— Вот, возьмите, господин. — Полный мужчина средних лет держит в протянутых руках пачку вон и низко кланяется, боясь поднять голову. — Здесь всё, что я задолжал за прошлый месяц…

      Деньги из его рук вырывает худощавый, невысокий парень с волосами цвета мяты. На вид ему лет двадцать, в зубах зажата зубочистка. Он медленно пересчитывает сумму, мужчина же смелеет и поднимает голову, чтобы заглянуть якудза* в лицо. Молодой и привлекательный мальчишка, узкие глаза с острыми скулами, слегка полные губы, его можно было бы принять за звезду халлю**, но внешность обманчива. Якудза цокает языком, поднимая свой холодный взгляд от денег, и пристально смотрит на должника. Тот резко опускает голову, устремляя глаза куда-то на ботинки. Они сейчас стоят в темной подворотне, скрытые от глаз случайных прохожих, да и ночью тут вряд ли кто-то остановится помочь бедолаге, поэтому парень и не думает сдерживаться.

      — Ты… Кусок… дерьма! — холодно, растягивая слова, произносит тот. — Вздумал меня нагреть? Наверное, стоит тебе показать, что бывает с теми, кто не платит Драконам вовремя и в полном объёме, а Ю Джин?

      Мужчину начинает потряхивать, и он падает на колени перед якудза, поднимая руки над головой и потирая потные ладони друг о друга в мольбе.

      — Господин Мин, пощадите! Я не хотел вас обманывать! Я достану оставшуюся сумму к концу недели, я клянусь своей семьёй! — Голос продавца срывается на писк, и он умолкает, ожидая реакции со стороны парня.

      — Нет. — Мин садится на корточки рядом с мужчиной и опускает свою ладонь ему на плечо, с силой сжимая, от чего тот слабо вскрикивает и морщится. — Ты отдашь мне долг завтра, — якудза смотрит в расширенные глаза продавца и ухмыляется.

      — Но я не успею… — Юн Ги не любит, когда с ним спорят и от того сильнее сжимает плечо должника, впитывая в себя ещё один выкрик.

      — А если я завтра не досчитаю хоть одну вону… — Мин делает паузу, смотря в глаза продавцу и ожидая, когда до того дойдёт смысл сказанного. — Тогда я сделаю так, что долг будет отдавать твоя семья! Кстати, у тебя очень миленькая дочурка, да и жена ещё сойдет на пару раз повеселиться…

      — Нет. Нет. Прошу… вас — шепчет мужчина, уже представляя страшные картины перед мысленным взором.

      — В каком, ты говорил, твоя девочка классе? — Тянет заинтересованно якудза, будто и не слышит тихого шёпота. — Если я правильно помню, то малышка Бон Гён перешла в старшую школу? О-о-о, так она уже довольно взрослая для…

      — НЕТ! — выкрикивает толстяк слишком поспешно и хватает парня за ногу, ударяясь лбом о грязный асфальт, кланяясь до земли. — Я заплачу! Я всё отдам! — добавляет он уже тише.

      Якудза поднимается на худощавые ноги, удовлетворенный результатом своих слов, и идёт прочь от торговца, который не уставал повторять «Я всё отдам! Я всё отдам!», как мантру*** вслед удаляющейся спине парня в дорогом костюме.

***

       Сеул сейчас поглощён ночью, с каждой минутой расцветая всё ярче, словно ночной цветок лотоса. Город щедро одаривает своих жителей светом вывесок торговых центров и ресторанчиков, всевозможных лапшичных и закусочных. Но Юн Ги будто глух к зову города. Он не стремится зайти в один из караоке баров, попавшихся ему на пути, не желает расслабиться в одном из ночных клубов. С каждым сделанным молодым парнем шагом, широкие улицы сменяются на более узкие, людей становится всё меньше, а шум машин всё глуше. Он спешит, меряя длинными ногами асфальтированную дорогу очередного проулка.

      Работа на сегодня частично выполнена, Юн Ги удалось собрать почти все долги и оплату с торгашей-нелегалов, не имеющих лицензий. Только последний старый плешивый козлина подпортил статистику молодого якудза. Этот китаец слишком часто задерживал деньги у себя, чем неимоверно раздражал юношу. Сам парень был глубоко убеждён, что за всё в жизни необходимо платить, тем более, если дело касалось сокрытия налогов от местных органов власти, которым так же нужно было давать взятки. Сеул — не место для всех униженных и оскорблённых. Хочешь спокойно жить и работать — плати.

      У босса он на хорошем счету и умудряется оставаться на плаву вот уже три года. Мин в клане «Ссан Ён Пха»**** с семнадцати лет и тешит себя надеждой, что вскоре ему поручат заниматься чем-то более выгодным, нежели собирание платы с мелких сошек и подкуп местных властей. Он мечтает когда-нибудь стать во главе игорного бизнеса или получить управление одним из многочисленных борделей его клана. Возможно тогда он сможет позволить себе просто сидеть в кресле и поручать все дела шестёркам.

      Но больше всего этого внешнего благополучия он втайне желает, наконец, обрести душевный покой. Которого, очевидно, невозможно достичь, не заполучив в своё безраздельное владение самый что ни на есть «запретный плод», который он видит три раза в неделю вот уже в течение полугода. Но для этого ему необходимо набраться смелости, перестать вечно молчать и решиться сказать что-то большее, нежели «Самгепсаль***** на двоих, пожалуйста!».

      Якудза расплывается в улыбке, видя впереди знакомую неоновую вывеску «Закусочная Мин Ду». Предчувствие близкой встречи накрывает с головой, даря некое лёгкое чувство эйфории. Но оно слегка притупляется, отходя на задний план перед долгом, и Юн Ги бессознательно замедляет свои шаги. Напротив освещённого входа стоит мужчина лет сорока, в сером костюме и солнцезащитных очках, зацепленных за ворот расстёгнутой цветастой рубашки. Грубые черты его лица совсем не располагают к беседе. Узкие щелки-глаза пытливо осматривают каждого прохожего, контрастируя с довольно крупным носом, на узком, вытянутом лице. Слабый ветерок трепет пока нетронутые сединой, зачёсанные назад волосы, ненароком выбивая отдельные пряди из укладки.

      — Добрый вечер, Босс! — Юн Ги, подойдя ближе, кланяется мужчине и выпрямляется только после того, как тот хлопает его по плечу.

      — Ну что? Судя по твоему довольному лицу, ты и сегодня меня не подвёл? — Голос у мужчины низкий, ниже на октаву, чем у Юн Ги, но обладает ясностью и мелодичностью. Чего нельзя было сказать о хриплом, «старческом» голосе самого юноши.

      Следом, парень протягивает ему конверт с деньгами в полупоклоне. Старший берёт из узловатых рук белую бумажку и кладёт её себе во внутренний карман пиджака. Проценты, причитающиеся ему, Юн уже отсчитал.

      — Ну, давай, зайдём, поужинаем и поговорим немного. — Мужчина открывает дверь и проходит первым.

      Юн заходит следом, осматривая быстрым взглядом помещение, ища глазами Её. Увидев официантку, обслуживающую дальний ото входа столик, он заметно напрягается. Услышав характерный звук раздвигающихся дверей, девушка поднимает взгляд от закусок, выставляемых ею, на вошедших клиентов и тепло улыбается. От этой улыбки у Мина в груди расползается тепло, и он замирает, когда его взгляд встречается с её, боясь спугнуть это приятное ощущение покоя.

      — Добрый вечер! — хрипло здоровается парень и, прочистив горло, продолжает уже более уверенно: — Самгепсаль на двоих, пожалуйста!

      Всё, чем она одарила его в ответ, был короткий кивок в знак принятия заказа и последующий вид на её спину. Потеряв с официанткой зрительный контакт, Мин чувствует, как все эмоции как-то резко сошли до минимума и серость вновь заслоняет собой все краски. Жалость и жгучее разочарование проявляются слишком резко, за счёт чего всё отражается у него на лице, пока он присаживается на табурет, за столик у самой двери, к Боссу.

      — Ты чего это раскис? — Старший пристально всматривается в лицо своего подопечного, проявляя заинтересованность.

      — Хисок-хён*****, — Мнётся Юн Ги, понимая, что дал слабину и позволил эмоциям пробиться наружу. Теперь нужно срочно придумать причину, по которой он «раскис». — Я хотел спросить, долго мне ещё таскаться за нелегалами?

      Юн опускает взгляд на свои, сцепленные под столом, руки, мысленно давая затрещину за наглость. Хоть мужчина и проявлял изредка к нему интерес, злоупотреблять этим вниманием не стоило.

      — Хм… я думаю, что, как только ты станешь готов к чему-то более серьёзному, тогда, возможно, я и определю тебя в другое место, а пока, — якудза говорит тихо и по-отечески мягко, но парень чувствует сквозящую в его голосе ложь. Старший может делать вид, что все они одна «семья», но по-настоящему так считают только те члены банды, кто не был ещё серьёзно завязан на больших деньгах. В таких, как Мин и ещё паре тройке десятков якудза, до сих пор теплятся и живут старые правила мафиозной жизни. Только такие, как они, и соблюдают их.

      Юн Ги слышит тихий смешок старшего и решается поднять взгляд. Босс больше не смотрит в его сторону, но продолжает улыбаться. Парень прослеживает за его взглядом и чувствует, как внутренности сворачиваются в узел. Он с силой сжимает челюсти, от чего жилы начинают явственнее проступать на шее. К столику идёт официантка и его вновь захлёстывают противоречивые чувства. Чёрт, а ведь он до сих пор даже не решился узнать её имя…

      Девушка завязала сегодня свои волосы в тугой узел высоко на макушке, отчего пара прядей, выпавших из причёски, спускались на лицо и плечи. Парень отмечает про себя, что так она выглядит ещё милее, чем с хвостиком или косичкой. Белый фартук скрывает переднюю часть тела, открывая вид на ноги. Сегодня на ней надеты шорты, и Юн Ги сглатывает вязкую слюну, вдруг не пойми с чего, накопившуюся во рту. В маленьких ушках блестят две серебряных серьги, а тонкие запястья прикрыты кофтой с длинными рукавами.

      Она идёт к их столику, держа тяжёлый с виду поднос с мясом и закусками. Юн же всё это время борется с желанием сорваться с места и помочь, но, решая сохранить свои сердечные порывы в тайне от старшего, так и остаётся сидеть не шелохнувшись.

      Чем ближе подходит его «мечта», тем сильнее парень зажимается. Он уже давно не мальчик, у него было много любовниц разного возраста, даже женщины постарше считали его привлекательным, но перед ней он постоянно тушуется и боится сказать хоть слово. Скорее всего это потому, что все его подружки были либо путанами, либо чокнутыми, которые не боялись последствий связи с якудза. Она же — обычная девушка, а он с такими дело ещё не имел.

      — Вот ваше мясо и закуски! — говорит официантка, отвлекая Юн Ги от безрадостных мыслей, обворожительно улыбаясь обоим мужчинам и выставляя тарелки с заказом на стол, рядом с грилем. — Ещё чего-нибудь желаете?

      — Соджу****** и две рюмки, — отвечает Босс, пододвигая большое блюдо со свининой к младшему. Автоматически напоминая парню, где его место.

      — Вам, как обычно, две бутылки? — от мягкости, сквозившей в её голосе, маленький котёнок внутри Юн Ги начинает мурчать. Титаническим усилием воли ему удаётся заставить себя уткнуться в, придвинутую к нему вплотную, тарелку со свежими кусочками мяса.

      — Да, пожалуйста… — отвечает старший, а, спустя пару секунд, добавляет, с удивлением глядя на девушку: — Вы так хорошо помните, что мы обычно заказываем!

      Она переводит взгляд своих больших карих глаз с мужчины на Юн Ги, парень чувствует это, и его волнение медленно начинает перерастать в панику. Мин старается чем угодно себя отвлечь, молит всех Богов, чтобы та не раскрыла тот факт, что он ходит сюда через день, а не только для встреч с Боссом. Почему-то парень не хочет, чтобы старший знал о его тайной страсти к официантке местной закусочной.

      — Ну, вы почти каждую неделю заглядываете сюда, я не могла не запомнить такого красивого мужчину! — почти шёпотом говорит она, переводя взгляд обратно от Юн Ги к мужчине, немного смущаясь.

      Хисок принимает лесть и начинает громко смеяться, жестом руки отпуская девушку. А Юн Ги на подсознательном уровне чувствует, что слова, сказанные ею, были для его ушей! Парень понимает, что сейчас не самый подходящий момент для подобной радости, и, чтобы привести себя в норму от разыгравшегося воображения, молодой парень переключается на готовку мяса, с удвоенным усердием нарезая кусочки свинины и переворачивая их на гриле. Босс же ничего не замечает, поглощенный едой и разговорами на различные будничные темы.

      Выпив последнюю рюмку соджу, которую налил Мин, старший начинает собираться домой. Поклонившись на прощание якудза, Юн немного расслабляется, откинувшись на стену позади себя и тут же неловко подскакивает на месте, роняя палочки для еды на пол.

      Она идёт в направлении его столика. Юн Ги опять приходит в смятение, как наивный подросток. Такое впечатление, что ему лет пятнадцать, не больше, и он боится заговорить с девчонкой в школе. «Соберись, блядь, чёртов Мин Юн Ги!» — рычит он на себя внутри, стараясь выглядеть невозмутимо снаружи. Но глаза предательски смотрят на её губы, а в ушах звучит: «Я не могла не запомнить такого красивого мужчину».

      Ещё одна бутылка соджу ставится ею на стол, рядом с уже опустевшими двумя и юноша медленно отрывает взгляд от манящих губ и переводит на мутное зелёное стекло, заключавшее в себе спиртное, добавку которого он не заказывал.

      — А-а… э-э-э-э, — тянет севшим голосом Мин и опять смотрит на официантку.

      Его точно приворожили или как тогда объяснить себе это желание каждый день видеть столь прекрасную улыбку и перестать пересчитывать в глазах напротив сотни, мириады мерцающих звёзд. Юн шумно сглатывает. Он мысленно мечется в сомнениях! Но девушка не даёт ему опять что-то промычать и отвечает первая.

      — Это за счёт заведения. — Официантка садится напротив и локтями опирается о стол, положив свой подбородок на ладошки. — Самому красивому мужчине в этом зале.

      Его резко выбрасывает в космос и Мин забывает, как дышать. Он в вакууме и до него, как будто с другой планеты, долетают последние слова. А он молчит, не зная, как реагировать на столь открытое заявление девушки. В голове проносится мысль: «Я ей нравлюсь. Я… ЕЙ… НРАВЛЮСЬ!». Затем, на подкорке пылью оседает осознание того, кем он является на самом деле, и в ответ на это загорается ответное нежелание впутывать девушку в свою, полную неопределённости, жизнь. Оно, спустя мгновение, окончательно овладевает им, и тело реагирует быстрее разжиженных в данный момент мозгов. Мин Юн Ги с быстротой молнии выскакивает из-за стола, хватает бутылку и, бросив грубое «Спасибо!», выходит из закусочной.

      Девушка продолжает сидеть за столиком одна, ещё в течение десяти минут, не понимая, чем могла так рассердить парня.

***

      Маленькая комната погружена во мрак. Редкие фонари, проезжающих машин, заглядывают в окно, освещая унылую обстановку. Мин лежит на кровати прямо в одежде. На нём тёмно-синие джинсы и выделяющаяся в сумраке белая, растянутая майка. Он тяжело дышит и ворочается, то и дело с его губ слетают тихие вздохи разочарования.

      — У-у-у-у! — скулит парень и рывком садится, пальцы его сжимают мягкое покрывало. Худые ноги свешиваются с кровати, и узкие ступни касаются пола. Руки его зарываются в волосы и треплят мятные пряди, оттягивая их в разные стороны. — Нет, ну какого хрена я такой дебил? Блять!..

      Подтянутое, суховатое тело якудза опять накреняется назад, заваливаясь обратно на бок. Он так в себе разочаровался! Что с ним происходит? Почему он так себя ведёт? Почему бы ему просто не воспользоваться ею, а потом, пресытившись, перешагнуть и пойти дальше? Где-то в глубине всё сильнее разрастается понимание, что это не спроста. Наверное, она очень сильно должна ему нравиться, раз он никак не может перешагнуть эту грань между ними. Юн Ги также понимает, что ни одна нормальная девушка не согласится встречаться с членом группировки якудза! Поэтому он не должен туда больше приходить, он должен это прекратить. Ему придётся отказаться даже от мыслей сделать её своей.

      Он стал членом клана «Двойного Дракона» не из-за хорошей жизни. Родители рано ушли из жизни. Ему пришлось уйти из старшей школы, бросить спорт и в шестнадцать лет переехать в дом своего дяди, чтобы жить в нищете и постоянном голоде. Уж лучше бы тогда он остался один. Кто мог знать, что всё так обернётся для него. Брат матери, в свою очередь, внезапно лишился работы и был вынужден брать деньги в долг. Как итог, он много задолжал не только соседям, но и якудза. Когда те пришли выбивать долг, то в последствии решили забрать мальчишку к себе. Так как то, с каким отчаянием парень схватился с двумя взрослыми якудза, очень развеселило и впечатлило главаря той, ещё тогда мелкой, шайки.

      Хисок-хён быстро пристроил подростка к делу и с тех пор Юн Ги только и занимается, что борьбой за свою жалкую жизнь, собиранием денег, подкупом, запугиванием да кутежами в барах с остальными членами группировки и проститутками. Они теперь были его «семьёй». Он уже никогда не выберется из всего этого дерьма.

       Да и, если на чистоту, его это не особо напрягало до того, как Босс решил поесть самгёпсаля в закусочной. Его раньше всё устраивало, у него были деньги на всё, что он хотел, он мог напиться до чёртиков, несмотря на то, что не достиг совершеннолетия, он мог трахаться до тех пор, пока член стоял и перед ним раскрывались двери любых ночных клубов. Но полгода назад всё очень резко поменялось… У него появилась странная цель, идущая в разрез со всеми планами на будущее. Тогда он сперва захотел попытаться «купить» её. Мин улыбнулся себе прошлому, да, он хотел чтобы она повелась на его деньги и оттого так усердно работал все эти месяцы.

      Но сегодня он понял одну простую вещь: его чувства оказались намного сильнее простой симпатии, иначе бы в нём не засели эти глупые мысли! Ранее он никогда не любил, а потому и не задумывался над такими вещами, как благополучие близкого ему человека. Таких людей у парня в окружении просто не осталось, он давно закостенел и стал эгоистом. Мин Юн Ги с семнадцати лет всегда был один.

      И сейчас ему так же стал очевиден один неоспоримый факт: стоило девушке только засветится где бы то ни было в обществе члена мафиозной группировки, как горькие слова «она спит с якудза» навсегда приклеятся к ней. Пусть не сразу, но рано или поздно, все родные и друзья попросту от неё отвернутся. Юн Ги этого не хотел и даже боялся такого исхода. Парень не желал ей жить, как изгой общества, потому как знал о такой жизни не по наслышке. Ему самому приходилось мириться с этим положением вечно прокаженного.

      Возвращаясь в своих мыслях постоянно к ней, он всегда вспоминал их первую встречу. Она стояла к нему спиной у соседнего столика. Настолько близко, что он чувствовал аромат жасмина, исходивший от её волос. Женский голос, тихий и ласковый, как будто девушка говорила с человеком, который был ей очень дорог. Руки, тонкие запястья и длинные пальцы с коротко остриженными ноготками, изящные плечи и шея, родинка прямо за правым ушком. В ту же ночь она ему впервые приснилась… И теперь ему часто казалось, что он сходит с ума от желания коснуться её.

      Парень горько вздохнул и решил, что лучше чем выпивка и девчонка в баре напротив нет ничего подходящее, чтобы успокоить его истерзанный мыслями мозг. Он быстро встал с кровати, накинул на себя куртку и вышел из своей квартиры навстречу спасительному алкоголю и ласкам других женщин.

      Вскоре, Мин, уже плохо соображая, сидел на унитазе в уборной и позволял раздевать себя какой-то горячей брюнетке, которая устроилась на его паху и тёрлась о него словно кошка. Она водила руками по его татуировкам на плечах и что-то томно шептала ему в шею, прикусывая кожу. А он представлял, что это Она сейчас ласково ведёт пальцами по его драконам на плечах и целует, желая большего…