Анайаате и Койот в пути уже много дней. Больной охотник встречает ящериц и носух — те приветствуют его радостно и ласково, цепляясь за усталые ноги.

Они встречают лисиц, и те смотрят на Койота со злобой.

Койот рассказывает Анайаате о небе и солнце, о звездах-искорках, что рождаются в его чреве, и Анайаате слушает его и верит ему. Он видит волшебство и знает, что это правда. Как он может не верить своим же глазам? Они не подводили его ни разу во время охоты.

Койот сворачивается под его боком по ночам, и Анайаате прячет нож.

«Я зайду к тебе сегодня вечером или, на крайний случай, завтра утром, хорошо?» — сказала Мария перед прощанием, и Джеймс услышал в ее голосе плохо скрываемую тревогу.

Пунктом назначения был небольшой городок — административный центр их округа. Город был настолько небольшим, что даже в разгар дня услышать громкий шум или увидеть больше двух людей на улице за раз было невозможно. Из достопримечательностей — какой-то древний камень и магазин, где продают травку. Столица и то была роднее, даром, что ломилась от туристов. Там хотя бы можно было продать несколько картин или поработать немного экскурсоводом в галерее. У Джеймса не было места, которое он по праву мог назвать бы своим — пикап не считался. Когда он продаст ферму, то станет бездомным. Придется снимать квартиру, терпеть заскоки хозяев и рассылать резюме в издательства.

Перевалило за два часа дня; ветер поутих, и солнце стало жарить нестерпимо. Томпсон скривился, отцепляя ладонь, которой он решил опереться, от раскаленного капота.

Джон уже десятую минуту рассматривал карту штата, которую Джеймсу пришлось по приказу спешно покупать в ближайшем газетном киоске.

— Тебе не жарко? — поинтересовался он у пироманта, у которого под шерстяным пончо наверняка было что-то еще.

— А тебе? — даже не обернувшись, ответил Джон, и в голосе его послышалось раздражение.

О, он совсем не был равнодушным, как подумалось Джеймсу в начале знакомства.

Он был той еще задницей.

Джеймс оскорбленно покрутил пуговицу клетчатой рубашки с длинными рукавами и пробормотал в ответ что-то о том, что с утра было холодно.

— Вот и мне не жарко, — кивнул Джон. — Больше не отвлекай меня, будь добр. Я пытаюсь вспомнить местоположение храма.

Джеймс закатил глаза и уставился на прямую спину перед собой. Они стояли по разные стороны пикапа и почти перекрикивались. Выглядело это ужасно глупо.

Пес в кузове страдал от жары не меньше; сидел с высунутым языком и часто дышал. Томпсон сочувственно вздохнул и полез за купленной еще на заправке бутылкой воды. Спустя пару мгновений ретривер уже жадно лакал воду из широкой ладони.

— И все же, может, я могу чем-нибудь помочь? — спросил он тем временем у Джона. У того, похоже, и правда были некоторые затруднения.

— Ты поможешь мне разве что своим молчанием, — отрезал Джон, а затем замолк на полуслове. — Хотя… Нет, ничем не поможешь. — И опять упрямо уставился на карту перед собой.

— Ты же как-то нашел нужный лес, верно? — Томпсон решил хоть как-то подтолкнуть его к сотрудничеству.

Джеймс почти не заставлял себя. Джон выглядел слишком потерянным, хоть и пытался это скрыть. Помочь ему казалось естественным.

— Я запомнил, потому что его огибает река. Она всегда казалась мне похожей на хлыст погонщика.

— Все реки похожи на хлысты, если подумать, — вырвалось у Джеймса.

Джон насупился.

— Эта особенно, — только и донеслось с его стороны.

Джеймс хмыкнул и, закончив поить пса, обошел пикап, чтобы встать рядом с Джоном. Тот даже не шелохнулся и продолжил молча разглядывать карту.

— Что именно тебе нужно? — опять встрял Томпсон.

— Возвышенность. Не слишком большая.

— Скалы?

— Возможно.

— Что-нибудь еще можешь вспомнить?

— Там жили люди в последний раз, когда я там был… Небольшое поселение.

Джеймс задумался, внимательно глядя на карту.

— Возможно, это… Погоди, — он чуть нахмурился, когда к нему пришло понимание. — Когда точно ты там был?

Пиромант удивленно посмотрел на него, и Джеймс загляделся на белые шрамы на его лице — один на левой щеке, другой на подбородке и третий через переносицу. Все три шрама образовывали полумесяц.

— Откуда я могу знать точно? — он ответил на вопрос Томпсона так, будто тот сморозил глупость. — Уж точно раньше, чем родился ты или хотя бы твой предок в десятом колене.

— Что? — заторможенно спросил Джеймс. — О… О, подожди… Тебе, получается, куча лет? Вроде как… Вроде волшебника, который поддерживает свою молодость!

Это осознание выбило из него все другие мысли. Если до этого он не мог объяснить, что происходит и что за человек свалился к нему в камин, то теперь… Он мог наконец-то начать строить догадки.

Потому что Джеймс всю жизнь не только пил пиво и разъезжал на пикапе. Еще он — совсем немного — был выдумщиком.

Джон тактично молчал, смотря на него, словно на идиота.

— Если тебе нравится так думать, то думай, что хочешь, — вздохнул он в итоге и вновь уставился на карту. — Лучше скажи. Ты понял, о каком месте я говорю?

— Да, кажется, понял.

В округе было только одно место, подходящее под описание — небольшая возвышенность, где было поселение когда-то давно. На самом деле, поселение там было даже чересчур давно — настолько, что теперь это был исторический памятник, и туристы съезжались туда с завидной частотой.

Пути было не больше двух часов, и Джеймсу все сильнее начинало казаться, что за время его вынужденного путешествия он исколесит весь штат вдоль и поперек.

Томпсон вздохнул, подпирая голову кулаком. Левый локоть удобно разместился на открытом окне; задумчивый взгляд был устремлен на дорогу впереди. По радио играл какой-то хит из семидесятых.

По встречной полосе пронесся старенький грузовик. Джеймс на секунду взглянул на попутчика: Джон спал, прислонившись головой к стеклу. Это зрелище странно умиляло — уснул он почти сразу же, как они выехали на трассу. Хмурое, задумчивое выражение лица расслабилось, на щеках появился румянец.

Джеймс улыбнулся в кулак; на душе у него впервые за день было спокойно. Пусть он и не успел задать кучу вопросов, которую собирался. Почему-то казалось, что время еще будет.

Он пытался разложить по полочкам события прошлых часов — получалось с трудом, но кое-что выстраивалось: Джон говорил что-то о храмах и молитвах — ему нужны были старые ритуальные объекты. Таких должно было быть много на местах, где раньше жило коренное население. Томпсон уже почти вырисовывал в голове карту их маршрута — какое-то время в школе он интересовался доколониальной историей их штата, и сейчас об этом было приятно вспоминать.

А что до Джона — пока что Джеймсу хватало представления о нем как о некоем колдуне… На ум приходил только Мерлин из старого диснеевского мультфильма, который он сто раз пересматривал в детстве. Джеймс рассмеялся от этой догадки. Когда-то он и сам мечтал стать аниматором, а потом его мечты разбились о тридцать шесть одинаковых пейзажей с часовней.

Если Джон не был фокусником, если его действия — проявление сверхспособностей, был ли Джон человеком? Эта мысль вызвала холодок по спине. Джеймс поежился и нахмурил брови. Кем он тогда был? Пришельцем? Неужели те сумасшедшие из Розуэлла были правы…

Его размышления прервал удивленный голос справа:

— Здесь были овцы. Где они?

— Что? — недоуменно переспросил Томпсон.

— Овцы на дороге.

— Не было никаких овец, — Джеймс хмыкнул, сдерживая смешок. — Тебе приснилось.

Джон молча смотрел на него, не понимая, о чем идет речь. А затем приподнял брови и приоткрыл рот.

— О. Сны, — заговорил он следом. — Не думал, что они будут выглядеть настолько реальными.

— Ты раньше не видел снов? — недоверчиво уточнил Джеймс.

— Нет. Это первый раз. Раньше я лишь влиял на чужие сны. Возможно, сновидения — это лазейки для таких, как я… — Джон говорил это на полном серьезе и под конец даже задумался. — Никогда не рассматривал это в таком ключе. Но овцы все равно были бессмысленны. Навряд ли кто-то захотел бы насылать на меня овец.

Джеймс моргнул. Потом снова. И пораженно выдохнул. Джон разговорился. Наконец-то больше одной фразы за раз.

Но то, что он говорил, было полным бредом.

— Скажи, пожалуйста, что ты шутишь, — отчаянно пробормотал Томпсон.

— Что? Нет, у меня нет привычки шутить, если ты хочешь знать.

Разумеется! А кто сегодня уже не раз издевался над бедным Джеймсом?

— О, еще лучше. Значит, все, что я видел и слышал — действительно правда? — сказал он чересчур быстро, так, что даже дыхание сбилось.

— Что именно? — хмуро отозвался Джон. — Думаешь, я соврал, что мне нужна твоя помощь?

— Нет, я не это имел в виду! — расстроенно воскликнул Томпсон. Недопонимание росло и росло. — Я просто… я не могу поверить.

Джон молчал в ответ слишком долго. Джеймс старался не смотреть в его сторону, упрямо сверля взглядом лобовое стекло. Зря он завел этот разговор. Очевидно же, что все происходящее — правда, просто защитные механизмы хотели оградить психику от потрясения. Джеймс читал про это на «Фейсбуке».

— О, неужели ты?.. — неожиданно заговорил Джон, и с его стороны к удивлению Джеймса послышался сдавленный смех. — Нет, настолько глупый смертный мне попадается впервые! Как можно не верить самым естественным явлениям?

— Естественным? — возмутился Томпсон. — О да, у меня каждый день в горящий камин сваливаются люди и остаются после этого невредимыми!

— Я не «свалился». Я материализовался. И кто тебе сказал, что я человек? Глупое создание.

— Подожди, чего?.. — выдохнул Томпсон и чуть было не потерял управление на неизвестно откуда взявшейся кочке под колесами. Он не шутил, когда говорил Марии, что он нервный водитель.

Джон не считал нужным хоть что-то объяснить. «Ты меня утомил», — отмахнулся он от Джеймса и повернулся к окну. Лишь где-то через полчаса от него послышалось тихое:

— И все-таки, это очень плохо, что мне снятся сны.

— Почему?

— Это значит, что я умираю.

До самого пункта назначения он больше не произнес ни слова.

То, что Джон назвал храмом, было скальными жилищами. Столетиями они принадлежали коренному населению, а теперь привлекали туристов и любителей хайкинга. С расстояния было сложно отличить дома от природных пещер, но при приближении они обрастали аккуратно вырезанными ступенями, стенами из песчаника и Т-образными окошками.

Заплатив за проезд на территорию национального парка, Джеймс поспешил схватить за руку пироманта, собравшегося опять выскочить из машины на ходу. Томпсон пробормотал: «Остановимся, тогда и выйдешь» и поспешил припарковать машину. Пересадив пса в салон, он оставил тому воду в пластиковом контейнере и запер машину. Хоть ретривер и мог при желании пролезть через разбитое заднее окно, Джеймс надеялся, что он проявит благоразумие и не станет сбегать. В прошлый раз за ним пришлось гоняться по всей округе.

Людей у скалы к концу дня оказалось не так много; до закрытия памятника в шесть часов оставалось чуть меньше пятидесяти минут. Пока они шли к пещерам, Джеймса одолевало желание взять Джона под руку, чтобы тот не убежал и не устроил очередной пожар. Томпсон ощущал себя так, будто привел на экскурсию нерадивое дитя.

Джон был молчалив. Он встревоженно осматривал комплекс, дергаясь из стороны в сторону. Пару раз он чуть не врезался в людей, идущих им навстречу, и Джеймс каждый раз придерживал его за локоть.

— Не понимаю, что происходит, — пробормотал Джон совсем тихо, но Джеймс услышал.

— О чем ты?

Но он не отвечал. Продолжал идти вперед, вверх по дорожке к пещерам, и Джеймсу только и оставалось, что успевать нагонять его. Пиромант продолжал что-то бормотать, но Томпсон уже не мог ничего разобрать.

Чем ближе они подходили к входам в жилища, тем отчетливее слышался голос гида, ведущего за собой небольшую группку туристов.

— Нужно очистить это место, — выплюнул Джон почти со злостью, и Джеймс ощутил, что тоже начинает раздражаться.

— Что происходит? — почти выкрикнул он вдогонку пироманту, но тот будто не слышал.

А потом они настигли туристов.

— Нужно увести всех отсюда! — воскликнул Джон, будто охваченный лихорадкой. В следующий момент он уже бежал вперед, расталкивая людей со страшным ожесточением, и началась неразбериха. Кто-то кричал, пытался утихомирить нарушителя спокойствия. Джон неистово метался, что-то выкрикивал; когда Джеймс схватил его за руки, стараясь обездвижить, он начал требовать отпустить его, а потом, как сумасшедший, принялся кричать слова на разных языках.

Пусть Джон и был слабее физически — удержать его оказалось легко — но Джеймс все равно перепугался не на шутку. Не предугадаешь, что пиромант выкинет в следующую секунду. Джеймс что-то объяснял встревоженным туристам и персоналу; пытался насочинять про припадок, но ситуация уже накалилась достаточно, чтобы его никто не послушал.

Прибывшая вскоре охрана его совсем не удивила.

В офисе шерифа было тихо и душно; двое помощников, один из которых был дежурным на телефоне, о чем-то переговаривались; мерно гудел совсем не спасавший вентилятор. Вдалеке слышался голос диктора радио, но у Джеймса не было желания вслушиваться в сводки дорожных происшествий.

Шериф Гонсалес сказал им сидеть до утра, пока он не уладит вопрос с личностью Джона. Приходилось отсиживаться, ждать Марию, которой Джеймс позвонил сразу же, как узнал о задержании. Можно было порадоваться тому, что Джон не успел попортить ничего из памятника, а только пару раз в порыве размахивания руками задел туристов. Не смертельно, но мелкое хулиганство на них обоих оформили.

Вот только у Джона не было документов. Ни имени, ни гражданства. Джеймс пробормотал что-то о потере памяти, о том, как Джон вломился к нему на ферму с просьбой о помощи. Шериф хмуро взглянул на него, а затем сфотографировал Джона со всех сторон. Тому пришлось снять капюшон и оставшиеся бинты, под которыми оказались полностью седые волосы до плеч. Джеймс сидел смирно, но все равно не смог сдержать удивленного возгласа.

— Надо было его сразу в больницу везти, а потом к шерифу твоего округа, — сурово сказал Гонсалес. Джеймс проглотил все возмущения. Не сказать же, что он был в заложниках. А еще, что Джон — пришелец. — Так вот, я оформлю все документы, и ты так и сделаешь, ясно? Сделаете все справки о недееспособности и прочем… Будет суд через пару недель где-то.

Похоже, он и сам не совсем понимал, что делать в подобной ситуации.

Спустя час виновник торжества сидел рядом на скамье с закрытыми глазами, и могло бы показаться, что он спит, но пальцы, нервно вытягивающие ниточки из пончо, его выдавали.

Джеймс вздохнул, рассматривая носки своих затертых кроссовок. На душе было гадко, и совсем немного — страшно. В воздухе витал запах курева, что не прибавляло радости.

Все было гораздо хуже, чем утром. Во-первых, он сидел в офисе шерифа без денег. Во-вторых, он не знал, где сейчас его пикап и его собака. И в-третьих, Джон совершенно точно был сумасшедшим. Осталось лишь выяснить, сумасшедший ли при таком раскладе сам Джеймс.

— Что произошло там? Что тебя разозлило? — тихо спросил он, когда Джон наконец-то открыл глаза. Тот смотрел перед собой, будто не видя ничего.

— Слишком много людей. Меня будто ослепило. В храме Матушки было иначе. Пустота, — Джон отвечал так же тихо.

Помощники шерифа заговорили о вчерашнем футбольном матче; они совсем не смотрели в сторону задержанных.

— Ты так и не объяснил мне, кто эта матушка, — Джеймс беспокоился. Что-то было пугающе не так.

В пещерах Джон выглядел разъяренным.

Он неожиданно улыбнулся, совсем слабо. Джеймс вздрогнул.

— Матушка… Она была самой первой, — заговорил он, все так же смотря куда-то в пустоту. — Мы оказались во тьме, не знали, что делать. Она была там до нас, успокоила. Сказала, что нам нужно найти его.

— Кого? — Томпсон неосознанно потер руки, покрывшиеся мурашками.

Его охватил трепет. Он сам не мог объяснить, почему.

— Того, кто нас создал, — Джон наконец поднял голову, посмотрел на Джеймса. В его слабой улыбке не было ничего теплого. — Он должен был быть. Но его не было, и мы остались одни в темноте. Со временем мы нашли свет. Пути из дома, окна, позволяющие заглянуть в мир живых. Мы стали думать, что мы и сами из плоти и костей. Но это было неправдой, Джеймс. — Томпсон ощутимо вздрогнул при звуке своего имени. — Все это было ложью, самообманом. Мы могли лишь наблюдать, прикасаться к мнимым стенам. И все-таки… Мне нужно вернуться домой.

Джеймс слушал, не смея вздохнуть.

— И где же твой дом?

— Не здесь. Между мирами есть зазоры, неосязаемая пустота. Там мы и живем.

Но с ответом ничего не встало на свои места. Сумасшествие с мистических телеканалов.

— Ты опять так смотришь, — глаза Джона чуть сощурились при улыбке. — Будто считаешь, что я смертный. Но это не так, я уже говорил. Это не мое тело, пусть я его и чувствую.

— Ты правда думаешь, что я поверю тебе? — в горле у Томпсона пересохло, и он с болью сглотнул.

— Мне нет разницы, Джеймс. Мы расстанемся скоро, потому что мне нужно вернуться домой. А сейчас… Нужно подождать, пока за нами не придет Мария.

У Джеймса начинала болеть голова — первый признак того, что ему нужно выпить. Срочно.

— Зашибись теперь, — процедил сквозь зубы Джеймс, откидываясь спиной на холодную стену.

Им предстояла бы долгая ночка, если бы не пришедшая Мария. Она хмуро посмотрела на двух искателей приключений под арестом, но затем заулыбалась, повернув голову в сторону помощников.

«О, ну конечно, — подумал в свою очередь Джеймс, — она не может быть не знакома со всеми хоть сколько-нибудь важными людьми в штате».

Когда из кабинета вышел шериф, их разговор с Марией завязался довольно быстро, и, что еще хуже — Джеймс чуть не взвыл — на испанском. Окажись она родственницей Гонсалеса, было бы неудивительно.

Пока шериф и Мария весело переговаривались, Джеймс все больше мрачнел. Ему предстоял нешуточный выговор от подруги.

— Так и чего этих двоих повязали? — заговорила Мария уже на английском и кивнула в сторону решетки — наверняка, чтобы Джеймс услышал и устыдился. Иногда ему казалось, что ей доставляет странное удовольствие взывать к его совести.

— О, да драку развязали, ничего страшного, — хохотнул тот парень, что сидел на телефоне.

Кажется, присутствие красивой женщины их взбодрило. Томпсону захотелось сплюнуть от отвращения. Джон справа от него терпеливо вздохнул. Сидел он так, словно в любой момент был готов встать.

Когда их выпустили под подписку о невыезде, Джон и правда тут же кинулся к двери со словами:

— Ты задержалась. Я потерял слишком много времени.

Мария вспыхнула и прокричала ему вслед:

— С чего это я тебе что-либо должна!

Джеймс вздохнул. Ему тоже хотелось предъявить Джону все наболевшее, но он представлял, на что этот пиромант способен. Пусть он до сих пор не понимал, как в таком слабом теле могла уместиться такая огромная сила.

Джеймс поспешил забрать свои немногочисленные вещи в виде полупустого кошелька и ключей от машины у помощников и расписался в бумагах и за себя, и за Джона. Когда он вышел на улицу вместе с Марией, тот как ни в чем ни бывало переминался с ноги на ногу около пикапа, стоящего на парковке.

Томпсон свободно выдохнул. Все-таки его машину отогнали к офису и не успели забрать на штраф-стоянку. И пес был тут же: в машине даже обнаружился пустой пакет из-под корма и записка «Пса выгуляли». Это с каких пор шерифы стали такими добряками?

Джеймс выпустил ретривера, чтобы тот побегал по парковке.

— Я просто твой сраный ангел-хранитель, Томпсон, — заскрежетала зубами Матиас. Она называла его по фамилии, только когда очень злилась. — Напомни мне завести книжку, куда буду записывать, сколько раз я вытаскивала тебя из полиции. Серьезно, я…

Она замерла, не договорив, и остановилась в паре метров перед Джоном. Он упрямо и выжидающе переводил взгляд с нее на Джеймса. Тот, разглядывая свои кроссовки, обиженно пробормотал: «Ты мне всегда будешь припоминать то, что было в колледже?..», но тут же замолк, поняв, что Мария не идет дальше.

— Что случилось?

— Тебе следует объясниться, парень, раз уж втягиваешь Джима в неприятности, — она обращалась к Джону, скрестив руки на груди.

На улице стремительно темнело, зажигались фонари. Джон выдохнул, оторвавшись от пикапа, на который опирался спиной, и усмехнулся, сжав губы в тонкую полоску:

— С чего бы мне объясняться?

— Ты опять связался с каким-то наркоманом? — Мария напряженно обратилась к Джеймсу, делая вид, что не услышала Джона.

Джеймс не знал, обижаться ему или защищаться: неужели она решила напомнить ему о Вирджинии и ее брате? Спорить ему не хотелось, поэтому он встал между ними и затараторил:

— Так-так-так, ради бога, давайте не сейчас. Давайте просто поедем обратно ко мне домой, а там и поговорим в более адекватной…

— Нет, — резко перебил его пиромант. Томпсон тут же недоуменно повернул голову в его сторону. — Нам нужно вернуться в храм, срочно.

— Да ты спятил! — теперь уже был черед Джеймса взрываться в возмущении. — Там уже все закрыто, ты не можешь подождать до утра?!

Лицо Джона исказилось злостью, и он выкрикнул:

— К утру я уже могу быть мертв, как ты этого не поймешь! — но, видимо, осознав свою несдержанность, он отвернул лицо в сторону и продолжил уже тише: — У меня не так много времени…

Джон редко вздрагивал, и руки его безвольно висели вдоль туловища. Мимо них по дороге проехала «скорая», вереща сиренами, и Джеймс моргнул, осознав, что все это время он стоял, бездумно смотря на мужчину перед собой.

Ему не дашь и двадцати пяти. Он ниже Джеймса на голову. У него кровоточат искусанные губы, мелко дрожат пальцы…

И он напуган.

— О чем ты говоришь? — забеспокоилась Мария. Томпсон вздрогнул, переводя взгляд на нее. По ее обнаженным рукам шли мурашки, и она терла кожу ладонями, не отрывая взгляда от Джона.

Он долго молчал, не решаясь что-либо сказать — лишь открывал рот в немоте и тут же сжимал губы снова. Когда же он все-таки заговорил, его голос был тихим и блеклым:

— Просто… Помогите мне добраться туда.

Джеймс никогда не думал, что будет пробираться на охраняемый объект поздним вечером, почти ночью. Видимо, кто-то наверху решил, что приключений в его жизни было недостаточно.

Машину пришлось оставить довольно далеко от пещер, и Мария долго возмущалась тому, что никто не собирается брать ее с собой, но в итоге смирилась, оставшись охранять пикап вместе с ретривером.

Джеймс шел вслед за Джоном по каменистой тропинке. Вокруг скалы не было никаких ограждений, кроме шлагбаума на дороге, и из охраны была только небольшая сторожка с охранником внутри. Вполне удобно было зайти с той стороны, где их бы не увидели. В почти полной темноте они пробирались через кусты к каменным жилищам, и Джеймса не оставляло ощущение, что это все происходит не с ним.

— Я не знаю, что со мной, — зашелестел голос Джона. — Я никогда раньше не переживал за своих братьев и сестер. Но сейчас… я чувствую тревогу. Так не должно быть. Они всегда ненавидели меня, но сейчас молчат. Неужели… Неужели они совсем от меня отвернулись?

Джеймс понятия не имел, что можно было ответить. Они вышли к деревянным лестницам, поставленным специально для туристов, и осторожно стали подниматься наверх.

Над головой светила полная луна.

Пиромант остановился посреди постройки. Вокруг них были каменные полуобрушившиеся стены, а сверху — потолок пещеры. Джеймс отошел в сторону от входного проема, чтобы не загораживать лунный свет, которого и так было не много.

Но больше он боялся, как бы их не заметили.

Джон вздохнул и присел на один из камней, вероятно, приходившихся раньше элементом мебели. На бледном лице появилась морщинка меж бровей, будто он отчаянно старался сосредоточиться.

Когда он заговорил, его голос был сиплым и озадаченным:

— Почему я не помню? — Джон спрятал лицо в ладонях и прерывисто вздохнул. — Почему я не помню, как оказался здесь?

— Что последнее ты помнишь? — устало спросил Джеймс.

Джон взглянул на него, откинувшись на каменную стену.

— Это место… Здесь я когда-то повздорил со Стариком. Он самый безумный из нас: вообразил себе возлюбленную и искал способ быть с ней. Иногда я навещал его, но встречал ее. И никогда вместе. Тогда я понял, что это всегда был только он. Не было никакой душеньки. Он ее выдумал. Назвал ее Ме́нта. Я приходил к Старику и пытался образумить, но он никогда не слушал. Последнее, что я помню — его чертоги. Поэтому мы здесь.

— Что тебе нужно сделать? — Джеймсу хотелось закончить все это поскорее.

Тревога сжимала виски до тошноты.

Джон кивнул, но не повел его дальше — видимо, этот дом и был точкой назначения. Он поднялся на ноги и принялся ощупывать стены жилища. В них не было ничего примечательного. Каменная кладка и ничего больше.

— Честно сказать, я думал, что «храм» — это нечто более впечатляющее, — хмыкнул Томпсон.

— Это просто название. На самом деле, я ищу окно.

— Не понимаю.

Джон остановился, постучал по камню пальцем.

— Вот здесь. Положи сюда руку.

Джеймс нахмурился, но подчинился: подойдя ближе, приложил руку к стене. Камень был ледяным, как морозильная камера.

— А теперь попробуй другое место.

Ради интереса Джеймс сдвинул руку вправо. Стена там была прохладной, но не настолько, чтобы обжигать руку холодом.

— Что это?

— Место, где соприкасаются миры. Лазейка. Мы ищем такие места, чтобы общаться со смертными и проникать в их сны.

Джеймс пощупал ледяной камень ещё раз. Стоило подержать руку подольше, как холод побежал вверх: охватил запястье и дошел почти до локтя. Джеймс в ужасе отшатнулся.

— Твою мать!

Джон улыбался в свете луны.

— Кто ты такой, черт возьми? — хриплым голосом спросил Джеймс.

И вновь он не ответил прямо:

— Смертные поклонялись Старику как богу осени и весны, умирания и возрождения… Мы не могли друг друга понять, потому что моей обителью всегда была вечность — солнце во всем его великолепии. Мне была противна сама мысль о смерти.

Джон замолчал. Задумавшись, он вновь взглянул на стену. На его лице больше не было улыбки.

Джеймс заторможено кивнул.

— Так вы… типа боги.

Он очень устал за этот день. Больше шести часов за рулем ощущались как день работы на ферме.

Джон не ответил. Он вздохнул и выудил откуда-то из-под пончо складной нож. Джеймс ощутимо вздрогнул — это был нож из его бардачка!

Когда он успел?

— Что ты собрался… О, черт.

Кровь из рассеченной ладони закапала на песок. Джон нахмурился, скользя взглядом вслед за каплями, а Джеймс готов был заорать в любой момент.

Но он не заорал, а Джон лишь мимолетным движением облизнул сухие губы и пробормотал:

— Больно.

— Конечно, больно, придурок! — воскликнул Томпсон и тут же зажал себе рот ладонью — он совсем забыл, что на дворе ночь, а внизу сторожка охранника.

Но над скалами поднялся сильный ветер, заглушивший слова. Холодный порыв устремился внутрь пещер, нанося песок. На лице Джона было недоумение; кажется, он совсем не заметил несдержанности Джеймса и продолжал разглядывать свою ладонь.

— Что не так? — выдавил из себя Томпсон.

Джон приложил ладонь к стене, где находилась лазейка. Джеймс поморщился, отмечая, что нужно будет обязательно обработать рану, когда они вернутся в машину.

— Его здесь нет. Как и Матушки, — тихо ответил Джон.

Он закрыл глаза и отошел ко входу в пещеру; его сжатые губы подрагивали, а ветер прижимал пончо к телу, обличая худобу.

— Я… я не понимаю.

Особенно сильный порыв ветра сорвал капюшон с его головы, запутал седые волосы.

Джон весь был серым, и красное пончо смотрелось теперь еще более нелепым.

Словно кровь и пепел.

На месте, к которому он прикасался рукой, остался кровавый след. Освещенный луной, он вдруг показался Джеймсу искаженным: будто он смотрел на кровь через винный бокал. По стене пошла рябь, как на асфальте в жару. Джеймс подавил возникшую панику и спросил:

— Просто скажи: ты можешь вернуться?

— Нет! Разве ты не видишь? — Джон распахнул глаза и принялся ходить из стороны в сторону. — Они не отвечают мне! Их храмы уничтожены. И все только для того, чтобы я не вернулся? О, они всегда любили надо мной издеваться, а я терпел, терпел, потому что я был выше них, потому что…

Его голос сорвался. В волнении он прижал ладонь ко лбу, размазывая кровь.

— Они узнали о том, что я сделал…

— Что ты сделал?

Плечи Джона начали мелко подрагивать. Взгляд его тут же расфокусировался и устремился в себя. Он словно задумался над чем-то и в итоге пришел к ужасающим выводам.

— Я… Я лишь хотел снова сделать его целым. Прекратить это безумие. Когда я в последний раз пришел в его чертоги, там была она, Мента, — Джон произнес это на одном дыхании и поэтому прерывисто вздохнул в конце. Когда он вновь посмотрел на Джеймса, в его взгляде было сожаление. — И я убил ее.

— Ты сделал что? — не понял Джеймс. Ему и весь предыдущий рассказ про непонятных богов-возлюбленных был непонятен.

— Я думал, что это все исправит, — нехотя ответил он. — Но в итоге они меня изгнали.

Раздалось странное шипение — кровь на стене вдруг вспыхнула огнем и погасла, оставляя после себя сажу. Джеймс испуганно отшатнулся.

— Пойдем, — сказал Джон так, будто не случилось ничего примечательного. — У меня осталось мало времени. Тело начинает отторгать… вмешательство.

И, как ни в чем не бывало, развернулся и поспешил вернуться тем же путем, которым они пришли сюда.

Джеймс, опомнившись, поплелся вслед за ним.

— Хватит говорить загадками, ты ни на один мой вопрос не ответил прямо! — возмущенно прошипел Томпсон.

И со стороны Джона неожиданно послышался смешок.

— О, прошу прощения, я и забыл, что ты здесь.

Джеймс чуть было не задохнулся от такой наглости.

— Ты хоть что-нибудь узнал, или мы просто зря потратили время?!

— Конечно, узнал, — в голосе Джона послышалось возмущение. — Чем ты слушал? Меня изгнали. Мои братья и сестры закрыли окна в своих храмах, чтобы я не смог вернуться через них домой.

— О, ну спасибо, теперь немного понятнее! — Джеймс старался говорить как можно тише, отчего его голос срывался на высокие ноты. — А зачем руки резать?

Джон вздохнул вместе с очередным порывом ветра и пригнулся, заходя в заросли кустарника. Джеймс последовал его примеру, все еще ожидая ответа.

— Сначала я подумал, что это привлечет внимание Старика, но неожиданно почувствовал боль. Этого никогда не случалось, мой разум всегда был отделен от…

Договорить ему не дал внезапный свет от фонаря, показавшийся недалеко от них. Джеймс поспешил схватить Джона за запястье и побежать сквозь кусты к дороге. В свете луны красное пончо Джона было самой худшей маскировкой, которую только знал человек.

Мотель «Красная игуана» был среднего класса гостиницей, которая располагалась у трассы, ведущей к тем самым злополучным скалам. Заправлял делами мотеля кузен Марии Луис — хмурый латиноамериканец, который придирчиво оглядел Джона с ног до головы, а потом выдал им два ключа от номеров. Мария всучила Джеймсу пакет с сэндвичами и газировкой и дала его и так раскалывающейся голове увесистый подзатыльник. Томпсон что-то обиженно простонал и поплелся к номеру. Прежде чем уйти, Мария бросила Джону: «А от тебя, придурок, я все еще жду объяснений».

Джон больше ничего не говорил. Всю дорогу до мотеля Джеймс старался утихомирить панику из-за бегства от охранника, но выходило скверно. Мария пыталась докричаться до Джона, на что, впрочем, получила одно молчание.

Пока Матиас договаривалась с кузеном, а Джеймс спешно выгуливал и кормил ретривера, пиромант стоял в стороне, как неприкаянный. Он уже никуда не спешил и не говорил странных вещей. Перепады его настроения начинали раздражать Томпсона все больше и больше.

Прошел всего один день.

Один день с их знакомства, а Джеймс уже так устал.

— Я все же никак не пойму. Как ты нашел эту ледяную штуку… Окно? Я ничего не видел.

Джон вздохнул и потер лицо рукой, спешно замотанной бинтами после его экспериментов с ножом.

Комната была небольшой, и не вмещала в себя ничего, кроме двух односпальных кроватей и тумбочки. Джеймс спешно разворачивал теплый сэндвич и про себя сетовал, что было слишком поздно, чтобы покупать пиво.

Больше, чем есть, хотелось только спать.

— Не выставляй себя еще большим глупцом, — заговорил Джон спустя минуту молчания. — Мое восприятие мира отличается от восприятия смертных. Я вижу вещи, которых ты никогда не увидишь. Следы других миров.

— И на что это похоже? — фыркнул Джеймс и спешно запихал себе в рот остатки бутерброда.

— Если тебе так интересно…

Томпсон замер с приставленной к губам бутылкой газировки. О, ему совершенно точно было интересно.

Джон тяжело вздохнул и забрался на кровать с ногами. К еде он не притронулся и навряд ли притронется — Джеймс сомневался, что ему нужна была пища.

— Я не думаю, что моих сил хватит надолго. Если ты помнишь, я говорил, что скоро начнут происходить некие… необратимые процессы.

— То есть?

— Если это действительно не мое тело, то оно начнет отторгать вторжение. Но я не уверен, потому как я чувствую его как свое. Это странно… Раньше я оказывался заперт лишь в сознании, но теперь во всем теле. Будто оно мое.

— Так может оно и есть твое?

Джон нахмурился, глядя в пол.

— Я не знаю, возможно ли это, — сказал он и нервно облизнул губы. — Такого ни с кем раньше не случалось. Мы лишь занимали чужие разумы.

Джеймс отставил бутылку в сторону и перевел дух. Что он вообще мог сказать Джону? Он ни в чем не разбирался и не мог дать совета.

— Тебе лучше поспать, — произнес он в итоге. Бог-пиромант и правда выглядел так, будто уснет в любую секунду.

— Мне нужно поговорить с Марией сначала, она просила, — отстраненно ответил Джон, и Джеймс вздрогнул. С чего это ему что-то объяснять Марии? Навряд ли они встретятся еще, Матиас как раз собиралась уезжать утром. — Но еще… Если ты в самом деле хочешь понять мою сущность, я могу показать тебе. Я не уверен, что выйдет, но я попробую.

— Каким образом? — недоверчиво свел брови Томпсон.

Это заранее ему не нравилось.

— Для начала ты должен уснуть. — И улыбка, появившаяся на лице Джона при этих словах, усилила тревогу еще больше.

— Стоп-стоп-стоп. Ты же не собираешься пробираться мне в голову или что-то в этом духе?

Пиромант склонил голову на бок и сощурился, смотря Джеймсу в глаза.

— Почти, — усмехнулся он, решив ничего не пояснять.

— Да чтоб тебя!.. — ошарашенно выдавил из себя Томпсон и неосознанно отполз по кровати назад.

Хотя ему больше не полагалось удивляться чему-либо, учитывая все произошедшее за этот долгий день.

— Не пугайся, — развеселился бог. — Вряд ли сейчас моих сил хватит даже для того, чтобы вселить в твой сон овец.

— Офигеть шутка! — насупился Джеймс. — Нравится издеваться надо мной, да?

— Немного, разве что, — улыбка поползла шире, и из-под губ показались ровные зубы. — А теперь спи. Я скоро вернусь.

Не то чтобы Джеймс мог легко уснуть после такого разговора, но усталость навалилась на него тут же, стоило опустить голову на подушку. Постель встретила его приятной мягкостью после просиживания целого дня за рулем автомобиля. Ноющая спина расслабилась, и Томпсон наконец-то смог вздохнуть спокойно.

Он не мог сказать, что его жизнь изменилась всего за один день, как обычно говорится в подобных случаях. Джеймс осознавал, что, когда Джон все-таки вернется «домой», то его жизнь пойдет своим чередом — он будет дальше искать покупателей для фермы, а его кошелек стремительно пустеть. Он так и не сможет найти себе стабильной работы в погоне за детскими мечтами.

У него продолжат сбегать собаки.

Ему снится его квартира, которую он продал год назад, в надежде покрыть долги. Кто-то из его старых друзей устроил там вечеринку, не пригласив его самого — и Джеймс неосознанно удивляется, потому что никто из его друзей, кроме Марии, никогда не бывал в этой квартире. Вечеринка в самом разгаре, тут и придурок Шон, с которым он перестал общаться еще на последнем году старшей школы, и светловолосая Вирджиния, в которую он был безнадежно влюблен весь этот год, и еще человек пять-шесть, кого утром он не сможет вспомнить. И все они творили что-то несуразное: пытались залить бутылку текилы в его телескоп и удивлялись, почему алкоголь не льется сквозь линзу, делали из рисунков Джеймса бумажные самолетики и пробовали запустить их в космос, поджигая хвост зажигалкой, и беспрестанно хохотали. Томпсон стоял на пороге и не мог вымолвить ни слова, только смотрел, смотрел, смотрел.

Он знал, что все эти люди уже давно разъехались кто куда, многие даже из штата, и, кажется, говорили, что Вирджиния умерла от передозировки пять лет назад, но сон казался таким реальным, что Джеймса охватила паника.

Огонь от одного из самолетиков перекинулся на штору, загорелся покрытый текилой телескоп, и всю квартиру охватило пламя. Джеймс стоял на том же месте, не в силах шевельнуться, и глядел, как от огня сворачиваются разбросанные листы бумаги с иллюстрациями, которые он должен был отнести в редакцию, как вспыхивают старые обои, как взрывается что-то на кухне. Вспышка ослепляет его.

Он стоит посреди яркого света и щурится. Глаза слезятся, а уши заложило.

Свет слишком сильный, он обжигает, и Джеймсу кажется, что его кожа слезает под белоснежным пламенем. Он все же замечает движение в этом пустом пространстве, совсем небольшое, словно рябь в воздухе, и в следующее мгновение нечеловеческий звук врывается в этот вакуум, кромсая ушные перепонки. Джеймс просыпается, глубоко хватая ртом воздух.

Он ощущал, как к мокрой от пота спине прилипает футболка и как из глаз текут слезы. Перед его глазами стояли пятна света, и, даже быстро моргая, он так и не смог их быстро прогнать.

Джеймсу нечасто снились кошмары. Особенно такие.

Он повернул голову в сторону и наткнулся взглядом на Джона. Тот сидел, как и прежде, забравшись с ногами на кровать, и хмуро смотрел на Джеймса.

— Ты должен понимать теперь, — заговорил он, и голос его был таким, словно он не пил вечность.

— Что именно? — Джеймс с трудом сел и понял, что у него тоже пересохло в горле.

— Я — и такие, как я — одна суть пустота, — Джон глубоко вздохнул и сжал пальцами край пончо.

Томпсон заметил, как сильно у него трясутся руки.

— Поэтому, когда ты спрашиваешь о моей сущности или о сущности моей силы, я не могу ответить точно. Я знаю только то, что в наше существование вкладывали смертные. Боги. Духи природы. Демоны. Всегда разное, но всегда применимое лишь к категориям осязаемого мира. Нас же нельзя увидеть или почувствовать в нашем истинном облике — только в том, который присутствует в мире смертных. Природные явления освоить оказалось легче всего. Почему я вообще должен тебе что-либо объяснять? Если подумать, то ты просто…

Он не договорил, и в свете фонаря с улицы, проникающего в номер через окно, Джеймс увидел, как из носа Джона потекла темная струйка крови. Кажется, он не понял, что происходит, и удивленно стер кровь ладонью, замотанной бинтом.

Томпсон издал нечленораздельный звук и, вскочив с кровати, схватил Джона за руку и потянул того в сторону ванной.

Что бы Джон ни говорил о своей божественности или о чем-то еще таком же странном, он все равно походил на обычного человека.

У него текла кровь — уже второй раз за день. Ему хотелось спать, и снились сны.

А еще, стоило им зайти в ванную комнату, его тут же вырвало желчью прямо в раковину.

И Джеймс подумал, что, возможно, и еда ему нужна тоже.