взгляд на заслонившую утренний свет фигуру, но их оторопь тут же сменилась тем, что Эд уже видел прежде: враждебностью одного и состраданием другого.
– Доброе утро, Эдвард, – неуверенно, будто на пробу произнес Люциус. Так, словно сомневался, с кем именно сейчас беседует: с обманчиво невозмутимым Черной Бородой, надломленным и хрупким Эдом или непредсказуемо жестоким Кракеном.
– Я хотел поговорить с вами…
Поняв, что его собеседники не собираются вставать с насиженных мест, Эд почувствовал неправильность своего положения, позволяющего возвышаться над ними, и попытался сесть, но это оказалось ошибкой. От неожиданного приступа слабости он качнулся слишком сильно и начал заваливаться прямо на колени Питу.
– Какого черта?!
Эд не успел в полной мере ощутить мучительную досаду оттого, что израненное тело вновь подвело его, когда четыре руки надежно перехватили его и удержали от позорного падения.
– Я говорил тебе! Он еще слишком слаб… Давай, я помогу…
Матросы посадили его спиной к бочке и сами устроились рядом, не спеша убирать ладони с его поникших плеч.
– Я не заслужил такого… – тихо произнес он, взглянув сначала на обеспокоенного Люциуса, а затем на угрюмого и будто бы досадующего на самого себя Пита.
– Полностью согласен.
– Точно.
– Я не знаю ни одного способа искупить вину за то, что сделал. Его не существует. Вы можете убить меня, и это будет совершенно справедливо. Есть только одно «но»…
– Капитан.
– Стид.
Пит сделал глубокий вдох, и Эд понял, что сейчас он скажет все, что думает об этом… О нем, о его словах, о его праве требовать к себе терпимого отношения лишь из-за того, что…
– Ты настоящий ублюдок, неуравновешенный и опасный. Я и не ожидал другого от легендарного пирата, но ты… В общем, я бы с радостью провернул свой нож в твоих кишках, если бы не чувства нашего капитана.
– Стид так сильно любит тебя, что готов на все, – подхватил его мысль Сприггс. – Если бы он не решил искать тебя, возможно, Питер и остальные были бы уже мертвы. Если бы не его потайные комнаты на «Возмездии», я тоже был бы мертв, кстати, но сейчас не об этом…
– Ты поднялся по канату и спрятался в одной из этих каморок? – сверкая непрошенными слезами, взволнованно проговорил Эд.
– Я сам не смог бы. Клык спас меня. Он волновался каждый раз, когда я отлучался.
– Значит, я его должник, – севшим голосом прошептал Эд и попытался отвернуться, чтобы хотя бы Пит не видел, как по его щекам предательски медленно скользят слезы.
– Мы не забыли, что ты сделал. Но если наш капитан хочет быть с тобой и ваши чувства взаимны… считай, что это и есть твой способ вернуть наше доверие. Ты должен будешь заботиться о нем.
Пит говорил с ровным, уверенным нажимом, и Люциус, внимательно следящий за безуспешными попытками Эда хоть как-то успокоиться, видимо, почувствовал необходимость приободрить его.
– Среди пиратов не найдется хотя бы одного человека без греха. Было время, когда мы собирались устроить бунт и убить капитана Боннета. Если бы не сущая безделица, мы бы это сделали. И ты бы никогда его не встретил.
– Какая? – потрясенно спросил Эд, моргнув потяжелевшими от влаги ресницами.
– Он умеет изображать героев сказок разными голосами, – ответил Люциус, сияя искренней улыбкой. – Но, если уж серьезно, мы не сделали этого потому, что он был добр к нам с самого начала.
– Мы приняли его выбор и согласились помочь ему найти тебя. И вот ты получил свой шанс. Хотя не думай, что мы ослабим бдительность. Поверь, метательный нож Джим одинаково хорошо вонзается в любой лоб. Даже лоб Кракена.
Произнеся это тем же невозмутимым тоном, Пит самодовольно улыбнулся и все-таки встал со своего места. Эд поднял взгляд и обнаружил, что позади, чуть в стороне, безмолвно замерли Француз и Крошка Фини. Им явно было любопытно, но они опасались подойти поближе. На их лицах читалось беспокойство за Люциуса и Пита, будто бледный, как брюхо акулы, Эд мог в любое мгновение наброситься на них и одолеть обоих голыми руками.
– Мне кажется, Баттонс заметил что-то в свою подзорную трубу. Пойду узнаю. Не будь с ним слишком добр, любовь моя, оставь эти заботы капитану.
Люциус нежно улыбнулся, но тут же стер улыбку с губ, когда Эд торопливо обратился к нему, надеясь успеть сказать хоть пару слов наедине.
– Ты правда сможешь… когда-нибудь простить меня, если я постараюсь сделать Стида счастливым?..
– А ты сперва попробуй. Не думай, что это так уж просто. Пока ты избавлялся от того, что делало тебя живым, он шел вперед, сжав челюсти. Он разобрался со своим браком, спас нас, нашел новый корабль, отправился в погоню… Это было долго, Эдвард, и невероятно трудно. Но он все выдержал, чтобы притащить на «Возмездие» свое испачканное кровью счастье… Я боюсь, он так привык быть в напряжении, что тебе будет очень сложно вернуть ему способность жить без опаски…
Эд слушал, не заботясь о том, что его всхлипы долетают до Француза и Крошки Джона. Ему казалось, что еще немного, и сердце лопнет, как тело существа, дерзнувшего опуститься на опасную глубину. Простые слова, в которые Люциус облекал все то, что он знал теперь и сам, ложились на его душу неподъемным грузом.
И все-таки он нашел в себе силы ответить на пытливый взгляд Сприггса и произнести с уверенностью:
– Я ни за что не сдамся...
– Неплохой настрой для того, кто еще вчера пытался расстаться с жизнью и попутно добить нашего капитана.
Эд тут же осознал, что Люциус, а, может быть, не только он один, стал свидетелем того, как оглушенный Стид остался в одиночестве на палубе. За этим последовало примирение, но ведь команда ничего не видела и не представляла, что левентик сменился бейдевиндом.
Он в растерянности покачал головой, не зная, как убедить Люциуса в том, что всерьез намерен начать все сначала и больше не допускать чудовищных ошибок.
– Эй, я вижу, что ты полон решимости! Я просто опасаюсь, что ты можешь не понимать, насколько это сложно. А в случае серьезной неудачи ты привык…
– Нет! – Эд не успел подумать, что ему не стоит так резко вскрикивать, и его промах тут же отразился страхом в глазах Люциуса. – Прости… На этот раз будет иначе.
– Надеюсь, – выдохнув, проговорил он. – От этого зависит не только ваше со Стидом будущее, но будущее всех нас.
Люциус собрался было встать, чтобы предоставить Эда самому себе после весьма непростого разговора, когда рядом с его покалеченной рукой о доски глухо стукнул наконечник трости.
– Эдвард, что, черт возьми, ты делаешь тут… один?
– Он не один, умник! В церковно-приходской школе тебя должны были научить считать.
Все-таки поднявшись на ноги, Люциус оказался лицом к лицу с Иззи. Оба тут же словно бы приняли оборонительную стойку. Казалось, они старательно копят едкость и пренебрежение, чтобы время от времени сходиться в словесном поединке.
– Считать людей – одно. Каждый из вас сойдет разве что за полчеловека. Ты видишь, в каком он состоянии? – Иззи протянул своему капитану руку, затянутую в черную кожу. – Давай, Эдвард, поднимайся, я помогу тебе вернуться в каюту…
Эд ухватился за его ладонь и ощутил привычную силу, которая вытаскивала его из самых разных передряг. Но, встав и оглядевшись, он обнаружил, что на шканцах собралась почти вся команда Стида. Цепко держащийся за Иззи, он будто оказался в окружении.
– Тогда, по твоему же принципу, нас здесь как минимум трое с половиной. Разве этого мало, чтобы присмотреть за твоим капитаном?
– Иди-ка к черту! – ощетинился Иззи, явно не представляя, как парировать этот выпад.
– Послушай, Из, я доверяю ребятам Стида достаточно… Отныне мы…
Он собрался было произнести нечто невероятно важное, но в следующий миг был прерван восклицанием Баттонса:
– Испанцы! Прямо по курсу два испанских корабля!
Прищурившись, Эд глянул в сторону полосы берега, будто тот мог дать ответ на невысказанный им вопрос.
– Курс был проложен без учета испанских портов?
– Должно быть… – глухо проговорил Хэндс. Мало что могло заставить его присмиреть так быстро, как осознание вины за свой просчет.
Но Эд понимал, что виноват на самом деле лишь он один – единственный, кто знает эту часть побережья как моллюск – собственную раковину. Если бы он не пролежал несколько дней в постели, ослабший, обескровленный, «Возмездие» беспрепятственно прошло бы мимо всех опасностей.
Что ж, настало время исправлять ошибки.
– Из, помоги-ка мне…
Он сделал шаг в сторону бака, желая присоединиться к Баттонсу и Питу, но вдруг заметил, как напряженно, недоверчиво смотрит на него команда Стида.
– Мне кажется, стоит позвать капитана, – осторожно проговорил Француз, легонько толкнув локтем стоящего рядом Джона. Тот согласно кивнул и покосился на дверь полуюта, будто прося Стида как можно скорее выйти и защитить их от непредсказуемого монстра в теле человека.
Уверенность Эда, и без того довольно шаткая, готова была осыпаться трухой на доски палубы, но он поймал себя на мысли, что таких моментов ждет впереди еще немало. Его слова: «Я ни за что не сдамся» должны чего-то стоить.
– Позвольте мне помочь… – с мольбой обратился он к матросам, заставив Иззи неприязненно поежиться. – Не нужно беспокоить Стида… Мы сами сможем разобраться…
Команда продолжала в молчании смотреть на него, пока с носа корабля не послышался нетерпеливый оклик Пита:
– Эй там! Чего застыли? Зовите капитана!
Будто очнувшись от наваждения, они начали перешептываться, должно быть, решая, стоит ли доверять Эду. Никто из них не стал бы спорить, что Черная Борода как был, так и остался самым умелым и находчивым моряком этой части света.
– Ладно, ребята, будем думать еще, и красно-желтые перемахнут к нам на палубу с разбега, – хлопнув в ладоши, произнес Олуванде. – Кто-нибудь, подстрахуйте Эдварда.
Услышав злобное шипение Иззи, он невозмутимо пояснил:
– Ты сам с тростью. Тряхнет – и полетите за борт оба.
В ответ на этот намек Люциус тихонько прыснул и тут же ухватил растерянного Эда под локоть. И тому мгновенно стало спокойнее.
Сколь бы ни были едки все эти попытки напомнить ему о недавнем прошлом, он чувствовал, что никто из людей Стида не питает к нему ненависти. Что же до недоверия и страха… он полагал, что справиться с этим вполне возможно.
Стоя у штурвала, он завороженно слушал, как гудят наполненные воздухом паруса, когда теплые руки вдруг обвили его талию. К плечу прильнула мягкая щека.
– Доброе утро. Я… не знаю, почему так долго спал сегодня… – виновато проговорил Стид.
– Ты просто очень вымотался. Я хотел, чтобы ты немного отдохнул, – ответил Эд, рассеянно смотря на водный простор перед собой, а потом тихо прибавил: – Любимый…
Он тут же ощутил, как Стид едва различимо вздохнул и крепко прижался к нему, будто это слово мгновенно вознесло их двоих куда-то ввысь, над мачтами «Возмездия», и он вдруг испугался, что упадет…
– Я слышал, как Люциус и Пит обсуждали испанские корабли… Я что-то пропустил?
– Так, пустяки, – беззаботно отозвался Эд, позволив себе лукавую улыбку при воспоминании о том, как слаженно и быстро матросы Стида выполняли его распоряжения, как недоверчиво смотрел на них стоящий на баке Иззи, как пенилась волна, разрезаемая килем, как Пит кричал непристойности испанцам, так и не успевшим понять, что за судно прошло мимо них, а Люциус смеялся и стискивал в объятьях всех подряд. – Хочешь, я попрошу Клыка сменить меня, мы с тобой спустимся вниз и выпьем по чашке чая?
– Конечно, – с невинной радостью согласился Стид, и сердце Эда в очередной раз сжалось от нежности к нему.
«левентик сменился бейдевиндом» - у меня случился эстетический оргазм от этой фразы, я обожаю когда контекст так вплетается в чьи-то мысли, реально круто)
Вообще вся эта глава выглядит как слом розовых очков, она вся посвящена прозрению. Эдвард вдруг понимает, что все было не так, как он думал, и главное, что все будет не так, как он ожида...
Пустяки... ПУСТЯКИ, чтоб тебя, Эд))) Действительно, в бурной пиратской жизни чего только не случается... в перерывах между выпитой чашечкой чая)
А если серьёзно - низкий поклон за то, что в тексте отражено желание героя разрешить не едино "сердечные" конфликты, но и попытка Эда поставить все точки над "i" с теми, кого затянуло в воронку ег...