Стив зевает, трет глаза. Отвлекается на телефонный звонок. Выслушивает от Робин, опаздывающей на смену, какие-то нелепые оправдания. И просит, если что, отмазать ее от менеджера, если тот вдруг решит появиться тоже.

Мол, отравилась, но скоро выйдет из уборной.

Мол, такой адский трафик, что встряла в пробке на велосипеде.

Стив уверен в том, что встряла она, скорее всего, у своей подружки. И отравилась ею же. Но никак не комментирует. И обещает если что прикрыть. Потому что по большому счету ему все равно, одному сидеть на смене или с кем-то.

Тем более что Робин уедет осенью в колледж. И Стиву придется срабатываться с кем-то еще. Потому что он свое окно для подачи документов, опять же, упустил.

И в следующем году, скорее всего, упустит.

И дальше. И снова.

Он больше оправдывается даже не тем, что ждет человека, который может никогда не вернуться. А тем, что Хоукинс без него пропадет. Да, тут каждая собака уже знает, как обороняться. Но у Стива все равно побольше опыта и навыков. Если бы за это еще платили.

Смотреть кино в видеопрокате — тоже не самая пыльная работа. Это просто он уже разучился получать удовольствие от его просмотра.

Стив ставит фильм на паузу, когда слышит звонок колокольчика входной двери. У начальства новый заскок — не смотреть ничего, когда есть посетители. Типа не распугивать. Не мешать выбирать. Только консультировать, если возникнут вопросы.

Учитывая, что фильмов он пересмотрел за последние месяцы больше, чем Робин, например, за всю жизнь, топовым консультантом здесь становится именно Стив.

Не то чтобы его особенно это радовало.

Или что-то еще в принципе.

В голосе посетителя Стив слышит нарочито сексуальную бархатцу и осознает значительно раньше, чем на этот голос оборачивается. Как только он видит Билли, ему кажется, что сознание играет с ним злую шутку. Подбрасывает галлюцинацию.

Будто Стив сам находится в пустыне собственной жизни. И вот перед ним вырастает мираж. До которого не дотянешься. К которому не прикоснешься.

Который и не услышишь, на самом деле.

Но волосы Билли короче, чем были. Черты лица острее. И во взгляде нет насмешки. Стив не настолько фантазер, чтобы его сознание могло нарисовать ему такую картину. Стив реалист.

И Билли перед ним реален.

Колокольчик над дверью снова звенит.

— Мы закрыты, — бросает Стив резко, не сводя с Билли глаз.

— Но вы только час как открылись! — слышится возмущенный голос.

— Технический перерыв, — говорит Стив.

Он обходит стойку. Порывисто, неловко проезжаясь боком по ее краю. С сиюминутным раздражением машет рукой на незадачливого посетителя. Подходит к дверям. Переворачивает табличку так, чтобы любой прохожий видел, что закрыто. Поворачивает ручку замка, запирая.

Это — момент, на котором Стиву совершенно все равно на все, что происходит за его периметром. Даже если притащится менеджер. Даже если за такие вот выходки его уволят.

Краски в его личный серый мир возвращаются, начинаясь с красного, как рубашка Билли.

Внутри у Стива все дрожит, когда он оборачивается от запертой двери и замирает, неверящим взглядом рассматривая его. Совершенно точно не придуманного.

— Я знал, — произносит он. — Я вот знал, что ты вернешься, чувак. Я...

Только тебя и ждал.

Губы Стива дрожат в улыбке, а слов оказывается резко недостаточно. Но он все же боится преодолеть расстояние и хотя бы по-приятельски Билли обнять. Ну там, похлопать по спине, не задерживаясь в этом объятии дольше положенных двух секунд. Словно Билли и правда может раствориться в пространстве, едва Стив сделает к нему шаг.

Ему одновременно страшно и здорово. И он не знает, как себя вести.

Можно было сколько угодно представлять первую встречу спустя адскую кучу времени. Придумывать идеальные фразы для подката, которые уж точно сработали бы (в фантазиях) гораздо лучше, чем с девчонками, приходившими купить пару шариков мороженого. А еще в фантазиях можно выглядеть сколько угодно не помято.

Реальность такова, что Стив счастлив видеть Билли, растерян под давлением чувств и, вообще-то, даже банально перестал в последнее время укладывать волосы.

Ну что это такое.

Катастрофа.

— Кофе, — выпаливает Стив, делая сначала шаг вперед, а затем назад. — Хочешь кофе? У меня тут, правда, только какой-то паршивый растворимый. Нам не хотят покупать кофемашину. Но пить можно. Или включить что-то? О, у меня ведь есть кассета с «Комм»...

Стив проглатывает последнее слово, вдруг понимая, насколько глупой была сама идея держать под стойкой кассету с мало того что бессмысленным боевиком, так еще и с названием, начинающимся на «комм».

Комм — унизм?

Ага. Ну не дурак ли.

Совершенно точно дурак. Потому что привык идти на риск только под давлением обстоятельств, а не потому что так хочется и, может, будет лучше в итоге самому. Потому что все еще мнется около запертой двери, при этом задыхаясь от волнения, шквальным ветром едва ли не сносящего с ног.

Стив нервозно смеется. На секунду буквально отворачивается. Чтобы, повернувшись, убедиться — Билли все еще здесь. Никуда не делся. Не привиделся. Не приснился. Не телепортировался на минуточку.

Он и правда здесь.

Да пошло оно все.

— Нет, — говорит Стив, собираясь (и с мыслями, и с силами, и со всем на свете ). — Неа. Просто не слушай меня. Я...

Он больше не собирается с собой так поступать. Терять время и теряться, упуская возможность за возможностью, потому что где-то не хватило наблюдательности, где-то чуткости, а где-то банально ума.

К черту.

Стив преодолевает самое небольшое расстояние, возникающее между ними за последний год. И ему, конечно, хочется узнать о многом. Как Билли сам. Что с ним происходило. Какого черта он вот так, без предупреждения. Но Стив не собирается ни о чем расспрашивать, потому что прямо в этот момент ему достаточно только того, что Билли вернулся.

И он обнимает Билли, устраивая одну руку на поясе, а второй обвивая шею. Лицом утыкается куда-то в его плечо. Прикрывает глаза, чувствуя тепло и запах его тела, не пробитого насквозь шальной пулей, не окоченевшего. И в объятиях этих, не встречая агрессивного сопротивления, остается куда дольше несчастных пары секунд, обрисовывающих обычно приятельские отношения, а не более тесные.

Стив поднимает голову. Щекой прижимается к щеке Билли.

Он больше не собирается терять время. Потому что порой лучше просить прощения, чем разрешение. Потому что он слишком хорошо понял, что ему есть, что терять, только когда перед ним на стойку легло уведомление, насквозь прошившее его. И Стив едва отстраняется, чтобы обеими ладонями следом обхватить лицо Билли, заглянуть в его глаза и вжаться в губы поцелуем. Практически целомудренным, но тянуще царапающим все естество ощущением абсолютной правильности происходящего.

Во второй раз Стив отстраняется, чтобы, резко вспомнив о письме, достать потертый конверт из кармана.

— Доставка лично в руки, — с едва заметной надломной сиплотой в голосе говорит Стив. — Извини, немного помялось.

И конверт свой, точно как сам Билли, побывавший в аду и вернувшийся к нему, Стив передает. Ладонью прижимает к груди.

И улыбается. Так широко и ясно как, казалось, уже разучился. Так, как совершенно точно никогда не думал, что будет улыбаться Билли Харгроуву.

Тому, которого стоило ждать.

Тому, которого он дождался.

— С возвращением.