Право на чудо

— Не желает ли ваша милость немного передохнуть и выпить стакан свежего морса? Марлена испекла чудесное ванильное печенье.

— Благодарю, Варнава-Базиль, — Регис щёлкает садовыми ножницами, подрезая последний куст назаирского базилика, и убирает их в карман фартука. Срезанные молодые стебли он крепко перематывает вместе ниткой. — Славный сегодня денёк, правда?

Он оставляет связку базилика на стеллаже с садовыми принадлежностями и потягивается, разминая затёкшую от работы в саду спину, а потом распускает волосы, собранные в свободный хвост на затылке, и закручивает их покрепче в пучок.

— День в самом деле хорош, — соглашается дворецкий и подсовывает ему в руки стакан морса. На столе на подносе остаётся только накрытая салфеткой тарелка, от которой вкусно пахнет выпечкой. — Однако позвольте заметить, что это не значит, что стоит его весь проводить в саду. Всё же сейчас ещё не слишком тепло. Вечереет, к тому же.

Регис улавливает шпильку в свой адрес, и это в очередной раз жутко забавляет его.

— Вы же знаете, друг мой, что я не восприимчив к холоду, равно как и к теплу. Для меня температура воздуха не имеет значения. Не стоит беспокоиться обо мне.

Тем не менее, Варнава-Базиль разворачивает кожаную куртку, и Регису, как и всегда в таком случае, приходится уступить и позволить накинуть её себе на плечи.

— Благодарю.

— Право, не стоит.

Регис, вытерев руки о фартук, усаживается на скамью и достаёт из-под салфетки печенье. И всё же оно и вправду великолепно.

Каждый раз, когда Геральт уезжает из дому, он говорит своему дворецкому: «За Региса отвечаешь головой, Базиль». Регис считает, что это совершенно лишнее, ведь он не ребёнок, чтобы за ним кто-то приглядывал. Это просто смешно, если брать в расчёт его возраст. И это смешно, даже если не брать возраст в расчёт. Поначалу Регис сопротивлялся этому, сколько раз объяснял Геральту, что Варнава-Базиль принимает этот его наказ слишком буквально, и ему, Регису, это не нравится. Геральт столько же раз отвечал: «Брось, Регис, нет ничего плохого в том, что кто-то позаботится о тебе». Со временем Регис примирился с этим. Решил, что если Геральту так спокойнее, ему не сложно уступить, ведь это по сути своей такие мелочи.

Когда он согласился на предложение Геральта остаться с ним в Корво Бьянко, он понимал, что это очень рискованно. Он опасался, что они не сумеют ужиться друг с другом так просто, как могло показаться вначале. Отчего-то ему думалось, что оба они — своевольные и упёртые, а потому во многом не смогут сойтись. Думал он так ровно одну неделю. Ту одну неделю, которую он занимал гостевую комнату на втором этаже и которую они пытались понять, как быть дальше, раз их тяга друг к другу оказалась взаимной и проистекающей ещё со времён ганзы. Всё вдруг стало так просто и понятно, когда Геральт по истечении этой недели просто поднялся к нему и без слов поцеловал. И тогда Регис подумал, что ради того, чтобы Геральт целовал его так, он готов на всё. Он до сих пор не может даже самому себе точно сказать, почему так случилось: просто потому, что в любовных делах Геральт из Ривии оказался даже лучше, чем о нём говорят, и способен своими ласками настолько затуманить его разум, что Регис готов согласиться на что угодно, или это потому, что тело Региса, как настоящий злостный предатель, само по себе оказалось таким отзывчивым и охочим до рук ведьмака. Так или иначе, важен сам факт: отказать Геральту хоть в чём-то стало очень сложно.

Когда они повстречались в Туссенте во время поисков Детлаффа, Регис имел неосторожность как-то упомянуть, что ещё не закончил регенерировать, и Геральт, как позже выяснилось, внимательно принял это к сведению. Уже после того, как они стали жить вместе во всех смыслах, Регис ему сказал, что намерен возобновить свою врачебную практику, а Геральт каким-то до сих пор неведомым Регису способом убедил его, что сначала надо восстановиться до конца, а потом уже думать о том, чтобы лечить других. Геральт умеет быть крайне убедителен, если ему это нужно. К тому же, одним из доводов стало обещание, что Регис здесь не заскучает и без врачевания, потому что вдвоём они точно найдут, чем заполнить своё свободное время. Идея хоть немного пожить, просто наслаждаясь обществом друг друга, новым домом, вином и мягким климатом долины имела свои прелести. Так что Регис позволил уговорить себя и дал обещание, что не будет усердствовать, пока не почувствует себя совершенно здоровым и сильным. На самом деле он готов поручиться, что уже сейчас чувствует себя отлично. Забота Геральта и домочадцев, хороший отдых и счастье на душе определённо сделали своё дело — прошло всего лишь немногим меньше двух лет с тех пор, как Геральт взял с него слово, что Регис будет пока что только отдыхать и восстанавливаться, а он уже полностью пришёл в себя. Он даже решил поговорить с Геральтом о том, чтобы летом начать работать. Но попозже, у него ещё есть целых два месяца до тех пор.

— О, его милость уже возвратился с охоты, — говорит Варнава-Базиль, отвлекая Региса от его мыслей и печенья с морсом.

И правда, ведьмак, всё ещё в длинном сером плаще поверх охотничьей куртки, поднимается по дорожке к саду. Регис следит за ним, не отрывая глаз, с ласковой улыбкой.

— Так, так, — произносит Геральт, подойдя ближе, и губы его растягиваются в усмешке, — ты, Варнава-Базиль, как я погляжу, прекрасно справляешься с поручениями. Наш дорогой господин Регис в хороших руках.

— Спасибо, ваша милость, — кивнув головой, отвечает тот, — если у вас есть ещё ко мне поручения, с удовольствием исполню их.

— Да, пускай наполнят ванну, я жуть как хочу искупаться. И ужин не помешал бы.

— Всё будет исполнено незамедлительно.

Дворецкий, поклонившись, удаляется. А Геральт становится напротив и глядит на Региса.

— Ну, что ты тут?

— А что я тут? — переспрашивает вампир, положив ногу на ногу и сцепив пальцы на колене.

— Скучал по мне?

Тон Геральта дурашливый, а глаза игриво сверкают. Нет, этот человек точно уже что-то задумал. Регис почти что готов попасться на крючок. Почти.

— А как же, — кивает он с крохотной улыбкой, — с самого утра места себе не нахожу, не сплю, не ем, только сижу и думаю: когда же Геральт вернётся. Я же без тебя даже дышать не могу, дорогой.

— Ну ясно всё с тобой, — делая обидчивый вид, протягивает Геральт, — а я, между прочим, скучал по тебе. Спешил, как мог. Как только оленя подстрелил, так сразу домой помчался. А пока бродил по рощицам, нашёл вот это.

Из-под плаща он достаёт три белых с фиолетовыми прожилками и два полностью фиолетовых крокуса. Регис, удивлённый, но приятно, принимает цветы, и Геральт садится рядом.

— Спасибо, они чудесные.

Геральт закидывает руку ему на плечи и целует в щёку.

— Пожалуйста, радость моя.

Тепло разливается в сердце Региса, и он, не сдержав улыбки, льнёт к его груди, гладит рукой по колену, обтянутому прочными штанами из выделанной кожи.

— О, Геральт, ты не перестаёшь меня удивлять. И всё-таки, как ни отпирайся, а ты настоящий романтик.

Несколько минут они тратят на поцелуи, а потом Геральт просто обнимает его за плечи, укрыв плащом.

— Регис, вот ты скажи мне, — говорит он вдруг, — ты знаешь всё на свете. Разве же в Туссенте есть такое правило этикета: в качестве благодарности желать, чтобы Лебеда дал побольше детей?

— Что? — усмехается Регис, не поднимая головы с его плеча. — А можно поподробнее?

— На дороге повстречал одного человека, у него телега застряла в слякоти. Ну, я помог ему выехать, и он говорит мне, мол, спасибо, все дела, пускай Лебеда дарует вам здоровых и красивых детей. Конечно, не впервой слышу, чтобы говорили нечто подобное. Но тут, в Туссенте, прямо каждый второй. Раньше я думал, что здешние люди не знают, что ведьмаки не могут иметь детей, вот и говорят так, просто потому что привыкли. Но я живу тут уже два года, я устал каждому встречному-поперечному объяснять, что не надо мне желать детей. И всё равно не слушают. Вот я и подумал, может, это специфика благодарностей тут такая? Традиция. Они же все тут на традициях повёрнуты.

Люди желают подобное, потому что искренне благодарны за помощь и хотят счастья тому, кто их выручил, а часто именно дети — счастье для обычных людей. Регис знает, что глубоко в душе Геральт хотел бы иметь детей. Это его давняя несбыточная мечта.

Регис к этой теме относится спокойно, без фанатизма. Он, хоть и омега, всё же в первую очередь вампир. У вампиров чувство родительского долга атрофировалось, кажется, ещё до Сопряжения Сфер. Регис с трудом может представить себя с ребёнком на руках. Единственный ребёнок, с которым он поладил, — это Цирилла, да и то только когда она стала уже взрослой девушкой. Поэтому не сказать, что бесплодность Геральта ему на руку, просто… его устраивает нынешнее положение вещей. У него никогда не было никаких притязаний и больших планов на жизнь, поэтому то, что он имеет, его вполне устраивает, и он бы ничего не стал менять.

— Не принимай это близко к сердцу, Геральт, — он находит руку ведьмака и сжимает её в своей, — Не сказал бы, что здесь это традиция, скорее обыкновенная привычка. Люди в Туссенте сердечные и искренние, вот и не скупятся на добрые слова.

— Я понимаю. Но каждый раз не знаю, что отвечать на такое. Надоело объяснять, что ведьмаки бесплодны. А даже сказать «спасибо» язык не поворачивается — такое ощущение, словно я верю, что их пожелания действительно способны что-то мне дать. Но дело ведь не в высших силах, а в мутациях. Тут уж ничего не попишешь.

— А ты попробуй к этому проще относиться. Даже добрые пожелания — это только слова. И ответная благодарность тоже — только слова. — И усмехнувшись, Регис в шутку, всего лишь желая немного развеселить Геральта, добавляет: — Геральт, а вдруг именно этих пожеланий всегда и не доставало? А как начнёшь их принимать, так дом и заполоним крохотными ведьмачатами и вампирятами.

Геральт громко хохочет, в одно мгновение прогоняя напавшую было меланхолию, и этот звук для Региса — самая ценная награда.

— Холера, ну ты меня и насмешил! Я представил себе, как из окон нашего дома вылетают маленькие клыкастые упырята Регисы и выпрыгивают малыши-ведьмаки Геральты с малюсенькими мечами в руках.

На смех прорывает и Региса тоже. В самом деле, забавная картина!

Отсмеявшись и утерев глаза, Геральт принюхивается и совершенно обыкновенно, словно ничего и не было, говорит:

— Слушай, это у тебя там печенье? Дай мне тоже.

— Пожалуйста, мой дорогой, — Регис подаёт тарелку, и Геральт вытаскивает из-под вышитой салфетки печенье.

***

Регис выливает тёплое молоко из стакана в блюдце и опускает его на пол. Два котёнка — белый и чёрный — принимаются с аппетитом лакать, пачкая длинные усы. В задумчивости приложив палец к губам и подперев локоть второй рукой, вампир наблюдает за крохами.

— И что же мне с вами делать? — спрашивает он сам себя.

Пушистые малыши ожидаемо ничего не предлагают, оставив Региса самого теперь с ними разбираться.

— Ну как, едят? — спрашивает Марлена, выглянув из кухни.

— Да, спасибо большое, — отвечает Регис. — Вы не знаете, может, здесь, в поместье, кому-то нужны кошки?

— Это навряд ли, — качает она головой, сложив руки на платье перед собой.

Поджав губы, Регис вздыхает.

— Геральт не разрешит оставить их.

— А вы знаете, мастер, — чуть помолчав, негромко говорит она, — примета есть, что коли кошка приблудилась или котёнок, ни в коем случае нельзя выбрасывать, надо накормить и приютить. Тогда в доме всегда будет счастье.

Не сказать, что Регис сильно уж верит в приметы… Но котят почему-то очень жалко выгонять. Если ему не изменяет память, это первые кошки, которые не испугались его, а добровольно пошли следом. Наверное, это должно что-то означать, верно?

— Попробую уговорить его, — сдаётся он. — Попытка не пытка.

Он приседает и указательным пальцем гладит белого котёнка по голове — тот начинает мурчать и даже отрывается от молока, чтобы потереться о его палец. Чёрному же он чешет спинку, но малыш ест, не отвлекаясь.

— Какие вы ласковые, — тихонько говорит он, не сдержав улыбки. — Как же вас можно прогнать, если вы шли за мной от самых турнирных полей?

До самого вечера Регис возится с котятами. Он осматривает их на наличие блох, клещей и прочих паразитов и с удовлетворением обнаруживает, что оба совершенно чисты, только худощавенькие и шёрстка немного грязная. Их бы вымыть и расчесать, тогда всё будет совсем хорошо.

Геральт сегодня весь день работал на улице — наряду с другими работниками мужчинами чинил протекающую крышу в одном из домов, ухаживал за Плотвой и просто возился во дворе в своё удовольствие, наслаждаясь ощущением, что здесь он — хозяин. Регис же, хоть и получил приглашение провести время вместе с ним за работой, деликатно отказался, сказав, что подобные занятия — не его специфика. Он предпочёл заняться своим садом, а после пройтись по окрестностям, понаслаждаться тем, что нравится ему — видами, цветущими травами, сочной зеленью, в общем — наступившей весной. На обратном пути к нему и пристали эти два пушистых комочка.

Геральт застаёт его в комнатке, отгороженной ширмой, сидящим на коленках на полу и пытающимся в тазу вымыть пищащих от недовольства котят. Сам он к этому времени уже тоже весь оказывается забрызган и раздражён.

— Регис, а ты что делаешь?

— А ты как думаешь, мой дорогой?

Он осторожно поливает белого котёнка водой, стараясь не попасть ему в уши, и следит за тем, чтобы чёрный не выпутался из полотенца и не убежал.

— Нет, я прекрасно вижу, что ты делаешь. Но зачем ты это делаешь? Где ты их подобрал? Что ты с ними делать собрался?

— Слишком много вопросов, Геральт.

— И поэтому ты ни на один не ответишь.

— Очень проницательно с твоей стороны. Не поможешь мне? — Он, подняв котёнка обеими руками, кивает на полотенце, лежащее рядом на стуле.

Геральт молча разворачивает его, и Регис сажает котёнка ему в руки.

— Оботри её хорошенько.

— Её? Это ещё и девочка? Две девочки?

Регис берёт второй свёрток полотенца с кошечкой и поднимается на ноги. Присев на кушетку, принимается тщательно вытирать её. И обе они продолжают пронзительно пищать.

— А ты имеешь что-то против женского пола?

— Нет, — отвечает Геральт, всё же протирая уголком полотенца белую шёрстку котёнка, — имею только против кошек. Ты хоть представляешь, сколько котят они потом приведут? Что мы будем с ними делать? У нас и так есть коты, кошки и собаки во дворе. Куда ещё больше?

— Геральт, пока что ни о каких котятах, кроме этих двоих, речи не идёт. — Вздыхает Регис, взглянув на него. — Ты глянь, какие они маленькие и худые. Неужели тебе их не жаль? Предлагаешь выкинуть за дверь двух бедных существ, нуждающихся в тепле и защите?

Геральт закатывает глаза и цокает языком.

— Ну да, когда ты так говоришь, у меня пропадает всякое желание спорить с тобой. Ты знаешь это и бессовестно пользуешься этим, — ворчливо добавляет он, поднимая в руках мокрого котёнка на уровень глаз. — Холера, ну и повезло же вам, девчата, что вы встретили именно этого чудесного вампира!

В груди Региса растекается горячее тепло, а губы трогает улыбка. Даже не пришлось по-настоящему его уговаривать! Он звонко целует Геральта в щёку.

— Не волнуйся, может, мы их выходим, а потом отдадим кому-нибудь. Хорошо?

— Хорошо-хорошо, — вынужденно соглашается Геральт, — но за это целуй ещё раз.

Регис, хохотнув, ещё раз целует, но на этот раз в подставленные губы.

— Между прочим, — добавляет он, забирая из рук ведьмака котёнка, — Марлена сказала, что приютить дома кошку — это хорошая примета, к счастью.

— Хотелось бы уточнить, ваши милости, — раздаётся вдруг голос Варнавы-Базиля, подошедшего к ним, — не знаю, как на севере, а здесь, на юге, считается, что подобрать бездомного котёнка — это к прибавлению в семействе. Если за ним хорошо ухаживать, то так можно показать, что в семье готовы о ком-то заботиться, и тогда удастся поскорее завести ребёнка. Я уже могу тут прибраться? — он рукой указывает на таз с водой, стоящий на полу.

— Да, я закончил, спасибо, — кивает Регис.

— Это не примета, а всего лишь глупое суеверие, — как-то смурно возражает Геральт и поднимается на ноги, — нечего верить всяким бредням, Базиль. Кошки — это просто кошки.

— Конечно, ваша милость, как скажете, — дворецкий, неся в руках таз, кланяется и уходит.

— Регис, можешь за ними поухаживать, но потом, бога ради, отдай их кому-нибудь. — Говорит он таким тоном, который, как Регис уже знает, не терпит возражений.

— Ладно, дорогой, — вздохнув, соглашается он.

Геральт уходит, бормоча под нос что-то о «пресловутом прибавлении в семействе, все кругом сговорились, что ли?». Регис держит на руках двоих малюток, которые уже перестали пищать и сидят теперь вылизываются, и чувствует, что на душе у него остался какой-то неприятный осадок.

А через несколько дней он, зайдя в спальню, обнаруживает замечательную картину. Нет, не ту, которая висит на стене. Он обнаруживает Геральта, лежащего под одеялом, на боку, подперев голову рукой, а перед ним вовсю резвятся две маленькие кошечки — одну он дразнит пальцами, заставляя ловить их, а вторая виснет на его руке, стараясь укусить. И Геральт при этом выглядит таким довольным, таким счастливым, что Регис даже замирает, просто наблюдая за ними с улыбкой.

— Ну что ты там стоишь и смотришь так? — Он поднимает взгляд на Региса, и хоть тон его притворно недовольный, глаза всё равно светятся. — Скажи уже всё, что думаешь обо мне, и закроем эту тему.

Регис думает, что Геральт ворчун и иногда страшная вредина, что нечего было ставить какие-то условия, что он вообще-то мог бы быть и посговорчивее, что ему стоит почаще целовать Региса, и вообще много чего ещё в таком духе. Но он всего лишь подходит и целует ведьмака в лоб.

— Я ничего не думаю. Кроме того, что ты очень милый, когда возишься с ними. А ещё, что было бы славно, если бы ты освободил моё место, я хочу лечь.

Геральт подхватывает котят на руки, подвигается на свою сторону кровати, ту, что ближе к двери, — ему спокойнее, когда он спит именно там, — и кладёт их себе на грудь.

Регис ложится рядом под одеяло и интересуется:

— Они что, сегодня спят с нами?

— Они шепнули мне, что им одиноко в их корзинке. — Шутит Геральт, а чуть погодя серьёзно говорит: — Ты знаешь, я тут подумал… если тебе хочется, оставляй их. Не отдавай никому.

— Что, растопили две кошечки сердце матёрого ведьмака, да?

— Моё сердце растопил один чересчур умный и временами нахальный вампир, — мягко отвечает он, погладив Региса по бедру, — а всё остальное — последствия. Я просто всё думал о том, что сказал тогда Базиль. О котятах и… детях. Я подумал, может, тебе хочется за кем-то ухаживать, с кем-то возиться… а из-за меня у тебя не может быть детей. Вот я и решил, что пускай у тебя будут хотя бы они.

Что-то тянет и щемит у Региса в груди от этих слов. О, Геральт. Может ли во всём мире найтись кто-то лучше него? Он накрывает руку Геральта, лежащую у него на бедре, и легонько похлопывает её.

— Не переживай обо мне, дорогой Геральт, — как возможно осторожнее и мягче говорит он, желая поскорее успокоить Геральта и не дать тоске съесть его. — Я чувствую себя прекрасно рядом с тобой. Ты любишь меня, я занимаюсь тем, что мне нравится, а больше мне ничего не нужно. И без детей я ощущаю себя совершенно полноценным омегой. Не переживай об этом, правда.

Геральт кивает, но по нему прекрасно видно, что слова Региса его ничуть не убедили. Тогда Регис придвигается ближе и целует его в губы — трепетно, влажно, но осторожно, помня о своих острых зубах. А потом улыбается ему и кончиком носа трётся о его нос. Геральт морщится в улыбке и кладёт руку на его затылок, гладит по волосам.

— Геральт, я говорю правду. Мне не нужен никто, кроме тебя.

— Как же, многие так говорят, а о детях всё равно мечтают. — Усмехается Геральт. Конечно. Он наверняка знает об этом не понаслышке. — Ну да ладно, проехали. Котят-то оставляем?

— А ты что скажешь? — Регис кладёт голову ему на плечо и поправляет одеяло, чтобы накрыть свернувшихся в один клубок на груди Геральта кошечек.

— Оставляем. Я уже успел их полюбить, — признаётся он, — не хочу их никому отдавать. Это первые кошки, которым я понравился. Это наши кошки, наши девочки.

Сердце Региса радостно трепещет, а фантазия почему-то рисует ситуацию, в которой Геральт говорит «это наши девочки» не про кошек, а действительно про их девочек, про дочек. Как бы Геральт был рад, если бы у них была дочь, как бы любил её, как бы заботился, оберегал. И Регис тоже был бы рад. Вместе с Геральтом все эти хлопоты стали бы приятны и для него. Он бы, пожалуй, хотел вместе с Геральтом воспитать дочь. Или сына, неважно. Или даже нескольких детей…

Сердце заходится в стуке быстрее, чем нужно, а во рту пересыхает. Боже, и откуда у него только такие мысли? В сторону, прочь, прочь.

— Я люблю тебя, — говорит он Геральту, и тот довольно урчит и шёпотом произносит ответное признание.

И засыпая, Регис невольно думает, что если бы котята действительно по примете были своеобразной проверкой на ребёнка, то они прошли бы её с блеском.

***

В комнате догорает пара свеч, бросая на стены блики, отблески и тени. Кругом — благословенная тишина.

Геральт обнимает его, поглаживая кончиками пальцев по голому плечу и горячо дышит в самую макушку. Регису так тепло, приятно, так спокойно, и ему кажется, что весь его мир в этот момент сконцентрирован в одном Геральте, в одном только биении его сердца. Региса разморило жаром и ласками, и сейчас, как никогда, он ощущает себя слабым и хрупким, а Геральта — таким сильным и надёжным, ощущает всю его фундаментальную природу альфы.

— Регис, — тихо зовёт ведьмак, и он вопросительно мычит в ответ, — я всё спросить хочу. — Вампир молчит, трётся щекой о его плечо. — А вот этот цветок, который ты вчера принёс…

Продолжения не следует, словно бы Геральт так и не сумел сформулировать вопрос, поэтому Регис говорит:

— Это растение относится к семейству Araceae или, проще говоря, ароидных. Конкретно этот экземпляр — это Spathiphyllum Chopin, названный, к слову, в честь селекционера, который и вывел этот сорт. А что?

— А вот этот, второй… Откуда он вообще у нас взялся? Тоже ты принёс?

— Ты говоришь о другом представителе семейства ароидных — Anthurium andraeanum. — Поясняет Регис и прерывается на зевок. — И его тебе подарила Орианна, когда узнала, что мы вместе.

— Ну да, точно, как я мог забыть, — угрюмо отзывается Геральт и трёт пальцами переносицу.

Действительно, в самом начале их отношений Регис как-то навещал её, и они немного поговорили. Он рассказал о том, что Геральт предложил остаться с ним во всех смыслах, и он, учитывая их давнюю тягу друг к другу, которая с новой встречей стала ещё сильнее, принял это предложение. Она тогда пыталась убедить его, что это не очень-то хорошая мысль, и в числе основных причин, почему Регис должен был отказаться, оказалось и бесплодие Геральта. А потом она прислала в их дом гонца с этим цветком, антуриумом, цветущим ярко-алыми сердцами. И ещё была карточка с выражением надежды, что, может, хотя бы этот антуриум пробудит в Геральте его альфью силу, чтобы он смог заделать Регису хоть одного вампирёнка. Геральт тогда страшно разозлился и занервничал. Даже попытался убедить Региса, что ему в самом деле нужен кто-то получше, нужен нормальный альфа, а не, как он выразился, дефективный ведьмак, которому впору спать только с такими же дефективными чародейками. Регис долго доказывал Геральту, что ему для счастья нужен только он сам и никто больше, и продолжает доказывать до сих пор.

Вспоминая те события, Региса тянет в очередной раз тяжело вздохнуть. Он, без сомнений, не считает поступок Орианны правомерным и хоть сколько-нибудь уместным, но всё же прощает его ей. Хоть её записка и сквозила высокомерием и ехидством, всё же Регис знает, что Орианна по-настоящему беспокоится за него. Пускай и таким своеобразным способом.

— Ну-у, Геральт, — протягивает он и поднимается, чтобы поцеловать его в уголок губ, — не будь такой букой. Мы же уже обсуждали это.

— Регис, я сейчас вообще ничего не сказал, — с усмешкой отзывается тот.

— Но я слышу, как в твоей голове копошатся дурные мысли.

— Тебе послышалось, — деликатно настаивает Геральт, и Регису приходится смириться. — Я просто хотел спросить: что они у тебя тут, парочка, что ли?

Поудобнее умостив голову на груди Геральта и положив ноги поверх его ног, Регис принимается рассказывать.

— Я вчера был в городе, покупал кое-какие семена. И продавец убедил меня взять этот спатифиллум. Он оставался последним и срочно нуждался в пересадке, вот я и согласился, купил, считай, за бесценок. Спатифиллум принято держать в спальне, так что я поставил его здесь. А сегодня подумал, что твой антуриум стоит держать рядом с ним. Он ведь ни разу не зацвёл после того, как Орианна подарила его, ты знаешь? Мне подумалось, может, общество цветущего спатифиллума сподвигнет его пустить цветоносы.

Геральт какое-то время молчит, а потом тихо спрашивает:

— Ты ведь знаешь, что это за цветы, правда?

— О чём ты?

— О том, что спатифиллум называют женским и омежьим счастьем, а антуриум — мужским и альфьим. Что их покупают, когда хотят найти пару или завести ребёнка.

Регис напрягается, хмурит брови и поджимает губы.

— Слышал об этом. Ну и что с того?

— Ничего, просто сказал.

Регису хочется громко и недовольно фыркнуть, потому что, естественно, в случае с Геральтом и этой темой не может быть ничего просто так. Но всё же он сдерживает себя и как можно мягче спрашивает у него:

— Ты не хочешь, чтобы они здесь стояли? Они вызывают неприятные чувства?

— Да нет, пускай будут. — Отвечает тот, пожав плечом. — Они красивые. И хорошо будут сочетаться, когда антуриум зацветёт.

— Угу, так и есть, — урчит Регис в ответ и прижимается губами ему под ключицей.

Регис, конечно же, прекрасно осведомлён о многих человеческих суевериях и приметах. И, откровенно говоря, отдавая деньги за чудесный, с белыми цветами-парусами спатифиллум, Регис невольно подумал, что это и к лучшему, подумал, что сам бы он не решился купить омежье счастье, подумал, может, не случайно всё так складывается.

Сейчас он взволнован этой мыслью, а потому позволяет себе тихо, с замиранием сердца прошептать:

— Геральт, а вдруг…

— Не будет никаких «вдруг», Регис. — Устало вздыхает Геральт и гладит его по волосам, прижимается к ним носом. — Пускай стоят без всяких «вдруг». Потому что красивые и нравятся тебе. Договорились?

— Договорились.

Может, и это к лучшему тоже — нечего говорить обо всём этом, незачем тешить Геральта глупыми надеждами и верой в невозможное. И Регису тоже не нужно думать о том, чего никогда не будет. Хотя он уже и так успел сделать это — он не один раз думал о том, что если бы Геральт хотел, если бы попросил, Регис бы только ради его счастья согласился завести ребёнка, двух или даже трёх — смотря как пойдёт. Но всё это совершенно неважно, потому что этого не будет, не может быть.

Сейчас Регис так разнежен и открыт душой, что его тянет поговорить о чём-то до глупости сентиментальном. В голову приходит только мысль, что он бы хотел, чтобы, если бы у них была дочь, у неё были глаза Геральта. Эта мысль пришла к нему пару дней назад, когда он вслух заметил, что у их белой кошечки, Бланки, глаза точь-в-точь, как у Геральта, и тот пошутил, что, мол, да, ведь она — его дочь.

Регис решает ничего не говорить, только жмётся к Геральту в поисках нежности и ласки, и он, усмехнувшись под нос, обнимает крепче, шепча под ухом приторно милые, но необходимые сейчас глупости.

***

— А вон там и есть пещера пророка Лебеды, — говорит Геральт, указывая на спуск между двумя обрывами, — помнишь, я рассказывал тебе о ведьмаке, который стал последователем его учений? Его звали Мартен. Именно сюда я пришёл, когда разыскивал чертежи доспехов школы Мантикоры. Этой самой, Регис, которая сейчас на мне.

Регис отрывает взгляд от виднеющейся внизу пещеры и окидывает им Геральта, невольно улыбаясь.

— Я помню, Геральт. Доспехи в самый раз для здешнего климата.

Геральт соглашается и отходит в сторону, выискивая в округе травы для эликсиров, а Регис, поправив соломенную шляпу, чтобы укрыться от палящего солнца, продолжает собирать цветки боярышника. Они с Геральтом договорились, что осенью, когда начнётся сбор винограда и Геральт будет занят им, Регис сможет свободно начинать работать, как и прежде, цирюльником-хирургом. Региса такое решение полностью устроило, и теперь он, преисполненный вдохновением, занялся сбором ингредиентов, нужных для приготовления лекарственных снадобий, мазей и прочего, прочего, прочего.

Настойка из цветков боярышника оказывает положительное воздействие на кровеносную систему, понижает артериальное давление, успокаивает. Лучше всего для настойки собирать молодые цветы, поэтому они пришли сюда в последние дни мая, как раз вовремя, чтобы кусты боярышника уже успели зацвести, но до увядания ещё осталось достаточно времени.

Собирая цветы, Регис не думает ни о чём таком, всего лишь мурлычет под нос песенку, услышанную на одной из площадей Боклера. И когда они вдвоём с Геральтом складывают собранные ингредиенты в седельные сумки своих лошадей, у него в голове нет никаких посторонних мыслей. Только когда Геральт спрашивает его:

— Ну что, готов? Едем?

Что-то словно даёт Регису в спину, между лопаток, что-то, похожее на поток ветра, какой-то неосязаемой силы. И это что-то выбивает из него ответ:

— Пожалуйста, давай на минутку зайдём в святилище Лебеды.

Геральт удивляется, но всё же соглашается и ведёт его к пещере.

— Я не знал, что ты религиозен, — говорит серьёзно он, когда они приближаются к ней.

— О, дорогой мой Геральт, я вовсе не религиозен, — с улыбкой отвечает Регис, держась руками за ремешок сумки, перекинутой через голову. — Мной движет обыкновенное любопытство. Было бы большим упущением не зайти, раз мы оказались здесь.

Геральт заводит его в пещеру, и Регис обходит её, осматривая каменные статуи, надписи и записки на стенах. Геральт молча следует за ним по пятам. В святилище оказывается тихо и спокойно, атмосфера здесь очень положительная.

— Сильное место, — чуть ли не полушёпотом говорит он, оглядывая решётку в потолке, сквозь которую видно ясное небо. — Понимаю, почему люди приходят сюда молиться. Это место внушает надежду на исполнение всех желаний.

Хмыкнув, Геральт складывает руки на груди, прислонившись плечом к стене у выхода.

— Лучше и не скажешь. Особенно, если желать, чтобы у кого-то член отвалился или тело покрылось фурункулами.

— Не могу сказать, что твой скептицизм не уместен, мой дорогой. Однако здесь есть и действительно важные вещи. — Он подходит к стене с записками и зачитывает из них несколько фраз. — Например: «Прошу благословить моего мужа в дорогу». «Пускай моя дочь будет счастлива в браке». «Помоги встретить любимого человека». Ну и так далее.

Минуту они стоят в тишине. Геральт со всем вниманием катает по полу камушек носком ботинка, а Регис всматривается в лицо каменной статуи. И ему кажется… нет, он точно чувствует… в этом месте и правда особая энергетика. Совершенно особая…

— Ну что, пойдём?

Голос Геральта внезапно разрывает сгустившуюся тишину, и Регис едва не вздрагивает от неожиданности.

— Если ты не возражаешь, — медленно говорит он, отводя глаза от лица статуи, — я бы задержался на минутку. Дай мне одну минутку, хорошо?

Геральт сверлит его долгим взглядом, и Регис точно может сказать, что в этот момент он спрашивает себя, не спятил ли Регис. Но всё же он кивает и выходит, оставляя вампира наедине с его мыслями.

Сила и энергия словно бы концентрируются здесь, в этом самом месте, в этот самый час, готовые исполнить любую, даже самую несбыточную и невозможную мечту. Регис сглатывает. Он уже знает, что намеревается сделать, и от этого пробегают мурашки по спине.

В сумке очень кстати находятся бумажка и кусочек заточенного угля. С горящими щеками и ушами он пишет послание самому пророку Лебеде, губами проговаривая каждое слово. Он, не решаясь перечитывать, приклеивает записку на стену и, постояв ещё несколько мгновений, пока мощь этого места не уляжется, не отпустит его, разворачивается, чтобы присоединиться на улице к Геральту и поскорее забыть о своём глупом и наивном поступке.

Оставленная им на стене записка содержит текст следующего содержания:

Великий Лебеда, от всего сердца прошу подарить нам нашего желанного малыша

Регис

***

Кажется, что головная боль просыпается раньше самого Региса. Только тепло голой спины Геральта, к которой он прижимается лбом, немного ослабевает ноющую, противную, ужасную боль. Он переворачивается на спину и глубоко, медленно вдыхает.

Нет, и всё-таки это ненормально. Он же уже был уверен, что совершенно здоров, цел и полон сил. Откуда мигрень? Откуда слабость? Почему так хочется встать в туалет, а потом вернуться в постель и поспать ещё хоть пару часов? Катастрофически необходимо ещё немного отдыха, иначе он просто не переживёт этот день.

Он всё же поднимается, чтобы сделать свои дела, потому что мочевой пузырь поджимает, и умыться, однако же, вернувшись в спальню, он обнаруживает Геральта распластавшимся на животе с протянутой в сторону половины Региса рукой. Помявшись на месте, он всё же возвращается в постель, прямо под руку Геральта, тут же обвившую его талию.

Геральт открывает глаза и первым делом тянется, чтобы поцеловать его в щёку.

— Мне такой странный сон приснился, — хрипло делится Геральт со всё ещё сонной улыбкой. — Представляешь, как будто мы с тобой пошли на рыбалку, и ты поймал две рыбины, большущие такие. А потом отдал мне и сказал, мол, держи, это я для тебя поймал.

Рыба? Забавно, право, забавно.

— А мне сегодня приснилась вода, — усмехается Регис.

— Просто вода?

— Как будто я стою на лугу, где-то здесь, около дома, однако его самого не видно, а этот луг по колено залит водой. И вода такая прозрачная, чистая, что видно каждый цветок, каждый листик травы. Я шёл по воде вперёд, и мне было так хорошо, так спокойно.

— Мм, здорово, — Геральт умудряется сползти пониже и потереться носом о кусочек кожи, выглядывающей в вырезе спальной рубашки Региса. — Может, поедем на рыбалку, а? Вдруг мой сон вещий, и ты обеспечишь нам сегодняшний ужин?

Его тёплое дыхание щекотно касается кожи, и Региса тянет улыбнуться. Он накручивает на палец прядку белых волос и тихо отвечает:

— Поздно, мой дорогой. На рыбалку надо ехать ранним утром, а сейчас уже слишком поздно.

Да и чувствует Регис себя как-то нехорошо, муторно внутри. Голова, опять же, покоя не даёт. Какая уж тут рыбалка…

— А где мои девочки? — спрашивает вдруг Геральт, вскинув голову и озираясь по сторонам в поисках котят, которые так и не приучились спать в корзинке рядом с кроватью — всё норовят развалиться либо между ними, либо хотя бы поверх их ног.

— Давным-давно проснулись и теперь греются на улице на солнышке.

Геральт укладывает голову обратно на подушку, гладит Региса по спине и тычется носом ему в шею, принюхивается.

— А ты что-то не торопишься сегодня вставать, — замечает он, и Регису возразить на это нечего, поэтому он молчит, продолжая перебирать его волосы. — Но вообще это и к лучшему, редко удаётся поймать тебя утром. А я очень люблю целовать тебя, когда ты такой мягкий, тёплый и вкусный после сна.

Он начинает целовать шею, а Регису вдруг делается хуже от горячего дыхания на коже и мокрых касаний. Наморщив нос, он мягко отталкивает Геральта в плечо.

— Извини, дорогой, но сейчас не лучшее для этого время.

Геральт отстраняется и приподнимается на локте, всматривается в его лицо.

— Голова так и не прошла? — сходу догадывается он.

Регис качает головой и прикрывает глаза. Тихо жалуется:

— Болит так, что уже начинает подташнивать.

— А знаешь, почему и голова болит, и тошнит? — Регис вопросительно мычит в ответ. — Потому что ты уже третий день нихрена не ешь. Я заметил, Регис. Питаешься, как мышка — маковыми росинками? Да? Одним святым духом сыт не будешь, знаешь ли.

О, Регис это прекрасно знает. И он бы рад нормально питаться, но в последние дни никакая пища не вызывает у него аппетита, даже наоборот — отбивает его. Разве что только, может, он съел бы паштет из гусиной печени… Или, например, парочку малосольных огурчиков…

— Так, Регис, возражения не принимаются. Встаём и идём завтракать. Сейчас ты поешь наконец нормально, и тебе станет лучше. Договорились?

Затылок пульсирует, глаза болят, в животе что-то ноет и тянет, но он заставляет себя подняться и позавтракать вместе с Геральтом. Оладьи, сыр, масло, хлеб, джем, чай, печенье, конфеты, фрукты — стол полон еды, но Регис съедает только немного хлеба с сыром, чтобы Геральт не волновался. После завтрака ведьмак целует его в щёку и уходит заниматься своими делами на улице, а Регис остаётся сидеть с комком в горле. Который, впрочем, спустя чуть меньше часа заставляет его исторгнуть весь свой нехитрый завтрак обратно.

Регис ощущает себя настолько разбитым и жалким, что хочется плакать. Все симптомы, которые он у себя обнаруживает, могут свидетельствовать только об одной вещи, абсолютно невозможной и несбыточной вещи. Он упорно отгонял от себя эти мысли, потому что этого просто не может быть. Это уму непостижимо. Марлена, сочувственно поглаживающая его по плечу, пока он сидит на кушетке в обнимку с ведром, тихонько, с участием спрашивает:

— Мастер, а вы, часом, не беременны ли?

— Я? Беременный? — полувсхлипом отзывается он, и только при одной мысли, что это может быть действительно так, его снова тошнит.

Господи, что тогда о нём подумает Геральт? Да и вообще — как? Ну как это возможно?

Варнава-Базиль приносит ему воды и полотенце, помогает умыться. А после интересуется:

— Желаете, чтобы я сообщил его милости, что вам нездоровится? Или сначала послать в город за лекарем?

— А где… — Он морщится и прокашливается. — Где Геральт? Он дома? Во дворе?

— Его милость сейчас обходит северо-восточные виноградники.

— Тогда пока что ничего не сообщайте ему, пожалуйста, — просит вампир, — и будьте так добры, велите поскорее подать двуколку.

Дворецкий, откланявшись, уходит, а Марлена помогает ему добраться до спальни. Регис намерен отправиться к лекарю сам, потому что, очевидно, он сейчас не в том состоянии, чтобы объясняться со всеми в поместье, кто поинтересуется, зачем ему понадобился лекарь.

Переодеваясь, он воскрешает в памяти все мелкие детали, которые в последние два с лишним месяца намекали. Судорожно летящие мысли говорят, что всё было не просто так — и котята, и расцветший антуриум, и место силы в пещере Лебеды… А сегодня ещё и их сны. Рыбы! Геральту приснились рыбы! Регис никогда не был суеверным или верующим, но эта череда знаков даже его не может оставить равнодушным. Просто необходимо показаться знающему толк в омежьих делах лекарю, чтобы он однозначно подтвердил, что Регис в порядке, чтобы сказал, что Регис не беременный, потому что это попросту невозможно.

И если что-то глубоко внутри него говорит: Не обманывай себя, Регис, то он предпочитает игнорировать это.

***

Спустя два дня он преспокойно пьёт послеобеденный чай с джемом и читает книгу.

Регис действительно в порядке. Регис беременный.

Он не имеет ни малейшего понятия, как это произошло. Не имеет понятия, как объяснить это Геральту. Даже не представляет, почему это оказалось возможным. Но тем не менее факт есть факт: хоть срок ещё небольшой, уже точно можно сказать, что у них будет ребёнок. При мысли о том, как он будет разговаривать с Геральтом о своём положении, его прорывает на нервный смех. Но поговорить придётся, и чем быстрее, тем лучше.

Радует только то, что теперь Регис, зная, что с ним, может заварить себе подходящие лечебные травы, чтобы ему хоть ненадолго стало лучше.

Геральт вваливается в дом, пребывая в удивительно хорошем расположении духа, и плюхается на стул рядом с вампиром. Он обнимает за плечи и чмокает замершего с ложкой варенья в руке Региса в щёку, и от этой встряски красная клубничная капелька срывается с ложки и падает на вышитую салфетку.

— Геральт, поосторожнее, — цокнув языком, говорит Регис. — Где ты был? Мне пришлось обедать без тебя.

— Мальчишки со двора увидели у нас под крышей гнездо ласточек, представляешь? Уже молодняк вылетать начал.

— Представляю, — кивает Регис, — я слышу их с тех пор, как они стали здесь гнездоваться. И что вы с ними делали?

— Ничего, просто ходили смотреть, куда они полетят. Недалеко, кстати, к деревьям, которые за нашим домом. А потом вернулись обратно.

Регис возвращается к книге, а Геральт, отпустив его из объятий, хватает со стола всё, что на глаза попадёт — ложку остывшего супа, котлету, бутерброд, салат, выпивает свой чай и допивает два глотка за Регисом. И вдруг, вытерев руки салфеткой и расслабленно откинувшись на стул, посмеиваясь, говорит:

— Не знаю, замечаешь ли ты, Регис, но в последнее время творится что-то странное.

— В каком смысле? — переспрашивает он, не отрывая взгляда от книги.

Рука Геральта ложится на его шею и медленно опускается вниз, до поясницы.

— Да вот… как-то… ты знаешь… Помнишь, я жаловался, что не знаю, как реагировать, когда мне желают, чтобы Лебеда дал мне детей? И ты сказал, что мне стоит просто благодарить в ответ. Так вот примерно с тех пор что-то и происходит.

Всё это время Регис смотрит в одну точку, а потом закрывает книгу и переводит взгляд на Геральта, складывает руки на коленях.

— Что ты имеешь в виду?

— Я знаю все суеверия, приметы и знаки, Регис, — терпеливо поясняет он и начинает перечислять, загибая пальцы: — Признание добрых пожеланий, приблудившиеся котята, спатифиллум и антуриум в доме, рыбы и вода во сне, гнездящиеся ласточки. — А ещё записка в той пещере, но об этом Регис никогда, никогда не расскажет Геральту. — Твой запах — он изменился. И недомогание, опять же. Всё так интересно складывается. Вот я и думаю… Как считаешь, а вдруг чудеса всё-таки случаются, м? — спрашивает со смешком, стараясь сделать вид, что шутит, однако Регис легко считывает нервное напряжение в нём. — А вдруг ты и вправду… — он красноречиво замолкает и рисует ладонью полукруг над своим животом.

Регис прекрасно знает, что Геральт ждёт в ответ шутку и уверения, что всё это глупости. Точно так же, как два дня назад Регис ждал уверений от лекаря. Тот не опроверг его подозрения, а наоборот подтвердил. И теперь настал черёд Региса сделать для Геральта то же самое.

— А ты сам, Геральт, как считаешь, случаются чудеса? — спрашивает серьёзно он, глядя ведьмаку в глаза. — Готов ли ты поверить, что в нашем мире существует высшая сила, способная на любое чудо? Способная исполнить любую мечту? Как ты считаешь, заслуживают ли некоторые люди право на своё чудо? Одно-единственное в жизни. Одно чудо, которое может стать для них всем. Как думаешь, способен ты поверить в нечто необъяснимое, но прекрасное?

Геральт пристально смотрит на него, нахмурив брови, а потом опускает взгляд, накрывает ладонью его сцепленные на коленях руки. Снова поднимает глаза, но теперь — решительные, неотступные.

— Чёрт бы меня побрал, Регис, если бы я стал спрашивать, не будучи способен и готов. Честное слово. Ты мне веришь?

— Верю.

— Тогда ответь: я прав или эти самые высшие силы просто потешаются над глупым ведьмаком?

У Региса вспыхивает сердце и расцветает душа. На губах появляется улыбка, а тело трепещет, потому что в следующую секунду он укладывает руку Геральта на свой живот и мягко говорит:

— Очень просто поверить в чудо, когда оно так близко и так очевидно, любовь моя.

— Это и вправду чудо, — шепчет Геральт, глядя на его живот и осторожно, словно с опаской, поглаживая пальцами, — самое настоящее чудо. Необъяснимое и прекрасное. Я так и думал, Регис. Не мог поверить, но почему-то думал и надеялся.

— Вот какая сила у слов «спасибо» и «благодарю», да, Геральт? — улыбается он, и Геральт, украдкой бросив на него взгляд, тоже начинает улыбаться.

— Ты правда думаешь, что это получилось из-за этого? Из-за того, что я стал принимать добрые слова?

— Кто знает? Вполне возможно. Говорят, святой Лебеда любит, когда его благодарят, просят о помощи или просто вспоминают. Может, это и вправду именно он подарил нам такое счастье.

Геральт глядит на его живот, как зачарованный, и мягко гладит кожу, скрытую тонкой рубашкой, самыми кончиками пальцев. Его ладонь большая и горячая. Регис ощущает надёжность и заботу Геральта через одно только это касание.

Рядом с Геральтом ему не страшны любые трудности.

— Регис, ты ведь не шутишь? — Геральт поднимает глаза на него и руками сжимает его пальцы. — Ты не можешь шутить со мной, только не сейчас. Ты в самом деле..?

— Да. Да, мой дорогой. Я в самом деле жду ребёнка. Твоего ребёнка. — С удовольствием подтверждает вампир.

— И ты правда так легко всё это принимаешь? То есть…

— Да, — Регис перебивает его, — иногда нужно принимать вещи такими, какими мы их видим, безусловно и с благодарностью. Может быть, наш шанс забеременеть был один из миллиона, и ужасно повезло, что нам этот шанс выпал.

— Погоди, я имею в виду не это. Просто… Скажи мне честно, Регис. Сам-то ты хотел бы всего этого? Хотел бы ребёнка от меня?

Регис усмехается и гладит Геральта по щетинистой щеке. Совершенно искренне, не кривя душой, отвечает:

— Мой милый Геральт, не ты один втайне мечтал о несбыточном. Если бы мы оба не хотели этого, ничего бы не вышло. Я до последнего, как и ты, не верил, что такое возможно, но теперь… Геральт, теперь уж мы точно заполоним дом, а, как считаешь?

Геральт прыскает со смеху.

— Ты думаешь, это было не единичное благословение?

— Я не знаю, — Регис пожимает плечами и вполне справедливо замечает: — Но ведь котёнка у нас два и во сне ты видел две рыбы. Это же не случайность. Раз уж мы верим во все суеверия, то нужно верить до конца.

— Ладно, посмотрим. Как говорят в Туссенте, люди предполагают, а Лебеда располагает. В любом случае, я думаю, что и один ребёнок заполнит собой весь этот дом и всю нашу жизнь. Разве я не прав?

— Совершенно прав, мой дорогой.

Геральт тянется поцеловать его, и Регис подаётся навстречу, прикрыв глаза. А когда он отстраняется, Региса озаряет светлая мысль, и он, изогнув губы в улыбке, протягивает Геральту правую руку.

— В свете последних событий, — говорит он, поигрывая пальцами перед его носом, — не кажется ли тебе, мой милый ведьмак, что на один из этих пальцев пора что-нибудь надеть, м?

Геральт, широко улыбаясь, берёт его руку в свою и целует безымянный палец.

— Я обещаю что-нибудь придумать, мой милый вампир, — отвечает он и целует сначала тыльную сторону ладони, а потом снова прижимается к распахнутым губам Региса.

Ладно, пока Геральт целует его так, Регис готов простить ему это опоздание и подождать ещё немного. 

Содержание