Иллюзорный хруст чужой трахеи заставил волосы на затылке зашевелиться. Кальм сглотнул, глядя на то, с какой холодной собранностью циркач проник в чужой дом, а затем в окне возникли два черных силуэта. Один — защищался, другой — убивал. Динь сжал крепкие, натренированные руки на шее мужчины. У того не было и шанса спасти шкуру. 

— Так не должно быть, — онемевшими от отвращения губами пробормотал ученый. 

Где-то в пищеводе застряла рвота, не дошедшая до ротовой полости, а руки било крупной дрожью человека, который никогда не убивал. Калечил, увечил — да. Но для того, чтобы защитить свою жизнь. Он не был уверен даже в том, смог ли бы расправиться с Фридрихом, что похищал его жену и сына. Он заступался, а не…

— Он из тех, кто убил его мать.

Голос Августа звучал отстраненно. Они сидели вместе за колонной недалеко от дома жертвы. Последние месяцы, что они скитались по Северу в поисках теней прошлого, Кальм не узнавал некогда любимого человека. В блеклых глазах было что-то, чего ученый не понимал, не видел раньше. Но, быть может, не хотел замечать. Какая-то холодность, жестокость. Странная разумность.

Тяжелая кожаная дубленка прочно укрывала северянина от сырого ветра, на нос он натянул платок, скрывавший светлую колючую щетину. В слабом свете, исходящем от окон плотно насаженых жилых домов, он казался последним прохиндеем. Такой, того и гляди, всадит нож в бок и не дрогнет. Точно не его Август. 

Небольшой портовый городок на северо-западе отовсюду продувался ветрами. В ночи мрачные стены из обтесанных булыжников выглядели почти черными. Воняло плесенью и отходами жизнедеятельности жителей. Где-то вдалеке, в переулке, где не горели фонари и не доставал свет луны, кто-то закричал, отчего ученый заметно дернулся. Всё в этом городе было угрожающим и тусклым. Как будто — топи, где за каждым жахлым кустом скрывались твари, ждущие, как бы вспороть глотку очередному заблудшему дураку.

Луна-колдунья. Кальм задрал голову вверх, глядя на неё. Она красовалась кремовыми боками с рытвинами и заманивала. Мужчина прекрасно знал причину озлобленности Августа. Вийетта пропала. Они услышали вой и бросились её искать, но так и не нашли. Перерыли каждый овраг и ближайшие деревни. Попросили Диня поискать её следы — и всё бестолку. Она исчезла так, словно её никогда и не было. Лами, вернувшаяся с ручья, ничего не сказала. Лишь взгляд был потухшим и полным сожаления. Что это значило? Кальм надеялся, что Вийетта ринулась искать жену, как велело волчье сердце. Но было ли это так хорошо, как он считал? Их отношения с супругой всегда были непростыми. А, зная, что Литэ больше не существовало на человеческой земле, не сломалась бы Вийетта ещё сильнее, так и не сумев отыскать любимую?

— И что? Циркач уже убил двоих, — подал ученый тихий голос. — Динь собирается вырезать весь отряд?

— Если того пожелает, — сухой ответ, как ребенку, что задавал слишком много «неуместных» для взрослого вопросов. 

— Он отнимет кучу жизней за одну? Это честно, по-твоему?

— Ты себя слышишь? — Август повернул к нему бесстрастное лицо, опаляя льдом глаз. — Хочешь сказать, ты не мстил бы за родителей? 

— Нет, не мстил бы. Месть — отравляющее чувство. Это бы опозорило их память и…

— Голубки, выясняйте отношения потише.

Из-за колонны вышел Динь. Его эльфийская кровь сейчас была заметна особенно сильно. Весь вид арлекина так и кричал о воинственности и буре в душе. Дикие, почти безумные глаза убийцы не вязались с тем, что говорила о циркаче жена Кальма. «Добрый, игривый, слегка робкий». Ученый видел только тьму там, где Селине показался свет. 

Динь откинул за спину красную косу и спросил:

— Кто-нибудь, кроме вас, видел меня? 

— Не думаю, — поспешил ответить Август. 

— Месть для вас двоих — дело благое? — Кальм не выдержал, перебивая их.

Он упрямо скрестил руки на на груди, телом говоря, что осуждает. Кем они себя считали, раз решили убивать? Откуда возымели это право? Как вообще в чьей-то голове могло жить желание лишить кого-то его пути и будущего?

— Вы судьи или боги? — голос Кальма дрожал то ли от гнева, то ли от страха. 

Август закатил глаза, а Динь повторил позу Кальма подобно зеркалу, отгораживаясь от упреков. Не богатенькому мальчику, живущему в полной семье, его было осуждать. Невиданная наглость уже то, что он посмел навязаться с ними, святоша этакий. У него были родители, что сдували с него пылинки, а Динь лишился матери, которая научила его цирковому искусству и всему, что знала и умела. Кальм был ясным днём, который не имел права учить Диня-ночь, как мыслить и что делать. Пусть поживет ещё с век и тогда, может быть, ему будет разрешено открыть рот. 

Арлекин фыркнул, не скрывая презрения, и пошел прочь с улицы, где всего пару минут назад убил человека. Что ж, это был не первый раз и не последний. Разница лишь в том, что в этой ситуации дело было не в деньгах. Тогда, в особняке Кальма, он был преисполнен чувства вины за то, что делал, но не в этот раз. Северяне, загубившие его мать, должны были захлебнуться в мольбах пред смертным часом. 

Хотелось бы, конечно, зайти по дороге в таверну — согреться кружкой-другой напитка с высоким градусом, но оставаться в маленьком городе, где все друг друга знали, было небезопасно. Арлекин не планировал нести наказание за совершенное. Август потянул молча кипятящегося Кальма за циркачом. Уроженец Запада раздраженно вздохнул и поплелся следом, как вдруг…

Кошель, неумело сорванный у него с пояса, вылетел из рук непойми откуда появившегося воришки и упал на землю. Немая сцена. Кальм с открытым ртом смотрел на свой сиротливо лежащий кошель. Август пораженно уставился на незадачливого преступника, чье лицо стремительно наливалось краской стыда под капюшоном. Динь оказался проворнее всех и сцапал дурака за ворот, и тот пронзительно заверещал, как малолетний мальчишка. У Августа брови поползли на лоб от тонкого визга. 

— Тебе бы в артисты, а ты воруешь, — в шоке выдал он, поднимая кошель и возращая хозяину.

— Я-я! — от волнения юноша начал заикаться. — Я видел, что вы сделали! Убийцы!

Кальм побледнел. В голове пронеслись удушающие сцены того, как его родители, жена, сын и нянька отказываются от него, покрытые несмываем позором. По старой памяти захотелось хлопнуться в обморок.

— Предлагаю и его убить, — Динь кивнул носом на несчастного. 

Парнишку он всего лишь пугал громкими словами, но на самом деле не знал, что делать, если тот вдруг начнет об этом где-то рассказывать. И как только неудачливый воришка их разоблачил?

— Не сметь! — рявкнул ученый, с трудом сохраняя остатки чести. 

— Уймитесь вы оба, а.

Август устало полез в нагрудный карман и кинул несколько золотых парнише. 

— На, заработал. Проваливай отсюда и не трепись. 

Динь с сомнением посмотрел на северянина, но парня отпустил, когда Август вежливо улыбнулся ему. От пендаля, само собой, циркач не удержался, и несчастный свалился в пыль дороги. Он лихорадочно принялся собирать монеты, распихал их по карманам, боясь упустить удачу. И неожиданно ухмыльнулся, когда закончил. 

— Дурачье, вы и правда кого-то убили? — он поднялся обманчиво медленно, а потом так дал деру, что никто ничего не успел понять. — Я не вор, я — обманщик! — прокричал он, убегая. 

У Диня отвисла челюсть, а Кальм впал в ступор, снова выронив кошель. Один Август присвистнул с долей уважения. Хорош бес! Ему бы точно в артисты — петь, да людей веселить. И внешность у него была соответствующая: прямой, острый нос, глаза с блюдца, красивого изумрудного оттенка, тонкие золотистые усики над верхней губой. Девушки вились бы за ним толпами, если б дурью не маялся. 

— Пошли, — позвал спутников блондин. 

— А этот? — Динь рассеянно смотрел туда, где за углом дома скрылся «обманщик». 

— Забудь. 

Ну, забыть — так забыть. Арлекину очень хотелось отдохнуть, вместо того, чтобы озадачиваться ничего не значащими встречами и ситуациями. Кальм в это время опустошенно смотрел на свой кошель, окончательно потерявшись в происходящем. Августу вновь пришлось тащить его за собой. Вероятно, семейная сытая жизнь расхолила ученого. Северянин оглянулся на него. Так и должно было быть. Кальм заслуживал лучшего. 

Ни курта, ни утепленное полотно не спасали от проморзглого ветра. Кальм и Динь спали, закутавшись с головой. Наверняка оба проснутся с заложенными носами. Они по очереди охраняли сон друг друга, и в ближайшие пару часов была очередь Августа. Его клонило в сон от холода. Борясь с ним, он сначала похлебал остатки стылого супа, затем сходил отлил, умылся водой из кожаной фляги, получше укрыл Кальма и уселся под деревом на постил. 

Множество часов, вот так, в поле, они провели вместе с Вийеттой. Сколько в армии и сколько — в очередной дороге. После её пропажи северянин чувствовал потерю, похожую на ту, будто он похоронил подругу. Они всё расставались и сходились раз за разом, и ему казалось, что его сердце больше не было способно это выдержать. Август стал считать себя дураком. Их семью, столь ценную, разводили то враги, то судьба, то они сами. И его вины в последнем было слишком много. Потери научили понимать Руту. Она всегда боролась за них, пыталась удержать их вместе, но он раздавил все её многолетние старания. Кричал и злился, пока она снова и снова терпела и по кусочкам собирала свою надежду на лучшее. 

Обветрившиеся губы затронула дрожь, когда он всколыхнул в памяти лики любимых. Он безумно любил каждого из них, и для осознания этого ему понадобились года. Кальма, Руту, Вийетту, Литэ — всех. Самые счастливые моменты в его жизни случались именно с ними. Жаль, что понял, лишь потеряв…

Дрожащих губ коснулись неоформленные когтистые пальцы. Август моргнул и увидел перед собой зыбкую тень с круглыми зелеными огнями глаз. Взор явившегося, как казалось северянину, был тронут не жалостью, но сожалением. 

— Я заснул? — слабо улыбнулся мужчина, и тень кивнула своей черной размытой головой. 

Август попытался проснуться, но не смог. Там, в реальном мире, было ужасно холодно, а во сне его обуяло тепло. Пальцы тени ласково переместились с его губ на щеку, и он ощутил жар от этого невесомого касания. 

— Проснись, — попросила тень.

Август снова моргнул и увидел перед собой лицо Кальма. Тот выглядел обеспокоенным. Северянин потер глаза.

— Прости, — сонно пробормотал блондин. — Я подвел вас.

— Ты устал, — со вздохом ответил ученый. — Не стоило просить тебя заступать на вахту первым. Давай, ложись. Я посторожу. 

Кальм тоже выглядел измотанным, и, наверное, больше, чем остальные. Август кивнул и поменялся с бывшим любовником местами. Кальм сел на постил, а Август лег на накидку, нагретую телом уроженца Запада. Он понял, что пока машинально укладывался, вновь задремал, потому что рядом с ним опять был его неизвестный друг, приходивший только во снах. 

— Неужели я ошибся в тебе?

Этот едва различимый шепот, почти одними губами, достиг слуха Августа через шум продрогшего леса непозволительно отчетливо и ясно. Слова были и адресованы ему, и вместе с тем не должны были тронуть ушей северянина. 

Что-то внутри Августа сломалось. Нет, оно было надломано и раньше. Ломалось с каждой встречей после их разлуки, и теперь лопнуло свинцовым пузырем, осевшем в теле тяжестью и болью. Кальм больше не хотел его знать. То время, что он путешествовал с ним и Динем, всколыхнуло в нём образ того возлюбленного, которого он знал, и нынешний Август не имел с ним ничего общего. Этот Август был для Кальма незнакомцем — северянин отчетливо это ощущал. 

«Ошибся ли я в тебе?» — вопрос, на который Август мог дать бывшему жениху четкий ответ.

— Всегда ошибался… — в полудреме пробормотал блондин.

Тень коснулась его глаза, убирая непрошенную влагу, и Август наконец-то позволил себе заснуть полноценно. 

Динь, переставший делать вид, что спит, встретился взглядом с разом осунувшимся Кальмом. Ученый ему был неприятен той святостью, что ни арлекину, ни северянину не была доступна. Человек безоблачных мыслей. Почему-то, пройдя через все страдания, Кальм не имел на лике печати печали. Будто сумел исцелиться. Наверное, этим Диню он и не нравился.

— Я завидую тебе.

Кальм повернул голову к циркачу и увидел, что тот смотрит на него. Во взгляде было напряжение, но в воздухе ненадолго пропало ощущение враждебности. Вздох утонул в гуле шебутного леса. 

— Почему? — спросил ученый, но ответ был очевиден. 

Кальм имел то, о чем другие могли лишь мечтать. Семью, благополучие, спокойствие. Ничем из этого арлекин не располагал. 

Однако слова Диня его удивили.

— У тебя есть тот, кто готов умереть за тебя.

Свет в лучистых глазах Кальма померк, едва он понял смысл сказанного. Он не был так чист, каким хотел себя считать. Воспоминание того, как он сказал Августу, что уходит от него, сковало душу морозом более сильным, чем тот, что бушевал вокруг. Август злился и плакал, на коленях молил не уходить. Именно тогда Кальм окончательно уверился в том, что делал. Он годами привязывал к себе северянина, сделал его беспомощным, беспокойным и угрюмым. Их любовь была неоспорима, но она же их и отравляла. 

— Вот именно, — хрипло сказал Кальм; голос его не слушался. — Ему нужен кто-то, с кем он захочет жить. 

Динь моргнул, и его мрачное выражение лица немного смягчилось. 

— Не тот, кому он будет безоговорочно верить, а тот, кто не убьет веру Августа в самого себя. Я этим похвалиться никогда не мог, — ученый сморщился. — Я слишком жадный.

Динь смешливо фыркнул. Это было похоже на правду, и эта истина богатенькому мальчонке в шелковой сорочке под мехами явно не нравилась. Тут циркач его понимал. Сам был таким. Хотел и полную семью, и светлое будущее для цирка. К сожалению, ни то, ни другое он не был в силах исполнить. Хотел бы смириться с этой мыслью, стать «взрослым», но тот маленький Динь-Динь, который видел, как умерла его мама, так и не сумел похоронить в себе детские желания и надежды на лучшее. Поэтому он старался в цирке до изнеможения, чтобы ребята, приходящие к нему на выступления, могли прикоснуться к сказке, которой он был лишен. 

— Отпусти его, — произнес Динь. — Перестань бередить раны. Он и без тебя достаточно настрадался.

— Я знаю. Пытаюсь.

Тень взяла Августа за руку, уводя поглубже в сон, туда, где не было слышно разговора двух поневоле связанных мужчин. Северянин безропотно покорился своему странному другу и шагнул куда-то во тьму.

Он появился с пару месяцев назад, безымянный и немногословный. Сначала приходил в кошмарах, наблюдал издалека, а затем Август понял, что плохих снов с появлением тени стало меньше. Он начал пытаться разговаривать с незнакомой сущностью, и тот ответил взаимностью на нерешительный контакт. Блондин от этого испытал облегчение, потому что из-за тени он чувствовал себя чуть менее одиноким. 

В мире, куда уводила его тень, не было вечно жаждущих крови врагов или собственных слабостей, давящих на горло. Август сел на берегу места, которого никогда не видел, и посмотрел на воду. На пресной глади отражались тысячи огней ярких небесных светил. Они мерцали и успокаивали, похожие на светлячков, но только не такие противные и гудящие. 

— Эти созвездия есть в реальном мире? — блондин устало опустил ресницы. 

На Севере, где они провели уже, пожалуй, — нет, лично он, — слишком много времени почти никогда не было видно звёзд. В холодных краях, в которых он родился, небо всегда было затянуто плотными мрачными тучами.

Тень кивнула, едва заметно колыхнулась рядом. Август этого не видел, но будто почувствовал. 

— Красиво, — улыбнулся мужчина. 

— Ты можешь остаться здесь навсегда, если захочешь. Со мной. 

Голос, столь редко слышимый Августом, отозвался непонятной болью в сердце. Тихий, вкрадчивый, исполненый ожидания. Август словно слышал его раньше и при этом никогда не знал.

Голова от почти интимной просьбы преисполнилась тревогой. Он мог позволить себе сдаться? Он имел на это право? И как по колдовству, поодаль от них, появились две фигуры, от которых у северянина сердце сжалось в груди. 

— Ты не можешь меня бросить! Не поступай так со мной!

Голос, наполненный слезами и отчаянием, вырвал из Августа грустный вздох. Пара, что прямо сейчас расставалась перед ним и тенью, была ему хорошо знакома. Было странно видеть себя и Кальма со стороны. 

— Ты же сказал, что вспомнил меня, вспомнил нас! 

Август из прошлого цеплялся за изысканную рубашку ученого и молил, будто, если бы любимый ушел, то северянина сразу забрала бы смерть. Тогда Август так себя и чувствовал. Что умрет без Кальма. 

— Вспомнил, — печально ответил любимый, но взгляд карих глаз остался непоколебим. — Потому и ухожу. Я превращаю тебя в жалкого человека. 

— Это не так! Прошу тебя, я стану лучше, слышишь? Я всё сделаю! — Август упал на колени перед тем, кого не мог потерять; на руках Кальма он оставлял пылающие, соленые поцелуи. — Я стану, кем скажешь! 

— Довольно! — Кальм оттолкнул его, и в тот же миг тень взмахнула рукой, рассеивая кошмар. 

Нынешний Август, с трудом переживший эту разлуку, потер увлажнившиеся веки. 

— Он прав. Я жалок. Всегда таким был.

Тень мотнула головой, не соглашаясь с ним. Она хотела что-то сказать, но неожиданно рассеялась под чей-то громкий угрожающий вскрик:

— Покажись!

Блондин резко сел на плаще, мятый, сонный и испуганный. Динь метнул тонкий нож в кусты неподалеку, и оттуда раздалось взволнованное «ой!». 

— Не попал? — Кальм, готовый бить пришедшему морду голыми кулаками, не смог скрыть удивления. 

Динь на это злобно оскалился, уязвленный до глубины души. Судя по его лицу, следующий нож предназначался ученому. 

— Не убивайте, выхожу!

Ничего не понимающий Август увидел, как из кустов выбралась смутно знакомая персона. Парнишка, что надул их ранее, широко улыбнулся, подняв руки вверх. В пальцах он как в насмешку держал оружие циркача. Шапка волос светилась на солнце, и северянин с трудом понял, что уже рассвело. Он быстро обтер лицо ладонями, вынуждая тело сбросить вязь сонливости, и заставил себя подняться на ноги. 

— Снова пришел деньги вымогать? — бросил ему блондин так, словно они были знакомы много лет.

Парнишка улыбнулся ещё шире, расцветая от удовольствия.

— Разве я вымогал? Ты сам мне подал. 

Август не нашелся с ответом, и, к удивлению его спутников, вдруг рассмеялся. 

— Ты прав. 

— Что тебе надо? — перебил их диалог суровый Кальм. 

— Хочу с вами, — парень пожал плечами; видно, не считал это неуместным. 

— Чего? — даже бойкий Динь-Динь не сразу обрел дар речи. 

— Возьмите меня с собой. Умею читать, писать и заболтать могу, кого угодно. Возьмите меня с собой, куда угодно. 

Глядя на их вытянувшиеся лица, он честно, не без нотки веселья, добавил:

— Я сбежал из дома. 

Понятно. Мальчишка, решивший, что в родных краях ему больше места нет, и начавший промышлять обманом, чтобы заработать на хлеб. До тоскливого обыденная история. Но, странно, Август душой откликнулся на неё. Живя с отцом, он тоже мечтал о таком. Исчезнуть куда-нибудь, где отцовья тяжелая длань его не коснется. 

— И что, готов взяться за любую работу?

— Ты с ума сошел?! — Кальм схватил северянина за рукав. — Очевидно же, что он поимеет с нас какую-то выгоду!

— Конечно, поимею, — влез парень. — Буду свободен и буду при деле. Большего не прошу. 

Он опустил изумрудный взор на руку ученого:

— А это, к слову, невежливо. 

Август с Кальмом оторопели от такой прямоты, и последний неосознанно отпустил рукав блондина. 

— Приплыли, — подал голос Динь. — Прикормил птенца. 

В его планы не входило то, что появятся лишние уши. Как минимум, они уже попались на его уловку и сами выдали то, что пришли в город кого-то убить.

— Так. — Арлекин сжал пальцами переносицу, страдая от мигрени. — По-тихому убрать пацана уже не получится, так что сам решай, что с ним делать.

— Я? — Август ткнул в себя пальцем.

— Прогнать — и дело с концом! — возмутился Кальм, на что Динь резко ответил:

— Помнишь, о чем мы говорили? Заткнись, и пусть Август разбирается с мальчишкой самостоятельно. 

Северянин встретился глазами с циркачом, недоумевая. Динь его защищал? Крайне необычное ощущение. 

Август посмотрел на ждущего недо-воришку. Решение? Какой непривычное и страшное слово. И, похоже, для Августа это было тем самым шагом к пути мужчины, каким он хотел быть. Он набрал полную грудь воздуха, выдохнул и произнес:

— А звать тебя как?

Мальчишка ярко улыбнулся.

— Зови меня Сомбра.