Глава четвёртая. Богиня хочет танцевать

Этого не могло быть. Август недвижимо стоял. Вокруг него бегали люди. Они перекрикивались и что-то передавали друг другу, но перед его глазами стоял заваленный вход в шахту. Оцепенение сковало его. Рута о чем-то говорила ему и не могла дозваться. Его тормошили. Раздался чей-то крик, режущий уши, и Рута почему-то вцепилась в вампира, прижимая к себе. Он не понимал, почему, до тех пор, пока не заболело горло. А. Это он кричал. Зачем? Разве что-то случилось?

      — Мне жаль… мне жаль… — бормотала плачущая южанка ему в висок.

      — Где Кальм? — непослушным языком спросил Август. — Рута, где мой Кальм?

      Почему все так пытались разобрать завал? Где Кальм? Он всегда первым бежал сунуть свой нос в чужую беду… О, вот оно что.

      Его захлестнуло истерикой, когда осознание обрушилось толщей ледяной воды. Он рвался к шахте, и даже металлические руки Хоки не могли его удержать. Северянин кричал и всей душой стремился к возлюбленному, погребенному под завалом. К своему проклятому герою.

      — За что… — он обессилил в чужих объятиях. — Боги, за что…

      Этого не должно было случиться. Ни сейчас, ни в ближайшие пятьдесят лет. У Кальма должна была быть долгая, сытая жизнь. Такой человек обязан был жить в покое до глубокой старости.

      Август разрыдался в голос, цепляясь за Руту. Она тоже громко плакала. Однажды Кальм почти покинул их, но Литэ выдернула брата из когтей смерти. Теперь её с ними не было, и некому было спасти их от несчастий.

      Рута, задыхаясь от слез, обнимала Августа, которого будто выворачивало изнутри от невыносимой потери. Она не могла, она ничего не могла сделать. Кальм был самым добрым и честным из них. Самым юным и заслуживающим лучшего.

      Хока, сжимающая голову, не знала, что делать дальше. Раньше было проще: она видела врага и боролась с ним. Но как бороться с природой, что похоронила мальчика заживо? Как сражаться с болезнью, что сжигала несчастную волчицу? Как победить чужое горе, безутешное и невосполнимое?

      Ир помогала перетаскивать камни. Они все негласно понимали, что это было бесполезно. Кальм был мертв. На него обрушилась тяжесть, какую человеческое тело не выдерживало. Помощников становилось всё меньше, и к ночи она осталась одна. Свалившись на задницу, Ир в изнурении уронила голову на руки, не способная продолжать. Она была крепкой, но её сил не хватало.

      Зверолюди, прибывшие на подмогу из деревни, уносили раненых и помогали идти пострадавшим шахтерам. Вскоре перед завалом остались только старик-фелид, который что-то шептал измученной Ир, опустевший Август и Хока с Рутой.

      Над головой как в насмешку разлился прекрасный млечный путь.

      — Кальм очень любил звезды, — прошептал Август. — Он вообще умел радоваться всему на свете. Всегда такой восторженный и неунывающий.

      Рута зарылась в светлые волосы носом и услышала тихий голос Хоки, который обозначил для них конец:

      — Нам нужно идти. Лами в деревне одна. Завтра вернемся… проведем похороны.

      Ни Рута, ни Август не хотели этого. Они до последнего отодвигали мысль о прощании. Но Хока была права. Всё кончено. Для их семьи больше не осталось надежды.

      Южанки вдвоём подняли вампира и повели его под руки. Ир со стариком пошли следом. До деревни было несколько часов пути, и всем имелось, о чем подумать.

      Рута чувствовала ужасающую усталость. Она теряла близких вновь и вновь. Оплакивала их раз за разом, думая, что слезы однажды закончатся. Но они не кончались. Она шла с мокрыми щеками, не в силах остановить горячие соленые потоки. Чем они заслужили эту боль? Кем бы они ни были, что бы ни сделали в жизни, разве можно было так страдать годами напролет?

      Хока и Ир мучались от бессилия. Они обе привыкли, что всё, что случалось, решалось или навыками, или голимой силой. Но здесь не тот случай, когда можно было кого-то ударить и избавиться от проблемы.

      Старик-шахтер винил себя за то, что отпустил мальчишку. Он должен был удержать его и полезть в тоннель самому. Старого не жалко, а у мальчишки ещё столько всего было впереди. Он бы связал себя узами брака, завел детишек. Ел бы досыта и много пил, как и подобало молодому человеку. Смеялся бы и любил.

      Когда они добрались до деревни, уже светало. Старика встретила его старуха и надавала подзатыльников. Август смотрел на это со слезами. Если бы он мог, то обязательно отвесил ученому парочку оплеух, когда бы тот вернулся. А затем долго целовал бы, лишая обоих воздуха, чтобы показать, как сильно любит.

      Они вчетвером завалились в гостевой домик и все вместе упали на несчастную кровать Августа, грязные и голодные. Женщины уснули, едва тела коснулись одеяла. Северянин же не нашел в себе сна. Он пялился в потолок красным взглядом и безмолвно оплакивал Кальма.

      Его первой любовью была златокосая Вийетта, безответно влюбленная в их общую подругу Марселин. Она была недостижимой мечтой. Затем в его жизни появился томный Арсель, подаривший бытие вампира. Арсель, конечно, его совсем не любил, но Август ловил каждую крупицу внимания. А потом он встретил несуразного, щуплого ученого. Мальчишка, едва достигший совершеннолетия, постоянно падал в обмороки и радовался всему, как озорной ребенок. Он быстро стал его лучшим другом и показал, что Августу нечего стыдиться. С ним северянин был собой от и до, и наслаждался каждым днём, проведенным вместе. Пусть и парень доводил его до удара своими геройскими замашками. Шахтеры рассказали, что и погиб он, спасая других.

      Был ли когда-нибудь Кальм пугливым на самом деле. Да, в юношестве он чуть что лишался чувств, но всегда лез вперед других, стремясь кому-то помочь. И больше всего он помог именно Августу.

      Вампир прижал кулаки к глазам, отчаянно всхлипывая. Он не мог поверить, что его лучшего друга и нежного возлюбленного не стало…

      Тихое мелодичное мычание раздалось над ухом. Песенка была очень знакомой, и ему показалось, что они пели её на одном из дней богини Литэлис. Тогда город полнился песнопениями и смехом. Это был один из лучших дней в его жизни, потому что Август признался ему в любви. Гнусаво от заложенного носа и почти неслышно. И всё равно это согрело Кальма теплом от макушки до кончиков пальцев.

      — Проснулся? — услышал он и сонно приоткрыл глаза.

      Он лежал на чьих-то коленях, и его ласково гладили по голове холодной рукой. Перед глазами стояло звездное небо, и он завороженно пробормотал:

      — Как красиво…

      Если смерть была такой спокойной, то ничего страшного. Ему нравились руки, которые его гладили, и светящаяся россыпь молочных брызг.

      — Да, здесь хорошо, — ответили ему.

      По щеке прошелся теплый ветерок, и у Кальма отчего-то заслезились глаза.

      — Тут хорошо, но… я столько всего не сделал…

      Ему было жаль бросать родных. Это чувствовали родители, когда покинули его? Или они ушли из мира живых без сожалений? Потому что у него не получалось смириться. Он хотел жить, хотел любить.

      — Угу. У тебя впереди долгая, счастливая жизнь, мой хороший.

      Он поднял взгляд на лицо говорящей, и из горла вырвался плач. Сине-зеленые глаза как всегда были наполнены печалью длиною с века. Но и любви в них было столько, что хватило бы на весь мир.

      Она наклонилась и поцеловала его в лоб.

      — Давай, Кальм. Тебе пора идти. Тебя ждут дома, не так ли? — она мило улыбнулась, являя ямочки на белоснежных щеках.

      — Дома? Но я же не справился.

      — Как это? Ты ведь спас людей и выбрался, дорогой, — она кивнула с материнской заботой на его сжатую в кулак руку: — И нашел то, что искал. Я горжусь тобой, милый.

      Кальм разжал ладонь и увидел маленький кусочек металла. Он был размером с горошину, но лицо парня озарилось радостью. Он повернулся к сестре, чтобы поблагодарить, и понял, что сидит один перед обваленной шахтой. Все его кости были целы, а на теле не единой раны. Он даже чувствовал себя отдохнувшим.

      Кальм стиснул кусочек металла и поднес руку к губам:

      — Спасибо, — прошептал он, зажмурившись.

      Шрам на половину тела когда-то был напоминаем о дне, в который он чуть не погиб, но отныне этот шрам стал знаком того, что ледяная богиня берегла покой каждого из них.

      Кальм поднялся на ноги и бодро пошёл в сторону деревни. Да, его ждали дома…

      Солнце разукрасило веки красным изнутри, и Вийетта медленно разлепила ресницы. Она удивленно вскинула светлые брови, глядя на лицо брата совсем близко. Кальм мирно сопел, лежа в её постели.

      Комната выглядела так, будто в ней пару раз что-то взрывалось, и волчица приподняла уголок губ. Не иначе, как Кальм постарался. Опять баловался со своими опытами, всезнайка.

      — Эй, соня, — мягко позвала она, погладив его по шраму на лбу. Он улыбнулся в полудреме, а через мгновение приоткрыл глаза.

      — Привет, — счастливо промямлил он. — Ты вернулась.

      Её тело больше не болело. Она даже чувствовала себя слегка пьяной. Она помнила, как была не в себе, и не осознавала, что происходит. А сейчас всё прошло, как и не бывало.

      — Я вывел яд из организма, — он гордо расплылся в широчайшей улыбке. — Пару дней будет кружиться голова, но ты сильная, быстро придешь в себя.

      Она не поспевала за его мыслями, но не смогла не улыбнуться в ответ.

      — Ты чего такой радостный?

      — Просто очень по тебе соскучился.

      Парень притулился ей под бок и приудобился головой на плече. Вийетта забралась пальцами в его каштановые волосы и прикрыла глаза, наслаждаясь спокойствием.

      Стоп.

      Они не на Востоке в их доме. Прошло одиннадцать лет. Одиноких лет, которые сломили её. Вийетта села, ненароком скинув с себя успевшего снова засопеть брата. Он по-детски наморщил нос, недовольный, что не дали отдохнуть.

      Кальм вывел яд? Волчица вздохнула, пряча лицо в ладонях. Она знала, что её травили. Как и знала того, кто это делал. Это продолжалось уже пару лет. И она понимала причину. Потому молчала. Хотела прекратить страдания. Она так хотела жить, но жизнь эта оказалась бессмысленна.

      — Ты не веришь, что она вернется, да? — со странной проницательностью и нежностью спросил Кальм, поставив её в тупик откровенным вопросом. — Ну, да, наверное, тебе иногда стоит быть построже с ней.

      О чём он говорил? Сердце волчицы заныло, и она взглянула на него. В нём больше не было той прежней тревоги. Ученый был радушен и улыбался. Он будто ждал чего-то хорошего, одному ему известного. Вийетта потянулась, чтобы прикоснуться к его щеке, как вдруг услышала яростный хлопок двери внизу, а в открытое окно влетела тень.

      Кальма разом снесло с кровати чужим телом. Август схватил парня за грудки и под изумленным взглядом Вийетты откинул голову назад и резко ударил Кальма лбом в переносицу. Она зажмурилась от хруста перегородки. В комнату влетела раскрасневшаяся Рута и тоже почему-то пошла бить бедного ученого. Женщина принялась пинать его, грязно ругаясь.

      — Хорош! — появилась в дверном проеме Хока. — Добьете недобитка!

      — Ты!! — во всю мощь легких заорал Август на Кальма.

      — Мерзавец! — вторила ему Рута, вцепившаяся в парня. Она опрокинула голову на его живот, зарыдав. Вампир тоже не сдержался и завыл вместе с ней на одной ноте.

      Они облепили Кальма, как мотыли — фонарь. Это выглядело так нелепо, но по-своему мило.

      — Что происходит? — прошептала опешившая Вийетта. Хока присела на кровать, ощущая слабость в ногах.

      — Он, оказывается, вернулся днём, как ни в чём ни бывало, — устало пробормотала Хока. Такой северянка её видела впервые. Видимо, возраст начал брать своё. — Сразу пошел к тебе, что-то исправил в твоем теле и преспокойненько лег спать, паршивец.

      — А бить-то его за что? И почему они воют взахлеб?

      Наемница посмотрела на неё непонятным, нечитаемым взглядом.

      — Он умер днём ранее, волчица.

      Сердце ухнуло в пятки, а голова загудела. Недоучка не шутила.

      — Его похоронило под завалом в одной из ваших шахт, и мы собирались воздать последние почести… А местные с круглыми глазами нам наперебой принялись заявлять, что он вернулся. Целехонький и довольный, — Хока растерла кожу на лице металлическими ладонями. — Я, наверное, брежу.

      — Я тоже не поверил сначала, — откликнулся Кальм, обнимая судорожно всхлипывающих родных, всё ещё пытающихся его вяло бить по ребрам. — Но все вместе мы бы умом не тронулись. Я здесь, я живой.

      — Да как это возможно?! — сокрушенно воскликнула недоучка. — Ты от нас что-то скрываешь, мальчишка?! Может, ты колдун какой?!

      Вийетта сглотнула. Дело было не в Кальме. Она с трудом сделала вдох от волнения. Кальм так же взволнованно посмотрел на неё, словно они думали об одном.

      — Жуль! — раздался пронзительный крик на улице.

      Они дружно подскочили с мест и, толкаясь плечами, прильнули к одному окну, хотя были и другие.

      Хока задорно ухмыльнулась и вставила два пальца в рот, издав громкий одобрительный свист. Кальм чуть не отписался от восторга, а Август с Рутой снова взвыли, повиснув друг на друге.

      — Не трожь его! — гневно прорычала Тильма незнакомой женщине. — Или, клянусь, я!..

      Та лишь сильнее надавила подошвой на горло хрипящего Жуля. Он посинел, задыхаясь.

      — Держи своего зловонного медведя на поводке, — незнакомка презрительно откинула назад белые косы. — Чтобы не травил главу деревни, подобно завистливой крысе.

      Зрачки Тильмы расширились. Раздался хруст костей, и девушку вывернуло дугой назад. Вскрик сменился звериным рыком. Черная волчица тряхнула головой. Её глаза выражали чистую жажду убийства. Незнакомка убрала ногу с горла зверолюдя и смахнула пыль с длинной бархатной юбки.

      Тильма кинулась на неё… И у неё на пути вдруг появилась золотая волчица и зубастой пастью вгрызлась в черный мех на загривке. Она несколько раз яростно тряхнула подругу и отпустила, предупреждающе зарычав. Каниды обменялись недружелюбными тявками и принялись ходить по кругу.

      — Йетта.

      Золотая волчица сразу навострила уши и неосознанно завиляла хвостом. Она забила лапой на месте, стараясь не отвлекаться от жаждущей крови соперницы. Но её нестерпимо тянуло обернуться.

      — Перестань уже. А то загрызет.

      В мех Вийетты зарылись ледяными руками, и она заскулила, мотая хвостом из стороны в сторону, как заведенная. Северянка обтерлась щекой об белоснежное лицо, заставив женщину смешливо фыркнуть.

      — Здравствуй, золотая, — Литэ ярко улыбнулась. — Соскучилась?

***

      Юноша кружил Литэ в танце, и та заливисто смеялась, доводя его до восторга. Он был бесповоротно влюблен и млел от каждой улыбки и теплого взгляда.

      Это чувство Рагна хорошо знала. Она стояла за углом и смотрела на задорно танцующие пары. Неделя ярмарки была завершением сбора урожая, и люди от души веселились после долгих трудов. Наивные в своей безмятежности.

      — Она и правда его от тебя прятала, — безэмоционально сказала Дали, и Рагна скривила губы.

      Литэ однажды покинула её. Без слов, без объяснений. Просто молча ушла, забрав свои вещи и оставив колдунью одну. Рагна ожидала день, когда некромантия заберет их любовь, но оказалась не готова к этой потере. Она не смогла отпустить Литэ и несколько лет искала её по всему миру. Та скрывалась от неё, и Рагна поняла, почему. Ледяная вышла замуж за человеческого мужчину и ждала от него ребенка.

      Когда Литэ играючи крутанулась на месте, длинный рукав её платья задрался, обнажая кожу с маленьким рисунком дракона. Она по-прежнему носила печать, которую сделала сама же, чтобы приглушить божественные силы. Это было своего рода обещанием, готовностью пожертвовать всем ради Рагны. Своими силами, самой своей сутью. Но Литэ ушла, и это обещание потеряло цену.

      Рагна не могла отказаться ни от некромантии, ни от Литэ. И выбирать ей не нравилось, она хотела всё и сразу.

      — Стоило прятать муженька лучше, — недобро усмехнулась колдунья, и Дали мрачно хмыкнула.

      Рагна собиралась забрать у Литэ абсолютно всё, что та имела. Своровать печать дракона и поместить на другого человека, которого выбрала Дали, чтобы ледяная не имела шанса снять метку и пользоваться силами. Убить мужа и их ребенка, обрушивая на беловолосую горечь утраты. И тогда Литэ вернулась бы к ней, сломленная, несчастная. Как к единственной, кто была способна оставаться рядом многие годы, не умирая.

      Вийетта распорядилась накрыть «поляну», и деревня оживилась гуляниями. Звериный народ праздновал спасение шахтеров; столы ломились от еды, питье лилось рекой. Кальма хлопали по спине и целовали в губы, расхваливая, а он застенчиво краснел и уверял, что это общая заслуга.

      Август с ним не разговаривал. Он пялился куда-то в пустоту и выглядел так, словно празднество обходило его стороной, пока деревенские хором затягивали душевные песни и задорные хохмы. Хока отъедалась от пуза и дразнила расслабленную Ир. Они смеялись вместе с соседями по скамье и хорошо проводили время, наслаждаясь столь редким спокойным вечером.

      Жуль и Тильма сидели, уткнувшись в свои тарелки. Жуль много пил и молчал угрюмее обычного. Он то и дело бросал в Вийетту злые взгляды. Златовласая же делала вид, что ничего не произошло. Она понимала, почему медведь так поступил. Он считал, что Тильма делала для поселения больше, чем северянка, и не получала должного признания своих заслуг. По его мнению, именно черная волчица должна была занимать пост главы деревни. С этим Вийетта была полностью согласна. Она никогда не видела себя той, за кем следовали люди. Тильма всегда была серым кардиналом в их деревне.

      Литэ за столами не было. Они ушли с Лами в гостевой домик до начала праздника, чтобы девочка легла спать. Ледяная лежала с ней в постели, перебирая смоляные пряди. Девочка размеренно дышала, видя уютные сны. Её нежное лицо освещал свет убывающей луны, делая Лами похожей на фарфоровую куколку.

      Литэ переживала. За всю свою длинную жизнь она лишь раз решилась на то, чтобы завести ребенка. И потеряла его вместе с мужем. Это разрушило её, погрузило в вечную скорбь, которую нельзя было ничем восполнить. Литэ боялась за сохранность Лами. Огнедышащая была особенной целью для Дали...

      Скрип рассохшихся половиц внизу заставил её напрячься, но уже через мгновение она уловила знакомое присутствие и с облегчением выдохнула. Рута появилась в дверном проеме, стараясь не шуметь. Женщины пересеклись взглядами, и лицо южанки наполнилось болью. Им нужно было поговорить.

      Литэ аккуратно выпутала пальцы из волос дочери и медленно сползла с кровати, чтобы не тревожить её. Тяжелый вздох ледяной разорвал покой гостевого дома, когда они стали спускаться по лестнице вниз. Рута шла первой, и молчание между старыми подругами можно было резать ножом. Они вышли на улицу и не сговариваясь сели на скамью под окном.

      Легкий ветерок трепал длинные косы, коих на голове Литэ было заплетено не меньше десятка. Под глазами у обеих пролегли темные синяки душевной усталости. Рута коснулась одной из белоснежных кос и прогладила её до самого кончика, завязанного тонким черным шнурком из кожи. Что-то хотелось сказать, но слов было так много, что ни одно из них не могло вырваться из горла.

      Маленькая женщина вновь вздохнула и положила голову на плечо южанки, которую от этого бросило в слезы. Рута шмыгнула носом, наслаждаясь их близостью, которой лишилась много лет назад. Бес был прав: с момента возвращения Литэ она постоянно чувствовала слабость.

      — Ты слишком далеко зашла, — будто слыша чужие мысли, подала голос ледяная.

      — Это моя вина, — Рут закинула одну руку на спинку скамьи, а второй приобняла подругу, притиснув к себе. — Именно я выпустила Дали на волю из твоего ледяного плена.

      — Ты не знала, чем она являлась.

      — И всё же… Мне нести ответ за последствия своего поступка. Я устала, что от этого страдают мои близкие.

      — Я всегда с тобой, Рута, — Литэ поймала ладонь южанки и прижалась к ней лбом, выражая привязанность.

      Рутина рука скользнула ниже и легла на белую щеку. Она огладила мягкую кожу большим пальцем, глядя в расстроенные сине-зеленые глаза. Как бы они обе хотели, чтобы кошмар просто закончился, но, казалось, он только набирал силу.

      — Мы обязательно справимся, — пообещала Рута, и Литэ, доверительно кивнув, обняла её. Южанка положила щеку на белоснежную макушку и прикрыла глаза, мечтая, чтобы эти минуты единства длились как можно дольше.

      Вийетта запустила пятерню в золотые волосы и сжала губы. Она стояла за углом соседнего дома. Северянка не собиралась подслушивать их личный разговор, но и уйти в себе сил не нашла, видя, как две женщины жались подруга к подруге. Между ними была особая нерушимая связь, которая крепла с каждым годом.

      В тот день, когда Рагна и Дали пытались убить южанку и дочь богини, Вийетту уничтожила сцена того, как отчаянно рыдающая Рута цеплялась пальцами за руку повешенной Литэ. «Я лишняя». Такая мысль поразила беспокойный мозг волчицы. Между этими двумя ей места не было. Литэ любила Руту, поэтому у Вийетты не было и шанса завоевать внимание ледяной.

      Она стиснула вьющиеся волосы и опустила руку. Волк в ней захлебывался воем, тоскуя по своей паре, но что Вийетта могла? Рута была надежной и не боялась открыто проявлять чувства. Пока как северянка прятала каждую эмоцию. Такой её воспитал деспотичный жестокий отец. Не плакать. Не смеяться. Говорить, когда спросят. Всегда прямая спина и взгляд поверх чьей-то головы, чтобы не злить собеседника звериными глазами.

      Литэ чуть отстранилась от Руты и нахмурилась. Что-то было не так. По позвоночнику прошлась волна мурашек. Рута посмотрела на неё, задавая безмолвный вопрос, и брови Литэ жалобно изогнулись. Она встала со скамьи и, ничего не объясняя подруге, пошла к соседнему дому. Она заглянула за угол и затем устало прижалась к нему плечом. Там никого не было.

      Рута быстро всё поняла. Вийетта приходила позвать их обратно на застолье, но не решилась тревожить. Южанка беспокойно глянула на ледяную. Та, сгорбившись, прижималась к углу боком, обхватив себя руками. Между ней и волчицей что-то происходило, и это «что-то» терзало их обеих. Одиннадцать лет назад Литэ обманула их всех, и кто знает, что случилось с ней за эти годы. Вряд ли хорошее, раз бросила Вийетту в тот день, когда Кальм чуть не погиб от магического взрыва.

      Дали была сумасшедшей. И вместе с тем она была по-своему умна и беспощадна. Плохое для их семьи сочетание вражеских качеств. Плюс жадное, грязное желание обладать Хокой.

      Рагна хитрила во всём. В каждом вдохе, в каждом движении и слове. Сложно было догадаться, какие козни варились у неё под черепушкой. Невинным видом и их «близостью» Рута никогда не обманывалась. Рагна очевидно была одержима Литэ, что бы в прошлом между ними ни случилось.

      Рута потерла лоб, перестав теснить подругу взглядом. Вот бы это всё закончилось, и завтра настал новый солнечный день…

***

      Похоже, ночь Август и Кальм провели отдельно. Ученый страдал от похмелья, утром откисая за супом из бычьей крови. Он был весь зеленый и кривился от каждого звука. Август же находился в углу, сидящий в плетенном кресле и закутанный в шерстяной плед, и мыслями был где-то глубоко в себе.

      Это было непривычно, и родные бросали на них косые взгляды. Обычно парочка всю ночь не отлипала друг от друга, а на утро они ходили и флиртовали напропалую, игнорируя всякие нормы приличия.

      Рута задумчиво посмотрела на Литэ, которая отщипывала по кусочку от хрустящей булки хлеба. Та пожала плечами, не зная, нужно ли вмешиваться. Впрочем, Хока скромностью себя не ограничивала и, громко стукнув кружкой с вином по столу, заявила во всеуслышание:

      — Из-за ваших кислых рож скоро еда испортится!

      Вампир сразу вынырнул из раздумий и нахмурился, а Кальм чуть не умер от громкого звука. Вряд ли в его голове сейчас водились хоть какие-то мысли — настолько ему было плохо.

      — Погоди скандалить, — попросила Литэ и поднялась из-за стола. Она потянулась к страдающему ученому и положила маленькие ладошки на его виски. Он крепко зажмурился на секунду, словно голова готова была лопнуть, но через пару мгновений его лицо разгладилось. Кальм удивленно распахнул глаза и обернулся к сестре, снявшей похмелье. Литэ усмехнулась и села обратно на своё место, кивнув Хоке: — Дерзай.

      — Меня не волнуют ваши драмы, — продолжила та. — Но сделайте с этим что-нибудь. Невозможно рядом с вами находиться! Переспите уже и успокойтесь.

      Судя по смешку Ир, Хока мало чем заморачивалась в жизни. Кальм зарделся и попытался отвернуться так, чтобы скрыть это. Видимо, мысль о том, чтобы сгрести вампира в охапку и заласкать до прощения, посещала его сознание.

      Литэ поблагодарила богинь, что дочь гуляла на улице с другими детьми, потому что разговор опять уходил в какую-то похабщину. Рута тихо посмеялась над её страдальческим выражением лица.

      — И вы две тоже, — наемница ткнула кружкой сначала в ледяную, а потом в безмолвную северянку. — Вроде женатые, а ходите так, как будто друг дружку не знаете вовсе. Хоть бы разок поцеловались, как должно.

      — Не думаю, что сине хочется целовать женщину, которую она не любит.

      Стало тихо после сухих слов волчицы. Все уставились на неё, как на недоразвитую. Под её непонимающим взглядом комната тут же взорвалась смехом. Даже нервный Август ржал так, словно услышал самую до тупого абсурдную вещь в своей жизни. Литэ со вздохом прикрыла глаза рукой, как будто её разом покинули силы. Веселая Хока перегнулась через стол и похлопала её по плечу:

      — Тяжко тебе придется с такой «умницей».

      — Ох, оставьте её в покое… — пробормотала ледяная, и Рута виновато улыбнулась ей, сдерживая смех.

      Кальм отодвинул от себя тарелку, не желая есть этот ужас, который почему-то называли супом, и взволнованно поерзал на стуле.

      — А есть какой-то способ оборвать брак, заключенный с одобрения Высших? — спросил он с присущим ему любопытством.

      Рута с протяжным ойканьем втянула голову в плечи, Хока присвистнула, а Август убито хлопнул себя по лбу.

      Спина северянки стала настолько прямой, что можно было ударить об неё бревном, и то бы сломалось ко всем бесам. Тихий, злой голос заставил всех присутствующих сконфуженно опустить глаза:

      — Мальчик, — сквозь зубы процедила Литэ, и Кальм отчего-то нервно взмок. — Закрой-ка ты рот.

      Она встала из-за стола и покинула комнату, скрывшись на лестнице. Вийетта тоже поднялась и вышла на улицу.

      — Да кто тебя за язык тянул! — Рута отвесила Кальму звучный подзатыльник, когда они ушли.

      — Что я сделал-то?! — по-детски обиделся тот, потирая место ушиба.

      — Если бы сины хотели развестись, то давно бы уже нашли способ, не думал об этом? — с усмешкой пояснила Хока. — А так — ходят вокруг и не знают, как поступиться друг к другу, чтобы наконец-то перевести их отношения из «брак-ради-насолить-отцу» в «брак-потому-что-я-люблю-тебя».

      Кальм осознал, какую глупость ляпнул, и схватился за голову.

      — Может, их подтолкнуть как-то? — предложила Ир, немного заинтересовавшись. В глубине души она была романтичной натурой.

      — Как бы хуже не сделать, — отвергла идею Рута.

      Все задумались. Если из-за них волчица и ледяная расстанутся насовсем, то последняя их со свету сживет.

      — Вообще, Вийетта однажды обмолвилась, что Литэ любит танцевать, — подал голос Август.

      — Вечер танцев? — подхватила мысль Рута, и Кальм застонал:

      — Пить два дня подряд! Не-е-ет!

      Вампир встал и тоже отвесил ученому подзатыльник:

      — Необязательно пить всё, что тебе твои гепарды наливают!!

      — Но они так милы и любезны со мной, — Кальм сделал большие искренние глаза. — Мне воспитание не позволяет им отказывать.

      — А если они тебя в койку потащат, тоже отказать не сможешь?!

      Кальм мгновенно заткнулся и вновь пододвинул тарелку с супом к себе, усиленно делая вид, что занят едой. Август сложил руки на груди.

      — Что-то я не слышу ответа, — жутко спокойно напомнил он. — Они уже пытались, да?

      — Подожди-и!! — Кальм вцепился в его пояс, когда Август решительно повернулся к входной двери и зашагал туда. Ученый повис на нём, пытаясь остановить. Его ноги волоклись по полу.

      — Я им сначала уши поотгрызаю, а потом все пятна на шерсти сведу!! — клятвенно заверил вампир, выходя на улицу.

      — Это недоразумение, милый!! Счастье моё!! — крики Кальма стремительно удалялись. — Любовь всей моей жизни, послушай!! Один из них просто споткнулся, и его рука совершенно случайно оказалась в моих штанах, но я!..

      Хока подавилась вином, услышав про эту «случайность», и Ир похлопала её по спине, смеясь. Рута смахнула слезы веселья, вся красная, и выдохнула, чувствуя, как болит пресс.

      — Вечер танцев, значит? Ну, посмотрим, — хмыкнула она.

***

      Зверолюди в своей человеческой ипостаси прыгали через костер и кружились в танце. Среди деревенских нашлись и музыканты. Одни перебирали струны, другие отбивали ритм на больших барабанах, а третьи играли на духовых инструментах. Огни костра играли на ярких одеждах танцующих. Звери дарили друг другу ленты и цветочные венки. Раскупоривались бочки с крепким вином, и на столы ставилось горячее. Деревенские были рады гулять два дня подряд, потому что раньше праздников в поселении не проводилось. Те, кто хотели шумно отдохнуть, ездили в город.

      Кальма снова окружили трое небезызвестных гепардов. Двое юнош и одна девушка оказывали парню знаки внимания и постоянно норовили к нему как-то по-особенному прикоснуться. Ревнивый Август разогнал любвеобильных котов и увел своего мужчину плясать. Он всем своим видом показывал троице, что не стоило даже пытаться сунуть мокрые носы к ученому. Август пылко обнимал Кальма, скользил руками по его талии и бедрам, посылал ему многообещающие улыбочки. Кальм незаметно поднял большие пальцы вверх за спиной у вампира, благодаря гепардов, и те ответили заговорщическими ухмылочками.

      Лами потащила Руту прыгать через костер, показывая, как нужно это делать, чтобы не обжечься. Южанка настолько увлеклась, что позабыла обо всём на свете под одобрительные хлопки и свист. Они с девочкой водили хороводы, а потом Рута тайком дала ей попробовать немного вина из своей кружки. Для Лами это было в новинку, и она морщила маленький носик.

      Ир с Хокой участвовали в играх. Они вместе с другими игроками по очереди закидывали подковы на гвоздь и громко кричали, подначивая друг дружку. У недоучки получалось не очень хорошо, потому что металлические руки не имели достаточной мелкой моторики для подобных игр, но она не расстраивалась и даже получала удовольствие от того, что в принципе у неё эти руки имелись. Забыть, что сделала с ней Дали в той ледяной пещере в горах, она была не способна.

      Вийетта и Литэ сидели раздельно. Никто из деревни не рискнул пригласить их на танец. Их обеих обоснованно побаивались: волчица была неприступной главой поселения, а её пара устроила драку со здоровенным медведем в первый же день, как появилась на землях прекрасных зверей.

      — Так что смешного я сказала днём? — хмуро озадачилась северянка, сидя на противоположном от Литэ конце скамьи.

Та без раздумий увильнула:

      — Не знаю.

      Ледяная никогда не сомневалась в чувствах Вийетты, но они же и были проблемой. Чем ближе была к ней волчица, тем более желанной добычей становилась для врагов.

      — Значит, на этот вопрос я ответа не получу, — Вийетта пожевала щеку изнутри. — Тогда… Лами ведь дочь Дали, верно? Вы похожи, но всё же на неё она смахивает куда больше.

      Это застало ледяную врасплох. Она растерянно уставилась на северянку, и та покачала головой, улыбаясь глазами. Литэ сглотнула и осторожно произнесла:

      — Да, Лами появилась из её яйца. Но я породнилась с ней через обмен кровью, признавая своей дочерью, и девочка приобрела мой цвет глаз. Это тонкая магия.

      — Долгая история, да? — понятливо сказала Вийетта, и Литэ кивнула. — Ладно, не буду выпытывать, прости.

      Литэ сделала глубокий вдох и длинный выдох.

      — Дали мучила её, — в голосе ясно послышался хруст льда. — Держала взаперти почти три века. Однажды я побывала в одном из её многочисленных убежищ в поисках чего-то, что помогло бы мне узнать слабые места Дали, и… — горло подвело ледяную, и она в холодной ярости сцепила пальцы вместе до побелевших костяшек. — Она держала Лами в клетке, Йетта.

      Волчица тут же встала и уселась рядом с ней, накрыв её руки ладонью. Серые глаза наполнились гневом и одновременно заботой. Литэ продолжила:

      — Лами много десятков лет не видела солнца. Когда я её нашла, она была одичалой. Скалилась и шипела на меня, била по прутьям обрубленным хвостом. Клетка была слишком мала для неё, и чешуя была покрыта её же испражнениями. Так поступать с ребенком!..

      Вийетта оскалила клыки, не представляя, какие же кошмарные вещи пришлось пережить Лами, а Литэ — лицезреть. Она бросила взгляд на девочку, что чему-то учила внимательно слушающую Руту. Гнев чуть отступил, и Вийетта мягко взяла ледяную за подбородок и повернула её лицом на эту сцену.

      — Смотри. Она такая благодаря тебе.

      Лами много улыбалась и была очень активной, полностью погрузившись в то, чем они с южанкой занимались. Щеки девочки горели от довольства, а глаза живо блестели от огней кострища.

      Литэ испустила вздох, счет которым за день потеряла. Вийетта убрала от неё руку, ощущая пустоту на коже после прикосновения. Ледяная подняла нерешительный взгляд на северянку, дав слабину.

      — Спасибо, Йетта.

      — Так ты меня раньше не звала, — военная очаровательно улыбнулась, и морщинки собрались в уголках сияющих глаз.

      Предательский румянец коснулся лица Литэ, и она отвернулась. Вийетта была красивой и без проявления эмоций, а когда она показывала, что у неё было на душе, это било по сердцу. Беловолосая в отчаянии призналась:

      — Волчица, мне тебя любить никак нельзя. Это опасно. Прошу, не надо так верить мне и ждать.

      Вийетта затаила дыхание, слушая её, кажется, каждой клеточкой тела. Литэ сморгнула непрошенную влагу с белых ресниц.

      — Не выдержу, если потеряю тебя снова. День твоей смерти был худшим за всю мою бесконечную жизнь.

      — Я не очень понимаю, сина, — растерянно пробормотала северянка.

Надежда трепыхалась в груди, но женщина давила её. Литэ подняла лицо к ней. В прекрасных сине-зеленых озерах стояли непролитые слезы.

      — Я люблю тебя, золотая волчица с Севера. Клянусь всем. Но из-за этого ты в опа… — ледяная прервалась.

      Что она наделала? Литэ никогда раньше не видела, чтобы Вийетта плакала. Северянка раскраснелась и попыталась спрятаться, непривыкшая показывать такое. Она сама не помнила, когда в последний раз позволяла себе побыть «обнаженной». Даже когда на их с Августом глазах умерла Марселин, она не разрешила себе оплакать её. Лишь спустя много лет, перед ледяной статуей, трепетно сделанной Литэ, она дала волю чувствам.

      — Прости меня, волчица, я не должна была… — Литэ не понимала, что делать. Как утешить человека, что не считал себя достойным заботы?

      — Не Руту? Не того мужчину-человека? Меня? — голос Вийетты сделался сиплым от эмоций.

      Литэ вонзилась ногтями в кожу на ладони и показала ей. Северянка знала, что означал этот кровавый жест.

      «Даю слово. И оно нерушимо».

      Вийетта согнулась пополам, омываемая множеством эмоций, которым никогда не давала выхода. Теперь она не могла их остановить, чувствуя, как с плеч упала неподъемная ноша.

      — Йетта, что мне сделать? Как помочь?

      Литэ боялась дотронуться до неё, но сероглазая поймала её руку и прижала окровавленную ладонь к своей пылающей, мокрой щеке.

      — Спасибо тебе, — прошептала она. — Мне ничего не надо, только не бросай меня снова, прошу. Не борись со всем одна. Так не должно быть. У тебя есть мы, твоя семья. Есть я. Твоя жена.

      Наверное, сердце Литэ разорвалось в клочья от этих заплаканных, самых красивых, умоляющих глаз. Что-то побудило её потянуться вперед и прижаться к соленым губам северянки, лишь бы утешить хоть чем-то родную мятущуюся душу. Литэ жалась к ней, как к единственной женщине на целой земле. И она правда давно стала для ледяной единственной. С того самого первого дня, когда Литэ провалилась через крышу, пока убегала от стражей в Сайтане.

      Это было не впервые. Вийетта уже целовала её раньше, но то был совсем иной поцелуй. Холодный, безнадежный. Почти прощальный. А сейчас она узнала вкус Вийетты, что была жива и пышала здоровьем. Всё было в новинку. Как и то, что до этого волк в Вийетте спал, а сейчас она видела его, жаждущего, трепещущего, в серых омутах.

      Сладкий вздох вырвался из северянки, и Литэ резко отстранилась, уперев руку в чужую тяжело воздымающуюся грудь. Вийетта смотрела на неё доселе незнакомым взглядом из-под полуопущенных ресниц.

      — Боишься? — вкрадчиво спросила Вийетта.

Она уже не плакала, но Литэ поняла, что по неосторожности ступила на ещё более скользкую дорожку.

      Боялась ли Литэ? О, нет. Она желала этой страсти всем естеством. Но надо было осадить и вспомнить то, что она говорила до этого. Что-то про то, что рядом с ней было опасно или… Черт.

      Остальные звуки для ледяной погасли, она слышала только глубокое дыхание любимой женщины. Иногда до слуха доносилось едва слышное утробное рычание: вестимо, волк требовал большего, но Вийетта из последних сил держала его на поводке. Это взбудоражило Литэ, и она от макушки до ног покрылась мурашками.

      — Ах, плевать! — сдалась она и одним взмахом обхватила Вийетту ногами за талию. — Унеси меня отсюда.

      Вийетта рывком поднялась с ней на руках и крикнула ошарашенной увиденным Руте:

      — Посмотри за Лами, хорошо?

      Та кивнула им вслед и с широкими глазами посмотрела на ничего не заметивших родных. Одна Хока поймала её взгляд и озорно подмигнула.

      Вийетта несла Литэ, обнимая, как величайшую драгоценность в мире. Так и было. Литэ любовно вжалась холодным носом в её шею с бьющейся жилкой. Они были так близко, что косы ледяной свисали по спине волчицы. Порыв ветра обдал их, и Вийетта остановилась.

      — Где мы? — Литэ огляделась.

      — В поле, — сказала очевидное северянка.

      Дикие поля простирались на много миль, и ветер то беспорядочно терзал высокие травы, то приглаживал их к земле. Покой будто пронизывал местную природу, создавая впечатление безмятежности и благополучия. Вийетта поудобнее перехватила Литэ под бедрами и сказала, глядя вдаль:

      — Я знаю, что ты задумала, тэлис. Ты хочешь отдать себя в жертву ради нашей безопасности. Но я, Лами, Рута, наши братья — все мы ждали лишь тебя одну. Нет нужды взваливать всё на свои плечи.

      — Йетта…

      — Мои руки созданы для любви. Теперь я это понимаю, — заявила волчица, переведя взгляд на Литэ. — Но я не побоюсь пустить их в ход, чтобы задушить чертову Дали. Я не позволю сомнениям и дальше ломать мою душу.

      Литэ отнеслась к этому серьезно. Она поцеловала любимую в гладкий подбородок.

      — Хочешь защитить меня?

      — Конечно, — незамедлительно отозвалась северянка.

      — Тогда, прошу, держись в стороне и береги себя.

      Губы Вийетты сжались в тонкую линию, а золотые волосы растрепались от ветра. Литэ не знала, что такое быть защищаемой кем-то. Для неё было в порядке вещей отдать другим всю себя, не прося ничего взамен. Вийетту это не устраивало. Если такая великолепная женщина разглядела даже в жалкой дочери волка нечто особенное, то сама она заслуживала в сотни раз больше любви и заботы.

      Волчица крепко притиснула к себе любимую, нахмурившись. Дали и Рагне пора было отрубить загребущие руки, которые они тянули к их семье. И Вийетта не собиралась смотреть на это со стороны.

      Магическое письмо затрещало и со вспышкой материализовалось в воздухе. Рагна поймала его и развернула. По мере прочитанного, она всё сильнее расплывалась в улыбке.

      Очевидно, находясь рядом с близкими, Литэ черпала от них уверенность. Рагну это раздражало. Необходимо было разделить их.

      И, какая удача, можно было начать с недоучки-наемницы.