«Надеюсь, у него хватит ума не тащиться за мной следом и попросту тихо исчезнуть! — в сердцах подумал всклокоченный Удар Скверны, влетая в пещеру. — Наивно было полагать, что за этим его внезапным появлением могло стоять нечто иное, чем банальное стремление заставить меня усомниться в методах владыки!»

   Не зная, куда девать бушующую внутри бессильную ярость и разочарование, Азкаэль изо всех сил ударил кулаком в стену. Мысль о том, что Ормаллен хотел использовать его влияние на иллидари в своих целях, подтачивала изнутри. Планировал ли калдорай это с самого начала или докатился до подобных подлых методов лишь сейчас, общаясь с такими же, как он, предателями?

   Холодная скала даже не дрогнула, зато на разбитых костяшках тонких пальцев бывшего чародея выступила горячая кровь. Он почти не чувствовал физической боли, но боль душевная терзала по-прежнему.

   Внутри все всколыхнулось, потревоженный запахом крови, всплесками адреналина и неконтролируемой злобы, внутренний демон не преминул напомнить о себе. Скверна татуировок стала особенно яркой, сдерживая вторую сущность, а из-под полоски рунической ткани на глазах начало пробиваться ядовито-зеленое зарево.

   Хотелось ломать и крушить, поддавшись разрушительному порыву. И он уже не был уверен, чей крови алчет в большей степени, Ормаллена или своей собственной. Внутренний демон бесновался и ликовал, готовый вот-вот вырваться наружу. С самого момента своего заточения в бренную эльфийскую оболочку, он только и ждал возможности навредить хозяину, и успокаивался ненадолго только лишь тогда, когда руки Азкаэля обагряла чужая кровь.

   Охотник-синʼдорай занес было кулак для очередного удара, но его предплечье налету внезапно перехватила чужая рука, останавливая и с силой сжимая.

   Лидер иллидари оскалил клыки, резко оборачиваясь и одновременно пытаясь высвободить руку, но держали его на редкость крепко, очевидно, ожидая сопротивления.

   В мозгу промелькнула мысль о некотором сходстве с однажды уже пережитой ситуацией, но разливающаяся по венам клокочущая ярость, заглушала малейшие отголоски разума.

   — Уймись, проклятая кровь! — Ормаллен оттеснил его вглубь пещеры, подальше от входа, а затем прижал спиной к стене, ловко обездвижив уже обе его вытянутые руки и удерживая их над головой. — Не заставляй меня вновь применять силу, как тогда в Черном Храме!

   Азкаэль парадоксально притих, прекратив борьбу, едва лишь пальцы ночного сдавили его запястья.

   — Ну и что дальше, Глефа Тени? — голос эльфа крови звучал тихо и неестественно вкрадчиво. — Снова изнасилуешь меня? Это так на тебя похоже, доказывать свою правоту подобным образом, когда словами убедить не получается.

   — Откуда это в тебе? — словно не слыша слов синʼдорай, спросил Ормаллен. — Меня настораживает твоя покорность. Прежний ты сопротивлялся бы до последнего.

   — Ты сам сломал меня, — едва слышно выдохнул Азкаэль. — Сделал своей шлюхой. Так чего же хочешь теперь?

   Лидера иллидари вновь охватило необузданное влечение. Близость такого желанного сильного тела калдорай распаляла, лишая рассудка. Демон внутри хоть и не присмирел окончательно, но переключился, напряженно ловя каждый последующий жест ночного.

   — Вот как? — пальцы Глефы Тени очертили линию скулы эльфа крови, прошлись по щеке и подбородку, а затем заскользили вниз по шее, слегка царапая острыми ногтями светлую кожу.

   —Только сейчас Азкаэль заметил признаки метаморфозы на теле ночного. Каким бы равнодушным не выглядел Ормаллен, внутренний демон выдавал его истинные помыслы.

   Предвкушение щекотало нервы, обостряло обоняние, осязание и слух. Поэтому шепот ночного почти у самого уха показался необычайно громким.

   — Могу тебя огорчить, проклятая кровь, шлюхой ты стал задолго до меня. Ты был ей и остаешься по сей день, — охотник-калдорай склонился к шее любовника, медленно проведя горячим языком от ее основания до мочки уха, попутно вдыхая знакомый запах. — Ты думаешь, я ничего не чую? От тебя за милю несет другим мужиком!

   Удар Скверны вздрогнул всем телом, когда острые зубы полудемона впились до крови в шею, а затем принялись ощутимо прикусывать ухо. Несмотря на болезненные укусы, синʼдорай заходился от наслаждения.

   — И не смей мне лгать, что тебя никто не касался, — глухо прорычал Глефа Тени, жадно слизывая капли крови из прокушенных мест. — Меня воротит от мысли о том, что ты стал чужой собственностью!

   — Я никогда не был ничьей собственностью! — возмутился Азкаэль, пытаясь освободить руки.

   Ему до потери рассудка хотелось дотронуться до любовника, провести пальцами по острым костистым наростам, появившимся около суставов и вдоль позвоночника, тоже попробовать на вкус мужской пот и кровь.

   Но Ормаллен не отпускал. В состоянии частичной метаморфозы он с легкостью удерживал одной рукой запястья Азкаэля. Освободившаяся же рука ночного эльфа принялась торопливо шарить по телу партнера, задерживаясь чуть дольше на пылающих скверной линиях татуировок.

   — Я даже догадываюсь, кто он, — Глефа Тени обдал тяжелым дыханием скулу и подбородок эльфа крови, остановившись в дразнящей близости от приоткрытых губ, жадно хватающих воздух. — Ярость Солнца, верно?

   — С чего ты это взял? — фыркнул Азкаэль, пытаясь дотянуться губами до чужого рта.

   Само собой, Ормаллен был прав, но Удар Скверны не собирался этого признавать. Он действительно спал с Кайном, и даже поддерживал с ним видимость отношений. Проницательность калдорай порой пугала, но даже он не мог доподлинно знать таких вещей. Мог лишь догадываться. Если только предположение о «крысе», затесавшейся на «Молот Скверны» не имело под собой достаточного основания. Он вполне мог бы поразмыслить над этим, однако поминутно заходящееся в груди сердце, и бешено стучащий в висках пульс сужали его восприятие до банальной неодолимой тяги к бывшему любовнику.

   Вкус поцелуев с металлическим привкусом крови, приправленных горечью втоптанного в грязь самолюбия, невозможно было забыть, сколько бы ни прошло времени. Как и странную, почти болезненную, щемящую нежность, испытанную лишь однажды, оставившую дурацкую иллюзию нужности от вспыхнувшей искры истинного предназначения. Так обманчиво сладко, но так больно ранившую чувства.

   — Вы с этим фанатиком стоите друг друга, — Ормаллен легко коснулся языком нижней губы партнера, но как только тот подался навстречу, резко запустил в нее клыки, как в тот памятный первый раз. — Не сложно было предположить, что ты окажешься именно под ним, стоит мне только уйти в сторону. Я это понял еще тогда, в Казематах, когда ты так поспешно встал на его сторону.

   — Там в Казематах ты предал меня, Глефа Тени, — прошипел синʼдорай, поджимая кровоточащую губу. — Предал всех иллидари. У тебя нет права упрекать меня!

   Ранки на коже были небольшими, но достаточно глубокими, чтобы заставлять Азкаэля периодически сглатывать небольшими порциями собственную кровь.

   — Громкие слова, — полудемон склонился над ним, принюхиваясь, а затем надавил когтем на прокушенную губу, так что кровь с нее закапала вниз, на открытую грудь Азкаэля. — Которые, впрочем, всего лишь слова. Заметь, ведь это ты нашел мне замену. И так скоро.

   Охотник-синʼдорай раздраженно мотнул головой, заставляя Ормаллена убрать руку от его лица. Правда резала слух, а душа болела так, что эту боль уже не способны были заглушить никакие физические страдания.

   — Ну и как тебе с этим ярмарочным петухом? Лучше? — калдорай продолжал одними лишь словами с завидной жестокостью истязать бывшего любовника. — Или он нужен лишь твоему ненасытному телу, насквозь отравленному пороком и развратом?..

   — Неужто ревнуешь? — огрызнулся эльф крови, подсознательно пытаясь защититься от нападок другого охотника.

   — Замолчи! — неожиданно громко рявкнул полудемон, скаля клыки.

   Когтистые пальцы вцепились в подбородок Азкаэля, вновь поворачивая его лицом к калдорай:

   — Мне по-прежнему глубоко противна вся твоя раса, проклятая кровь. Так что не обольщайся на этот счет! Подлые. Бесконечно лживые. Вам не знакома преданность и честь. Я одинаково сильно ненавижу всех синʼдорай, но тебя… тебя особенно! Ты такой же, как все, Удар Скверны…

   — С чего тогда вдруг такая честь?! — перебил его Азкаэль. — Раз уж я ничем не отличаюсь от своих сородичей!

   — Из-за тебя я начал ненавидеть себя самого.

   Эльф крови так и не нашелся, что ответить, а Ормаллен вновь потянулся к его губам, на этот раз накрыв их своими.

   Сильное чувство, что было далеко не той самой ненавистью, о которой говорил ночной, привело его сюда, теперь Азкаэль это знал. Как и то, что ничего не было забыто. Однако остальные мотивы, движущие Глефой Тени, до сих пор не укладывались в голове временного лидера иллидари. Ночной эльф оставался неизменной загадкой, разгадать которую, от случая к случаю, не представлялось возможным.

   Ормаллен целовал жадно и напористо, глубоко проникая языком, подавляя, требуя беспрекословного подчинения. Рука его вновь начала спускаться вниз по телу любовника, пока не наткнулась на массивный пояс, ища лазейки в застежке. Азкаэль нетерпеливо заерзал. Случайные прикосновения ладони к напряженному прессу и бедрам сквозь ткань штанов невероятно возбуждали, отдаваясь мучительными приливами жара в паху.

   — Отпусти руки, — выдохнул Удар Скверны, на миг вырываясь из плена терзающих его рот губ ночного.

   В ответ на просьбу, калдорай лишь снова смял его губы своими, кусаясь, и тут же слизывая сочащуюся кровь.

   Многострадальный пояс, наконец, с металлическим лязгом упал на пол пещеры. Звук этот гулким эхом отозвался от стен и замер где-то в толщине камня.

Азкаэль же не слышал ничего кроме тяжелого дыхания и громкого сердцебиения любовника. А когда сильная рука проникла к нему в штаны, забираясь под нижнее белье, и вовсе выпал из окружающей реальности, внимая умелым движениям чужих пальцев на своем члене.

   Оставив в покое истерзанный рот синʼдорай, полудемон начал прокладывать дорожку болезненных кусачих поцелуев по шее партнера, стремясь к груди, оставляя на белой коже ссадины и характерные багровые метки. Азкаэль изгибался всем телом и едва сдерживал стоны. Боль, что ему намеренно причинял Глефа Тени, доставляла странное извращенное удовольствие. Изысканное, словно сурамарское чародейское вино, с отчетливым дурманящим послевкусием. По телу проходила мелкая сладостная дрожь всякий раз, когда острые клыки Ормаллена сменялись горячими губами и языком. Калдорай аккуратно слизывал с груди партнера подсохшие алые капли, попавшие туда несколькими минутами ранее из прокушенной губы. Чужой рот неспешно касался кожи между линиями татуировок, изредка поднимаясь выше и мягко засасывая не в меру чувствительные к ласкам соски.

   Азкаэль тихо выругался себе под нос, когда любовник сильно сжал зубы, на этот раз, в опасной близости от соска, чтобы затем вновь начать дразнить его.

   Внезапно хватка на затекших запястьях ослабла. Калдорай отпустил, позволив Удару Скверны запустить пальцы себе в волосы.

   Глефа Тени опустился на колени рядом с партнером, покрывая поцелуями подтянутый пресс и попутно стаскивая с него остатки одежды. Когти полудемона слегка царапали узкие бедра, а горячее дыхание то и дело обдавало получившую долгожданную свободу напряженную плоть.

   Сердце Азкаэля пропустило удар, когда губы любовника прошлись по внутренней стороне бедра, оставив после себя сразу несколько ярких отметин. Ормаллен, как и всегда, был решителен и напорист. К ладони, обхватившей твердую плоть синʼдорай, сразу же присоединились губы, накрывшие ее практически целиком.

   Удар Скверны с громким нетерпеливым стоном, прогнулся в пояснице, дабы полнее ощутить жаркую влажную глубину мужского рта.

   Калдорай был абсолютно неопытен в подобного рода ласках, в отличие от того же Кайна. Движения его порой были излишне резкими и даже грубоватыми, а клыки периодически цепляли чувствительную тонкую кожу, причиняя дискомфорт. Однако невероятная желанность этих прикосновений стремительно приближала пик наслаждения, заставляя эльфа крови задыхаться от удовольствия. Тонкие пальцы синʼдорай беспорядочно гладили лицо и волосы, цеплялись за изгибы массивных рогов, кололись о костистые шипы, идущие вдоль позвоночника любовника.

   В это время рука ночного эльфа поднырнула под стройное бедро партнера, приподнимая его. Оторвавшись от своего занятия, Глефа Тени тщательно облизал пальцы и скользнул ими между ягодиц Азкаэля.

   — Это не обязательно, — шумно выдохнул синʼдорай, чувствуя давление на анус.

   — Очевидно, занимался этим недавно? — ревнивые нотки в хриплом голосе Ормаллена дразнили воображение.

   — Не настолько, как тебе кажется, — соврал охотник-синʼдорай.

   — Лжец! — рыкнул полудемон и резко протолкнул сразу два пальца в горячее нутро.

   Удар Скверны вздрогнул, прихватывая зубами и без того травмированную нижнюю губу. Его быстро и методично растягивали, не трудясь добраться до простаты. Но и без этого безудержное желание распирало его изнутри. Ормаллен терся колючей небритой щекой о болезненно напряженную пульсирующую плоть, изредка ловя губами открытую головку. Этот странный коктейль из ощущений тонко дразнил чувственность, тем не менее, не позволяя достичь разрядки.

   — Ну, давай же, жестокий ты ублюдок! — со стоном выругался синʼдорай, будучи не в силах больше выдерживать дичайшее напряжение во всем теле. — Иначе я с ума сойду!

   Ормаллен в ответ лишь усмехнулся, обдавая напоследок его пах теплым дыханием и вынимая пальцы:

   — Хотел бы я знать, как столь развратная сучка могла очутиться в мужском теле. Ошибка природы, не иначе. И за что только Элуна покарала меня, не позволив убить тебя при первой же встрече?

   Азкаэль почти не слушал, торопливо разбираясь с одеждой поднявшегося на ноги ночного эльфа. Частичная метаморфоза сильно сказалась на облике Глефы Тени, сделав кожу местами чешуйчатой и грубой на ощупь, но это ничуть не отталкивало, лишь сильнее подстегивая внутреннего демона синʼдорай. В таком состоянии Ормаллен был почти вдвое крупнее партнера, отказавшегося выпускать наружу вторую сущность, однако подобное даже радовало.

   Добравшись до вожделенного нагого тела, Удар Скверны тесно прильнул к любовнику, сжимая в ладони восхитительно твердый налитой член. Желание ночного бесспорно ничуть не уступало его собственному, независимо от того, что там перед этим говорил калдорай.

   Резкий мускусный запах чужого возбуждения одурял и кружил голову. Настолько сильно он в своей жизни хотел лишь одного мужчину. И это, пожалуй, был один из тех немногих случаев, когда его внутренний демон был полностью с ним солидарен.

   Позволив партнеру немного приласкать себя, Глефа Тени обхватил сильными руками упругие ягодицы эльфа крови и легко поднял его вверх. Азкаэль же обнял ночного эльфа за шею, обвиваясь вокруг него, оплетая точеными бедрами бедра любовника. Полудемон с жадностью припал к его губам, срывая короткий кусачий поцелуй и прислоняя спиной к прохладной стене пещеры.

   — Расслабься, проклятая кровь, — шепнул калдорай, для удобства подхватывая ногу Азкаэля под коленом. — Иначе будет больно.

   Синʼдорай послушно откинулся чуть назад, ощущая долгожданное горячее прикосновение сочащейся тягучей влагой головки к своему анусу. Набухшая упругая плоть медленно погружалась внутрь, растягивая податливое кольцо мышц, заполняя, вынуждая невольно задерживать дыхание. Излишняя самоуверенность эльфа крови вскоре начала отдаваться легкой саднящей болью в месте проникновения. Привычное, на его взгляд, к подобному нутро, как оказалось, не было до конца готово принять в себя крупный мужской орган.

   Азкаэль непроизвольно сжал мышцы, лишая любовника возможности двигаться, да и дыхание восстановить все никак не получалось.

   — Ну что такое? — шепотом осведомился Глефа Тени, склоняясь к его уху. — Ты так сильно меня сжимаешь, что я даже пошевелиться не могу…

   — Я уже и забыл насколько он огромный, — пробормотал Удар Скверны, слегка морщась от боли и тщетно пытаясь совладать с ощущениями.

   С Кайном ему никогда не удавалось добиться подобного в силу более скромных физических возможностей последнего. И теперь успевшее привыкнуть к прежнему любовнику тело, напрочь отказывалось быстро перестраиваться.

   — Ты просто перестал быть моим, — с ноткой едва скрываемой горечи заметил Ормаллен. — Но я заставлю тебя вспомнить каково это.

   Калдорай припал к его губам, целуя неспешно, но жарко, воскрешая в памяти Азкаэля их последнюю ночь в Черном Храме, и одновременно толкаясь бедрами в гибкое тело партнера.

   Вновь дышать одним воздухом, сливаясь в едином порыве, было поистине непередаваемо. И как-то правильно, что ли. Удар Скверны впервые за долгое время не ощущал мучительного разлада между телом и духом, отдаваясь мужчине.

   Сильные размеренные толчки пронизывали его насквозь, прокатываясь волнами чистого удовольствия вдоль напряженного позвоночника. Ормаллен без труда попадал всякий раз туда, куда следует, интенсивно стимулируя простату.

   Полудемон с легкостью удерживал партнера на весу, постепенно наращивая амплитуду движений и увеличивая темп.

   Азкаэль же, спрятав лицо в изгибе шеи любовника, с трудом сдерживал рвущиеся наружу стоны, замирая от все более частых томительных судорог в паху. Его возбуждение почти достигло той точки, когда он вполне мог кончить от малейшего прикосновения к истекающему члену, временно оставленному без должного внимания.

   Выносливость Глефы Тени поражала. Не смотря на сладко сжимающее перевозбужденную плоть узкое нутро любовника, он держался достаточно долго, пока терпеть стало совсем невмоготу. Движения его сделались резкими и беспорядочными, ломающими прежний темп, но тем не менее, стремительно приближающими пик наслаждения.

   Продолжая держаться за шею партнера, охотник-синʼдорай скользнул ладонью по своему взмокшему телу. Пальцы эльфа крови сомкнулись на требующем ласки члене, подстраиваясь под ускоряющиеся толчки внутри.

   Их накрыло почти одновременно. Ормаллен с глухим утробным рычанием выплеснулся в партнера, прижимая его к стене и чувствительно кусая подставленную шею, а в ладонь Азкаэля наконец ударила горячая струя семени, пачкая грудь и живот другого охотника.

   Синʼдорай позволил себе ненадолго расслабиться, откинувшись на руки любовника. Глефа Тени тесно прижимался к нему, легонько покусывая выступающие ключицы, касаясь языком разгоряченной солоноватой кожи, зарываясь лицом в длинные жемчужные волосы.

   Всепоглощающее чувство глубокого удовлетворения разливалось по телу, вытесняя из головы любые посторонние мысли. Абсурдное, почти детское, желание остаться вот так навсегда, раствориться в крепких объятьях, вдыхая стойкий запах чужого пота и собственной спермы.

   Покинув тело партнера, Ормаллен не спешил отстраняться, вынуждая тем самым эльфа крови обвить ногами его талию. Синʼдорай не сопротивлялся, по-прежнему обнимая за шею и периодически ища искусанными распухшими губами его губы. Такой непривычно покорный, но все такой же желанный. Сложно было себе даже представить, что демоническое отродье, обитающее в этой хрупкой оболочке, способно было вот так самозабвенно ластиться и едва ли не урчать от удовольствия под его прикосновениями. Но еще более поражало то, что надменный потомок Высокорожденных готов был переступить через свои обиды и гордость, вновь позволив овладеть собой.

   Полуночный холод вкрадчиво заползал в пещеру и мягкими лапами тянулся к любовникам, осторожно касаясь взмокших тел. Видимый из их убежища кусочек насыщенно-синего неба с проглядывающим из-за облаков тонким рожком месяца, стоящим в зените, говорил о том, что ночь окончательно вступила в свои права.

   Охотник-калдорай устроился вместе со своей драгоценной ношей на расстеленном запасном плаще у почти потухшего костра, усадив эльфа крови к себе на колени.

   По другую сторону от огня продолжал мирно спать Белат Клинок Рассвета. Рана его была тщательно перевязана, а сломанная рука временно фиксирована к туловищу. На груди раненого иллидари, распластавшись, блаженно дремал маленький сквернотопырь. Будучи предоставлен сам себе, зверек выполз из-под груды доспехов в поисках теплого местечка и в итоге отыскал его рядом с телохранителем Удара Скверны.

   Азкаэль, до этого прятавший лицо в изгибе шеи любовника, чуть отстранился. В неверных желтоватых отсветах пламени, суровые черты Ормаллена казались более мягкими. Пальцы охотника сами собой потянулись к шраму, безжалостно располосовавшему светло-фиолетовую кожу.

   — Откуда это? — чуть слышно спросил он, отслеживая ход косой линии на небритой щеке.

   — Неудачное знакомство со сквернотопырем на Расколотом Берегу, — усмехнулся ночной эльф. — Не заметил вовремя эту гадину, пока разбирался с противником покрупнее. Спикировала прямо на голову. Результат, как ты видишь, налицо.

   Губы Глефы Тени искривила невеселая самоироничная ухмылка:

   — И так никогда красавцем не был, так теперь еще и это. После смазливой физиономии Ярости Солнца и смотреть-то, наверное, противно. А, проклятая кровь?

   — Придурок! — привычно фыркнул синʼдорай.

   Он и виду не подал, но ему было невероятно больно. Так, словно шрам бороздил вовсе не лицо Ормаллена, а его собственное.

   — Постой, а что это ты забыл на Расколотом Берегу? — сменил тему Удар Скверны. — Судя по данным разведки, подступы к руинам Гробницы Саргераса буквально кишат демонами. Над ними даже пролетать небезопасно, не то, что ввязываться там в бой!

   — Решал одно дело, — пространно отозвался калдорай, явно не желающий распространяться на эту тему. — Хотя идея, да, была не из лучших.

   — Тебя ведь Страдалец туда отправил? Но зачем? — охотник на демонов и не думал успокаиваться. В голосе его появились подозрительные нотки. — Что за дела могут быть у этого предателя в тылу врага?

   — Ничего из того, о чем ты мог подумать, — строго заметил Глефа Тени. — Алтруис никогда не был заодно с Легионом, не собирается поступаться своими принципами и сейчас.

   — И все же?

   — Бесполезно, проклятая кровь, — окончательно отмел его попытки хоть что-то вызнать ночной. — Я не должен с тобой об этом говорить, ибо мы по разные стороны баррикад, хоть и стремимся к одной цели.

   Азкаэль с трудом проглотил ком досады и разочарования, вставший в горле. Более всего на свете ему хотелось бы, чтобы Ормаллен вновь встал на его сторону, как и прежде сражаясь за владыку. Но этому, видимо, не суждено было сбыться.

   — Пожалуйста, подумай хорошо над тем, что я сказал, — внезапно охотник-калдорай провел тыльной стороной кисти по его щеке. — Еще раз. Ты и представить себе не можешь, насколько это важно для всех иллидари. Насколько это важно для меня…

   Удар Скверны слушал молча, поражаясь той искренности, которая звучала в словах любовника.

   — Прими помощь Алтруиса, позволь вернуться тем, кто вынужден сейчас жить в изгнании из-за этой вашей с Яростью Солнца глупой затеи воскресить Иллидана. Так будет правильно. Просто услышь меня, ведь еще не поздно все исправить.

   — Хватит, Глефа Тени! — раздраженно пресек его монолог Азкаэль. — Мы это уже обсуждали. Я не…

   — Ты очень дорог мне, — тихо произнес калдорай. — Больше, чем можешь себе представить. Иначе бы я ни за что не пришел сюда.

   Признание, что прозвучало почти в полной тишине, нарушаемой лишь треском сучьев в костре и мерным посапыванием Белата, ворвалось в сознание бывшего чародея свежим весенним ветром. Они никогда не говорили друг с другом о своих чувствах так открыто, и потому Азкаэль очень остро ощутил всю важность момента.

   — Я не хочу потерять тебя. Но из-за твоего глупого упрямства, у меня связаны руки.

   Ормаллен тоже замолчал, ласково поглаживая щеку другого охотника. Он ничего не ждал, больше ни о чем не просил, лишь заворожено ловил стремительно ускользающие минуты, отмеренные им двоим этой ночью.

   — Все такой же красивый, проклятая кровь, — прервал затянувшуюся паузу ночной эльф, огрубевшими кончиками пальцев очерчивая небольшой аккуратный нос, подбородок Азкаэля, с нежностью дотрагиваясь до припухших, истерзанных губ, но затем вернувшись к кромке плотной повязки на его глазах. — Я ведь могу взглянуть?

   Удар Скверны кивнул, но не сразу, с трудом смиряя охватившую его нервную дрожь. С самого ритуала поглощения демонической сущности он не позволял ни одной живой душе видеть свои обезображенные глаза. Повязку он снимал крайне редко, даже в минуты одиночества, намерено избегая своего отражения. Но Ормаллену он готов был открыться.

   Глефа Тени, тем временем, осторожно зарылся в волосы на затылке любовника, ища крепление. Тихий щелчок, и полоска алой рунной ткани, с тонкой отделкой золотом по верхней кромке, соскользнула вниз, предоставляя чужому взору давние рубцы от глубоких ожогов на переносице и веках. Сморщенные грязно-розовые пятна на белоснежной коже казались нелепой и страшной шуткой, как и опаленные основания бровей, и остатки некогда длинных золотистых ресниц. Чуть меньше пострадала роговица глаз. Она хоть и помутнела, приобретя безжизненный вид, но осталась сравнительно целой, при этом неизменно светясь отблесками пламени скверны.

   — Ожоги, — охотник-калдорай осторожно прикасался к поврежденным местам. — Что ты с собой сделал?

   — Все мы по-своему переживали последствия ритуала посвящения, — невесело усмехнулся синʼдорай. — В прошлом я был адептом тайной магии, и, скажем так, мое умение сыграло со мной злую шутку.

   Азкаэль слегка нахмурился, невольно вспоминая, как в порыве безумия от терзающих его сознание кошмарных видений разрушенных Легионов миров, он создал сгусток чистой энергии арканы и поднес его к глазам. Боль тогда слегка отрезвила, но, к сожалению, ничего исправить уже было нельзя.

   «Когда-то внешность была одним из моих неоспоримых достоинств, — подумал Удар Скверны, вновь усмехнувшись, на этот раз, уже своим мыслям. — Хорошо, что почти не осталось тех, кто знал меня прежнего»

   — Ну, а что насчет тебя? — бывший чародей потянулся к повязке на глазах другого охотника. — Ты позволишь?

   — Боюсь, тебе не понравится то, что ты там увидишь. Поверь мне на слово, зрелище далеко не из приятных.

   — Меня сложно чем-либо удивить и, тем более, напугать, — уверенно отмел все возражения синʼдорай.

   Глаза ночного, в отличие от его собственных, скрывал широкий отрез грубой темной ткани без особых изысков, плотно прилегающий к коже и затянутый сзади простым, но тугим узлом.

   Чтобы распутать связанные концы, эльфу крови потребовалось некоторое время и определенная сноровка. Однако, когда наконец повязка была снята, сердце в груди Азкаэля невольно замерло. Страшно было представить, что именно пережил Ормаллен во время постритуальной ломки, раз настолько сильно себя покалечил. Глазницы ночного эльфа были абсолютно пусты, на их затянувшемся дне то и дело мелькали ядовито-зеленые огни. А разбитая до кости недавним шрамом надбровная дуга лишь добавляла зрелищу трагизма.

   — Ну что притих, проклятая кровь? Противно? А ведь я тебя предупреждал.

   Азкаэль не ответил. Склонившись, он мягко коснулся губами рассеченной брови калдорай, вкладывая в этот жест все то, что никак не решался передать словами.

   Глефа Тени шумно втянул воздух, скользнув ладонями вверх по спине партнера и вновь притягивая его ближе к себе.

   — Хотелось бы думать, что ты мне сейчас не лжешь, — прошептал ночной эльф практически в губы бывшего чародея. — Я не в праве ничего требовать…, но мысль о чужих руках на твоем теле для меня просто невыносима! Мне хочется прикончить тебя прямо сейчас, стоит только представить, что ты вновь будешь забываться в объятьях этого…

   Ормаллен невольно оскалил клыки, с силой стискивая пальцы на белых плечах. Азкаэль же, не обращая внимания на хватку, грозящую кровоподтеками, припал ртом к губам другого охотника.

   Удар Скверны терпеливо дождался, пока Ормаллен перестанет сжимать так сильно, позволяя ему проявить инициативу.

   Подушечки пальцев эльфа крови легко прошлись по предплечьям любовника, задержались в локтевых сгибах, затем коснулись линий татуировок, интуитивно отслеживая их. Темные витки, напитанные энергией бездны, ощущались даже вслепую, позволяя при достаточной концентрации внимания охватить всю структуру печати, удерживающей внутреннего демона. Он и сам не знал, когда именно начал любить не только Глефу Тени, но и то чудовище, что было неотделимо от него.

   — Ну и что ты собираешься делать дальше? — спросил охотник, заранее зная ответ.

   — Вернусь туда, где и должен быть, к своим соратникам. Я не могу остаться по той же причине, по которой ты не можешь пойти со мной.

   — Но, может… — синʼдорай все же предпринял безнадежную попытку удержать возлюбленного.

   — Не может, — вздохнул Ормаллен. — Если только ты сам не изменишь свое решение, а этого, как я уже понял, не произойдет.

   Азкаэль прижался щекой к широкому плечу ночного, понимая всю безвыходность положения, но не находя в себе сил возразить ему. Он не мог. Не хотел. Не имел права предать дело учителя в угоду своим желаниям и слабостям.

   — Ночь коротка, проклятая кровь, а рассвет вновь разлучит нас, — Глефа Тени вынудил его приподнять голову, касаясь приоткрытого рта поцелуем. — На этот раз, возможно, навсегда.

   — Не говори так! — Удар Скверны вплел пальцы в пряди волос на затылке любовника.

   — До утра осталось всего несколько часов. Давай просто оставим эти бесполезные споры. Я хочу провести это время с тобой, а не с твоим или со своим долгом.

   Ласки и поцелуи Ормаллена постепенно становились все жарче, вновь распаляя обоих охотников.

   Чувствуя возбуждение партнера, Азкаэль изящно соскользнул с его колен, расположившись на расстеленном плаще. Как только он перевернулся на бок, калдорай прильнул к нему сзади, одной рукой обнимая поперек груди, а другой приподнимая и отводя его бедро.

   Один резкий толчок и синʼдорай с наслаждением сгреб пальцами складку плаща, закусывая нижнюю губу. С ощущением жаркой мужской плоти внутри ничто не могло сравниться. Она была залогом предстоящего удовольствия, и потому он жаждал ее всем своим существом. Охотник с тихим стоном протянул пальцы к месту, где их тела сливались. Твердый горячий член погрузился в него почти целиком, на этот раз не причиняя дискомфорта.

   Калдорай принялся неспешно ласкать губами шею партнера, начав практически сразу размеренно двигать бедрами. Бывший чародей же с готовностью подавался навстречу толчкам, сжимая в ладони свой собственный орган.

   — Никогда не забывай, что ты мой, — ночной эльф в порыве страсти укусил любовника за ухо. Его пальцы прошлись по давнему шраму на боку Азкаэля, оставленному им самим несколько лет тому назад, а затем занялись напряженным соском едва заметным между мерцающими линиями татуировки.

   — Я и так всегда это помнил…

   Не позволяя отвлекаться, калдорай заставил его сменить позу, опрокинув на спину, и снова вошел, но уже под другим углом. Удар Скверны со стоном потянул любовника еще ближе к себе, тесно оплетая бедрами поясницу, и заставляя проникать, как можно глубже.

   — Тогда изволь вести себя впредь соответствующе, — выдохнул Ормаллен, прежде чем накрыть любимые губы новым поцелуем.

   Затрещав напоследок, толстые сучья в костре догорели, оставив после себя лишь тлеющие угли и ворох золы. Предоставленные друг другу любовники более не обмолвились ни словом, предаваясь взаимной страсти.

   А вскоре весь восточный край неба охватило бледно-розовое зарево, считая минуты до восхода солнца над Расколотым архипелагом.