— Рамира!

      Испуганный вскрик мужа достиг её ушей, и она чудом успела уйти из-под атаки врага. Кувыркнувшись в сторону, она едва не запуталась в собственной мантии, обозначавшей её статус — носительница Дара. Магическому обществу точно стоило пересмотреть свои замшелые устои — носить неудобные балахоны, мешающие в близком бою. Магичкой она была превосходной, лучшей на три ближайших королевства… Но какие, к бесу, умения, когда ноги путались в подоле!

      — Альт! — рявкнула она, рассерженная.

      Тот, орудуя тяжелым, массивным мечом, умудрился удивленно вскинуть густые темные брови на ее гнев. Он без слов понял недовольство жены и, отрубив голову очередному восставшему, кинул ей большой кинжал. Рамира ловко поймала его и принялась обрезать надоевший подол. Альт, рубя завывающие тела направо и налево, подобрался ближе к возлюбленной, чтобы прикрыть от новых нападений. Пока им везло.

      Некроманты. Противнейшие обладатели Дара. Рамира на дух не переносила их мерзопакостную энергию и непозволительно беспощадную магию. Но им правда везло: Владыка Севера подобрал себе в подмогу недостаточно сильных некромантов.

      Жестокости Его Величества не было края. Он бросил в бой совсем зеленых солдатиков и позволил им умереть. Нет, он хотел, чтобы они умерли. Трое колдунов стояли за спиной северного владыки и творили страшное колдовство, поднимая погибших северян. Ох, Рамира была в бешенстве.

      — Марселин! — услышал Альт истошный вопль и неосознанно нашел глазами кричавшего.

      То был юноша, один из солдат Его Паскудничества. Светлые волосы были модно стрижены, умело и по-щегольски, словно тот тщательно следил за внешним видом. Только безумные от смертельного ужаса глаза портили его гладко выбритое красивое лицо. К побоищу он явно был не готов. Такому юноше бы на коне рассекать по булыжным мостовым, привлекая внимание местных девиц, а не размахивать мечом во вспотевшей от страха ладони.

      — Да будет тебе! — весело оскалилась женщина, которую он окликнул в панике.

      Вот она уже больше была похожа на солдатку, закаленную боями. Она легко, со знанием дела, обездвиживала восставших мертвых, а другая девушка, с толстыми золотыми косами и румяными щеками, предавала их останки огню.

      — А что, идея! — злорадно подметила Рамира, закончившая терзать свои одежды и теперь сверкавшая голыми коленками, которых едва касалась неровно обрезанная ткань.

      Альт с улыбкой закатил глаза, зная, что жена, при всей своей репутации скромницы, не чуралась покрасоваться навыками. Хотелось ей иногда устроить шоу.

      — Согласно всеобщему соглашению, использование некромантии карается смертью, — заявила она, и Альт расслабленно закинул меч на плечо, готовясь увидеть ее выдающиеся способности. — Даже если это правитель целого края.

      Над холмом, откуда за ходом сражения наблюдал Владыка Севера и трое мужчин-некромантов, сгустились почти черные тучи. Грохот заставил замереть не только немногочисленных живых, но и мертвецов. Четыре молнии яркими грозными вспышками поразили холм, сжигая преступивших закон на месте. Там, где они стояли, остались только взрытая потемневшая земля и дым…

      — Люблю эту историю. Будто и не про родителей слушаю.

      Все дебютантки сразу же обернулись к молодому человеку. Он добродушно приподнял уголки губ.

      — Ах, да. Я — Кальм. Непутевый сын-ученый великих Рамиры и Альта.

      — Судя по лицу, опять хвастается, — Рамира толкнула мужа локотком, и тот тепло улыбнулся, глядя на их прямо светящегося от удовольствия ребенка.

      — Это у него от тебя, родная, — подколол мужчина.

      — Я, может, с годами и подрастеряла запас магических сил, но в нос дать могу и без ворожбы.

      Альт лишь усмехнулся. Рамира рычала на него, но никогда не кусалась, образно говоря.

      Боги были благосклонны к их семье. Геройство было делом сложным, и такие, как они, редко доживали хотя бы до тридцати. Страшно было представить, что они могли умереть и оставить маленького ребенка одного наедине со злым и неясным миром. Но сыну исполнилось восемнадцать, а сами родители были вполне здоровы.

      Восемнадцать. Интересный возраст. Вроде уже не дитё, но ещё и не взрослый. Кальм был изрядно необычным, непохожим на своих сверстников-мальчишек. Он всегда посмеивался и говорил, что он — «просто Кальм». Хоть он и был широк в плечах и складен, потому что мама и папа гоняли его тренировками, чтобы умел защищаться, но мальчика с детства больше тянуло к знаниям другого плана. Кальм интересовался науками. Для недругов это был лишний повод почесать языками. Как это — у героев сын не воин, а какой-то зубрила!

      — Восемнадцать, да? — Альт задумчиво поскреб щетину, и Рамира тоже выразила беспокойство:

      — Может, мы зря это затеяли? Его дебют. Ему необязательно искать невесту прямо сейчас.

      — Нам было по семнадцать, когда он родился, — мужчина пожал плечами. — Тем более, он сам настоял.

      — Я имею в виду, что не видела, чтобы он кем-нибудь интересовался. Обычно парни хотя бы заглядываются на деревенских красоток, а наш как будто не замечает никого.

      — Возможно, не женщины?..

      Родители призадумались, наблюдая за тем, как Кальм оживленно рассказывает очередную байку об их похождениях в кругу дев и юнош.

      — Нет, — пришли к дружному выводу Рамира и Альт.

      Похоже, их сыну нравилась только наука.

      — Олива.

      Одну из дебютанток негромко позвал светловолосый мужчина. Его лицо было слегка зеленоватым, и такая же светленькая девушка, кротко кивнув рассказчику, покинула круг слушателей. Её нежно-розовое платье с невообразимым количеством нижних юбок прошелестело, когда она удалилась с мужчиной к окну. Они синхронно послали взгляды в человека в противоположном конце зала. Тот был мрачен, взор его ответно был направлен на них, и эти блеклые глаза не выражали ни капли тепла к своим детям.

      — Братец, ты плохо выглядишь, — прошептала она, как бы ненароком прикрывая рот рукой, чтобы нельзя было прочесть разговор по губам.

      Брат повторил её жест и предупредил:

      — Отцу не нравится, что ты так близко стоишь к молодым людям.

      — Он хочет, чтобы я нашла себе достойного мужа или нет? — презрительно фыркнула она, не скрывая неприязни к тому, кто ее породил. — А для этого я должна для начала с кем-то станцевать. Как мне это сделать, не приближаясь к мужчинам?

      — Я знаю, Олива, — сокрушенно вздохнул он, убрав руку ото рта.

      Сестра нахмурила белесые брови. Похоже, отец опять измучил Августа.

      Во-первых, отцу не нравилось то, что приходилось искать мужа среди «западников», тех, с кем Север воевал с десяток лет назад. Во-вторых, к Августу у него были личные претензии: сын отслужил достаточно времени, чтобы стать завидным женихом, но у него так и не получилось найти себе богатую жену, которая бы соответствовала всем требованиям старого самодура. Ни одна предположительная невестка не выдерживала рядом с ним и пяти минут.

      — Радует то, что он пока не заметил твой интерес не только к женщинам, — Олива слегка обмахнулась рукой, устав от плотного, жаркого платья.

      — Следи за тем, что говоришь, юная сина, — тотчас огрызнулся брат.

      Это было запретной темой. Отец бы наверняка зашиб Августа, узнай, что тому нравились и мужчины. На Севере легче воспринимали браки с детьми, нежели со зверолюдьми или людьми своего пола. Соответственно, в-третьих. Отцу не нравилась близкая дружба сына с женщиной-волчицей. Вероятно, он заметил, что когда-то Август был в нее влюблен.

      — Как Вийетта? — спросила Олива.

      К подруге брата она испытывала искреннюю симпатию. Северянка нравилась ей своей несгибаемой статью, но ласковой улыбкой. И северянка всегда ей привозила что-нибудь необычное из мерзлых городов. Август потер шею, на мгновение позволив себе показать усталость. Затем он снова натянул вежливую улыбку на губы.

      — Всё еще тоскует невесть по чему.

      — Ты мог бы хотя бы попытаться завоевать ее сердце.

      — Довольно опасных слов, Олива.

      Этот непреклонный тон означал, что разговор закончен. Сестрица насупилась, манерно подобрала юбки и вновь возвратилась в круг, сразу же приклеив на лицо доброжелательность и заинтересованность. Август проводил ее взглядом и мысленно взмолился, прося богов, чтобы дали ему сил пережить все три дня приема для дебютантов.

      К концу вечера он уже был выжат, как лимон. Ему требовалось хоть десять минут посидеть в тишине. Отец всё же дозволил дочери несколько танцев с мужчинами, а Август сбежал в сад. Он спрятался в глубине пышных растений и обосновался на скамье у небольшого каменного фонтанчика. Блондин запрокинул гудящую голову.

      До слуха слабо долетала игра музыкантов в зале, но журчание воды перекрывало эти звуки, разрешая мужчине представить, что он где-то далеко от проблем и бесконечного давления со стороны отца. Его персональное наслаждение длилось всего пару мгновений. Из кустов к фонтану вывалился один из дебютантов, и Август узнал его. Это был мальчик известных Альта и Рамиры. Тот беспардонно плюхнулся на скамью рядом с блондином и тоже откинул голову назад, как и Август до этого.

      — Нет, я не выдержу, — вяло пробормотал он.

      — Прошу прощения? — машинально отозвался северянин.

      Кальм сразу же повернулся к нему с ошалевшим лицом и через секунды понимания и безмолвия слетел со скамьи весь красный от стыда.

      — Простите, син! — выпалил он. — Я был не в себе и не заметил вас! Мне очень жаль!

      Сынишка героев горячо поклонился, и Августу стало жаль мальчишку. Видно, не одному ему тяжело давался прием.

      — Не беспокойтесь. Дебют — изнуряющее мероприятие… Вы можете присесть, если хотите.

      — Правда могу?

      Его щенячий взгляд вызвал у Августа легкую улыбку вперемешку с облегчением.

      — Конечно. Скамья мне не принадлежит, чтобы я смел вас прогонять, — кивнул он.

      Кальм сел обратно, но уже скромно и сложив руки на коленях. Парень нерешительно ковырнул ногтем ткань штанов.

      — Сдается, вы не разделяете желания родителей жениться? — непонятно зачем спросил северянин. Не то чтобы это его касалось.

      Ученый обратил на него удивленный взор:

      — Кто-то в наше время ещё выдает детей насильно?

      Этот вопрос сбил Августа с толка.

      — Да? — озадаченно ответил он, на секунду даже позабыв, что его отец именно что насильно выдавал дочь замуж прямо сейчас.

      — Я сам вызвался.

      — Вам кто-то нравится?

      — Не поймите неправильно, но я не очень перспективный молодой человек, — растерянно пояснил Кальм. — Это способ отблагодарить моих родителей.

      Август не был лично знаком с подобным чувством, но понял, что юноша имел в виду.

      — Вы их сильно любите, — озвучил он очевидное.

      — Не знаю, что бы я делал без них. Наверное побирался бы где-нибудь на улицах, прося монетку на площади.

      — Я наслышан о вас немного, — признался Август.

      — Наверняка, — уныло согласился парень.

      — Не в том смысле, — поторопился объяснить северянин. — Слышал о ваших заслугах в алхимии и науках в целом. Я считаю, что ваши знания ценнее грубой силы и владения мечом. Но…

      — Ну, мечом я тоже владею, — улыбнулся Кальм. — Но?

      — Но простите за грубость и непрошеные слова… Мне кажется, вы вольны выбирать себе пару по сердцу или не выбирать вообще. Вы не обязаны благодарить родителей за любовь. Это их долг.

      — О, я понимаю…

      — Простите, — Август склонил голову в извинении.

      — Что вы, — смутился ученый. — Я понимаю, что вы хотите донести. Но разве это не мечта каждого родителя, чтобы их ребенок нашел себе супруга и обзавелся детьми? Продолжил род.

      — Необязательно. Думаю, ваши родители желают вам счастья, что бы вы для себя в этой жизни не выбрали.

      Ученый глубоко втянул носом воздух и длинно выдохнул, глядя в сливовое небо.

      — Ваша сестра милая девушка.

      — Если хотите предложить ей руку и сердце, то предупреждаю — характер у нее не сахар, — усмехнулся мужчина, а затем устало вздохнул: — Да, она довольно ранимая. Я боюсь, что отец выдаст ее за жестокого человека.

      — Звучит ужасно.

      — Это так.

      Они замолчали, каждый думая о своем.

      Белые облака на темном небе создавали такую красивую картину, а звук воды успокаивал, что не хотелось уходить. Если бы была возможность остаться здесь, они бы предпочли не сдвигаться с места в ближайшие несколько часов.

      — Как хорошо, — прошептал Кальм, наслаждаясь вечерней свежестью, прикрыв глаза.

      Август глянул на него украдкой. Ученый был по-своему красив. У него были темные волосы, отливающие рыжиной, длинные ресницы, совсем не такие, как у него самого. Кожа выглядела чистой и гладкой, нетронутой подростковыми проблемами. Орлиный нос с едва заметной горбинкой придавал лицу какую-то особенную притягательность. И каре-зеленые глаза лучились добром. У Августа возникло странное чувство. Ему захотелось увидеть парня не в свете ламп или в полумраке, а залитого солнечными лучами. Непонятное чувство усилилось, и северянин ощутил необычную боль в груди.

      — Может, вам и правда стоит познакомиться с моей сестрой получше? — он отвел взгляд, не понимая самого себя.

      Эта боль и зуд на губах сделались почти невыносимыми. Августу почему-то захотелось плакать. Наверное, совсем вымотался.

      Кальм ответил не сразу. Он по-прежнему не открывал глаз.

      — Было бы здорово, — наконец сказал он. Ресницы дрогнули, когда он спросил: — Я увижу вас завтра?

      — Конечно, моя сестра бу…

      — Вас. Здесь. У фонтана.

      Горло Августа сдавило. Он крепко зажмурился на пару секунд. Голос отца, полный холодной ярости и всегда звучащий в голове северянина, затих перед этой просьбой.

      — Да.

      Блондин встал со скамьи и покинул их общее укрытие, оставляя молодого человека в одиночестве. Кальм разлепил веки и принялся легко похлопывать себя по груди. Сердце болело.

***

      Столбы по бокам каменной тропинки, ведущей к храму выглядели потертыми и были увиты плющом. Если бы не зеленые заросли, подруга Августа давно выкрасила бы столбики в яркие цвета.

      Отчасти он понимал, почему она пропадала здесь целыми днями. Храм находился в уединении от шума города, чтобы жрицы могли лучше слышать божьи шепотки. Окруженный пышными растениями, он создавал подобие владений Высших в их небесных садах. Близость с природой немного помогала унять смятение души.

      Проходя мимо куста странных нежных цветов, Август мог поклясться сестрой, что в прошлый его приход того не было. Похоже, Вийетта ненавязчиво (как ей казалось) засаживала цветами подступы к храму. Возможно, её душа помнила рай лунных зверей, и теперь женщина окружала себя растениями.

      Конечно же, водой — тоже. В храмовом дворике был небольшой прудик с мелкими рыбками, что шумно играли по ночам, порой мешая сну людей. Одна из жриц неторопливо раскидывала им корм, сидя на коленях перед бурлящей водой.

      Девы Вийетту не выгоняли, смотрели сквозь пальцы на её поступки. Они позволяли волчице приходить, приносить еду и часами сидеть на лестнице у алтарей. Несущие божью волю не могли бы отказать кому-то, чье сердце не имело покоя.

      Северянка мела дворик, когда чутким слухом уловила тихий вздох. Она повернулась к другу, который сегодня выглядел более взволнованным, чем обычно. Август оглядел её с ног до головы, взглядом говоря громче, нежели ртом.

      Храм был единственный местом, где она снимала свои черные одежды — знак военных северян — и облачалась в свободные платья из простого мягкого хлопка. Ей не было нужды за что-то оправдываться, но она чувствовала себя неуютно, когда представала перед мирными божествами в одеяниях, восхваляющих смерть.

      Она приставила метлу к деревянной колонне, поняв, что он хотел что-то обсудить. Как друг, нуждающийся в том, чтобы его выслушали и успокоили. Август всегда старался держать непроницаемую маску благочестия в высшем обществе или прикидывался улыбчивым дурачком на пьянках, но глаза выдавали его с головой.

      — Марселин обижена на тебя, — заявил он, и Вийетта, чуть скривившись, разгладила платье на заднице и села на лесенку.

      — Ты уверен, что хотел говорить об этом? — с несколько злой иронией намекнула она.

      Август открыл рот, чтобы огрызнуться, но светлые очи вновь наполнились бурей эмоций, и он затравленно зыркнул на жрицу, кормившую рыб. Та поймала взгляд и с достоинством поднялась, будто бы именно сейчас и закончила своё дело. Она покинула дворик под усмешку Вийетты, обращенную к смущенному Августу.

      Он помялся с пяток на носки, сцепив пальцы, и всё же уселся рядом с давней подругой, с которой прошел не один бой плечом к плечу. Они видели смерть, огорчение и смятение вместе, и эта мысль подтолкнула его к честности.

      — Стыдно признаться, но мне нравятся мужчины.

      — Мне это было известно ещё до твоей ночи с Арселем в веселом доме.

      Паника отразилась на его лице так отчетливо, что волчица с трудом сдержала смех.

      — Т-тогда я думал, что не переживу первый же бой… И вампир оказался под боком…

      — Тебе нет нужды оправдываться за интерес как к женщинам, так и к мужчинам, — напомнила Вийетта, сжалившись над ним.

      — Отец, — мрачно отозвался друг, расстроенно перебирая большими пальцами.

      Да, она знала. С отцами у них обоих были проблемы. Её родитель тоже не прощал ни волчьей натуры, ни предпочтений.

      — Вчера был второй вечер дебютантов? — она решила подтолкнуть его.

      — Да.

      — И-и?

      — Есть один юноша… — тяжко вздохнул он. — Ты о нём наслышана. Сынишка Рамиры и Альта.

      — Кальм, — произнесла она очень тихо.

      Друг кивнул. Кисло улыбнувшись, она чуть поддразнила его:

      — Это… пикантно.

      — Ох, очень! — в словах явно проскользнул сарказм, заставляя женщину улыбнуться уже искренне. — Он хочет сделать предложение моей сестре.

      — Крайне пикантно.

      — Я тебя сейчас стукну.

      — Прости, — не удержалась от смеха Вийетта. Она успокоилась и снова подтолкнула его: — Есть проблема, так понимаю?

      — Он… — Август опустил взгляд на руки, стыдясь своих слов. — Вчера я учил его танцам и… Вийетта, он особенный.

      — Не похож на мужчин, которых ты встречал до этого?

      — Да! — выпалил блондин. — Он чуткий, внимательный и в его глазах столько… ума. Он поистине гениален, Вийетта! Он честный, страстно увлеченный науками, отзывчивый для всех и каждого!.. Я завидую, — северянин сокрушенно опустил голову.

      Волчица положила руку ему на плечо, безмолвно одаривая поддержкой. Август выдохнул и сказал:

      — Я хочу быть таким мужчиной. Но больше я завидую сестре.

      Вийетта хмыкнула. Друг редко позволял себе откровения, предпочитая (или привыкнув) прятаться. Даже о его юношеской влюбленности в неё они так и не разговаривали. Август просто дал этому пройти, ничего не предпринимая.

      — Давай уедем? — предложила она. — Отправимся в путешествие. Подальше от твоего отца. Выдашь сестру за Кальма — и сбежим. Ты не обязан вечность бороться с собой.

      — А как же Марселин?

      — Она мшистой кочкой осела в городской страже в Сайтане. Получает пособие, кормит детей без лишней нужды убивать. Она переживет.

      — Но я же сказал, что она обижена на тебя.

      — Она обижена на то, что я не кручусь вокруг неё, как людская земля вокруг небесного светила. Тщеславие — не больше.

      — Я думал, что ты любила её, — Август растерянно смотрел на то, как подруга поднялась с лестницы и разладила подол.

      — Подумай ещё.

      Ответ был довольно холоден, и блондину оставалось только заткнуться. Это немного смутило его, потому что с годами подруга становилась всё язвительнее и жестче. Было ли это связано с волчьим духом или ещё с чем, но северянин переживал за неё. Иногда в глазах цвета стали плескалось слишком много тьмы.

***

      «Давай уедем». Это так и крутилось в его голове, мешая сосредоточиться.

      Третий дебютный вечер должен был завершить процесс знакомства девушек и юношей. Некоторые находили себе пару для брака, а остальным же следовало попробовать где-то в другом месте или здесь же, но в следующем году.

      Август украдкой посмотрел на Рамиру с Альтом. Они шепотом обсуждали танец Оливы и их сына. Судя по лицам, они вполне одобряли дебютантку с Севера. И правда, Оливой можно было гордиться. Несмотря на строптивый характер, она разбиралась в светском обществе. Знала, как выгодно преподнести себя и что сказать, чтобы возыметь успех.

      А Август, тем временем, укрепился в своей зависти. Ей он мог противопоставить ровно ничего. Заяви он, что тоже хотел внимания сына героев, как они отреагировали бы? Сварливый отец блондина точно предпочел бы в лучшем случае отречься от ребенка. Вполне способен был и убить за такой «позор».

      И кого он должен был слушать? Подруги говорили, что в его желаниях не было ничего предосудительного, а на родине его посчитали бы грязью под ногтями. Сам он был полон сомнений и неуверенности, не в силах на что-то решиться.

      Мочи смотреть на радостную сестру, которую кружили в танце, тоже не имелось.

      «Это я учил твоего потенциального жениха танцевать, Олива! Я!».

      Жалкие мыслишки не покидали его, и он отвернул лицо от танцующих. Он прикрыл глаза и позволил себе окунуться в воспоминания вчерашнего, второго вечера. В них он обучал Кальма правильно держать стойку и плавно кружить под четкий счет. В закутке у фонтана их никто не тревожил, и создавалось ощущение, что они где-то в другом месте, где не было нужды выдавать юных людей по расчету.

      Кальм уверенно держал его ладонь, серьезный в намерении научиться танцу. Он был аккуратен и на совесть старался. Август был удивлен, что ему ни разу не отдавили ноги. Да, ученый сбивался и просил начать снова, но быстро схватывал всё, чему Август учил.

      Это воспоминание теплом разлилось по телу, как что-то драгоценное душе. Август даже на пару мгновений позабыл, где находился. Северянин открыл глаза, опять чувствуя эти непонятные боль в сердце и зуд на губах.

      Нет, это было просто невыносимо. Каким же жутким человеком он сделался, раз посмел помыслить пойти поперек счастья сестры? Кальм был лучшей партией для неё. Добрый, отзывчивый, справедливый. Отец, конечно, хотел видеть рядом с дочерью кого-то жестокого, кто держал бы девушку на коротком поводке и слушал её отца. Но против влияния семейства Рамиры и Альта он пойти бы не смог. Они были при деньгах, при связях, и это обеспечило бы старику безбедную старость и незаслуженное уважение.

      Кальм прижал руку к груди и чуть кивнул Оливе в знак благодарности за танец. Август приподнял брови, потому что так делали даже немногие благорожденные северяне. Это говорило о том, что парень был настроен серьезно. Девушка поклонилась и с мягкой, достойной улыбкой удалилась к отцу — отчитаться о своих успехах.

      Кальм пару раз прихлопнул себя по груди, едва заметно, словно ему было нехорошо. И это лишило Августа остатков самообладания. Он широким шагом приблизился к нему и заявил так, чтобы слышали находящиеся рядом и не строили ложных догадок:

      — Вам, должно быть, дурно от такого количества танцев. Позвольте проводить на свежий воздух.

      — Был бы признателен, — Кальм удивленно вскинул брови на повелительный тон северянина.

      Они пошли к дверям, ведущим в сад. Кальм заставил себя отнять ладонь от ноющей груди и расправить плечи. Человек, шедший рядом с ним, был бледен и заметно раздражен.

      Вдруг ученый ненарочно притиснул его к себе, видя, что высокая смуглая девушка рисковала с ним столкнуться, проходя мимо.

      — Прошу прощения, — её грубый голос выражал недовольство, не в пример говоримому.

      — Это вы простите! — искренне раскаялся сын героев.

      Своей реакцией он мог поставить южанку в неловкое положение, и теперь девушка злилась. Он учтиво кивнул ей, не замечая, что продолжал прижимать блондина к себе.

      — Советую побороться за него, — с ухмылкой кивнула южанка на Кальма, и тот нахмурился.

      До него дошло, как выглядела эта ситуация, и он поспешил отпустить мужчину. Олива уже рассказывала, что их отец был человеком неприятным и презирал сына за общение со звероженщиной. Следовательно, и текущую сцену мог расценить неправильно.

      — Простите, мы не… — попытался оспорить он её неприличный намёк.

      — Ой-ли, — перебила она, и ученый лишь сейчас заметил, что все эти неловкие мгновения она крепко держала Августа за руку.

      — Знаете, это невежливо.

      Ему стало не по себе от того, какой дерзкий и даже угрожающий вид имела незнакомка, а блондин скомкал одежду на груди, изумленно раскрыв глаза.

      — Отпусти, — сквозь зубы велел южанке Кальм, слыша за спиной шаги отца Августа и Оливы.

      Он резко развернулся как раз тогда, когда старик налетел на сына и зашипел:

      — Мерзавец! Ты должен был держать свою грязь в себе! Как ты посмел прилюдно позволять мужчине обнимать себя!

      — Это всё моя вина! — Кальм влез между ними, надеясь остановить немолодого северянина от рукоприкладства. — Я не хотел, чтобы они с девушкой столкнулись, и излишне распустил руки!

      — Тоже хорош! — выплюнул старик. — И дочь мою крутишь и на сына горазд! Правильно про тебя говорят: наглый зазнайка!

      — Хватит.

      Отец замолчал от неожиданности, а Кальм в панике повернул к Августу лицо, глазами умоляя не нарываться. Южанка, наконец-то отпустившая его руку, предвкушающе оскалилась.

      Август отодвинул ученого и шагнул к отцу. Он гордо вздернул подбородок, глядя на старика.

      — Кто ты, по-твоему, чтобы устраивать здесь скандал? — холодно ткнул его по больному сын. — Проиграл в карты почти всё наше фамильное состояние. Сослал сына на войну из-за его лояльности к зверолюдям. Хочешь выдать дочь за любого богатого мерзавца, лишь бы дальше проигрывать деньги. Нет, отец, это не моя дружба с Вийеттой и влечение к мужчинам — позор. Это твоё существование — сплошная ошибка. Желаю тебе состариться в одиночестве и нищете. Может быть, тогда ты хотя бы на каплю поймешь, на какие страдания нас обрек.

      Август выдохся, вывалив свой гнев на одном дыхании. Южанка хлопнула его по плечу, единственная посмеиваясь в повисшей в зале тишине. Олива медленно осела на пол в своих неудобных юбках. Она выглядела изможденной.

      — Видят богини, я ждала этого дня всю жизнь, — обессиленно пробормотала она. — Что кто-нибудь из нас двоих найдет в себе смелость пойти наперекор отцу.

      — Вийетта предложила уехать. Ты с нами? — Август протянул ей руку, и девушка без раздумий вложила туда кисть.

      — Это моя главная мечта — вырваться из-под его гнета. Конечно, с вами, куда ни позовете.

      Он потянул её на себя и помог подняться, но взбешенный до красных пятен отец вцепился в ворот блондина и замахнулся, чтобы ударить... Руку его поймал Альт.

      — Син, вы ведете себе неподобающе возрасту, — твердо и четко произнес он, нависая над стариком. — Прошу по-хорошему, покиньте наше имение и оставьте своим детям волю самим распоряжаться жизнями.

      Альт отпустил его, красного от стыда, и подозвал слуг. Те тотчас засуетились и аккуратно вывели мужчину из зала. Рамира зыркнула на гостей и дебютантов, и те мигом сделали вид, что ничего не произошло. Музыканты вновь заиграли музыку.

      Пока Кальм косился на женщину значительного роста, Август обтер горячую от нервов шею и сжал кисть сестры.

      — Прости, Олива. Что так круто изменил твою жизнь в одно мгновение... И что не отдам тебе своего мужчину.

      Её глаза стали похожи на монеты, а лицо заалело. Такие заявления она видела только в романах, которые тайком от отца читала ночами. Волнение целиком охватило её, когда брат повернулся к двум героям и согнулся перед ними в низком поклоне.

      — Великие Альт и Рамира, я прошу простить мне моё хабальство, но я хочу затребовать руки вашего сына для брака перед богами. Кого бы вы не выбрали ему в пару — я прыгну выше. Кого бы он сам не захотел — сделаюсь самым желанным. Не сегодня и не завтра, но я разберусь с незаконченными делами и вернусь за его сердцем.

      — Что за наглость?! — возмутился Альт, но Рамира жестом остановила мужа, наблюдая за сыном.

      Щеки Кальма запылали, когда Август подошел к нему и запечатлел на тыльной стороне ладони поцелуй.

      — Снова героем будешь или ещё кем, но я останусь с тобой, — прошептал северянин. — Я больше не хочу убегать и прятаться за твоей широкой спиной.

      — Но девочка... — Альт нерешительно махнул в сторону почти пищащей от восторга Оливы и осекся.

      — Вряд ли она действительно хотела выйти замуж, — спокойно рассудила Рамира. — То было желание её отца. И посмотри на нашего мальчика. Ты когда-нибудь видел его таким?

      Кальм прикрыл место на коже, где до сих пор чувствовался легкий поцелуй тонких губ, и проводил блестящим взглядом Оливу, Августа и незнакомку с юга. Последние двое взялись за руки, словно не виделись вечность, но ждали встречи.

      Бал дебютантов закончился.