Мишель вернулась поздно. На улице становилось прохладно. Кроткий прибой моря постепенно стихал, а чайки замолкали. Джек сидел на широкой каменной лестнице, одной рукой прижимаясь к ажурным перилам.

Быть может, смотря куда-то далеко, парень в глубине души надеялся что-то увидеть. Что-то такое, что прежде он никогда не замечал. Но чудо не происходило, а это «что-то» так и не появилось. Джека это огорчало. Небесно-голубые глаза постепенно потухали, превращаясь в небольшие серые пятна, грязные и мутные.

Заглянув в дом, Трефил обронил:

— Я на пляж.

Вскоре из кухни послышался голос Мишель, уставшей и немного измотанной:

— Только возвращайтесь к ужину, господин.

После чего, девушка ударила тряпкой по шкафу, отпугивая мошкару.

Хлопнув дверцой широких винтажных ворот, Джек направился вниз по дороге — к пляжу. По пути парень не раз оглядывался назад, всматриваясь в уходящие вдаль очертания особняка. Порой он размышлял, для чего именно Майкл и Моника приобрели такой большой дом. Для красоты? Или же для него вместе с Мишель? Если подумать, сколько бы раз Джек не приезжал в Нантакет, он встречал родителей всего пару раз. И то, в тех случаях, если у них выдастся «несложный месяц». Тогда созревал вопрос: зачем они приглашали его к себе, одной строчкой в открытке с видом на море?

Сколько Трефил не спрашивал у Моники, ответ был один: «Появилась возможность». Такие слова не давали ответа на вопросы, накипевшие за долгое время проживания здесь. А Майкл и вовсе молчал, постоянно ссылаясь на дела по работе.

Отчаявшись, однажды Джек решил спросить Мишель об этой тайне. Но девушка не до конца представляла ситуацию, поэтому не могла дать точного ответа. А блокноты, оставленные Моникой во время отъезда, свидетельствовали об ещё большей секретности дела. На одной из страниц, вместе с какими-то промежуточными записями, был зарисован маленький Джек, лет семи-восьми. Он искренне улыбался, одной рукой показывая большой палец вверх. Этот рисунок слегка озадачил Трефила, но рыться дальше в личных записях Моники он не стал, решив оставить их на крайний, более важный случай.

Можно предположить, что Джек не пожалел бы любых методов для того, чтобы добраться до правды, но это далеко не так. Парень лишь питал интерес к этому делу, но лезть за пределы чужих границ не собирался. Если ему и удалось отыскать записи Моники, то прежде всего вина лежала на Мишель. Если бы женщина сокрыла их более тщательнее, то никакие лишние руки не коснулись этих записей. Но перебирать каждое слово, лезть дальше — вглубь блокнота, зелёноволосый не хотел. Моника всё же его мать, и это будет слишком подло с его стороны. Во всяком случае, то, что ему было нужно, парень посмотрел. Остальное уже не важно.

Как бы то ни было, Джека всё ещё волновали мысли, по поводу того, зачем Моника ежегодно приглашает его в Нантакет. Явно же не просто так. Одна из версий заключалась в следующем: женщина хочет увидеть Трефила, но из-за дел, у неё этого не выходит. Другая — Моника просто боится, что её единственный сын будет жить в нелюбви вместе с бабушкой Мэри и дедушкой Тайсоном. Ведь когда-то, она прекратила общение со стариками от слова вообще. Что именно произошло между ними, Джек точно не знал. Единственное, что он понимал, так это то, что Моника предпочла безбедную жизнь рядом с Майклом скудному деревенскому быту.

Зелёноволосый не держал обиды на мать. Она многое для него сделала, а ненавидеть её за дела былых дней не имело смысла. Женщина этого не заслуживала. Пускай иногда Джеку хотелось получить от неё совсем не то, что Моника обычно делает. Ему были совсем ни к чему крупные денежные купюры, ему хватило бы и нескольких тёплых слов, сказанных в его адрес. Но, к счастью или нет, этого не случалось. Моника была слишком занята для забот о Джеке, а вот денег у неё было в избытке. Хотя, рано ещё говорить, какие именно у женщины были мотивы. Пусть она кажется тёмной лошадкой, до тех пор, пока не окажется на переднем плане истории...

Пройдя шоссейную трассу, выложенную в короткую узкую полосу, около дома Трефилов, Джек присмотрелся. Перед глазами показались те самые уродливые ветки скорчавшихся деревьев, и отголосок голубого фрагмента. Фрагмента моря.

Каким бы страшным ни казался парк, парень уверенно шагал по узкой каменистой тропинке, давно заросшей травой. Даже спустя столько лет, Джек продолжал пугаться этого места. Но путь через парк был единственным, который вёл на пляж прямиком. Остальные же, проходили вдоль увесистых скал и обрывов, плавно перетекая в поляны.

Во всяком случае, избегать встречи с пляжом, Трефил не собирался, даже если ради него приходилось пересекать столь нелюбимое место.

Сломанные, погнувшиеся ветки грозно упирались в сторону неба, извилистыми концами пугая прохожих. Трава ссохлась и со стороны казалась похожей на стог сена. Не самое приятное зрелище, но деваться было некуда.

Вскоре, минув огромный изуродованный временем дуб, Джек вышел к песчанаму берегу. Волны колебались, слегка касаясь небольших валунов, лежащих около краёв водоёма. Парень сел на травянистую сторону берега. Перед глазами замелькали блики розовато-оранжевых лучей и уходящие за горизонт облака. А мутное солнечное пятно постепенно исчезало из поля видимости.

Положив руку на подбородок, Джек улыбнулся. Перед глазами пронеслось, как много лет назад, когда парк цвёл и пах, он вместе с Мишель гулял по этому месту, пока случайно не вышел к морю, отбившись из рук девушки. Всё было ровно так же, как выглядит сейчас. Разве что парк стал похож на огромное изуродованное место, вызывающее у Трефила отвращение.

В какой-то степени он горевал о том, что сделало время с этим огромным цветущим парком. Но изменить что-то было уже слишком поздно. Время сделало своё.

Те глупцы, которые говорят, будто бы время способно лечить, глубоко ошибались. Время не лечит, оно лишь усугубляет существующие проблемы. Лечится сам человек, точнее адаптируется к подходящим условиям. Время тут совсем не причём.

***

— Закат сегодня красивый, не правда ли?

Из-за кустов послышался тонкий девичий голосок. Вскоре Джек заметил рядом с собой девушку с короткими рыжим волосами, завязанными в два тоненьких хвостика. На её лице красовались едва заметные веснушки, а в изумрудно-травянистых глазах отражались волны.

Джек протёр глаза, мотая головой из стороны в сторону. Парень не на шутку испугался, когда откуда-то неожиданно показалась незнакомая ему доныне девушка.

Парень вздрогнул:

— Наверное мерещится.

Но ответ поразил Трефила до глубины души:

— Тебе не мерещится. Ты же не сумасшедший?

— Теперь появился повод проверить это.

Джек отодвинулся в сторону и закрыл руками глаза. Из головы не уходил образ незнакомки с необыкновенно красивыми зелёными глазами.

— Что-то случилось? Разве есть повод пугаться?

Парень прикрыл глаза. Девушка всё ещё сидела напротив него, прижав колени к себе. Глаза была направлены куда-то далеко. Они были великолепны и изумительны, но, всматриваясь в них, Трефил видел пустоту. Такую же пустоту, которая заполнила и его небесно-голубые глаза.

— Нет, просто... — парень замялся, — Непривычно видеть незнакомого человека... Ты ведь не местная?

Девушка помотала головой:

— В этом ты ошибся. Я родилась и выросла в Нантакете, не местный здесь лишь ты.

— Прости, — Джек побледнел, — Не стоило было бросать на ветер слова по поводу того, чего сам не знаю.

— Твои волосы... Это твой натуральный цвет?

Джек рассмеялся:

— Совсем нет. Мой натуральный цвет – это песочный. А покрасился я уже давно, чуть более нескольких месяцев назад.

Девушка удивилась:

— Зачем? Тебе разве не нравился твой натуральный цвет?

— Нравился, просто... — Трефил опустил взгляд, — Просто зелёный мне нравится гораздо больше, нежели песочный.

— А ты похож на одуванчик, — девушка улыбнулась, — Наверное спустя несколько лет и в белый покраситься захочешь.

— Мне правда очень нравятся эти цветы. Такие простые, но в то же время изящные...

Девушка протянула руку:

— А в этом мы с тобой похожи. Я Люси.

— Джек Тр... — начал парень, но вскоре опомнился, — Просто Джек.

— Очень приятно, просто Джек, — Люси рассмеялась, — Не знаешь ли ты, когда должны распуститься одуванчики?

Трефил обомлел:

— О чём же ты? Так вот же они!

Парень указал пальцем на тлеющую под солнечным углом поляну. Жёлтые, солнечные одуванчики буквально разжигались, превращаясь в сотни сверкающих огоньков.

— Я имею ввиду, когда одуванчики прекратят цвести и начнут распускаться, уподобляясь ветру.

— Примерно в середине месяца, — Джек задумался, — Никогда раньше не замечал, как распускаются одуванчики.

— А ты присмотрись, — Люси иронично улыбнулась, — Тогда тебе откроются многие тайны и загадки.

С этими словами девушка исчезла. Казалось, будто она и вовсе не проявлялась. Словно её не было здесь от слова вообще.

***

Джек открыл глаза уже под утро. Яркие лучи солнца падали в глаза, а нежно-голубые оттенки неба расплывались, подобно краске. Голова гудела, а в глазах плыло. Парень попытался встать, уперев локти в траву. Всё те же волны продолжали колыхаться друг о друга, чайки кричать, а брызги попадать на толстовку.

Джек встал, мотая головой из стороны в сторону, ещё сильнее запутывая волосы. Он взглянул на небо, а вскоре понял, что проспал здесь всю ночь. «Ужин наверняка остыл», — размышлял Трефил по дороге обратно, в особняк.

По пути парень не раз размышлял о той загадочной девушке, посетившей его «заветное место». Сколько бы раз Джек не приезжал в Нантакет, он не припоминал и раза, когда замечал эту девушку. Люси, кажется. Может она ему просто приснилась, а все произнесённые слова ничем не отличались от навождения и миража?

Парень не знал ответа. А чтобы отвлечься от гнетущих разум мыслей, всматривался в облака, растёкшиеся по небу, словно краска по полотну. Это зрелище успокаивало и в какой-то степени заставляло Джека чувствовать себя счастливым, свободным от рамок и правил.

Войдя в дом, Трефил отбросил обувь в сторону, быстрыми шагами направляясь в кухню. На столе, покрытая тонкой пищевой плёнкой, стояла тарелка. Ажуры, подобно ниткам, изгибали контур тарелки, плавно перетекая в основание. Стянув плёнку в сторону, Джек заметил несколько аккуратно обрезанных лимонных кексов с дольками изюма на вершинах.

Парень сглотнул. Лимонные кексы стояли на втором месте среди любимых блюдах после персикового пирога. А Мишель готовила их бесподобно. Разломив кекс на две части, парень вкусил аромат свежего лимонного сока, перемешанного с нотками ванили и изюма. Он съел их один за другим, неспешно и без лишнего терпения, временами бросая взгляд на приоткрытую форточку по ту сторону стены. Он вовсе не беспокоится о том, что Мишель могла его вчера потерять. За долгие годы приездов Джека в особняк, девушка смирилась с бесконечными выходками и опозданиями.

Когда парень куда-то отходил, Мишель прекрасно осознавала, что вернуться он может и к вечеру, и на утро, и к концу недели, если ему это будет удобно. В этом Джек напоминал Майкла в молодости, когда мужчина мог не возвращаться в дом месяцами, лишь бы вдоволь нагуляться и отдохнуть. Нет-нет, Джек не проводил месяцами на улице, лишь бы только не возвращаться в дом. Парень попросту предпочитал гармонию природы городской суете несмотря на небольшие размеры Нантакета. Этот город напоминал один сплошной муравейник с малым количеством муравьёв. Шумящий, но в то же время тихий.

На столе помимо тарелки с кексами лежала записка, написанная аккуратными строчными буквами:

«Я вернусь к концу дня. Ужин с чаем на столе, если что, я буду в городе.

С уважением, Мишель».

«Как же на неё похоже», — улыбнулся Джек, вспоминая холодный изумрудный взгляд девушки.

Если подумать, Мишель всегда была такой. Вежливой и одновременно холодной, подобно снежной королеве. А короткие пепельные волосы добавляли образу дополнительных деталей и изюминок. Зачастую казалось, что девушка вовсе не показать себя в лучшем свете. Она вела себя сдержанно, практически не показывала эмоции. Но лицемерить ради чьей-то выгоды девушка бы не посмела.

«Я выше всего этого», — однажды пробурчала Мишель себе под нос. Неизвестно, что могло быть у неё на уме, порой даже Джек удивлялся как можно оставаться настолько спокойной и непоколебимой, во время каких-либо важных событий, которые могут решить дальнейших ход жизни.

Отчасти на формирование характера Мишель, повлияло материальное положение семьи. Отец, будучи коренным американцем, скончался от тяжёлой болезни, когда девочке было чуть более пяти лет. А мать происходила из древнего китайского рода, обладала хрупким телом и была совершенно не приспособленна к жизни. Поэтому, когда наследство, оставшееся от отца, начало заканчиваться, Мишель бросила учёбу и устроилась на первую попавшуюся работу: мыть полы в одном из светских ресторанах города. Затем девушка начала совмещать одну работу с другой, другую с третьей, и так до того момента, как в её жизни не появилась мать Джека.

Моника предстала перед ней гордой американкой, обладающей изумительными глазами. Девушка предложила работу, которая заключалась в обязанностях обыкновенной горничной, но это не смутило Мишель, и вскоре девушка согласилась.

По-началу девушке приходилось одиноко: особняк, расположенный на краю города, ещё сильнее отдалял Мишель от семьи и знакомых. Но однажды летом, традиционно убираясь в гостинице, девушка услышала шаги. Это был Джек. Совсем мальчишка с растрёпанными волосами песочного цвета. В его глазах Мишель увидела что-то похожее на волны. А искрящаяся улыбка ещё сильнее поразила девушку. Впервые за всю свою жизнь, она встретила такого человека: яркого и пылающего, подобного солнцу, но в то же время таинственного и загодочного, напоминавшего луну.

«Словно одуванчик», — подумала Мишель знакомясь с гостем, единственным сыном Трефилов.