Ближе к вечеру, когда солнце успело скрыться за горизонтом, Люси вернулась домой. После тёплых прощаний с Моникой, девушка направилась по длинной вытянутой тропинке, к дому. Ветра не было, и лишь лёгкие касания листьев доносились сквозь чистый морской бриз.

Подходя к дому Люси не раз оборачивалась, в надежде услышать знакомые голоса, увидеть роскошную поляну, усеянную одуванчиками. Перед глазами показался огромный винтажный особняк. Мраморные панели украшали стены, превращая их в огромные недозеркала. Черепичная крыша казалась совсем незаметной на фоне массивных окон с вытянутыми полукруглыми ставнями.

Девушка поднялась по крыльцу, не опуская руки с угловатых перил, по цвету сливающихся со стенами. Рыжая хлопнула дверью. Внутри было прохладно. Огромный красный ковёр с множеством разнообразных цветков красовался посреди коридора, плавно перетекая в сторону камина.

Люси никогда не любила это место, в особенности камин, зачастую он казался ей страшным, пугающим. А часы, стучащие кротким, резким звуком, настораживали и добавляли накала обстановки. Единственное, что бывало успокаивало девушку, это цветы, стоящие в вытянутых фарфоровых вазах с угловатыми горлышками. Цветы стояли здесь круглогодично за исключением нескольких зимних месяцев, когда всё живое уходило в небытие. В основном это были розы: красные, белые, розовые, жёлтые, порой даже голубые, если таковые прислуга сумеет отыскать.

Люси же не понимала подобных традиций. Розы её раздражали, а утешением служил тот факт, если сезон выдастся холодным и вместо роз в вазах будут стоять любимые полевые цветы. Почему именно девушка любила полевые, а не какие-то другие более ценные, дорогие цветы, никто не знал. Она предпочитала оставлять это в тайне, изредка ругая эти огромные изящные горшки с цветами.

— Госпожа, вы уже вернулись?

Из-за угла показалась невысокая девушка, одетая в типичный для горничных того времени костюм, с веником в руках. Кудрявые нежно-розоватые пряди волос висели неоднозначно. По большей части, волосы доходили чуть ниже ушей, но длинные остатки собирались в тонкую косичку и доходили чуть ниже плечей.

Люси моргнула:

— Я же просила не называть меня госпожой...

Девушка подняла глаза вверх. Правый имел тускло-сиреневый цвет, левый же более преобладал зелёным.

— Я не могу. Ваша матушка так приказала.

Люси прошипела:

— Но я же не матушка. Я Люси.

Девушка отряхнула фартук:

— Простите, но я не имею возможности так к вам обращаться.

— Нора, — рыжая похлопала глазами, — Ты же знаешь, что меня это раздражает.

— Простите, госпожа, — девушка отошла за угол, — Вас, кажется, ваша матушка искала. Она в своём кабинете.

Люси перевела дыхание. Перспектива подниматься на второй этаж ради встречи с матерью казалась ей не самым зрелищем. К тому же, Арианна — мать девушки, просто так к себе не вызывала, а уж тем более не искала. Значит, либо что-то случилось, либо же ей что-то нужно. В любом случае, ничего хорошего от этой встречи ожидать не стоило. Люси неохотно переступила ступеньку, всматриваясь в потолок, украшенный всё тем же цветочным орнаментом, и лишь гигантская стеклянная люстра выделялась на этом пестрящем фоне.

В дальнем углу коридора стояла огромная дубовая дверь, украшенная золотым узором около замка. Девушка постучалась. Аккуратно закрыв дверь, Люси протерла глаза. Посреди просторной комнаты со всевозможными вариантами сувениров, сидела женщина. Длинные каштановые волосы лежали поверх золотого венка с листьями, напоминающими украшения древних греков. Серые глаза в аккурат подчёркивали ажуры шелкового платья с удлинённым розоватым подолом.

Люси опустила взгляд, косясь в сторону, в надежде, что её отсутствия никто не заметит.

— Лукия, — начала женщина, — Ты пришла позже назначенного времени. Разве появилось то, что должно было отвлечь тебя?

Девушка сглотнула:

— Мы с Моникой ходили в город.

— А я разве не говорила тебе перестать общаться с этой простушкой? У неё не рода не племени не значится. Разве выгодно связывать себя с безродным отбросом?

— Моника не такая, — Люси сжала ладонь в кулак, — Почему ты во всём пытаешься найти выгоду? Она ничем от нас не отличается, а происхождение особой роли не играет.

— Лукия Трефил, — воскликнула женщина, — Глупо сравнивать наш благодный род Трефилов, с бесчинностью этой девушки. Это всё равно, что говорить, что розы и одуванчики имеют одну цену.

Рыжая прикусила губу:

— Должно быть, у нас с тобой, матушка, слишком разные взгляды на жизнь. Розы это всего лишь излишки изысканности, а одуванчики – то, к чему эти «излишки» не успели притронуться.

Арианна с тяжестью вздохнула, пожирающе осматривая дочь:

— А ты смелая, если смеешь мне дерзить. Это вопрос времени, когда твоё мнение успеет поменяться, моя дорогая, всего лишь вопрос времени. Тебе бы не помешало Майкла найти. С ним, как с наследником, у меня согласован отдельный разговор.

— Майкл спит, — резко бросила девушка, — Если понадобится, он придёт.

— Мне он нужен сейчас, — женщина бросила взгляд на Люси, — Позови его.

Девушка съязвила:

— Если его величество соизволит прийти.

А после хлопнула дверью и скрылась за лестничным проходом. Обеспокоенная проиходящим Нора попыталась что-то крикнуть вслед убегающей девушке, но предпочла промолчать, чтобы лишний раз не накалять обстановку.

Выбежав из особняка, Люси откинула хвостики назад, что-то про себя прошептав:

— Как же противно находиться с этим человеком в одном помещении. Вот же ж пристала со своими нравоучениями.

Солнце переставало светить так ярко, как светило утром. Облака и тучи начинали рассеиваться. Вскоре, девушка замедлилась. Не было ни сил ни желания бежать дальше. Около того самого места, где ещё утром они с Моникой наблюдали за Майклом, стояла гитара, а рядом и сам парень.

Волосы разлетались из стороны в сторону, подобно диковинной ткани, слабо прикреплённой к верёвке. Всё те же серые глаза продолжали смотреть в небо, а руки — волей не волей держаться за гриф гитары.

— Майкл, — рыжая попыталась отдышаться, — Тебя, кажется, матушка потеряла.

Парень обернулся, показывая своим взглядом всё безразличие и незаинтересованность в ситуации:

— Что ты сказала?

— Тебя матушка ищет. Важный разговор, говорит.

Майкл плавно поднялся с травы, не обращая внимания на испачканные коленки джинсов. В его глазах читалось спокойствие и умиротворение.

— Раз зовёт, тогда нужно идти. Можешь пока поиграть на гитаре, сестра.

— Спасибо за такую честь.

Люси прошипела это вслед уходящему Майклу, а когда он и вовсе скрылся в зарослях одуванчиков, воскликнула:

— Вот же ж какой правильный. Мне бы такой быть.

На последней фразе девушка смягчилась, всматриваясь в очертания моря. Ветер раздувал рыжие хвостики, а косая чёлка делала девушку похожей на лисицу, такую же рыжую и хитрую, но в то же время чем-то обеспокоенную.

Люси села около дерева, подперев голову логтями, а вскоре положила на колени гитару и что-то медденно заиграла, видимо в своём стиле. В голове шумел морской прибой, в небе кружились чайки. Сознание начинало угасать под немногословное пение гитары.

***

— Это ты, Люси? — донеслось откуда-то сверху.

Девушка протёрла глаза, рассматривая размытые, расплывающиеся пятна. Перед ней сидела Моника и с трепетом всматривалась в суженные блестящие глаза.

Люси побледнела:

— Что ты тут делаешь?

— Сижу, а разве не видно? — удивилась девушка.

Моника провела рукой по корпусу гитары, слабыми ударами отбивая дерево.

— Облака сегодня на редкость красивые, — Люси подняла взгляд наверх, — Тебе не кажется?

Лимоноволосая закатила глаза:

— А мне кажется, что совсем наоборот, — она убрала руку с гитары, кладя её обратно, в карман потрёпанных брюк, — Облака сегодня страшные, кажется, должен случиться дождь или что того сильнее.

Люси улыбнулась:

— А по мне, они сегодня бесподобны. Не всегда всё прекрасное должно быть светлым идеальным.

— Ну кто знает, кто знает, — Моника помотала головой, — Кстати говоря, а куда делся Майкл? Гитара вроде его, а сам он куда подевался?

Люси прижала гитару к себе:

— Его матушка позвала к себе. Кажется, счастливым он после этого не вернётся.

Девушка вздохнула:

— Опять она говорила про меня плохо? Или же наставляла, что люди разного рода и сословия не должны общаться?

— Что-то вроде того, — Люси опустила глаза, — Я теперь начинаю понимать, почему Майкл любит здесь отдыхать. И вовсе это не из-за вида, который открывается перед глазами. Скорее, это связано с атмосферой. Здесь жизнь ощущается совсем по-другому, нежели в городе или в особняке. Мне кажется, братец понимал это с самого начала.

— Вы, Трефилы, все на одно лицо, особенно ты и Майкл, — улыбнулась Моника, — Оба видите красоту в том, в чём её никогда не заметит обычный человек. Оба спите под одним и тем же деревом. Оба размышляете о чём-то странном, философском.

Складывается впечатление, что вы все сделаны из одного теста. Интересно какой была ваша мать в этом возрасте? Может только сейчас она стала такой старой и сварливой старухой?

Люси удивилась:

— Во всяком случае, мне она ничего об этом не рассказывала. Единственное, что я слышала от Норы, так это то, что, когда наш отец – Томас был жив, матушка была совершенно другой, не той, какую мы знаем её сейчас.

Что именно стало причиной этому, стоит только догадываться, но, мне кажется, что она по-настоящему любила отца. Наверное поэтому и стала так ужасно к нам с братцом обращаться. Это её ничуть не оправдывает, но всю вину перекладывать тоже не стоит. Как бы сильно этого не хотелось, в глубине души.

Моника похлопала пушистыми ресницами:

— Может ты и права, но она причинила вам с Майклом слишком много проблем. Может, если бы не она, он бы стал менее замкнутым и отрешённым, и видел бы правду в очевидных вещах.

— Увы, но это ему чуждо, — Люси отложила гитару в сторону, прижимая руки к коленям. — Что бы не произошло, но так бы сильно, как ты этого желаешь не поменялось. Майкл бы изменился, но это совсем не означало того, что он бы влюбился в тебя так же нежно и трепено, как и ты в него.

— А было бы наверное замечательно, чувствуя он тоже самое по-отношению ко мне, что и я к нему, — Лимоноволосая с грустью посмотрела на облака, — И тогда совсем бы не пришлось размышлять, какие сегодня облака и закаты.

Девушка переглянулись между собой. Через какое-то время Люси подняла взгляд в небо, махая ладошкой во все стороны:

— Мне кажется или действительно начинается дождь?

Моника привстала с травы:

— Тебе не кажется, Люси. Я тоже это чувствую.

— Тогда нам бы не помешало разойтись по домам, — рыжая помахала хвостиками. — Пошли, я тебя провожу.

Моника отрешённо ответила:

— Мне далеко идти. Ты точно успеешь вернуться вовремя? Может, тогда уж лучше у меня дождь переждём?

Люси прикусила губу:

— Ты же знаешь, что мне будет, если я не вернусь вовремя. Поэтому лучше тебя немного провожу и пойду обратно – в особняк.

Люси взяла Монику за руку и зашагала в сторону города. Солнечный свет к тому времени совсем угас, тучи склубились на небе, закрывая щели, через которые буквально пару часов виднелись уголки солнца. С каждым сделанным шагом дождь всё усиливался, а вскоре, когда девушки дошли до дома Моники, превратился в ливень.

— Спасибо тебе, — девушка протерла залитые каплями дождя глаза, — Сама дойди нормально. Давай завтра куда-нибудь сходим? Например в то заведение, где угощают чудесными лимонадами?

Люси накинула на голову капюшон:

— Я буду не против. До завтра!

— До завтра! — закричала Моника, закрывая дверной засов.

Дождь продолжал усиливаться. Теперь перед глазами виднелись лишь смутные, размытые пятна. Ветер расскачивал деревья до такого состояния, что скрежет и скрип веток был слышен даже там, где его и вовсе не было. Идти приходилось тяжело. С каждым шагом ноги начинали подкашиваться, голова становилась ватой. Продолжать движение было невозможно, но Люси шла, по пути что-то про себя напевая, видимо популярную в то время американскую песню.

Голос дрожал с каждым произнесённым словом. Пальцы сжимались от холода, но деваться было некуда. «Кажется, начинается буря», — прошептала девушка, сщурив глаза, таким образом пытаясь хоть что-то разобрать в этом необъятном тумане, окутавшим остров.

А вскоре проблемы усугубились: по рукам начали хлестать ветки деревьев, разрывая ткань, при этом оставляя глубокие царапины на теле. Эта боль превозмогала оставшиеся силы Люси. Девушка была готова остановиться, но что-то внутри кричало: «Нельзя».

Люси продолжала идти, пока ещё более сильный удар ветки не прошёлся ей по лицу. Девушка скривилась от боли. Затем следующий. В глазах начало мутнеть, ноги подкашиваться.

Девушка ослабла, из последних сил пытаясь что-то прокричать. Но ничего так и не было разобранно. Перед глазами появилась белая пелена, сознание утратилось, и рыжая уснула сама того не осознавая.