Август решительно шёл вперед, сгорая от нетерпения. Но через пару минут ноги его подвели, и он свалился посреди улицы. Олива испуганно пискнула, а Рута присела рядом с братом на корточки. Должно быть, осознание произошедшего настигло его с запозданием. Мужчина хватал ртом воздух, задыхаясь.

      Боги, сколько же страданий выпало на их долю. Сколько слез было пролито и ещё будет. Август громко всхлипнул, как ребенок, уткнувшись Руте в грудь, и она обняла его со всей своей силой.

      В сравнении с остальными, ей повезло. Она не видела смертей родных, состарившись и выжив из ума в Подземном мире. Но Август видел и отныне помнил.

      Рута вернулась не так, как остальные. Она не проживала жизнь заново. Просто проснулась однажды и увидела знакомый потолок в доме дяди и тети, от которых когда-то давно сбежала, «благодаря» Рагне. Понимание обрушилось на неё сокрушающей болью. Литэ задействовала последний медальон из черного чугуна. Это значило только одно: никого из близких уже не осталось в живых.

      Было непривычно вновь видеть в отражении молодую девушку, которую она уже успела позабыть. В темных волосах не виднелось седины, а тело не болело, утомленное постоянными потерями и тяжелой работой.

      Первым делом она надавала оплеух тетке, что годами изводила её и лишила юности, гоняя палкой, как бесправную рабыню. Затем нашла своего сеновального дружка, который однажды уже повёл её на кладбище через лес, чтобы принести в жертву. Его она колотила до белой крови, сбивая крепкие кулаки до мяса. Какое то было удовольствие — иметь возможность отдать должок издевавшимся.

      И лишь после она покинула деревню в тех самых сапогах, в которых убегала ночью на пьянки по молодости. Пожиток с собой не брала, прихватила только мешочек серебряных монет, что успела скопить тайком от морально одичалой родни.

      Отправившись в путь, она за каждым углом ждала появления до тошноты опостылевшей колдуньи. Но Рагны не было. Будто и не существовало вовсе. Рута не знала, что пришлось сделать Литэ в тот день, когда она воспользовалась медальоном, но, что бы там ни было, оно сработало. А после некромантки и Дали южанку уже не пугали ни воришки, ни разбойники. На худших, чем они, сложно было нарваться.

      Она бесцельно ездила из города в город пару месяцев, нигде надолго не задерживаясь. Бралась за простенькую халтуру и как-то перебивалась с хлеба на воду. За всей этой безмятежностью бессонными ночами её жрал один вопрос: почему она помнила?

      Вскоре ответ нашелся. Вероятно, из-за того, что Рута была единственной выжившей из всей семьи, и Литэ прикасалась непосредственно к её телу во время скачка в прошлое. Только это «прошлое» изрядно изменилось, когда Рагна исчезла. Южанка начала искать информацию о родных и узнала, что родители Кальма не погибли в битве на Севере, Вийетту не отравила некромантия, а Август не обратился вампиром. Про Хоку и Ир никаких известий она не обнаружила. Впрочем, сильно не искала, а недоучка и раньше не особенно афишировала своё появление где-либо.

      Однажды Рута получила магическое письмо от бывшего сеновального друга. Он писал бред сумасшедшего про то, что из-за его черных мыслей боги показали ему, как мог кончиться их «союз». Это перестало быть смешным, когда Рута прочитала о некрополе, попытках выкачать из неё кровь, дабы воскресить младшего братишку, и о старом маге, невесть откуда взявшемся и забравшем Руту. Парень писал, что после этого он глубоко уверовал и начал регулярно посещать храм, вымаливая у богов за её здоровье.

      У Руты возникла догадка, которую она поспешила реализовать. Девушка нашла человека, с которым была знакома в том, другом времени, и попробовала поговорить. Ничего не происходило ровно до того момента, пока южанка не похлопала знакомого по плечу на прощание. У него сразу же разболелась голова и появились «бредовые» рассуждения. О том, чего человек в этой жизни не делал. И Рута осознала: те, кто перемешались во времени с помощью медальона, не теряли память и могли «возвращать» её тем, кого лично знали когда-то. После этого она ограничила физические контакты до минимума.

      Ей бы следовало не высовываться, но у неё не получалось удержаться от того, чтобы не следить за жизнями братьев. Август стал известным в узких кругах воякой, но получив ранение обеих ног, ушел в отставку. Кальм стремительно достиг успехов в научном ремесле, что новостью, в общем-то, не было. Он при любом раскладе был гением, каких не сыскать.

      Переломный момент случился на бале дебютантов. Она была на каждом из трех вечеров и заметила, что парней по-прежнему тянуло друг к другу со страшной силой. Вот только они ничего не помнили, и ученый изъявил желание жениться на младшей сестре северянина.

      То был секундный порыв, эгоистичный и нечестный, но Рута прикоснулась к Августу, возвратив ему бремя, которое долго несла в одиночестве.

      — Прости меня, — дрожащим голосом прошептала она, глядя в покрасневшие светлые очи. — Я не имела права.

      Август прокашлялся и осипшим от непролитых слез голосом ответил:

      — Так лучше. Меня терзала боль, которой я не мог найти объяснения. Теперь я знаю. Теперь мне не так страшно.

      — Очень извиняюсь, что не к месту, но я не понимаю, что происходит, — влезла в разговор Олива.

      — Меня зовут Рута, — южанка протянула девушке крупную ладонь, и младшая сестра Августа с любопытством ответила на рукопожатие.

      — Олива. Я раньше вас не видела, но создалось впечатление, что вы с моим братом близки.

      — Это сложно для понимания, — блондин поднялся с Рутиной помощью, не уверенный, что ноги не подведут опять. — Я не готов о таком говорить, и сейчас ты не поверишь. Дай мне время. Здесь замешана сильная магия.

      — Ты же знаешь, что я люблю читать романы? Я поверю чему угодно.

      — И то верно, — он усмехнулся и растрепал ей волосы на макушке. — Но позже.

      Он перевел потяжелевший взгляд, не принадлежащий его немногим годам, на южанку и спросил:

      — Рагна? Дали?

      — Ни та, ни другая не попадались. И ничего отдаленно похожего на их присутствие я не замечала, — Рута замялась и на мгновение закусила губу. — Следов Литэ тоже нет.

      Август потер шею, борясь с усталостью и слабостью в коленях. Обдумать то, что с ними всеми случилось, он собирался позже. Минутной слабости было предостаточно. Он уже не мог позволить себе полагаться на других и ждать, когда они разберутся с проблемами. Не после… смерти.

      — Нам нужно где-то переночевать и решить, что делать дальше, — заметила Рута.

      Что делать дальше? У него не находилось предположений на этот счет. Всё стало таким запутанным и сложным. Они даже близко не представляли, куда пропали их враги и Литэ.

      — Вийетта занимает домик неподалеку. К ней я вас и вел, в общем-то.

      — Как она? — южанке было неловко спрашивать о жене сестры.

      Отношения между волчицей и Рутой были немного напряженными, со взаимной недосказанностью. Вийетта считала, что южанка имела романтические виды на ледяную, а Рута до последнего старалась избегать конфликта.

      — Уже не знаю, — странно ответил Август, приобретя несколько злой вид. — Рута. Думаю, она, как и ты, помнила, но почему-то скрывала.

      Олива с интересом наблюдала за их многозначительными переглядками. Она ничего не понимала, но, похоже, речь шла о чем-то важном.

      Рута сжала губы. Она догадывалась, в чем было дело. Если Вийетта помнила, но ничего не делала…

      — Август, она не может простить Литэ.

      — И что? — недоуменно нахмурился он.

      — Вы с Кальмом по большей части были озабочены друг другом и не замечали происходящего между ними…

      — Кто кем был озабочен, простите? — вся красная, вопросила Олива, и Август жестом остановил её бурное воображение:

      — Потом.

      — Вийетта много раз просила Литэ довериться нам и лично ей, — продолжила Рута. — Но всё, что она видела, — спина ледяной. Думаю, у любого человека опустились бы руки спустя годы пустых стараний и просьб в никуда.

      — Но мы говорим о волчице! — возразил северянин. — Мы — её стая, а Литэ — пара на всю жизнь.

      — Август, даже большое Вийеттино сердце не бесконечно на терпение и прощение. Я думаю, Литэ своим последним поступком разбила его настолько, что уже не собрать. И я хорошо понимаю это, — негромко закончила южанка.

      Мужчина задумался. Он вспомнил, как злился на ледяную ученый — самый добрый из их семьи. Видно, любой стойкости есть предел.

      — Кальм рассказывал о вашем неудавшемся плане. Я пытался успокоить его, но затем, ночью, вы обе пропали… — он сглотнул, коснувшись тех уголков памяти, которые нанесли ему неизлечимую душевную рану. — А потом пришла Рагна со своими смоляными чудовищами, сожгла до тла деревню зверей и расправилась с нами.

      Рута обняла его за сгорбленную от тяжести перенесенных несчастий спину. Его било мелкой дрожью.

      — Лами она убила первой, — пробормотал он. — Поэтому, прошу, не возвращай Кальму память. Смерть дочери Литэ сломала его. И, мне кажется, он погиб самым последним. Видев этот ужас от и до.

      Олива послала в Руту испуганный взгляд, наверняка думая о том, что брат потерял разум и нес нелепицу. У южанки хватило энергии единственно на жалкое подобие улыбки. Со стороны их разговор всяко звучал дико.

      — Так мы не идём к Вийетте? — уточнил Август, выпутавшись из объятий и утерев мокрый нос. — Ты не можешь держать её в стороне.

      — Если она правда помнит прошлое, но не пошла искать никого из нас, то ей это и не нужно.

      — Как она могла спокойно улыбаться мне прямо в лицо? — окончательно расстроился он. — Ей действительно нет дела?

      Рута промолчала. Не было дела? Едва ли. Проблема была как раз в том, что ей не плевать.

      Внезапный треск заставил их поднять лица вверх. Рута поймала магическое письмо, вспышкой появившееся в воздухе. На листе оказался знакомый безукоризненно старательный почерк, который она бы узнала из тысяч других. Строчки были написаны той же рукой, что и десятки дневников, что читала Литэ вечерами в доме на Востоке.

      — Ты прав, Август, — молвила южанка. — Наша волчица всё помнит.

      Вийетта глубоко втянула носом воздух и длинно выдохнула. Пребывание в храме её немного успокаивало, но у себя в домике, на холодном полу, на неё нападали кошмары. После них сорочка липла к сырой спине, а короткие вьющиеся волосы — ко лбу. Никакие настойки не помогали прогнать дурные сновидения.

      Ребенок на кровати тревожно завозился, и волчица села, чтобы проверить, всё ли в порядке. Она ласково убрала черную, блестящую прядь за маленькое белоснежное ухо, и бровки, беспокойно выгнутые во сне, вернулись в обычное положение.

      В этот раз на войну она пошла не для того, чтобы сбежать от родителя. Она хотела убить Рагну, чего бы ей это не стоило. Но некромантки не оказалось на положенном месте, как раньше. Их «прошлое» пошло совсем по иному пути, и волчица сызнова не ведала, чего ожидать.

      В отчий дом она не возвратилась, хоть и осталась на Севере, и жила неподалеку от Августа. Она ждала почти десять лет и, движимая яростью, уехала в Сайтан. На городской площади она высматривала юркого воришку с ситцевой шапкой на голове, что незаметно снимал кошели с поясов невнимательных приезжих.

      Но Литэ тоже не появилась. И тогда Вийетту обуял животный ужас. Если ледяной не было, значит никто не спас маленького бесхвостого дракончика, которого Дали удерживала в тесной, грязной клетке. Волчица молилась о том, чтобы она ошибалась.

      Вийетта объездила все самые холодные уголки земли, нередко заручаясь помощью магии, выискивая логова жестокой драконихи. И в одной из запустелых деревень встретила девочку с бирюзовыми глазами. Та даже не удивилась появлению путницы в черном. Девочка молча показала портрет Вийетты, который хранила множество лет, и следовало, что Лами ждала именно её.

      Конечно, златокосая забрала ребенка Литэ с собой. Вийетта не умела быть матерью и сторонилась показывать девочку на людях, но она старалась дать ей всё, чего бы та ни просила.

      Она прятала Лами даже от Августа, потому что боялась, что он вспомнит и не сможет с этим справиться. Вийетта не знала, как это работало, но видела, что друг пребывал в блаженном неведении, и не хотела разрушать оставшееся подобие мирного существования.

      Но когда он рассказал о Кальме… Её сердце замерло. Почему-то даже в этой жизни он выбрал своего ученого с замашками героя. Волчица не знала, что делать дальше. Она уже не могла быть безрассудной. У неё было дитя, и это меняло абсолютно всё.

      — Мама Йетта, — послышался сонный голосок, и взгляд волчицы смягчился при виде белого личика. — Я хочу найти маму Литэ.

      Златовласая сжала зубы до боли в челюстях, ощутив наплыв нескончаемой тоски. Хотела ли она сама снова повстречаться с возлюбленной? Нет, это было выше её сил. Слишком много горя ей принесла эта любовь, которой она никогда не просила.

      — Лишь ради тебя, моё светило, — произнесла Вийетта. — Помни об этом.

      Она встала с пола и склонилась над стареньким письменным столом. Женщина макнула перо в чернильницу и заскребла затупившимся концом по желтой бумаге.

***

      — Неслыханная дерзость! — разорялся Альт, вышагивая в просторной библиотеке. — Наглый мальчишка!

      — Этот Август ненамного младше нас, дорогой, — спокойно отозвалась Рамира, не отрывая взгляда от книги.

      — Ещё хуже! — взбеленился мужчина, зло всплеснув руками. — Наш сын слишком юн для него!

      «Достаточно взросел, чтобы ему снились особенные сны».

      Артина опустила голову, сделав вид, что поправляет передник, и улыбнулась под нос от своих дум. Ночью она украдкой заходила в покои к молодому сину. Хотела проверить, достаточно ли тепло в комнате, чтобы его ученичество не продуло. Однако, случайно разбудила. Кальм подскочил на простынях, как ошпаренный. Взъерошенный и вспотевший, он первым делом глянул на няньку… а после заалел так, будто она застала его за разгулявшимися руками. Он пробубнил что-то возмущенное, на последнем от волнения дыхании, и с головой нырнул под одеяла, честно притворяясь, что в комнате его и вовсе не присутствовало.

      Девой невинных мыслей Артина отродясь не была и быстро смекнула, что к чему. Кто-то уж очень пылкий разбередил юношу во сне. Нянька, конечно, покои покинула, а вот любопытство её — нет. Воспитанник наконец-то вел себя, как обычный молодой мужчина с естественными желаниями, и Артине не терпелось узнать, что за девица покорила замерзшие чресла. Она уж начинала беспокоиться, что мальчик вообще издохнет под своими научными талмудами и экспериментами, но на-те — воспылал в кой-то веки.

      Да не ожидала, правда, что причиной оказалась не пышноюбная девушка, а другой мужчина. Потому син Альт пятнадцатую минуту ходил и гневно изрыгал ругательства, поминая этого кого-то и всех его предков последними словами.

      Рамира поняла, что почитать ей не дадут, и захлопнула книгу.

      — Что тебя беспокоит, мой неистовый? — она положила книгу на столик рядом и похлопала по подлокотнику кресла. — Его происхождение, возраст или, может, черные одежды?

      — Ничего из этого, — проворчал Альт и присел на предложенное место. — Но странно, конечно, что он холост в такие года.

      — Когда ему было? Всю юность отдал войне, — Рамира пожала плечами. — Значит, деньги водятся.

      — Я всё равно этого не одобряю.

      — Это нашему сыну решать.

      — Спасибо, что вспомнили о моем присутствии, — вяло подал голос лежащий лбом на рабочем столе Кальм.

      Его окружали пачки исписанных бумаг и потертых книг. Румянец играл на обычно бледных щеках. Родители могли бы проявить хоть капельку такта, обсуждая северянина при нём! Ему и так приснилось, бес пойми, что!

      Стоящая у дверей Артина покашляла, маскируя смех.

      — С чего вы взяли, что он говорил серьезно? — ученый оторвал голову от стола и посмотрел на родителей, красуясь ярким розовым пятном на лбу. — Он даже в число дебютантов не записывался.

      — А что ты сразу на попятную? — раздухарился отец, выгнув грудь колесом. — С плеча не руби! Присмотрись! — (теперь кашлянуть пришлось Рамире).

      — Ты сам ходил и клял его, на чем свет стоит! — заспорил сын.

      — Не было такого!

      Они словесно сцепились, бранясь на повышенных тонах, и Рамира с Артиной смешливо переглянулись.

      — Он же тебе приглянулся? — прервала их магичка, обратившись к ребенку. — Не просто так ты с ним два вечера подряд в сад сбегал.

      — Что?! — тут же повернулся к ней муж.

      — Ты видела?! — Кальм налился лицом как свекла.

      — Счастье моё, я не слепая.

      — Мы!.. Я!.. — попытался оправдаться тот, но быстро стух. — Я не был уверен в том, что хочу жениться… Поэтому и убежал в сад в первый день… А там познакомился с Августом… И мне стало спокойнее… И я подумал, что, может быть, с Оливой получится, если они похожи…

      — Это не обязательно должна быть его сестра. Это может быть сам Август, если ты захочешь, — мама улыбнулась, незаметно щипая мужа за ногу, чтобы не ляпнул чего. — Или вообще никто, коли тебе угодно так жить.

      — Северянина он хочет, — поддела Артина, и Кальм вскочил с места, яростно хлопнув ладонями по столу.

      — Молчи, безумица! — ему казалось, что его хватит удар от стыда.

      И, как в насмешку, в библиотеку ступил старший лакей, неся в руках букет камелий. В помещении сделалось тихо, когда, казалось бы, ситуация предрасполагала к новым шуточкам над бедным парнем.

      На Западе цветы дарили редко, потому что такой подарок всегда имел большое, глубокое значение. Розовыми камелиями даривший хотел донести свою тоску по получателю. «Я верю тебе, я тобой восхищаюсь и бесконечно скучаю».

      Артина, неграмотная и не знающая языка цветов, хотела снова подколоть воспитанника, но осеклась. Он молча сел обратно на табурет, сцепил вместе пальцы и прижался к ним лбом, на котором по-прежнему оставалось нелепое пятно. Его длинные ресницы опустились, скрывая зазор каре-зеленых глаз, а губы вытянулись в тонкую линию. Он опять ощущал потерю, корней которой не понимал.

      На дебютантских вечерах ему совестно было признаться, что сомнения по поводу женитьбы вгоняли его в ужас. Он хотел отплатить родителям за одно их существование, за любовь, в которой его растили и купали. Когда Олива предложила ему брак, он испугался, пусть виду не подал. Но слова Августа об этом же вызвали в нём не отвращение, а приятное смущение. За ним, вроде как, ухаживали, и это было мило. И всё же боль продолжала его преследовать.

      — У меня в груди щемит, и губы зудят, — еле слышно сознался Кальм. — Август снился мне сегодня. Так, как никто ещё не снился. И это было… знакомым.

      Альт фыркнул, но Рамира остановила его жестом, встала и подошла к сыну. Мужчина противиться не стал, увидев, как сошлись брови на переносице жены. Она была сосредоточена и готовилась творить магию.

      — Позволишь мне? — спросила она, прикоснувшись пальцами к его вискам. — Закрой глаза и держи в уме образ северянина.

      Её умения были богаты и позволяли ей даже касаться чужих мыслей и воспоминаний. У неё была пара случаев в практике, когда люди приходили и жаловались на то, что не могли что-то вспомнить. Сперва она искала эти воспоминания, а затем давала страждущим выбор: услышать о забытом или оставить нетронутым.

      Сперва она не видела ничего, кроме напряженного лица блондина. Она поняла, что это были свежие воспоминания, потому что вокруг северянина угадывался их семейный сад. Скамейка и мирно журчащий фонтан. Улыбка на дрожащих от сдерживаемого смеха губах и затаенное любопытство в светлом взоре.

      После появился обрывок сна, и мама перешагнула через него, потому что тот был слишком личным и интимным. Этот трепет был ей знаком много лет и по сей день. Ощущение от родной разгоряченной кожи под руками и вкус любимого человека на губах. Не жестокость обладания, а счастье единения в наслаждении.

      Она копнула глубже, через сыновью юность. Видела его гордость ими и бескрайнее уважение. Стремление стать лучше и благие намерения. Страстную увлеченность своим делом и тягу к знаниям. Веселье на солнце и рассказы о родительских подвигах перед сном, вместо сказок.

      Альт с тревогой следил, как дрожали ресницы жены, как появлялась и исчезала морщинка между бровями. Он пододвинул к ней кресло и помог сесть, пока она блуждала по разуму их ребенка.

      Рамира скользила всё дальше и начала замечать беспорядочные мутные картинки впереди, словно те облили мыльной водой. Чем глубже она забиралась, тем сильнее становилось сопротивление сознания Кальма. Но она не заработала бы репутацию лучшей магички на три ближайшие королевства, не умей преодолевать непреодолеваемое.

      Стоило пробиться в самые потаенные уголки, её накрыло тьмой. Несколько секунд она не видела ни зги, а затем начали появляться новые, незнакомые картинки. Они становились ярче и четче, и она уже могла погрузиться в них или разглядеть.

      На одной из них Рамира увидела большую статую. Её и Альта. Они стояли вместе, крепко стиснув руки друг друга, решительные, но задетые печатью печали. Её горло сжалось. Она познала это чувство потери сына.

      «На что это геройство? Глупое и бессмысленное», — донесся откуда-то голос злой голос сына.

      Она увидела его другим, со скрытым презрением оглядывающего себя в зеркале. Щуплого, долговязого, с отчаянным взглядом.

      «Ох, все они считают меня ничтожеством! Конечно, я не такой, как мои родители! Я просто Кальм!».

      Улыбка Фридриха, брата Альта, предстала следующей. Дядя ученого торжествовал, зачитывая какую-то бумагу. Она быстро поняла, что это было. Они с мужем писали завещание на случай внезапной погибели, и в этих воспоминаниях брат озвучивал его с особым наслаждением.

      «Бежать! Я должен бежать!».

      Слезы на какое-то мгновение помешали ей смотреть. Она проморгалась и продолжила. Рамира видела плачущую Артину, рыжую гномиху, сумбурное отплытие на корабле, тошноту. Через парочку мутных картинок возник проблеск интереса. Сын очутился в месте, где было много людей…

      Не совсем. Рамира опознала вампиров. И среди них того самого Августа, только бледного и заглядывающего в рот другому клыкастому. Там же была безрукая женщина, а рядом с ней — южанка, которую магичка уже встречала на балу. Хока и Рута.

      Была странная златокосая северянка с хищными глазами. От неё Рамира ощутила удушающую волну разрушительной магии. Снова бесова некромантия. От женщины не отрывала взгляда малорослая хрупкая незнакомка с алебастровой кожей. Такой же зверь, но не похожий на обычных.

      Рамира наблюдала за чувством надежды сына, за кропотливым созданием рук для Хоки. За долгими бессонными ночами, за ссорами. За успехом, за радостью и долгожданной гордостью самим собой. За походом в баню и ощущением причастности к чему-то важному.

      «Они вечно спорят, но я хочу остаться с ними. Я достоин? Сины меня хвалят. Приятно. Арсель надоел, но с Августом мне нравится разговаривать. Жаль, что ему пришлось такое пережить…».

      «Нас взорвали?! Кто-то прикинулся Хокой. Они говорят, что это колдовство Рагны? Не очень хочу знать, кто это».

      «Она любит Вийетту… Я это вижу. Понимаю. Смеялся, что не нравятся мужчины, но. Но он нравится. Хочу дружить».

      «Рута много на себя берет. Уже и седина появилась. На Востоке интересно. Здесь совсем не так, как на родине. Хока меня постоянно дразнит».

      «Я крепну. Видно, сказалась работа в огороде. И как Рута справлялась с этим в одиночку?».

      «Нужно что-то придумать для Августа. Ему нужна кровь, чтобы не одичать. Должен быть способ. Сестры говорят, что я умный. Значит, придумаю».

      «Вийетта умерла».

      «Литэ не выходит из комнаты. Много спим. Встаем покормить скотину. Боги, помогите…».

      «Я люблю его».

      «Ледяная вышла из комнаты».

      «Мы построили амбар. Надо спросить у Руты, что она тайком ест, раз у неё столько сил. Учусь ловить рыбу… Точно не моё. Может, заняться украшениями из металла?».

      «Я люблю его».

      «Хока ушла».

      «У Руты болит спина. Надо в город за книгами, чтобы понять, как это лечится».

      «А если признаться?..».

      «Литэ утопилась. Живая. Интересно, а человек может так научиться? Надо проверить. Желательно, не на себе».

      «У нас пополнение. Волк Майло (почему-то он мне не нравится) и Безликий. Последний говорит, что от Вийетты. Принес Литэ старые дневники. Не могу на это смотреть».

      «Признание не удалось. Август спит с Майло. Хочу подсыпать волку слабительное».

      «О Хоке не говорим».

      «Я запутался в отношениях внутри нашей семьи… Литэ жена Вийетты, но и Руту тоже любит? А Безликий неравнодушен к Литэ? Ну, одно ясно: у нас с Августом так же что-то происходит».

      «Вампирское дело. Надо как-то провернуть его в обход северянина».

      «Предложил Августу свою кровь. Это считается за признание? Майло рискует съесть не только слабительный порошок».

      «Литэ и Безликий вернулись с вампирского дела. Судя по её заплаканному лицу, это тоже не обсуждаем. Руту мучают головные боли, а у меня почему-то понос…».

      «Делать украшения было хорошей идеей. Насколько дерзко сделать парные серьги, как у ледяной и волчицы? Тешу себя глупыми надеждами, но на носу день Литэлис».

      «Пытаюсь осознать произошедшее. На Руту и Литэ напали Рагна и Дали. С ними была Хока. Литэ повесили. Плакали с Рутой в четыре глаза. Литэ вернулась. Опять плакали. У меня уже обезвоживание. Возможно, из-за поноса тоже… Майло не жилец… Золотой волк!».

      «Теперь можно подумать о взаимных с Августом чувствах. Но он пока не готов. Говорит, у меня геройские замашки. Боится потерять. Держит физическую дистанцию. Будто бы я не знаю, что с ним делает моя кровь».

      «Хока пытается слиться со стенами. Не знаю, как к ней относиться. С одной стороны она чуть не угробила сестер, а с другой — это было под воздействием печати дракона. Сложно».

      «Делаю вид, что не замечаю, как он смотрит на мои губы. Никогда не думал, что я человек сильных плотских желаний. Если мы не поженимся, то я разуверюсь в самом понятии любви».

      «Руте нехорошо. Вийетта (слава богам) пытается наладить отношения с Литэ. Не получается (не слава богам)».

      «Большое дело для меня одного! Какой-то «господин»… мерзость… отравился ртутью. Богачи не очень умные? Как вернусь, устроим праздник».

      «Так. Я нарвался на беса. На извращенного беса. Богиня упаси! Ощущаю любовь к Августу в сто раз сильнее».

      «Мои родные — просто что-то с чем-то! Хока выпрыгнула со мной на руках прямо из окна! Южанки впечатляющие! Кстати, я видел то, чего не следовало… Литэ тоже впечатляющая…».

      «Не понимаю, что там у ледяной с волчицей».

      «Руте плохо. Она умирает. Вийетта с Хокой уехали за Арселем. Наконец-то ушел Майло (так можно думать?). Литэ всеми силами поддерживает в сестре жизнь».

      «Ищу в книгах, как можно это исцелить. Пока ничего. Очень хочется спать. Август помогает».

      «Вернулись!.. Погодите…».

      Дальше в воспоминаниях шел пробел, и Рамира тряхнула головой, пытаясь сосредоточиться. Похоже, сын сильно пострадал. Потому что следующее, что он помнил, — поцелуй возлюбленного и полнейшее успокоение.

      «Зачем Литэ зарезала Хоку? Ничего не понимаю, всё пропустил. Знаю, что Рагна снова на нас напала. Ледяная поборола её и, кажется отняла силы. И почему-то ушла. Отдельно от Вийетты. Они разошлись. Не готов принять это, но ничего сделать не могу».

      «Пришлось покинуть наш дом. Забрали золото, которое Литэ стиснула у беса Тачи. Разделили. Мы разъехались. Стоило ли оставлять Руту наедине с Рагной? Хочу отдохнуть, устал до невозможности».

      «Нашли спокойный городок. Жизнь тут ленивая и по-своему веселая. Купили домик. Вдвоём непривычно. Слишком тихо. О будущем пока не говорили. Пытаемся отойти от прошлого. Август стал ещё беспокойнее, чем раньше. Стараюсь хорошо кормить».

      «Гуляем вечерами. Монеты ещё остались, так что за работу не брались. Но я всё равно делаю украшения. Может, продам на местном рынке».

      «Август плакал. Долго разговаривали».

      «Пью настойки от малокровия. Отказывается есть, чего-то боится».

      «Ох, понятно. Ему нечего было бояться. Ничего из того, что он в себе сочетает, не отталкивает меня. Это было прекрасно… Его руки, рот, вздохи… Долго не смогу думать о чем-то ещё».

      «Август ушел работать в трактир — разнимать пьяниц и разводить дурачье на пойло. Я решил наемничать. Главное, не говорить, что ищу сестер. Вдвоём тоже хорошо, но мне их не хватает».

      «Поругались из-за того, что долго не был дома. Он нервничает и срывается на меня».

      «Сделал ему систему для хранения крови. Голодать точно не будет. Это удобнее, чем замораживать пробирки и хранить в погребе».

      «Всё ещё злится, но из кровати уже не выгнал. Ура сну в теплой постели!».

      «Спать не дал. Работать утром не пойду. Не жалуюсь, всем доволен».

      «Всё не могу перестать думать о них. Переживаю за каждую».

      «Перестал искать. Пытаюсь смириться и переключиться на мысли о браке. Не получается. Хочу, чтобы сестры были на свадьбе. Даже Хока».

      «Попытался в последний раз. Ввязался в бойню, чуть не убили. Август точно искусает. И за рану на голове, и за то, что три месяца не давал о себе знать. Что бы ни было дальше, я готов. Хуже, чем было, уже не случится...».

      — Довольно!

      Альт буквально оторвал жену от сына. Она спрятала лицо в руках, и Кальм оторопело смотрел, как её плечи затряслись. Альт гладил её по спине и шептал что-то успокаивающее, пока женщина не смогла говорить.

      Она присела перед сыном на колени и сжала его руки в мокрых ладошках.

      — Мой мальчик... Мой Кальм... Магия может вернуть тебе кое-что. Нечто драгоценное. Твою настоящую жизнь. И ты должен быть сильным, когда столкнешься с болью вновь. Потому что тебе есть, кого защищать. Потому что ты — герой, у которого нет права забывать самого себя.

      Кальм моргнул. Он сделал вдох и на выдохе сказал:

      — Я готов.