Билли совсем не соскучился по Афганистану.

Он возвращается на привычную (отчасти даже родную) для себя базу и слышит, что в Кветту больше не поедет. Теперь там полноценный тренировочный лагерь для новобранцев, а Билли уже не новенький. Через год он сам сможет в Кветте выступать в роли военного инструктора.

Знакомых лиц в отряде становится вдвое меньше, и сержант Уилкинс кратко рассказывает, что кто-то сейчас в процессе сопровождения конвоев, других — перехватили на соседние базы.

— Троих вызвали в Панджшер. — Cержант не говорит вслух, что боевые действия в том районе вновь активизировались, но Билли это и так знает.

— Давно они уехали?

— Месяц назад.

В пределах Афганистана такой срок — похоронный. Вернуться из Панджшера живым практически невозможно. За стратегическое ущелье беспрерывно дерутся советы — с одной стороны — и вся мусульманская рать — с другой. Конвои с американским оружием подвозят моджахеды, но в редких случаях американских военных просят эти колонны сопроводить.

Когда груз слишком внушительный и рискует подорваться без должного управления.

Билли больше ничего не спрашивает. Выслушивает дальнейшие указания и кивает, когда сержант говорит, что к концу недели он отправится с рядовым Фергюсоном в сторону Герата. Для общения с одним из полевых командиров «шиитской восьмерки».

— Считай это продвижением по службе, Харгроув.

Билли кратко благодарит в ответ.

Конечно, он лично ни с кем разговаривать не будет, для этого есть старшие по званию. Но он должен будет передать свежие снимки со спутника импровизированным союзникам (а что на них снято Билли знать не положено, для этого тоже есть старшие по званию).

Он хорошо помнит Фергюсона, потому что вылетал с ним из Штатов. В том огромном бесполезном самолете, который делал остановку в Греции. У Фергюсона кожа лоснится еще хуже, чем у дружка Макс. Да и он его напоминает своим туповатым внешним видом. Даром что носит очки и знает какие-то там языки. Вечно шелестит своими словарями и не может заткнуться после отбоя. Именно Фергюсон у него в первый день на базе спрашивал, какие Билли знает фразы на местном языке. На случай плена или помощи гражданскому населению.

Никаких абсолютно, разве непонятно (до сих пор).

Билли не считает себя бессмертным, но надеется на справедливую долю неуязвимости.

Он встречает довольного Фергюсона тем же вечером, и тот сразу же просит называть его Остином (Билли так делать точно не собирается). Парень он, конечно, неплохой, но треплется до тошноты много. И очень похож на взрослую версию хоукинского Синклера.

Откровенно говоря, Билли вскакивает на волну агрессии еще до того, как начинает писать новое письмо. Утомительная жара афганской пустоши, болтливый Остин <s>Синклер</s> Фергюсон и неудачные воспоминания о последних днях на Азорских островах раздражительно царапают Харгроува по вискам, когда он достает бумагу и ручку.

И пишет свой манифест единым порывом.

«Значит так, золотце.

Макс мне все рассказала.

Не знаю, прослушал ли ты мое сообщение на автоответчике или нет, но я от своих слов не отказываюсь. Мне казалось, что наглухо отбитые военные не идут ни в какое сравнение с мирными гражданскими. Но нет. Ты со своим альтруизмом взрезанный в десятки раз больше, чем каждый из увиденных мною солдат.

Какая к черту секта? Что происходит? Ненавижу, когда мне лгут. Ненавижу, когда мне лжешь ты

Я вернулся в Афганистан и сразу же получил назначение, вот сюрприз. В этот раз в моей команде какие-то полуспортивные задроты со своими персидскими словарями и парочка старшин. Не могу сказать, куда мы едем и зачем, но у меня даже есть особенная роль в предстоящей операции. Если ее можно так назвать.

Пока я рассказываю тебе бесполезные детали, которые ты никогда не сопоставишь в единую картину, Хоукинс снова проклят разгребать какую-то полумистическую хрень. Почему я не удивлен, что вы все — в ее эпицентре? Почему я не удивлен, что ты меня не послушал

Я так и не дочитал Брэдбери. Постараюсь сделать это за время предстоящей поездки. Если вдруг у меня найдется свободное время.

До этой части Афганистана я еще не доезжал.

Оказывается, между всеми исламистами региона есть большая разница. Я еще не понял, правда, в чем она заключается, но они из-за этого режут друг друга в лоскуты со времен пророка Мухаммеда. Не буду говорить о том, как это звучит со стороны адекватного человека. Но местным нормально, они по этим диким правилам выживают уже много лет.

Неудивительно, что Ближний Восток — пороховая бочка нашей планеты. Такое скопище ненависти и нефти в любой момент может подорваться. Новым вооруженным конфликтом.

На котором кто-то предусмотрительный решит заработать деньги.

Впрочем, свою часть от этого я тоже получаю.

Харрингтон, я надеюсь, что твоя голова останется на месте потому что я лично хочу ее оторвать после всех неанонимных встреч в этом вашем помешанном кружке. Ради всего святого смешно да, не впутывай в это Макс. Но ей я еще отдельно напишу целевые указания.

p.s. Будто бы и не было этих трех недель, которые я провел посреди Атлантического океана. Будто бы и не было этих месяцев, которые я провел вне Хоукинса.

Дни пролетают очень странно. Потому что после себя они не оставляют воспоминаний.

Только сухую статистику побед — твоих личных над смертью и общевоенных.

Билли»

***

Письмо от Стива Билли получает утренней почтой перед отъездом в Герат.

Сминает конверт в руках и едва сдерживает неожиданное волнение. В этот раз их внушительная оружейная колонна доедет до Кандагара, а уже оттуда несколько бронированных машин отделятся от основного транспортного потока, чтобы направиться в сторону Герата. Билли даже придется сменить своего водителя на относительно безопасном участке маршрута. Он сядет за руль впервые за долгое время, чтобы проехаться по доисторическим афганским просторам.

Прежде чем заскочить в грузовик, Билли смотрит на себя в боковое зеркало.

И видит там совершенно другого человека. У которого раньше волосы щекотали затылок, а ухо было проколото сережкой (отец на такое реагировал, сцепив зубы). Чем больше Билли вглядывается в зеркальную гладь, тем резче кажется ему переход отражения в качественно иную плоскость. Потому что он не узнает въевшийся в кожу загар и очерченное после долгих тренировок лицо. Билли сейчас в своей лучшей физической форме, но рад этому только наполовину.

На другую же ему хочется стать прежним.

Объекты в зеркале ближе, чем они есть на самом деле.

Зеркальный Билли времен Хоукинса вряд ли теперь вернется вообще. 

Путь назад ему разбомбили советы. Хорошо хоть номинально.

Он подставляет письмо Стива к солнечному свету, который душными лучами заполняет кабину грузовика, и хмурится после каждой строчки. Водитель озадаченно оглядывается на Билли, но тот целиком отдается письму, в котором Стив Харрингтон, кажется, кого-то убил и теперь ожидает расследования в полицейском участке Хоукинса.

Сбежать из него, в принципе, можно без особых стараний.

Билли пытался, когда его однажды взяли за попытку пьяного вождения.

Он честно уговорил его отпустить, пока не схватился с дежурным по участку на почве взаимной неприязни, и отправился обратно в камеру высиживать заслуженное до утра.

Теперь в этой камере Стив Харрингтон.

И так как все письма запаздывают, то его либо уже успели отпустить.

Либо приговорить.

И вместо реальных фактов в своем послании он рассказывает, почему его бросила подружка и когда она собирается выходить замуж. Билли не думает, что в этих письмах Стив точно так же бежит от реальности, как и он сам.

И кто такая Робин, мать ее.

— Плохие новости? — участливо пытается спросить водитель, но Билли с такой силой складывает листки обратно в конверт, что интересоваться повторно желания не возникает.

— Неприятности в городе.

Билли все больше укрепляется в мысли, что когда он вернется, то еще раз хорошенько проедется по физиономии Харрингтона. Для профилактики поступков необоснованной тупости.

Билли интересно подменяет в своих рассуждениях «если» на «когда». И, по всей видимости, считает, что его служба в армии более осмыслена, чем хоукинские приключения Макс и ее компании.

Но, как ни крути, провести воспитательную беседу со Стивом все равно придется. Билли ловит себя на том, что чешутся у него совсем не кулаки.

И пока он не собирается этот вопрос развивать. Даже в собственном воображении.

Возможно, Билли изменил бы свое мнение, если бы знал, что все последующие письма от Стива его не найдут. И вернутся обратно в Америку, не добравшись до адресата в силу объективных причин.

«Привет,

что ни письмо — то детективная история, как вы влипаете в очередные неприятности и огребаете от всевозможной чертовщины этого города. И мне уже надоело смотреть со стороны, как вы лажаете.

Я так понимаю, попытки Харрингтона вам помочь закончились плохо, да? Не знаю, чем обернулась его история, но если вам нужны деньги, например, на залог или чтобы вывезти какой-нибудь труп в лес, то напиши мне. Вроде как, я теперь обладатель независимых финансов.

Когда ты успеваешь учиться, Макс? При такой насыщенной внешкольной жизни.

Я окончательно оправился после пули в плече. Остался светлый шрам, почти незаметный. И никаких посттравматических проблем. Хотелось бы продержаться в таком состоянии до конца контрактной службы, но сомневаюсь, что мне так повезет.

Я хотел было передать пару слов отцу, но не придумал, что написать. Поэтому можешь сказать что-нибудь за меня. А лучше ничего ему не говори. Не надо.

p.s. Я думал, что в такой дыре, как Афганистан, буду скучать по Хоукинсу.

Но я не скучаю.

Я часто вспоминаю Калифорнию. Туда бы я с радостью вернулся.

Билли»

***

Билли покидает Кандагар на рассвете. И точно не видит, как алые солнечные блики накрывают его профиль залатанной пеленой.

С головой.