Мать Мойрин подает к завтраку тот чудесный душистый хлеб, который встала готовить за несколько часов до рассвета. Его свежий аромат дразнил Андерса все утро, что он провел в постели ее дочери, наблюдая за тем, как она спит.

Он остановился на постоялом дворе на день, от силы — на два. Храмовники уже шли по его следу, и появляться тут было, несомненно, опасно. Но Андерс очень устал, у него кончилась еда, а мантия изорвалась, пока он пробирался через дебри темного леса, чтобы сократить дорогу. Ему повезло: хозяйка двора пустила его посреди ночи, не задавала лишних вопросов и не требовала денег вперед. Андерс думал, что это, возможно, самая большая удача, которая к нему привалила.

А потом он увидел хозяйскую дочь и понял: дела обстоят даже лучше, чем он мог рассчитывать.

Мойрин была красивой. Для семьи ее достатка даже слишком, что не ушло от внимания одного из влиятельных соседей, за которого она должна была выйти замуж к концу лета. Он был торговцем, очень богатым и очень противным, как призналась она, когда Андерс расспросил ее об этом.

Он сразу понял, что здесь есть, где разгуляться. Ему, разумеется, было жаль девушку, обреченную на жизнь с нелюбимым мужем, не успев познать настоящей свободы. Но и о себе Андерс не забывал. Он пришел в комнату Мойрин на вторую ночь, и она ему не отказала.

Маг немного размышляет о том, будет ли ее новый муж в гневе от того, что он у нее не первый или же обрадуется, что она уже кое-что умеет. Но потом Андерс отдается другим мыслям.

Он думает о пахнущих луговыми травами волосах, в которых он вчера запутался, ища застежку на ее ночной рубашке, о нежной коже шеи, покрывающейся мурашками от его поцелуев. А еще Андерс замечает, что ее левый глаз больше правого, и эта странность ему нравится. От этого взгляд Мойрин наполняется недоверием и вместе с тем — любопытством.

Он умеет находить достоинства в недостатках. Ему не составляет труда очаровать.

Хозяйка постоялого двора гремит посудой и громко сетует на то, что постояльцев в это время так мало, а расходы на хозяйство все растут и растут.

Мойрин бросает на Андерса лукавые взгляды сине-зеленых глаз и улыбается. А когда он смотрит на нее, закрывает лицо длинными волосами и хихикает.

Маг усмехается в свою кружку с теплым вином. Он умеет производить впечатление на женщин, этого у него не отнять.

Дверь резко распахивается, внося ароматы цветущего сада. Андерс приподнимает голову, чтобы насладиться ими, но они не одни, а в сопровождении тяжелого запаха пота, металла и навоза. Отец Мойрин вернулся с полей.

Он даже не смотрит на Андерса. К постояльцам он привык, поэтому никогда не тратит на них лишнего внимания.

Оставив мотыгу вместе с сумкой у двери, отец Мойрин садится во главе стола. Подвинув к себе блюдо с выпечкой, он отрывает от хлеба крупный ломоть и бросается уплетать, оглядывая комнату усталым взглядом светлых глаз.

— Какие новости, пап? — спрашивает Мойрин.

Мужчина некоторое время в замешательстве, поэтому не сразу находит, что сказать ей. Она не улыбалась вот уже два месяца с тех пор, как узнала, что ей придется выйти замуж за их соседа. Их семья задолжала ему целую гору денег и могла расплатиться только так.

— Яблоки у нас кто-то подворовывает, вот какие новости, — сухо отзывается отец. — Еще и храмовники в соседнюю деревню нагрянули. Какого-то мага ищут беглого, особо опасного. Скоро и до нас дойдут. Надо всех постояльцев предупредить, чтобы катились отсюда подобру-поздорову, нам проблемы не нужны.

Все это время Андерс сидит с довольным видом, не поведя и бровью. Еще бы. Его считают особо опасным. В общем ничего хорошего, но его гордыня приятно удивлена. Пара побегов и ты уже герой баек.

Выходя за двери, Андерс думает, что зря пообещал Мойрин вернуться и забрать ее. Вряд ли он когда-нибудь навестит этот край. Разве что через сотню лет, когда Церковь образумится, маги перестанут быть беспокойными мухами на ее жирном теле, и она займется чем-нибудь стоящим. Ну, в крайнем случае, это будут правнуки Мойрин, которых навестит не он сам, а его прах, развеянный по ветру. Маг не любит думать о смерти, но картинка получается очень красивая.

— Андерс! — зовут его сзади.

Он не может не обернуться, в такие моменты обычно целуют, а девичьи губы мягкие, ласковые, с ними он очень хочет попрощаться.

Мойрин обнимает его за шею, кладя голову ему на грудь. Она не хочет показывать, но он все равно видит на ее щеках слезы. Ее пальцы мелко дрожат, перебирая его светлые волосы, а тяжелое дыхание мешается со всхлипываниями.

Андерс обнимает ее в ответ, поглаживая по спине. Успокаивать у него получается ничуть не хуже, чем соблазнять.

Кажется, Мойрин понимает, что он не вернется. Или ей просто нужен еще один поцелуй.

Ее губы мокрые и соленые, и она очень не хочет его отпускать, хотя, конечно, понимает, что не сможет стоять так вечно. Хлюпая носом и держа его за воротник.

Даже когда отпускает его, она продолжает надеяться.

Андерс сжимает мягкую лямку дорожной сумки, полной крупных сладких яблок, и отправляется вперед.