Если бы ещё несколько лет назад кто-то сказал Геральту, что он станет чьим-то мужем и будет ждать рождения собственного ребёнка, он бы ни в жизнь не поверил.
Но вот, где он сейчас — у него есть свой дом, виноградники, планируется небольшое винное производство, даже есть уважение и доброта окружающих его людей, что уже само по себе невероятно для простого ведьмака. А Регис убеждён, что Геральт не простой ведьмак, а исключительный. Может, даже поцелованный при рождении в макушку всеми возможными богами, если они существуют. Геральт бы поспорил, но Региса и в обычное время редко можно переспорить в честной конфронтации, а сейчас любой спор априори становится нечестным, и преимущество далеко не на стороне Геральта. Потому что как он сейчас может спорить с этим человеком? То есть, с вампиром, конечно.
Регис беременный. Он ждёт ребёнка от Геральта. Это для простого ведьмака и вовсе находится за пределами здравого понимания. Может быть, судьба и правда всё время, с самого начала, вела его сюда, в этот дом, где завершатся поиски своего места в мире?
На его пальце обручальное кольцо, а дома ждёт любимый беременный муж. И что это, если не сказка? Не даром говорят, что Туссент — сказочная страна.
Всё ещё непривычна мысль, что Геральт стал мужем. Этот новый статус незримо, но весьма ощутимо наделил его новыми обязательствами и ответственностью.
Через пару недель после радостного известия ювелир изготовил для них обручальные кольца, и Геральт сделал предложение Регису. Даже встал на колено ради такого случая. К счастью, оба они сошлись во мнении, что пышная свадьба им не нужна. У Региса к тому моменту во всех красках разыгрался токсикоз, поэтому обошлись скромным празднеством и ужином в узком кругу друзей. В любом случае, самое главное свершилось: Регис и он стали мужьями. И скоро станут родителями.
Чудесная, такая чудесная сказка.
Кроме того, на фоне своего нового статуса, Геральт всерьёз решил посвятить некоторую часть своего времени виноделию и всему, что с ним связано. В винном крае, имея в распоряжении плодородные земли, нет ни единого шанса не думать о возможности заработать на этом. К тому же, Геральту подумалось, что будет славно иметь доходы, не связанные с ведьмачьей работой. В скором будущем это станет особенно актуально.
Закончив осмотр по-новому оборудованного подвала для хранения винограда и, Геральт надеется, бочек с вином, он поднимается наверх и упирает руки в боки. С удовлетворённой улыбкой окидывает взглядом двор своего поместья.
В лучах закатного июльского солнца здесь так хорошо. Люди неспешно доделывают свои дела, предвкушая душный летний вечер, на лужайке за двором по высокой траве бегает детвора. И зачем только Геральту столько слуг и работников? Как вообще получилось, что люди работают на него? Геральт, наверное, никогда не перестанет удивляться.
Он наконец-то заходит в дом и застаёт шедевральную картину. Впрочем, он наблюдает её уже не меньше недели, однако менее шедевральной она от этого не стала.
За обеденным столом сидит Регис, откинувшись на спинку стула и потирая рукой живот. Стол перед ним ломится от количества самой разной еды. Геральт даже не берётся рассматривать поподробнее каждое отдельное блюдо. И Регис, что самое забавное, смотрит на всё это с самым несчастным в мире видом.
— Что случилось, сокровище моё? — интересуется Геральт участливо, но не в состоянии скрыть улыбку умиления.
Регис поворачивает голову к нему, надувшись, смотрит в глаза, а потом немного задумчиво говорит:
— У меня есть страстное желание, Геральт, — Геральт приподнимает брови от удивления, — непреодолимой силы тяга. И я не могу эту тягу удовлетворить.
Геральт хмыкает и старается не дать мыслям слишком далеко уйти в неправильное русло. Что это за желания у Региса такие?
— О чём ты?
— Видишь вот это? — Регис наклоняется к столу и двигает ближе к Геральту тарелку с маринованными огурцами. — Я не могу больше их есть. Меня скоро стошнит.
— Боже, ну так не ешь их. — С тёплым смешком отвечает Геральт. — Тебя ведь никто не заставляет.
— Если бы всё было так просто, Геральт! — Обиженно выдаёт Регис, заломив брови. — Я хочу их съесть!
Геральт не сдерживается — он отворачивается и давится смехом, прикрыв рот рукой.
— Очень смешно, Геральт, — Регис цокает языком и берёт с тарелки один огурец, — я тут страдаю от голода и тошноты, а ты насмехаешься надо мной. Я запомню это.
— Прости, прости, милый, — всё ещё хихикая, Геральт приобнимает его за плечи и целует в висок. — Я вовсе не насмехаюсь, просто ты такой… хорошенький.
— Когда я думаю о вкусе этого огурца, — говорит Регис, смотря на огурец в своей руке, — мне жутко хочется съесть его. Но мысль о том, что мне надо его откусить, прожевать и проглотить, вызывает у меня тошноту.
Он кривится и убирает огурец обратно на тарелку.
— Что же нам тогда делать? — Задумчиво рассуждает Геральт и сам откусывает кусок от хрустящего маринованного огурца. — Мм, и правда очень вкусно! Это те, которые Марлена делала в прошлом году?
— Не дразни меня, Геральт, — у Региса такой несчастный вид, как будто он вот-вот захнычет, — ты самый бессовестный человек на планете. Сначала наградил меня этим, — он тычет пальцем в свой живот, — а теперь издеваешься. И как только ты можешь так поступать со своим бедным мужем?
Регис расстроенно сокрушается, а Геральт изо всех сил пытается не смеяться. Он знает, что Регис говорит это не всерьёз, так что бояться нечего. Просто нужно подождать, пока пройдёт токсикоз, и тогда Регису будет легче, и не станет он возмущаться из-за своего положения взаправду.
Геральт дожёвывает огурец и укладывает голову Региса на своё плечо, сам прижимается щекой к его макушке и гладит по предплечью.
— Как я могу помочь тебе? Может, ты хочешь чего-то другого? Смотри, сколько тут всего. — Он обводит рукой стол с яствами. — Чего ты хочешь?
— Господи, Геральт, — бурчит Регис и раздражённо вырывается из его объятий, — если бы я хотел что-то другое, я бы съел что-то другое. Но я хочу именно эти маринованные огурцы.
— Холера, наверное, я буду должен выдать тебе золотую медаль за все твои мучения, — Геральт пытается пошутить и украдкой думает, что рад, что родился альфой.
— Я не хочу медаль, я хочу съесть свои огурцы, — настаивает Регис. — Я так голоден, Геральт! Внутри меня как будто бездонная пропасть.
Он берёт с тарелки огурец и смотрит на него, пытаясь перебороть тошноту и откусить кусочек.
В этом Геральт согласен. В Регисе, наверное, даже не одна бездонная пропасть, а все десять. Последнюю пару недель Регис только то и делает, что спит, ест и вырывает обратно всё съеденное. На днях он уже жаловался, что сейчас он не в состоянии делать из-за постоянной тошноты вообще ничего. Геральт может только примерно догадываться о том, какой гормональный взрыв происходит в организме Региса. У него не остаётся сил на долгие прогулки, к которым он успел привыкнуть, на чтение книги или партию в гвинт. Теперь вампир может пребывать только в трёх, так сказать, агрегатных состояниях — он либо сидит за столом и ест, либо лежит в постели в полудрёме после очередного бунта желудка, либо неспешно, щуря заспанные глаза от солнца, проходится по двору, когда чувствует себя менее больным. А когда Регис спит, он всегда, неизменно, держит руку на животе. Вряд ли прежде Геральт видел что-то более красивое.
И всё же Регис принимается с аппетитом похрустывать огурцом. Геральт вздыхает, размышляя, выйдет ему это решение боком или повезёт.
— Этот ребёнок сводит меня с ума, — жалуется Регис, поглаживая свой живот свободной рукой. — Признаться, раньше я с небольшим скепсисом относился к разговорам о том, что беременные капризничают, жалуются и едят несочетаемые друг с другом продукты. А теперь понимаю. Это досконально понимаешь, только когда сам испытываешь. У меня такое ощущение, что я либо взорвусь от злости, либо умру от голода, если прямо сейчас не съем этот огурец.
— А меня ты с ума сводишь, — замечает Геральт, продолжая нежно улыбаться. — Не стесняйся говорить мне обо всём, чего тебе хочется.
Регис угукает, уминая огурец, и в этот момент из кухни выходит Марлена с подносом в руках.
— Вот, мастер, то, что вы просили, — говорит она и ставит поднос перед вампиром.
Регис тут же оживляется и даже хлопает в ладоши.
— Спасибо, Марлена, вы моя спасительница!
Геральт присматривается к тому, что лежит на подносе, и…
— Боже, что это?
— Это бутерброды с заварным кремом, мёдом и… солёными огурцами, — объясняет кухарка, как-то с пониманием улыбнувшись; Регис уже с довольным лицом жуёт этот кошмар.
— А где Базиль? — Геральт переводит взгляд на кухарку, но отвечает ему Регис, не прекращая жевать.
— О, он поехал в город, — говорит он, — за наисвежайшей сладкой клубникой.
Геральт немного изумляется.
— За клубникой? А что не так с нашей домашней клубникой?
— Она кислая, — Регис строит очень недовольную и возмущённую гримасу и продолжает есть свой бутерброд.
Геральт немного теряется, ведь знает, что их клубника отличная — сладкая, ароматная, крупная. Вряд ли Базиль найдёт где-то ягоды лучше, но Геральт решает промолчать. За клубникой, значит, за клубникой.
Марлену наконец-то отпускают, и она уходит из поместья в свой домик. Конечно, всё же женщина уже не молода, она устала целый день выполнять Регисовы экстраординарные запросы в еде. Марлене нужен отдых, а Геральту хочется побольше времени провести со своим беременным мужем, пускай Регис и капризничает и ест что-то странное. Геральт всё равно находит его очень милым.
Он ждёт, пока Регис съест свои бутерброды, и развлекает его незатейливыми разговорами. А потом Регис удовлетворённо откидывается на спинку стула и кладёт руку на живот.
— Фух, ну всё, — выдыхает он.
— Наелся, душа моя? — Геральт улыбается, глядя на него, и кладёт руку ему на колено.
Регис кивает и спокойно говорит:
— Нет. Тошнит. Неси моё любимое ведёрко.
— Холера! Я сейчас!
Геральт вскакивает со своего места и напоминает себе о том, как сильно он любит Региса и как сильно он рад, что у них будет ребёнок.
***
Отсутствие в постели Региса ощущается очень чутко. Августовские ночи всегда самые жаркие, поэтому они стараются спать так, чтобы не касаться друг друга. Обычно Регис обнимает Геральта сзади или кладёт голову ему на грудь, и поэтому Геральт даже сквозь сон может почувствовать, что Регис отпустил его и ушёл.
Но даже без контакта, всё также очень чётко, он ощутил, что вампир поднялся с кровати и вышел. Сначала решил, что Регис всего лишь пошёл в туалет, но когда ожидание стало затягиваться, он немножко заволновался.
Окончательно проснувшись, Геральт поднимается и трёт глаза. Он очень тихо выходит на улицу. Ночь сегодня лунная, ясная, но такая душная и безветренная.
Регис находится быстро — он стоит на террасе слева от дома. Геральт подходит к нему и тихо, чтобы не напугать, спрашивает:
— Не спится?
Он мягко кладёт руку на плечо вампира, проводит по его руке вниз, а потом обнимает за талию.
— Не спится, — подтверждает Регис, даже не шелохнувшись; его ладони лежат на перилах, а взгляд блуждает по звёздному небу.
— Жарко? Или просто так?
— Очень душно, да. Не помню, чтобы раньше мне было так жарко спать с тобой.
— Я могу принять это за оскорбление, — Геральт издаёт тихий смешок.
Регис оборачивается к нему с лукавой улыбкой.
— Ты бесстыдно нарываешься на комплимент, ты знаешь это?
Геральт делает свой самый невинный вид из возможных. Хотя он действительно не привык к тому, чтобы его хвалили или делали ему комплименты. Регис же разворачивается в его руках и, соблазнительно понизив голос, говорит:
— Ты самый горячий мужчина из всех, Геральт из Ривии. В целом мире не найти более страстного и нежного альфу, чем ты.
Ооо, думает Геральт, а Регис-то в ударе!
Когда Регис зовёт его «Геральт из Ривии» или «мастер ведьмак», это всегда означает, что он флиртует. Подобный флирт обычно приводит их в постель, но что-то Геральт сомневается, что сейчас дело в этом. Регис игрив и взволнован по какой-то иной причине.
Вампир коротко целует его в губы после своих слов, и Геральт ещё раз убеждается в своей правоте.
— Я и правда бесстыдно нарвался на комплимент, — хохотнув, отвечает он.
Вдруг он ловит очень тёплый и глубокий взгляд Региса. Такой взгляд, в котором легко видна вся его любовь. Но длится это всего секунду, может, чуть больше, а потом Регис слегка улыбается и опускает взгляд вниз.
Геральт любуется им в бледном свете полной луны и ярких звёзд.
— Я говорю, что мне жарко, а ты начинаешь обнимать меня, — тихо произносит Регис, и в его голосе явно слышится притворное возмущение.
Он высвобождается из объятий и прислоняется поясницей к перилам. Геральт умиляется этой маленькой строптивости.
— Ну, хочешь, я на тебя подую, чтобы ты остыл?
— Вот уж давай без этого, не надо на меня дуть. — Регис бросает на Геральта взгляд со смешинкой, а потом отворачивается.
Под ними тихо журчит речушка, а в траве громко стрекочут сверчки. Где-то вдали поют ночные птицы. Голос Региса естественным шелестом вплетается в звуки ночи, когда он говорит:
— Мне нужно кое-что сказать тебе, любимый.
И в его голосе Геральт слышит столько сдерживаемого восторга, столько радости и предвкушения. Геральту они тоже передаются.
Любимый. Сколько в это слово вложено чувств. Так интимно, так искренне, так правильно звучит. Когда-нибудь Геральт привыкнет к тому, что теперь его называют и вот так.
— Слушаю.
При иных обстоятельствах Геральт бы решил, что Регис собирается сообщить о своей беременности, но ведь он и так уже беременный. Что ещё можно хотеть сказать мужу с таким взволнованно-радостным выражением лица?
Регис с мягкой улыбкой продолжает смотреть куда-то в сторону своего сада и как-то невпопад говорит:
— Надо бы отремонтировать мостик через ручей, — он взмахивает рукой и указывает в сторону того самого мостика, — второй отсюда. Видно, что опора не слишком надёжно стоит. Размыло, видимо.
Боже, он ещё и в мостах разбирается! Геральт улыбается шире.
— Ты это хотел мне сказать?
Регис снова смотрит Геральту в глаза, но лишь краткий миг, а после опускает взгляд и качает головой.
— Нет, совсем не это, — тихо признаётся он. — Давай присядем?
Они усаживаются на скамью, и Геральт в ожидании смотрит на то, как Регис перебирает пальцами низ своей лёгкой пижамной рубашки. И при этом нежная улыбка никак не может сойти с его губ. Геральт только ждёт, когда вампир соберётся с мыслями.
— Ты знаешь, — начинает он наконец, подняв глаза, — я хочу высадить несколько кустов гортензии, здесь, прямо перед домом… — Он рукой указывает на клумбу с туями и жасмином напротив дома. Геральт выгибает бровь. — Как думаешь, хорошо будет?
— Холера, мне-то почём знать? — Удивляется он. — Ты у нас самый главный садовод. И вообще, хватит нервничать.
— Я не нервничаю, — отвечает Регис покачивая в воздухе ногой, закинутой на другую ногу.
Ну конечно, не нервничает. Геральт прекрасно знает, что нервничает. Он терпеливо ждёт, хотя хочет поскорее разобраться с этим и вернуться в постель.
Наконец Регис решается: он берёт Геральта за руку и смотрит в его глаза своими глубокими чёрными омутами.
— Геральт, скажи, ты мне доверяешь?
— Конечно, доверяю. Что за вопрос?
— А ты доверяешь моим ощущениям? — Допытывается вампир. — Моей интуиции, если хочешь.
Геральт немного задумывается. Не о том, доверяет ли он ощущениям Региса — о том, что послужило причиной подобных вопросов.
— Доверяю, Регис. К чему эти вопросы? Ты сомневаешься в моём доверии к тебе?
Геральт не раздражён и не обижен, но он действительно не понимает. А ещё ему хочется спать.
— Ни в коем случае, — уверенно отвечает вампир, качнув головой, — дело не в этом. Ты мне поверишь, если я скажу, что мне кое-что приснилось, и я склонен считать это истиной?
Геральт на миг вспоминает те сны, которые приходили к нему каждый раз, когда Цири грозила опасность. Такие сны снились ему, самой Цири и ещё Кагыру. Он, как никто другой, знает, что существуют особые сны, которые нельзя игнорировать, которым нужно доверять.
— Да, поверю. Если ты считаешь, что это важно, я поверю. Расскажи, что тебя так встревожило?
— Не встревожило, родной, — с тёплой и мягкой улыбкой возражает Регис, — скорее взбудоражило. И обрадовало. Поэтому я больше не смог уснуть и пришёл сюда.
— Не томи, Регис. Что тебе приснилось?
— Ну, в общем, — Регис опускает взгляд и накрывает ладонью свой живот, — мне приснились наши дети.
— Да? Дети? — Геральт чувствует тепло в груди, и губы сами по себе растягиваются в широкую улыбку. — И сколько их было в твоём сне?
— Двое, Геральт.
— Двое, значит… — Геральт переводит взгляд на безоблачное звёздное небо и позволяет себе немного помечтать. И сразу вспоминается давний собственный сон, про рыбу. Во сне он видел, как Регис вылавливает две рыбки одну за другой. Выходит, это был вещий сон. — В будущем у нас будет ещё один ребёнок. Это хорошо. Это очень здорово, Регис.
Ночная птичка где-то совсем поблизости начинает заливаться ласковой трелью.
Двое детей. У Геральта из Ривии, ведьмака, будет двое детей. И родит их высший вампир. Какая же у них чудная семейка! И в то же время какая прекрасная.
Он чувствует, как Регис обхватывает его ладонь своими. У Региса изящные руки, а ещё очень нежные и мягкие, несмотря на долгие годы упорного труда. Скоро эти руки будут держать их малыша. Пеленать и баюкать. Лучшие руки на свете.
— Геральт, они уже с нами, — голос Региса немного дрожит от радости; он укладывает руку Геральта себе на живот и накрывает её своими ладонями, — они прямо здесь. Двое сразу. Понимаешь?
Он осознаёт эти слова с запозданием в несколько секунд.
Двое. Сразу.
Дышать становится тяжелее, потому что грудь вдруг так сильно сдавливает, как будто в лёгких что-то взорвалось. Он пытается сделать вдох, даже открывает рот, чтобы хватануть воздуха. Его глаза тоже широко распахиваются от шока и вглядываются в лицо Региса.
— Что? — Единственное, на что у него сейчас есть силы.
— У нас будет двое детей, — повторяет Регис, — это двойняшки. Я так думаю.
— Ох, богиня…
Геральт чувствует, как быстро бьётся сердце в груди, как по телу одна за другой бегут волны мурашек. И глаза вдруг становятся влажными.
О беременности Региса он узнал самостоятельно. То есть, не узнал, вернее сказать почувствовал, догадался. А когда решился спросить об этом, Регис всё подтвердил. Геральт, вроде как, вопреки здравому смыслу, принял эту новость спокойно, потому что был готов, потому что надеялся на это.
Но сейчас… Сейчас он совершенно не готов. О том, что Регис может носить двойню, он не то что догадаться — даже подумать о таком не мог. Один ребёнок принёс бы ему безграничное счастье, но двое… Богиня, да неужели он вправду заслуживает столько счастья! Это такой замечательный подарок судьбы, самый великий дар для него и Региса.
Одна рука Геральта продолжает лежать на животе вампира, а второй он прикрывает глаза и тихо плачет, опустив голову. Он немного приходит в себя, только когда чувствует, как Регис обнимает его и гладит по спине.
А говорили, что ведьмаки не умеют плакать.
— Ну-ну, душа моя, тише.
Голос Региса такой ласковый и тёплый. Он целует Геральта в висок и шепчет ему на ухо:
— Я так сильно люблю тебя. Ты подарил мне счастье, о каком я не мог и мечтать. Спасибо тебе.
Против воли из горла Геральта вырывается постыдный всхлип. Да разве же он что-то сделал? Нет, он не сделал ничего особенного.
— Нет… — Он качает головой и обнимает Региса за шею, нежно гладит по затылку. — Нет, Регис… это ты… ты подарил счастье мне… это ты смог забеременеть… двойней! Богиня… Ты уверен, Регис?
Он отстраняется и заглядывает в глаза вампиру. А тот тут же начинает вытирать пальцами под его глазами.
— У меня нет никаких доказательств, но я чувствую это. Только тот, кто носит ребёнка, может почувствовать течение другой жизни внутри себя. Почувствовать… не душу, нет, наверное нет… но саму сущность жизни. Я знаю, это путанно, мне сложно объяснить то, что я чувствую. Я просто знаю, что говорю. Доверься мне в этом вопросе, ладно? Я бы не стал говорить тебе, если бы сам сомневался.
— Ну разве же я могу не довериться тебе? — Он снова крепко обнимает Региса и на ухо говорит ему: — Спасибо.
— Но ты не будешь в неведении до самых родов, — вдруг говорит Регис и отстраняется, смотрит в глаза и берёт руки Геральта в свои, начинает тараторить. — Подумай сам: скоро живот вырастет, и станет видно, что в нём двое детей. Потому что с одним ребёнком он меньше, чем с двумя. Тем более, совсем скоро они начнут шевелиться и пинаться ножками, и ты сможешь понять, что движения в разных местах. А ещё…
Пинаться ножками.
— Регис, перестань, — мягко просит Геральт и улыбается ему. В глазах всё ещё мутно, а на сердце так радостно, так светло. — Я верю тебе. Знаю, что ты прав. Не нужно никак мне это доказывать. Если ты чувствуешь, что будет двойня, значит, так и есть. И мы действительно скоро увидим это. Не в доказательство, а просто потому, что так оно и есть.
Лицо Региса озаряется улыбкой.
Что за чудесная ночь сегодня? Ночь, в которую Геральт стал счастливее в два раза. Ночь, в которую он узнал о существовании своего второго ребёнка. И весь мир теперь кажется ему в два раза светлее и добрее. А от ведьмака это действительно высокая оценка для всего мира.
Они ещё немножко сидят вместе на улице, пока наконец их не касается совсем лёгкий ветерок. Регис наслаждается им, прикрыв глаза. А нежная улыбка так и не сходит с его губ. Геральту кажется, что вампир уже дремлет, положив голову ему на плечо, а потому решает, что пора уводить его в постель. Он зевает и тихо говорит:
— Регис, пойдём уже, а? Ты почти что спишь.
— Мг, идём, — отвечает тот, едва шевеля губами, — только…
— Что только?
— Только вот мне кажется, что малыши проголодались, — он усмехается и приоткрывает глаза, — они ужасно хотят булочку с корицей и кремом.
Малыши. Малыши. Малыши!
Геральт с трудом сдерживает смех и целует Региса в макушку.
— Ну, тогда пойдём поищем булочку. Я думаю, на кухне осталась парочка. Марлена всегда оставляет для тебя что-то на перекус.
— А ещё мне хочется ананас, Геральт… Сегодня на рынке мы видели такой красивый большой ананас. Не мог бы ты, пожалуйста, съездить завтра в город и купить его?
Геральт издаёт смешок и признаётся:
— Я весь вечер ждал, что ты его попросишь. Ты так смотрел на него, чуть ли не облизывался. И чего отказался, когда я предложил его купить?
— Ну, мне показалось, что мы и так уже много всего взяли для меня.
— Да хоть бы скупили весь Боклер, — отвечает Геральт и кладёт руку на живот Региса, — главнее всего, чтобы ты и ребён… ребятёнки ни в чём не нуждались.
Ему надо немного времени, чтобы привыкнуть к двум ребятёнкам.
— Так ты купишь его завтра?
— Милый, я его уже купил. Даже два. Как знал, что так будет.
— Боже, а я всегда знал, что ты будешь потрясающим и внимательным мужем для беременного меня!
Нежность и радость в голосе Региса заставляют Геральта думать, что, пожалуй, из него и правда получается хороший муж.
***
Геральт любит сентябрь. В Туссенте в это время очень хорошо. Природа не успела увянуть, но уже дышит прохладой и скорым наступлением осени. А после жаркого и душного лета это как раз то, что нужно. Не говоря уж о том, что именно в сентябре начинается первый серьёзный сбор урожая за сезон. Волнительное событие для Геральта, ведь это значит, что скоро винодельня закупорит свои первые бочки сепременто.
— Ваши светлости, я сложил в корзинку всё, что вы попросили.
Голос Варнавы-Базиля отвлекает Геральта от обыденного созерцания своих владений. Вместо него отвечает Регис, который рядом с ним прикармливает своего коня кусочком сахара.
— Благодарю, дорогой Варнава-Базиль. Можете закрепить её на крупе у Плотвы. Геральт, скажи, пожалуйста, ты собираешься сегодня седлать коня для меня, или, может, мне подождать до завтра?
Геральт отворачивается от вида виноградных посадок и, ничего не ответив на саркастичное замечание, водружает седло на новенького скакуна Региса.
Он не понимает, на кой чёрт Регису сейчас понадобился конь, если в скором времени он попросту не сможет ездить верхом. Ему уже сейчас нежелательно делать это! Он вообще прежде не замечал за Регисом рвения проявить себя в верховой езде, поэтому недоволен дважды. Кроме Плотвы, у них в подворье имеются тягловые и верховые лошади, а ещё одна им ни к чему — это раз. Не ездил толком верхом до этого, так тем более нехрен пытаться делать это во время беременности — это два. Но разве его мнения кто-то спросил? Конечно, нет. Регис просто заявил: «Геральт, я хочу коня». Геральт грешным делом подумал, что Регис хочет конины, и даже это показалось ему менее странным, чем желание получить собственную лошадь для прогулок. Впрочем, ругаться и что-то доказывать Геральт не захотел, поэтому купил, мать его, коня. Вороного, как иначе.
И, конечно же, Регису понадобилось выгулять своего нового питомца — уму непостижимо! — в первые же дни после приобретения. Даже не дав коню привыкнуть к нему, даже не позволив сначала Геральту объездить его, даже не попробовав проехаться на нём по двору. Чем плохи их домашние кони? Бери любого и вперёд. В них Геральт хотя бы уверен.
О, этот вампир доведёт его до ручки!
Лучше думать о своих посадках, о винограде и будущем вине.
Геральт тщательно проверяет и перепроверяет снаряжение на вороном коне, желая удостовериться, что всё держится крепко.
— Ну что, готово? — Нетерпеливо интересуется Регис, стоя рядом.
— Мг, — сухо отвечает Геральт и предпринимает последнюю попытку: — Давай ты поедешь на Плотве? А я на нём.
— Я тебе удивляюсь, ведьмак, — с лукавой улыбкой произносит Регис, сверкнув клыками, — с чего бы мне ехать на твоей лошади? У меня теперь своя имеется.
— Да, но Плотва уже хорошо знает тебя. И не боится. А от нового коня неизвестно, чего ожидать.
— Вздор, Геральт, мой мальчик совсем не боится меня. Вот, посмотри.
Регис демонстративно выуживает из кармана ещё один кусочек сахара и кладёт его на ладонь. Скакун тычется губами в его руку и съедает сахар, а потом позволяет Регису прижаться лбом к своей морде.
Видят боги, будь Регис человеком, а не вампиром, Геральт бы и думать не стал, чтобы потакать даже половине его прихотей. Особенно во время беременности.
Но всё же ему приходится уступить. Они вдвоём отправляются в долину Сансретур, чтобы устроить небольшой пикник на берегу реки. Геральт всю дорогу туда краем глаза наблюдает за тем, как едет Регис, и пару раз даже одёргивает его, вынуждая сбавить скорость. Не хватало ещё, чтобы он там растряс их детей! Регис, конечно, только смеётся в ответ.
— Ну хватит дуться, Геральт, — со снисходительной улыбкой говорит вампир, когда они усаживаются на расстеленном в тени дерева покрывале, и суёт ему в рот виноградину. — Я наконец-то прекрасно себя чувствую, почему я не могу насладиться этим временем так, как хочу?
Геральт жуёт виноградину, а Регис подсовывает ему ещё одну и ещё.
— Потому что ты беременный, — бурчит он в ответ, — беременные не ездят верхом. И уж тем более не скачут так, будто за ними гонится вся Дикая Охота.
— Не ездят верхом, да? — Кокетливо переспрашивает Регис и приближает губы к уху Геральта. О, сейчас что-то будет. — А позавчера ночью ты говорил прямо противоположное.
Ну естественно!
Геральт цокает языком, пытаясь за недовольством скрыть смущение, в которое способен вогнать его только этот бессовестный флиртун.
— Я говорил, да, — соглашается он, — но не ты ли потом жаловался, что тебя укачало?
— Я, — так же с готовностью кивает Регис, — но ничего же не случилось. Поэтому не вижу причин для тревоги. Я прекрасно себя чувствую. Кроме того, высшие вампиры довольно выносливы, как ты, наверное, знаешь.
Срок беременности едва перевалил за три месяца, прошёл, как сказал Регис, первый триместр, и теперь токсикоз постепенно перестаёт его беспокоить. Это значит, что теперь он ощущает недомогание не каждый день, а через день. Вроде и ура, победа, но, на взгляд Геральта, всё же какая-то сомнительная.
— А я не вижу причин для покупки этого… — Он машет рукой в сторону, где мирно пасутся Плотва и вороной конь. — Как ты вообще решил назвать его?
— Я думаю назвать его Ноктюрн.
Регис берётся разрезать яблоко на дольки, поэтому не видит удивлённого взгляда Геральта.
— Ну ничего себе имечко.
— Тебе не нравится?
Он даёт Геральту кусочек сочного яблока, и Геральт, вздохнув, надкусывает. Пожимает плечом.
— Какая разница? Это же твой конь.
— Сначала я хотел назвать его Цербин, — задумчиво продолжает Регис, усевшись, как и Геральт, со скрещенными ногами.
— Чего-чего? — Переспрашивает тот, бросив на вампира недоверчивый взгляд.
— «Ворон», с эльфьего, — поясняет Регис, а Геральт закатывает глаза. Перевод он и так прекрасно знает, вопрос состоял в другом. — Я подумал, это символично, потому как Корво Бьянко — это Гвин Цербин по-эльфьи.
— Ничего символичного в этом не вижу, — хмуро отвечает Геральт, но Регис даже не обращает на него внимания.
— Но потом решил, что это имя не достаточно благозвучно. Тогда пришло на ум имя Ноктюрн. Мне кажется, оно звучит гораздо благороднее.
Геральт только согласно мычит в ответ.
И всё же Регису удаётся развеять серое настроение Геральта — достаточно накормить его вкусностями, а потом начать приставать. В итоге Геральт сдаётся и сладко целует губы Региса. Вокруг нет ни души, только их лошади да птицы в кронах деревьев, поэтому Геральт даже позволяет себе уложить Региса на покрывало и страстно поцеловать его. А потом ложится рядом, умостив голову около живота Региса и положив на него ладонь. Он ничего не может поделать с собой, эта часть тела вампира крайне привлекательна для него в последнее время. Он бы не сказал, что живот уже выпирает, тем более, когда Регис лежит на спине, однако Геральт разницу видит. Раньше живот был совсем впалый, а теперь стал вполне ощутимый, мягкий. Создаётся впечатление, что раньше Региса просто не докармливали.
Лежать в тени вяза им обоим очень хорошо и спокойно. И Геральт решается ещё раз попытаться выяснить насчёт коня. Должна же быть причина, по которой у них появился этот жеребец.
— И всё же, Регис, — начинает он, — объясни мне толком, с чего вдруг у тебя проснулось такое ярое желание обзавестись личной лошадью. Я не буду ворчать, обещаю. Просто мне любопытно. Чем наши домашние плохи?
Регис глубоко вдыхает, перебирая пальцами волосы Геральта.
— Ты знаешь, я и себе не могу ответить на этот вопрос. Недавно я увидел, как ты воркуешь с Плотвой, и подумал, что тоже так хочу. Так странно, вроде много раз видел тебя с ней, знаю, как сильно ты любишь её, но никогда не хотел испытать нечто подобное. А тут вдруг захотелось.
Геральт протяжно мычит в ответ, раздумывая над этим. А Регис продолжает:
— Не нужно так переживать, Геральт. Не думаешь же ты, в самом деле, что я буду упёрто ездить на коне всю беременность? Тем более скоро не будет погоды для беспечных прогулок.
— Я иногда совершенно не понимаю, о чём ты думаешь, — признаётся ведьмак и вздыхает. — Я, конечно, очень уважаю тебя и твою личную свободу, но… Видят боги, Регис, ты меня вынуждаешь… — Он поднимает голову, чтобы встретиться с ним глазами. — На правах отца наших будущих детей и твоего мужа, — он демонстрирует Регису своё обручальное кольцо, — я запрещаю тебе ездить верхом, пока дети не родятся.
— Геральт, — начинает Регис недовольно и даже садится, но Геральт не уступает ему право слова.
— Да, и не надо возмущаться. — Припечатывает он. — Я волнуюсь, ясно? Понимаю, что ты высший вампир и тебе горы по плечо и море по колено, но я всё равно волнуюсь. Я волнуюсь за вас, пойми, наконец. Если ты не послушаешься добровольно, я клянусь, я буду круглые сутки ходить за тобой по пятам и контролировать, чтобы ты никуда не влез.
Регис глядит на него исподлобья, недовольно нахмурив брови и скрестив руки на груди. А потом молча отворачивается и наблюдает за бегущей водой в реке. Геральт тоже молчит, позволяя Регису хорошенько обдумать его слова. Кажется, он уже совсем привык к маленьким эмоциональным всплескам Региса, которые сейчас из-за беременности проявляются особенно сильно.
— У тебя очень оригинальные способы заботы, мой дорогой, — говорит Регис поспокойнее, когда негодование утихает в нём. — Даже не знаю, мне умиляться этой заботе или бояться того, что ты в самом деле решил что-то запретить мне. Ты, оказывается, ужасный собственник.
— Не надо делать вид, будто это новость для тебя, — бормочет Геральт под нос, лёжа на покрывале на боку и подперев голову кулаком, и жуёт кусочек сыра.
— Я вышел замуж за тирана, — сокрушается Регис.
— Да уж, я тот ещё тиран, — кивает Геральт, — заставляю своего беременного омегу хорошо кушать и много отдыхать, пытаю его массажем ног и поцелуями, куда он захочет, а в довесок к этому ещё и запрещаю ему копаться в огороде и скакать на коне.
— Мг, а нет коня — так садись на меня, да, Геральт?
Геральт давится сыром и поднимает на Региса беспомощный взгляд. Прокашлявшись, сварливо говорит:
— У тебя как будто не дети в животе, а шило в заднице. Да ещё и язык как помело.
Регис поджимает губы и со злобой, саркастично парирует словами самого Геральт:
— Не надо делать вид, будто это новость для тебя, Геральт.
А Геральт чувствует, как начинает дёргаться глаз.
Сколько раз можно упоминать об этом? Позавчера Регис вообще сам залез ему на бёдра и… В общем, какого хрена он теперь обставляет всё так, будто это Геральт просил его «поскакать»?! Геральтово «садись ко мне на коленки», сказанное в тот раз, было совсем безобидным по сравнению со всем тем, что Регис вытворял после того.
Последующие минут десять они не разговаривают, потому как Регис встаёт с покрывала и, прихватив гроздь белого винограда, уходит поближе к берегу реки. Геральт остаётся лежать, подъедая сыр и время от времени поглядывая на Региса.
Наконец, расправившись с виноградной гроздью и поворковав со своим Ноктюрном, Регис возвращается к Геральту на покрывало и задаёт какой-то совершенно глупый вопрос:
— Почему ты так сильно опекаешь меня?
На что Геральт терпеливо отвечает:
— Потому что ты беременный. И ещё потому что я не хочу, чтобы с тобой или детьми что-нибудь случилось. Разве это не очевидно?
Регис качает головой и пытается улечься рядом. Геральт подкладывает руку ему под голову, а потом обнимает, когда Регис всё же пристраивается на его плече. Свои руки он складывает на животе, а потом начинает спокойно говорить.
— Геральт, я понимаю, что я ношу твоих детей, и поэтому ты немного нервничаешь. — Немного? — Но ты словно забываешь, что это и мои дети тоже. Я не сделаю ничего, что угрожало бы их безопасности. Я люблю их больше всего в мире, Геральт. Ты ведь на самом деле понимаешь, что я ни за что на свете не причиню им вреда, правда? Я никогда не прощу себя, если по моей вине с ними случится что-то нехорошее.
Всё раздражение Геральта вмиг куда-то улетучивается. В самом деле, как он мог даже на минутку посчитать Региса настолько легкомысленным и безответственным? Это же Регис, в конце концов.
— Да. Да, конечно, правда. — Соглашается Геральт, проведя рукой по лицу. — Извини.
— Извинения приняты, — мягко отвечает Регис и целует его в щёку.
— Но ты тоже меня пойми. Ты носишь моих… наших детей. Для меня это чудо, Регис. Я просто не знаю, что со мной будет, если что-то пойдёт не так, понимаешь? Вряд ли у нас будет другой шанс.
Регис поднимается, чтобы посмотреть ему в лицо, и взгляд вампира совсем смягчается.
— Ты тоже извини меня, родной. Пожалуй, моё поведение действительно кажется тебе странным и местами даже опрометчивым, не так ли?
— Да. Иногда мне хочется запереть тебя в комнате, чтобы ты мог только лежать и книжки свои читать.
Регис фыркает и укладывает голову обратно на плечо Геральта:
— Пожалуйста, успокойся, Геральт. Я правда в состоянии позаботиться о себе. Относись ко всему, что тебе кажется странным во мне сейчас, как… Ну, что ж, как к моим беременным причудам, иначе не скажешь. Не пытайся искать в моих поступках большого смысла. Разве ты не знаешь, что такое поведение вполне нормально в моём положении?
— Знаю, конечно, — неохотно соглашается Геральт. — Но от того, что я знаю это, как-то мне нихрена легче не становится.
Регис молчит какое-то время, а потом заявляет:
— К сожалению, мой дорогой муж, тебе придётся смириться с моими желаниями, какими бы странными они тебе ни казались, потому как я не собираюсь пренебрегать ими, особенно будучи беременным. Это вредно для моего психологического равновесия, а значит, вредно и для наших детей. К слову, ты хоть представляешь, что со мной произойдёт, если я буду всю беременность лежать в постели? — Добавляет он.
— Произойдёт безопасность и спокойствие? — Предполагает Геральт в шутку.
— Нет, душа моя, недостаток физической активности приведёт к появлению отёчности в теле и нарушению кровообращения, что в свою очередь окажет неблагоприятное воздействие на уровень кислорода, поступающего в плаценту. Уж извини, но не горю сейчас желанием во всех подробностях объяснять, чем чревата внутриутробная гипоксия плода. Также пассивный образ жизни вызывает скованность суставов и понижение мышечного тонуса, в том числе тазовых мышц, что может привести к осложнениям во время родов и после них. Увы, Геральт, но беременность вытягивает силы даже из высших вампиров. А ещё… Геральт, ты побледнел.
Да ну, с чего бы?
Геральт нервно сглатывает. Регис умолкает, а мысли Геральта продолжают идти дальше, накручивая его всё больше и больше. В какой-то момент он останавливает себя и проводит по лицу рукой. Ну нет уж, он обязан обеспечить Регису и детям полную безопасность, и если для этого Регису нужно много гулять, то именно этим он и озаботится.
— Знаешь, что, Регис? — Геральт садится, и из-за этого вампиру тоже приходится сесть. — Не будет у тебя никакой отёчности и никаких нарушений кровообращения. Потому что с этого дня мы будем гулять на свежем воздухе столько, сколько будет возможно. Давай-ка, подъём. — Он поднимается на ноги сам и помогает встать удивлённому Регису. — Хватит валяться, пора размяться.
— О-о, замеча-ательно, — протягивает Регис с иронией, — теперь ты будешь выматывать меня изнурительными прогулками. Тебе ничего не известно о таком понятии, как «золотая середина», я правильно понимаю?
Геральт ведёт его за руку к реке, чтобы пройтись вдоль берега туда и обратно.
— Поменьше трепись, поживее шевели ногами и глубже дыши, Регис. Обогащай кислородом моих детей.
На это Регис громко смеётся и с чистой любовью прижимается головой к его плечу.
— Боже мой, Геральт. Хорошо, как скажешь. Буду обогащать. — После этих слов Регис кладёт руку на свой живот и обращается к нему. — Детки, вы только поглядите, какой у вас папа заботливый.
— И тиран, — учтиво дополняет Геральт.
— Да, какой у вас папа заботливый тиран.
Геральт отворачивается в сторону, потому что совершенно нет сил сдержать довольную улыбку. Папа.
— Так вот, — продолжает Геральт, — я в самом деле не одобряю твои поездки верхом. Ты, может, и считаешь меня балбесом…
— Никогда, Геральт.
— …но я тоже кое-что знаю о беременности. Точно знаю, что верховая езда в этот период не рекомендована. Наверное, даже запрещена. Давай договоримся, Регис. Будь чуточку снисходительнее ко мне. У меня, видишь ли, тоже есть свои беременные причуды.
Регис усмехается.
— Ну, давай попробуем договориться, мастер ведьмак. Что ты можешь предложить мне вместо гарцеванья на резвом, крепком жеребце?
— Регис…
Тон Геральта осуждающий, а смешок Региса шкодливый до невозможности. Похоже, договориться будет ох как непросто.
***
Недавно вскрылась новая беременная причуда Региса. В связи со сбором и переработкой винограда в имении, выяснилось, что Регису жуть как хочется выпить красного вина. Но так как ему запрещено, он теперь заставляет Геральта вечерами сидеть около него и пить вино. Раз Регису пить нельзя, он довольствуется ароматом и видом пьющего человека.
Вот и сегодня как раз один из таких дней. Октябрьская прохлада уже ощутима, и поэтому Регис сидит на диванчике у огня, положив укутанные пледом ноги на колени Геральта. В руках у него занимательное чтиво — сборник упорядоченных и подробно описанных случаев летального исхода в результате осложнения гриппа у детей в возрасте от шести до двенадцати лет. На вкус Геральт, не слишком-то жизнерадостно, особенно для беременного омеги. Но ему грех жаловаться, ведь всё, что от него требуется — это гладить кошку Бланку, развалившуюся поверх ног Региса, и по указке пить вино. Регис же сидит, подложив под спину кучу подушек, читает и обнимает малышку Мурку — вторую кошечку, чёрную, как сама ночь. Прекрасное имя для кошки, как считает Геральт, потому как сам дал его ей, в отличие от пафосной клички Бланка, которую выдумал Регис.
Огонь приятно пригревает Геральта, и лёгкая улыбка наслаждения никак не сходит с его лица. Не жизнь, а сказка, воистину.
— Геральт, дай ещё понюхать, — просит Регис, опустив записи и явив Геральту свою грустную мордашку с бровями-домиками.
Геральт в очередной раз наливает вина в бокал, немного разбалтывает его и подносит к своему носу, чтобы вдохнуть чудесный аромат фьорано, оттенённый нотками смородины и вишни. Геральт набирает полные лёгкие этого пьянящего терпкого запаха и с наслаждением выдыхает.
— Мне, Геральт, — ещё более жалобно просит Регис, и Геральт даёт ему понюхать вино. — Боже, какое удачное сочетание ароматов...
Он ещё с минуту принюхивается к вину и даже облизывает губы. Геральт весь вечер с трудом сдерживает смех.
— Слушай, ну чего ты мучаешься? Глотни уже хоть разок, сомневаюсь, что от одного глотка что-нибудь случится.
— Боюсь, Геральт, одним глотком всё не обойдётся. Как ты, вероятно, помнишь, у меня имеется весьма неприятная, пагубная склонность впадать в зависимость… от различного вида питья, скажем так. Я не намерен рисковать здоровьем наших детей. Лучше не поддаваться искушению.
— Ну, как знаешь.
Геральт пожимает плечом и принимает из рук вампира бокал.
— Выпей ещё немножко, — просит Регис, — прошу тебя, Геральт.
Ведьмак выпил уже два бокала за этот вечер, и его чуть-чуть развезло. Это всё из-за очага, Региса и кошек. Но он даже не пытается увильнуть, честно делает глоток.
— Ах, как же ты соблазнительно его пьёшь! — Жалуется Регис и, драматично всхлипнув, возвращается к чтению с несчастным выражением лица.
Геральт убирает бокал на столик и кладёт голову на спинку дивана, прикрывая глаза. Одной рукой чешет кошку-мурлыку между ушек, а вторую укладывает на живот Региса, тоже накрытый пледом, и ласково поглаживает.
— Никогда бы не подумал, что буду жить в такой идиллии, — говорит Геральт. — Думал, однажды умру, как подобает ведьмаку, в схватке с монстром, со стрыгой какой-нибудь, знаешь, или бесом, и буду валяться в канаве, пока трупоеды меня не сожрут.
— Что это с тобой, Геральт?
Голос Региса настороженный и озадаченный. Геральт открывает глаза и поднимает голову, чтобы взглянуть на вампира, который внимательно вглядывается в его лицо.
Он пожимает плечами.
— Ничего. А что со мной?
— Почему ты вдруг заговорил о смерти?
— Просто подумал, что теперь, когда у меня есть свой дом, есть ты и будут дети, меня, кажется, ожидает немного более светлое будущее, нежели любого другого ведьмака. Даже если я… когда я умру, обо мне позаботятся. Меня будут помнить и по мне будут скучать. Это знание дарит какое-то… — Он прикладывает руку к груди, прислушиваясь к себе. — Знаешь, Регис, дарит чувство, будто я твёрже стою на земле. Будто теперь у меня есть надёжный тыл.
— Геральт…
Регис садится и снимает Бланку с ног, чтобы посадить рядом с Муркой на свои коленки, и обнимает Геральта, положив голову ему на грудь. И прижимается так крепко, что Геральт удивляется.
— Чего ты, Регис? Мы же оба с тобой знаем, что однажды настанет день, когда…
— Не говори мне ничего, — просит Регис, задрав вверх голову, и целует подбородок Геральта. — Не желаю ни слышать, ни думать об этом сейчас. Ещё слишком рано для подобных мыслей, — тихо добавляет он. — Хотя, признаться, я не думаю, что когда-то будет подходящее время для них. Мне бы никогда больше не хотелось быть одному, без тебя.
Геральт знает это. И знание, что однажды он всё равно уйдёт, а Регис останется, прежде пугало его именно тем, что он оставит омегу, которого сделал своим, в абсолютном одиночестве. Это в какой-то мере всегда тяготило его. Он не раз задавался вопросом, правильно ли поступил, начав отношения с Регисом. Не раз порывался прекратить их связь. В ущерб себе, но во благо Региса, который тогда смог бы найти другого, более достойного альфу. В идеале — тоже высшего вампира, чтобы никогда не испытать потери близкого человека и чтобы обзавестись такими же вампирами-детьми.
Но теперь всё поменялось, у них с Регисом будут свои дети. И, возможно, если исполнится желание, которое Геральт втихую загадал сам не зная кому, то их дети станут отрадой и поддержкой для Региса дольше, чем когда-либо смог бы сам Геральт. Дольше, чем смог бы любой человек — до самого скончания веков.
Геральт никогда не умел успокаивать и утешать, поэтому, как и всегда, прибегает к проверенному методу — попытаться перевести разговор на другую тему.
— Не думай о плохом, мой дорогой, — говорит он и прижимается губами ко лбу Региса. — Ты мне лучше вот что скажи. Тебе случайно не хочется крови?
— Ч-что? — запнувшись, издаёт Регис, глядя на него широко распахнутыми глазами.
— Крови, — повторяет Геральт, как ни в чём не бывало, — нет желания выпить немного крови?
Регис смотрит на него, как на какого-то дурня, и чуть наклоняет голову вбок.
— Нет, такого желания у меня нет. Зато есть желание удостовериться в твоём здравомыслии. — Он переводит взгляд на столик, где находятся бутылка вина и почти полный бокал. — Неужели так скоро началась алкогольная интоксикация?
— Тьфу ты, Регис, я не пьяный! — Восклицает он, и от этого Бланка недовольно потягивается и спрыгивает с ног Региса.
— Ладно, — соглашается он, — не пьяный. Но тогда хотелось бы узнать, каким образом твоя прекрасная голова, полная, несомненно, очень умных мыслей, — на этих словах он целует Геральта в лоб и мягко улыбается, — додумалась задавать подобные вопросы вампиру в завязке. И, что более важно, с какой целью.
Геральт приобнимает Региса за плечи и просто отвечает:
— Я всего лишь подумал, что если ты вдруг захочешь испить крови, то это, вероятно, будет означать, что наши будущие дети — вампиры, как и ты. Логично ведь?
Регис смотрит на него тем внимательным взглядом, который громче любых слов говорит о том, что Геральт сморозил какую-то глупость.
— Мне просто любопытно, — неторопливо говорит Регис, опустив взгляд вниз и обеими руками притягивает ближе к себе чёрную кошечку, всё так же спящую на его коленях, — что, по твоей логике, я должен захотеть испить, чтобы это означало, что наши будущие дети — люди, как и ты?
В глубине его антрацитовых глаз, когда он смотрит на Геральта, плещется озорная искорка, а уголки губ чуть заметно приподняты, давая понять, что он потешается над Геральтом. Ну и холера!
— Мм… ну, вероятно… — Размышляет он. — Ха! Чистой родниковой воды? — предполагает он, надеясь вызвать хотя бы смешок у Региса.
Но вместо этого вампир несколько раз моргает, а потом его брови складываются в жалостливую гримасу.
— О, боги, теперь я и правда хочу родниковой воды, — жалуется он.
Геральт отворачивается и прыскает со смеху в кулак.
— Геральт, пожалуйста, я очень хочу чистой проточной воды.
— Что? Не-ет! Я сейчас никуда не пойду, Регис. Ночь на дворе. Где я должен прямо сейчас разыскать тебе чистый родник?
— Ну, я не знаю… — Регис в растерянной задумчивости прикладывает палец к губам. — У нас же речка есть, возможно, если пойти вверх по руслу, то там наверняка…
Геральт мученически стонет.
— Холера, серьёзно, Регис? Может, подождёшь до утра, а? Обещаю, утром найду тебе свежую воду, сколько захочешь.
Регис ещё немного мнётся, но всё же соглашается: оказывается, крайне неразумно отправлять своего тёплого и мягкого мужа в холод и темень. В итоге, он всего лишь просит снова понюхать вино и посмотреть, как Геральт пьёт.
Чуть погодя Геральт решается спросить:
— Регис, а ты никак не можешь почувствовать, кто у нас будет — люди или вампиры?
— Боюсь, что нет, мой дорогой. — Отвечает Регис, зевнув. — Несомненно, я чувствую их обоих, я знаю, что они в порядке. Но мне никак не понять их сущность. Сейчас они — часть меня самого, понимаешь? Я не ощущаю ни человеческую суть, ни вампирскую, я всего лишь чувствую моих детей.
Геральт кивает.
— Понятно. А твой сон? Помнишь, ты мне говорил, что тебе приснились наши дети? Во сне не было видно, кто они?
Регис только пожимает плечом.
— Нет, ничего такого не было. Мне всего лишь приснилось, будто бы я держу на руках младенца, укутанного в пелёнки, а потом передаю его тебе. И вдруг понимаю, что снова держу ребёнка, но уже другого, потому как тот всё ещё у тебя. Так я и понял, что у нас двойня. Но я не видел лиц, не знаю, какого они пола и чья сущность воплощена в них. Для меня это и не важно, Геральт, — добавляет он чуть тише.
— Правда, совсем не важно?
— Именно так. Пойми: я благодарен уже за то, что они есть. А люди они, вампиры или кто-то между ними, кажется мне такой мелочью.
Геральт только мычит в ответ, погружаясь в размышления.
— А что насчёт тебя, Геральт? — Подаёт голос вампир, когда Геральт уже почти что уверен, что тот дремлет, пригретый его объятиями, пледом и двумя кошечками — Бланка всё же решила вернуться в семью. — Для тебя есть принципиальная разница в том… — Он прерывается, чтобы зевнуть. — Ох. Меня уже клонит в сон. В общем, скажи честно: ты боишься, что детки могут родиться вампирами?
Детки.
Геральт трётся щекой о макушку Региса, а затем целует его в висок. Чуть качает головой и мычит в ответ.
— Неа. Скорее даже наоборот.
Регис издаёт в ответ удивлённое мычание.
— Как это понимать, душа моя?
— Так и понимать. Если бы это зависело от меня, я бы пожелал своим детям родиться вампирами.
— Почему?
Геральт задумывается. Какими словами объяснить Регису свою позицию? Да и надо ли это? Тем более Регис только недавно попросил его не говорить о смерти. Наверняка сейчас только взволнует его.
— Слушай, может, не будем об этом, а?
— Нет уж, будь так добр, Геральт, — малость ворчливо отзывается Регис, — раз начал говорить, договаривай до конца.
Ведьмак вздыхает и прицокивает языком. Ясно, Регис не отстанет.
— Я просто подумал, что так будет лучше для них. И для тебя.
— Если наши дети родятся вампирами?
— Угу. Тогда они будут бессмертны, и тебе никогда не придётся увидеть их смерть. — Геральт вспоминает каждый раз, когда он был уверен, что потерял Цири навсегда, и от этого сердце сжимается. — Поверь мне, Регис, для родителя не может быть ничего хуже, чем хоронить собственного ребёнка. Я бы не хотел, чтобы тебе пришлось испытать это. — Он прижимает голову Региса ближе к себе, пропускает мягкие волосы сквозь пальцы. — Напротив, я хочу, чтобы после моей смерти с тобой остались наши дети. Как… ну, как частичка меня самого, что ли. Чтобы ты смотрел на них и не забывал, что я был в твоей жизни.
— Геральт… — До него доносится сдавленный всхлип Региса.
— Мне бы хотелось, — продолжает он тихо, со всей своей нежностью поглаживая Региса по голове, — чтобы наши дети стали поддержкой для тебя в будущем. Я собираюсь научить их любить тебя всем сердцем, так же, как люблю тебя я, потому что если бы не ты… — Он чувствует, как к горлу подступает комок, и сглатывает. — Если бы не ты, мой родной Регис, не было бы меня и не было бы их. Я надеюсь, что смогу… как бы это выразить?.. смогу вложить всю свою любовь к тебе и всю мою заботу к тебе в руки своему продолжению, то есть своим детям. Это будет правильно.
Регис снова всхлипывает и на этот раз закрывает лицо руками, чтобы тихо заплакать. Геральт обнимает его обеими руками, слабо раскачивает и в макушку ему бормочет:
— Ш-ш-ш. Ну-ну, мой хороший, тише. Не нужно было говорить тебе всего этого. Давай, успокаивайся. Я рядом и ещё очень долго не собираюсь никуда исчезать. Тебе со мной ещё мучиться и мучиться.
Он улыбается и немного отодвигает Региса от себя, чтобы взглянуть на него. Смотрит прямо в мокрые антрацитовые глаза, вытирает слёзы под ними. Пытается придумать, как бы поскорее отвлечь вампира.
— Боже мой, кто бы мог подумать, что я когда-нибудь увижу тебя таким, — Геральт тихо усмехается и притягивает Региса обратно к себе, и тот обнимает в ответ, цепляясь пальцами за одежду на его спине. — Ну всё, тише, дорогой. Помнишь, как мы встретились? — Регис согласно угукает. — Я тогда, если честно, даже не сразу понял, что ты омега. Думал, альфа, потому что от тебя явно пахло чем-то терпким и тяжёлым. То есть, тогда мне показалось, что это именно твой запах, а не травы. Ну, и на омегу ты не слишком-то смахивал. — Регис понемногу затихает, прислушиваясь к его голосу, но Геральт продолжает, поглаживая его по спине. — Ещё бы, какой тут омега, если попрятал всё под своими балахонами, торбами и заумными речами, от которых только повеситься хотелось. — Регис издаёт тихенький смешок в его плечо. — А потом всё же понял, почувствовал: не пахнет от тебя ничем терпким, это прячешься ты так, запутать всех пытаешься. На самом деле ты оказался самым ласковым и сладким омегой в моей жизни. — Он берёт лицо Региса в ладони и целует его губы, солёные от слёз. Очень тихо, с маленькой улыбкой говорит: — Сейчас я снова раскрыл твой секрет. Снаружи ты всесильный вампир, это факт. Но внутри — крохотный нежный омежка. Вон как расчувствовался и расплакался. Что, скажешь, я не прав?
Регис тихонько смеётся и трёт нос тыльной стороной ладони.
— Конечно, я расчувствовался. Ты тоже хорош — придумал говорить беременному омеге такие вещи и ещё ждёшь, что я не расплачусь? Хотя, справедливости ради, — добавляет он, — должен заметить, что внутри тебя тоже живёт крохотный нежный альфёнок. Будешь отпираться или напомнить тебе, как ты совсем недавно расплакался, узнав о втором ребёнке?
Геральт смеётся и целует Региса в лоб.
— И в мыслях не было отпираться.
— Я тоже, Геральт, когда увидел тебя впервые, никак не ожидал, что ты будешь так сильно любить меня. Спасибо.
Они снова обнимаются. Геральт берёт бокал вина, посчитав, что надо допить его до конца, прежде чем уйти спать. Не заливать же его обратно в бутылку. В треске догорающих поленьев он слышит тихий и сонный голос Региса.
— Я никогда не забуду тебя, мой милый Геральт. Несмотря ни на что, ты навсегда останешься для меня особенным. И единственным.
Жизнь Региса долгая, и Геральт сомневается, что однажды он не встретит ещё кого-то особенного. А может, и кого-то более особенного. Геральт не был первым и вряд ли окажется последним, но ему достаточно того факта, что каким-то чудом о нём останется самая лучшая память, какую альфа может оставить омеге — общие любимые дети.
Позже Регис целует Геральта в губы и без стеснения вылизывает его рот, замычав от наслаждения. У Геральта чуть не темнеет в глазах от такого огня, и он только-только ловит волну Региса, запуская руки под его одежду, чтобы огладить мягкие бока, как тот отпускает его и в губы, причмокивая, шепчет:
— Господи, какие… тонкие и изысканные ягодные нотки… примешанные в густой вкус вина… изумительно, Геральт…
И этим в очередной раз ошеломляет Геральта и вызывает у него улыбку.
Уже когда они укладываются спать, Регис вдруг говорит ему:
— Кстати, Геральт, хотел тебе сказать. Даже если наши малыши окажутся вампирами, очень мала вероятность, что они захотят провести свои жизни, сидя около меня. По своему опыту знаю, что рано или поздно появляется желание отделиться от своих родителей. Тебе может показаться это странным, так как люди в большинстве своём чтят семейные узы и стараются держаться рядом, подобно клану, но жизнь вампиров устроена немного иначе. Мы, можно сказать, одиночки.
Геральт ложится лицом к Регису, укрывается одеялом и фыркает на его слова. Геральт и сам долгое время был один, и с годами, если говорить откровенно, это начало докучать ему. Поэтому сейчас, когда стало реально изменить такой уклад, он хочет иметь дружную семью, в которой все будут заботиться друг о друге.
— Бред какой-то… — Ворчит он сам себе. — У нас всё будет иначе, Регис. Мы воспитаем наших детей самодостаточными, но также мы станем для них лучшими друзьями, и они будут любить возвращаться к нам, домой.
— У тебя крайне оптимистичный и вместе с тем эгоистичный настрой, — хмыкает тот, лёжа на своей подушке напротив и глядя на Геральта. — Однако, должен признать… он не может не вызвать восхищение!
— Тебе ли не знать, Регис, что это — только лишь вопрос инициативы и позитивного мышления? — Ухмыляется Геральт, припоминая фразу, которую он однажды услышал от Региса ещё во времена ганзы и продолжает время от времени слышать до сих пор.
Регис закатывает глаза, а на его губы набегает маленькая усмешка.
— Нет, серьёзно, ваши вампирские методы воспитания нам не подойдут. Однозначно.
— Ах, ну конечно! Совсем забыл, — фыркает Регис, — что ведьмачьи методы воспитания давно стали общепризнанным эталоном в педагогике!
— Именно, — соглашается Геральт с дурашливым напыщенным видом. — А ваши вампирьи — ну что это? Вот ты, например. Где твоё уважение к родителям? У них скоро внуки пойдут, а ты даже не соизволил сообщить им об этом. Нормально, по-твоему?
— Это-то здесь при чём? Тем более, я не имею ни малейшего понятия, где они сейчас. У меня своя жизнь, у них своя. Гораздо важнее, что они дали мне хорошее воспитание.
Геральт бы поспорил с этим, вспоминая, что это сейчас Регис весь такой добренький и хорошенький, а раньше ведь он ни во что не ставил человеческую жизнь. И неясно, что тут является проявлением хвалёного вампирского воспитания.
Но Регис не даёт ему высказаться, потому что с вызовом интересуется:
— А сам ты, Геральт? Насколько я знаю, твоя мама должна всё ещё быть жива — почему ты не сообщаешь ей о внуках?
Теперь фыркает и закатывает глаза Геральт.
— А зачем? Думаешь, её сильно интересует моя жизнь? Очень сомневаюсь в этом.
Регис знает, что это немного больная тема для Геральта, поэтому умеряет пыл и спокойнее говорит:
— Вот именно, дорогой. Прости, конечно, но ты лучше меня знаешь, что люди тоже не большие мастера в воспитании детей.
Геральту ничего не остаётся, как поджать губы и согласиться с этим. Они оба молчат, раздумывая каждый о своём. А подумать действительно есть о чём.
— Предлагаю, — говорит Геральт примирительно и обнимает Региса за талию, — учесть ошибки прошлого и постараться стать самыми лучшими родителями.
Лицо Региса светлеет от улыбки.
— Именно так мы и поступим, любовь моя. — Он нежно целует Геральта в губы и наигранно покладисто добавляет: — Я обещаю сделать всё, что в моих силах, чтобы муж остался доволен тем, как я воспитываю детей.
Геральт прыскает со смеху.
— Ой, да ладно тебе, скажешь тоже — «чтобы муж был доволен»… — Затем он перестаёт смеяться и серьёзно добавляет: — Не бойся, если буду недоволен, сильно наказывать не стану.
Регису нужно несколько мгновений, чтобы понять, что Геральт шутит, но его прекрасное озадаченное выражение лица стоило того. И даже стоило удара коленкой по ноге. Коленки у него острые, но нежный поцелуй может сгладить и это.
***
— Геральт! Геральт, скорее дай мне руку!
Геральт отрывает испуганный взгляд от стопы Региса, которую до этого бережно разминал, и ловит восторженный взгляд и протянутую руку вампира.
Неожиданный окрик Региса всполошил медленное, почти что ленивое течение дел, но увидев, что он в порядке, Геральт успокаивается и вкладывает в его руку свою. Регис тут же прижимает его ладонь к животу с левой стороны пониже рёбер, и Геральт улавливает под пальцами слабый толчок.
— Чувствуешь?
Дети начинают потихоньку пинаться. И каждый раз Геральт либо не успевает подбежать к Регису, либо вообще оказывается не рядом. Только сейчас наконец-то удалось поймать движение собственных крохотных малышей.
Он чувствует этот детский пинок прямо изнутри живота Региса и в ступоре думает: оно живое.
Как же это всё-таки удивительно. До этого Регис был сам по себе. И Геральт тоже был сам по себе. А потом однажды они повстречались и… ну, они… в общем, после этого Регис оказался беременным. Больше он не сам по себе, теперь кто-то есть прямо внутри него, кто-то живёт у него в животе и даже шевелится там! В голове не укладывается, как природа могла придумать нечто подобное?
Внутри Региса живут их детишки. Хорошенький домик они себе нашли!
Прежде Геральт прекрасно отдавал себе отчёт в том, что означает факт беременности Региса. Он понимал, что вот в такой-то момент у них родятся дети, и тогда они станут родителями. Он всеми силами старается оберегать Региса, потому что знает, что так правильно, он должен оберегать своего беременного омегу, он должен заботиться о своих детях ещё до того, как они родятся.
Но прямо сейчас… Он ошеломлён.
Наверное, всё из-за того, что на самом деле до этих пор он не думал о тех, кто в животе Региса, как о своих детях. Он думал о них, как о ком-то, кто станет его детьми, когда родится. Что в корне оказалось неверно.
Отцом он стал уже в тот момент, когда внутри его любимого омеги затеплилась жизнь, которую они вместе создали. Уже в тот самый момент на его плечи легла ответственность за будущее того комочка, которым стали их с Регисом клетки, когда соединились в нечто целостное. Уже начиная с этого момента он должен заботиться о своих детях — должен быть рядом, должен сопровождать их на каждом этапе их роста из крохотных комочков в маленьких человечков, которые потом станут достаточно крепкими, чтобы родиться и жить во внешнем мире. Но что меняет момент рождения? До него, как и после, это те же самые создания, просто они меняют своё местообитание.
Не рождение сделает Геральта отцом, а эти комочки в утробе Региса — его детьми. Он уже их отец, а они — уже его любимые дети. Прямо сейчас он уже настоящий отец. И тот факт, что он пока не может даже увидеть их, ничего не меняет. Это его дети, какими бы маленькими они ни были.
Геральт с малых лет осведомлён о процессе зачатия и деторождения. С биологической точки зрения ему всё ясно. Собственная роль в этом действе ему тоже понятна. От альфы, в общем-то, не требуется ничего удивительного — поучаствовать в совокуплении и морально подготовиться к тому, что теперь придётся обеспечивать жизнь своего омеги и своего ребёнка. Но от омеги требуется гораздо большее.
Пока всё, что может Геральт, — это время от времени рукой ощущать что-то живое внутри Региса, сам Регис живёт с этим ощущением постоянно. Он буквально растит внутри себя целых двоих детей без единого перерыва в течение девяти месяцев!
По какой-то совершенно необъяснимой причине Регис с трепетом и большой любовью хранит внутри себя нечто инородное, состоящее из плоти и крови Геральта.
Если бы Геральт выяснил, что носит внутри себя что-то живое и растущее, пускай даже принадлежащее Регису, он был бы в ужасе. Почему-то он сомневается, что это вызвало бы в нём какие-то милые и нежные чувства. Он попросту был бы в панике и глубоком, парализующем страхе.
Регис же выглядит так, будто готов беречь частичку Геральта внутри себя до конца жизни. Почему-то это приносит ему… удовлетворение?
Геральт задумывается: у него так устроено восприятие, потому что он альфа, или он родился альфой, потому что иное восприятие не заложено в нём изначально?
— Душа моя, что с тобой?
Озабоченный голос Региса вырывает его из задумчивости. Регис кладёт руку ему на щёку и гладит большим пальцем.
Губы Геральта растягиваются в маленькую улыбку, и он коротко целует ладонь Региса.
— Ничего, просто… Ты можешь представить себе это, Регис?
— Что именно?
— Ну, то, что раньше здесь ничего не было, — он обеими руками указывает на живот вампира, — а теперь кто-то живёт, да ещё и пинается!
Регис смеётся и очень ласково говорит:
— О, Геральт, ты такой очаровательный. Я мог бы часами наблюдать за тем, как ты… Ой! — Восклицает он удивлённо и прикладывает руку снизу живота. — Сюда, Геральт!
Геральт прижимает ладонь туда, куда указывает Регис, и именно в этот момент кто-то бьёт его прямо в центр ладони.
— Чёрт возьми, да там же два драчуна, точно тебе говорю! — смеясь, говорит он.
Поймав ещё пару пинков и вместе порадовавшись этому, они возвращаются к массажу. Регис сидит, положив голову на спинку дивана, а Геральт старательно разминает его стопу. В камине потрескивает огонь, а перед ним на коврике спят кошки. Такие лентяйки, знал бы кто.
Закончив с одной стопой, Геральт поднимает себе на коленку другую. Регис хмурит брови и глубоко вдыхает ртом, а после медленно выдыхает, потирая рукой живот.
— Что-то болит?
— Поясницу ломит. И изжога опять. А ещё голова немного.
— Могу только предложить тебе настойку от изжоги.
Регис морщит нос.
— Не хочу, она чересчур горькая. Уж лучше потерплю. Просто помни́ мне пяточку, а потом я выпью чаю и пойду прилягу. Мне станет полегче.
Геральт послушно массирует натруженную пяточку.
— Стоит мне подумать о наших детях, — делится Регис, продолжая сидеть с прикрытыми глазами и держа руку на своём животе, — как все неудобства начинают казаться незначительными. Пускай растут здоровыми и ни в чём не нуждаются. Для меня это важнее всего.
Геральт только угукает в ответ, потому что слов на такое ему не подобрать.
Пока Регис готов пренебрегать собственным комфортом ради малышей, Геральт будет пренебрегать своим, чтобы по возможности облегчить состояние самого Региса.
Так это чуднó. Одна только мысль о тех, кого Регис ещё даже не видел, кого не знает, заставляет его откинуть в сторону все свои неудобства. Как же всё-таки велика жертвенность омег.
— Регис, — зовёт он, решившись кое-что спросить.
— Мм?
— Вопрос. Может показаться странным. Но мне любопытно. — Регис угукает, побуждая его продолжать, однако головы не поднимает со спинки дивана и глаз не открывает. — Почему тебе хочется иметь детей от меня?
Регис издаёт глухой утробный смешок.
— Потому что я люблю тебя, разве это не очевидно?
— Не настолько, как тебе может думаться.
— Что ты имеешь в виду? — Регис приподнимает голову и открывает один глаз.
— Мне кажется, что одной силы любви недостаточно, чтобы хотеть родить ребёнка.
Лицо Региса становится ласковее, и он возвращает голову в позицию для отдыха.
— Для меня — вполне достаточно.
— Ты так говоришь, потому что ты подвержен влиянию эмоций. А ты можешь рассказать мне, почему у тебя есть это желание, не как Регис, влюблённый в Геральта, а как омега, у которого есть альфа? Почему вам обязательно хочется иметь детей?
Регис хмыкает, а потом протягивает:
— Как занятно. Ты хочешь, чтобы я отделил влияние инстинктов от своих эмоций к тебе, я правильно понимаю?
— Наверное, — Геральт пожимает плечами.
Немного подумав, Регис снисходительно говорит:
— На самом деле, это детский вопрос, Геральт. Почему небо голубое, а трава зелёная, откуда я появился и зачем мне младший братик. Омега хочет родить ребёнка, потому что чувствует, что рядом есть сильный альфа, который способен защищать и обеспечивать его и ребёнка. Это очень типичное поведение для омег, разве ты не согласен? По крайней мере, для большинства.
— Нет, это я прекрасно понимаю, инстинкт размножения и всё такое, — терпеливо поясняет Геральт, перебирая пальцы на ноге Региса, — я имею в виду нечто иное.
— И что же тогда? Нам обоим было бы проще, если бы ты изъяснялся чуточку конкретнее, мой дорогой.
— Я пытаюсь, Регис.
Регис подкладывает маленькую подушку под голову, чтобы было удобнее лежать и смотреть на Геральта.
— Меня интересует, почему, когда омега находит подходящего альфу, он хочет забеременеть? То есть, омега не хочет жить просто так, вдвоём. Хотя это намного проще, чем заводить ребёнка.
— Конечно, проще, но тогда мы все вымерли бы, как вид, — фыркает Регис. Да уж, думает Геральт, высшие вампиры обязательно вымерли бы первыми, ага. — Всё дело в первобытных инстинктах, как ты уже и сам верно подметил. Именно они толкают нас на продолжение рода, именно из-за них у нас возникает потребность обзавестись ребёнком.
Всё это правильно и логично, но совершенно не то, что Геральта интересует.
— Послушай, давай скажем по-другому, — предлагает он, снова возвращаясь к массажу. — Если бы ты мог сам выбирать, что делать: рожать или оплодотворять, ты бы что выбрал? Ты бы хотел стать, как бы, «альфой»? Или всё равно предпочёл бы остаться омегой?
— Я бы не хотел ничего менять в своей жизни, — даже не подумав толком, отвечает тот. — Мне нравится быть тем, кто я есть. Я бы предпочёл и дальше исполнять функции омеги.
— То есть, тебе нравится, что ты можешь быть беременным и рожать?
— Угу, — отвечает Регис, снова прикрывая глаза. — А если ты посильнее надавишь на свод стопы, то быть омегой мне понравится ещё больше.
Геральт послушно делает, как Регис просит.
— Что тебе так нравится в беременности? Чем она привлекает тебя? Я имею в виду… это же так странно: что-то живое прямо внутри тебя, и оно растёт, двигается… А потом оно вылезает из…
— Позволь поинтересоваться, чем вызваны подобные вопросы? — Насмешливо спрашивает Регис, перебивая Геральта.
— Да всё понять пытаюсь, какого хрена ты постоянно жалуешься, что у тебя всё болит, но при этом ходишь с таким гордым видом, будто ты Курочка Ряба с золотым яичком, — пытается отшутиться он.
— Потому что так оно и есть, Геральт. Я действительно горжусь тем, что вынашиваю детей. И у меня действительно всё болит.
Геральт поднимает на него скептичный взгляд, а Регис из-за этого веселится ещё больше.
— В чём дело, любовь моя? Чем ты недоволен?
— Тем, что нихрена не понимаю, — ворчит Геральт и всё своё внимание обращает к грациозным пальцам вампира, продолжая свой неумелый массаж.
— Что ты пытаешься понять? Считаю ли я странным, что во мне формируется новая жизнь? Нет, не считаю. Это вовсе не странно. Деторождение — самая естественная вещь в мире, Геральт. Для тебя это странно и пугающе, потому что ты альфа. А для меня быть беременным от тебя — это очень естественно и закономерно.
Геральт чувствует, как теплеют кончики ушей, но продолжает делать массаж, позволяя Регису высказаться, и старается уловить смысл сказанного.
Регис же вздыхает и смотрит на Геральта сквозь щёлочки глаз. Его голос тихий и такой завораживающий.
— Ты спрашиваешь, что меня привлекает в беременности? Больше всего, пожалуй, осознание, что частичка тебя попала в меня, и из неё теперь растёт новое создание. Два новых создания. Наши общие дети. А я оберегаю их самым надёжным способом из возможных. Разве это не чудо? Я всегда ношу их с собой, я всегда ощущаю их присутствие, я чувствую, как они шевелятся, и знаю, что с ними всё хорошо, они растут и развиваются. Знаю, что часть тебя есть во мне, и она там в сохранности. Это знание заставляет моё сердце трепетать, понимаешь? Нет ничего лучше, чем ощущение растущей жизни во мне, которую дал мне ты, мой любимый человек. Я могу целый день описывать, как мне радостно носить наших детей, но, боюсь, альфа никогда в полной мере не сможет понять омегу. То, что тебя пугает и отталкивает, для меня является самой лучшей и приятной частью беременности.
Любящий и ласковый тон Региса заставляет трепетать и сердце Геральта. Неужели Регис действительно относится вот так к своей беременности?
— А как же роды? Это тоже приятно? — Тихо интересуется Геральт, опустив взгляд. — Как ты можешь не бояться их?
— Геральт, Геральт… — Регис нежно улыбается и качает головой. — Конечно же, я не боюсь родов. Я — высший вампир. Со мной ничего не случится. Единственное, что вызывает немного иррационального беспокойства, — как их перенесут сами дети. К сожалению, не всё в этот момент зависит от меня одного. Однако разговор не об этом. Отвечая на твой вопрос, говорю: я не боюсь рожать. Я буду только рад подарить нашим малышам целый мир, когда придёт время. — Он опускает глаза и поглаживает себя по животу. Задумчиво добавляет: — Я испытал радость зачатия, я наслаждаюсь состоянием беременности, и я жажду пройти через процесс родов. По правде говоря, это именно то, для чего создано моё тело с биологической точки зрения. Я не понимаю, почему ты думаешь, что мне должны быть неприятны жизнь и движение во мне. Как не понимаю и того, почему акт родов должен пугать меня. Я хочу пройти через них, когда настанет пора. — Регис ещё немного задумывается, приложив палец к губам. — Я бы даже сказал, что роды принесут мне чувство… удовлетворения. Это как… логическое завершение. Освобождение, если хочешь. Мне будет хорошо на душе, если я буду знать, что мои дети благополучно прибыли в этот мир, и моя миссия по их вынашиванию успешно завершена. И я ни на что никогда не променяю возможность пережить этот замечательный опыт. Надеюсь, мой дорогой, ты услышал то, что тебе было любопытно? — Вкрадчиво интересуется он в завершение и снова прикрывает глаза, укладывая голову на подушку.
А Геральт сидит с пересохшим горлом и даже позабыв, что до этого разминал ноги Региса. Через несколько мгновений он бормочет:
— Видимо, альфе и правда никогда не понять чувств омеги по поводу беременности. Мы такие разные в этом плане.
— И это абсолютно нормально, Геральт. — Замечает Регис. — Ты не найдёшь даже двух омег, которые бы имели одинаковое во всём отношение к беременности. Но, должен признаться, мне очень приятно, что ты интересуешься моими чувствами по этому поводу. Пожалуйста, помассируй ещё немного, — просит он, подёргав правой ногой, — мне уже почти что стало легче.
Геральт наливает на руки ещё немного масла, растирает обе ноги и начинает по-новой гладить пятки, свод стопы, пальцы и между ними, заставляя Региса чуть-чуть подрагивать от щекотки.
— Регис, я правильно понимаю, — через пару минут говорит он, привлекая внимание вампира, — что по факту вся сущность омеги состоит в том, чтобы заключить в себе альфу или его… гхм… часть? Я имею в виду, если отделить слепую биологию от личности.
Регис издаёт ленивый глубокий смешок.
— Ты всё ещё пытаешься разобрать омег по кирпичикам? Что ж, пожалуй, в твоей обобщённой интерпретации есть смысл. Хотя она довольно грубая, мой дорогой. Омега создан для того, чтобы принять… давай будем называть вещи своими именами. Омега создан, чтобы принять внутрь себя семя альфы, а затем выносить ребёнка. Можно сказать, что наиболее полно омега реализует себя, будучи… скажем так, наполненным благодаря альфе. Но это справедливо, только если брать именно биологический аспект. Если взять меня как пример, то могу сказать, что я действительно чувствую себя наиболее реализованным, как омега с биологической точки зрения, когда ты наполняешь меня, каким бы то ни было образом — когда ты внутри меня, когда твоё семя попадает внутрь меня или когда твои дети находятся внутри меня. В эти моменты я чувствую особенно сильное моральное удовлетворение — словно я всё делаю правильно, всё на своих местах. Я чувствую себя целым, завершённым. Для меня эти вещи не только естественны, но и желанны, потому что я люблю тебя. Описать… мою омежью философию ещё примитивнее уже попросту невозможно. — В конце он дарит Геральту ласковую улыбку.
— Чёрт, вот так просто? — хмыкает Геральт. — Тебе это нравится, тебе это приносит моральное удовлетворение и… на этом всё? Вот так работает омежья логика? Тебе нравится быть омегой, потому что тогда ты можешь заполучить что-то от меня и удовлетворить тем самым свои инстинкты?
— Именно так, — кивает Регис. — Разве должно быть что-то ещё? В этом и суть, Геральт: наше подсознание изначально настроено на то, чтобы породить в нас те желания, которые бы соответствовали реализации наших инстинктов. Я должен быть наполнен альфой, и мне этого хочется, я стремлюсь исполнить это желание. А в результате удовлетворяется не только поверхностное желание, но и глубинная потребность, инстинкт. Опять же повторюсь: это если говорить исключительно о природе. Но мы не живём одними инстинктами, мы также испытываем глубокие эмоции и чувства, которые тоже играют очень большую роль. Иногда инстинкты и эмоции не согласуются друг с другом, иногда даже противоречат. Я считаю, что мне повезло, потому что мои эмоции, сознательные желания и природные порывы полностью соответствуют друг другу.
А Геральт всё сидит, мнёт отёкшие ноги своего любимого вампира и думает о том, как это всё же чуднó.
Только когда с массажем покончено, а они сидят за столом и пьют чай в надежде, что мигрень Региса немного поутихнет, Регис говорит ему:
— Значит, со мной теперь всё ясно. Ты перемыл мне все косточки до единой, Геральт. Теперь настал твой черёд. Логично?
— Логично, — фыркнув, отвечает он. — И что бы ты хотел знать?
Регис отпивает из чашки и немного задумывается.
— Я внезапно заинтересовался. Есть ли у тебя, как у альфы, потребность оставить что-то внутри омеги, подобно тому, как омега желает заключить в себе своего альфу?
Геральт ненадолго задумывается, глядя в свою кружку. Что ж, справедливый вопрос. Впору тем вопросам, которые задавал он сам.
— Наверное, да. У меня в самом деле есть желание… ммм… заполнить тебя. Как бы это ни звучало. Но я был уверен, что это только проявление похоти или собственничества и никак не связано с инстинктом продолжения рода. — Признаётся он немного смущённо.
— Отнюдь. — Серьёзно отвечает Регис. — Всё взаимосвязано. Наполнение омеги навевает мысль об акте присвоения, не так ли? Это, в свою очередь, приводит к беременности. А что есть оплодотворение омеги, как не присвоение? Возможно, Геральт, дело в том, что ты всегда считал, что не можешь иметь детей? Поэтому все инстинкты, связанные с размножением, у тебя перенаправлены во что-то более реальное и понятное для тебя — в сексуальное влечение. Проявление чувства собственности в этой сфере довольно ожидаемо. Проще говоря, — добавляет он, видя озадаченное выражение Геральта, — у тебя, вероятно, произошла подмена понятий. Твоя природа, вопреки всему, толкает тебя на размножение, однако твой разум говорит тебе, что в этом влечении нет практического смысла, так как ты бесплоден, и подменивает понятие инстинкта на то единственное, чем считается соитие, не направленное на продолжение рода, — похотью. Поэтому не нужно думать, что ведьмаки сексуально извращены. Вовсе нет. Они заложники ситуации, в которую попадают благодаря мутациям. Таково моё мнение.
Геральт немного задумывается об этом, но мысли о бесплодии приводят его в небольшую меланхолию. То, что Регис забеременел от него, вряд ли является опровержением этого. Скорее исключением из правил. Геральт вообще подозревает, что успешное зачатие это заслуга вампирской сущности Региса. Другого объяснения у него попросту нет. Может быть, организм Региса мог подстроиться под него? Или, может, удивительная регенерация каким-то образом повлияла и на Геральта? Кто знает? Лучше не думать обо всём этом.
— Ладно, проехали, Регис, — говорит он, прочистив горло. — Удовлетворил любопытство? Сошлись наши с тобой стремления к… заполненности?
Он усмехается, а Регис, улыбнувшись, кивает.
— Как две части одного целого. Позволишь ещё один вопрос? — Геральт угукает и отпивает чай. — Мне интересно, испытываешь ли ты такую же гордость из-за того, что зачал двоих детей, какую испытываю я оттого, что ношу их?
— А ты считаешь, я должен гордиться тем, что один раз удачно кончил? — Кисло улыбается он.
— Но, Геральт, — произносит вампир, скорчив гримасу, — нельзя же так вульгарно относиться к столь деликатным вещам.
— Разве это не правда?
— Конечно же, нет. — Регис мягко улыбается и заправляет ему за ухо прядь волос, а после, посмурнев, добавляет: — Мне очень не нравится, что ты так уничижительно отзываешься о себе, как об альфе. У тебя нет поводов думать о себе плохо. — Геральт пытается утешить его своей улыбкой, но она выходит совсем слабой и неубедительной. — Ты не должен забывать, что природа позаботилась обо всём самым органичным образом. У тебя тоже есть своя роль. Не менее значимая, чем моя. Ты можешь гордиться тем, что исполнил свой долг альфы. Ну, или же тем, что сделал мне самый драгоценный подарок, какой только мог. Вспомни, ты же сам говорил, что рад оставить своё продолжение. Будь горд, что смог это сделать, хотя шансы были очень малы.
— В этом есть своя логика, — соглашается Геральт. — Но я считаю, что не могу гордиться достижением той цели, которая не стояла передо мной изначально. Как я могу гордиться тем, что сделал случайно и неосознанно? Я не приложил никаких усилий для того, чтобы завести ребёнка.
— В таком случае, я приложил к этому ещё меньше усилий, чем ты, — замечает вампир со снисхождением и делает глоток чая.
— Ну, это совсем другое, — отвечает Геральт, опустив взгляд в кружку.
— Я понимаю тебя, Геральт, и знаю, что ты не привык быть горделивым. Можешь не гордиться тем, чем не считаешь нужным. Но ты не можешь не признать, что внёс существенный вклад в появление наших малышей. — Ох, боги. Наши малыши. — Хотел ты, планировал ты или же нет — не имеет значения перед лицом факта. Это наши общие дети, значит, мы причастны к их появлению в равной степени. Не преуменьшай свою значимость, — ласково добавляет он, — и помни, что хоть сейчас я и чуточку ближе деткам, чем ты, но всё же дети не могут помнить то время, что проводят в утробе, поэтому когда они родятся, мы с тобой будем на равных. Мы будем заботиться о них одинаково сильно, и никто из них никогда не скажет, что любит тебя меньше, потому что ты, якобы, сделал для них меньше, чем я. Понимаешь, о чём я говорю?
— Если честно, уже не совсем, — хрипло отзывается Геральт и без стеснения трёт повлажневшие глаза.
— Я хочу сказать, — мягко поясняет Регис, накрыв ладонью его другую руку, — что ты можешь смело гордиться тем, что скоро станешь папой и позаботишься о малышах так хорошо, как это только возможно.
Он рвано вдыхает и выдавливает из себя:
— Я уже папа, Регис.
— О, мой дорогой, — вампир поднимается со стула и подходит, чтобы обнять, прижав его голову к себе, и говорит с нежностью, перебирая волосы Геральта, — ты прав, ты уже папа. Твои детки уже прямо здесь, совсем рядом с тобой. Просто ещё не родились, но это дело наживное, и предоставь его мне. — Он укладывает руку Геральта на свой живот. — Этим нужно гордиться, мой дорогой Геральт. Ими нужно гордиться.
Ну что Геральт может? Он только согласно мычит и обнимает своего любимого вампира.
Вот это самое главное. Факт есть факт: Геральт стал настоящим папой. Родительство пришло к нему нежданно-негаданно, но от этого оно только ценнее.
Спать Геральт ложится с мыслью, что он всё же гордится. Гордится жизнью своих детей. Но ещё больше в нём чувство благодарности к Регису — за его любовь и терпение, за его гордость детьми Геральта. Быть благодарным кажется Геральту правильнее, чем горделивым. А гордость он оставит Регису.
***
После долгого дня, наполненного заботами и делами, больше всего хочется поесть, искупаться и лечь в постель со своим любимым мужем. С первыми двумя пунктами Геральт справился превосходно, а вот с третьим возникла заминка.
Когда он вошёл в спальню, обнаружил, что вся их кровать завалена тряпьём. На секунду он испугался, что инстинктивная тяга его омеги к гнездованию в период беременности совсем вышла за границы, и им теперь придётся спать в этом ворохе вещей. Но потом он обратил внимание на то, как Регис тщетно пытается натянуть на себя штаны, и всё встало на свои места.
— Геральт, это трагедия, — говорит ему Регис, оставляя свою затею, и оправляет рубашку, которая раньше была Геральта, а теперь уже едва прикрывает беременный живот вампира.
— Вижу: наш шкаф наконец-то прорвало, — кивает он, уперев руки в боки.
— Очень смешно, — скептично отвечает Регис и принимается копошиться в куче одежды. — Мне не в чем ходить, Геральт. Всё стало мало. Даже то, что мы купили с расчётом на последние месяцы. Вот эти штаны, помнишь? Они были широки мне. А теперь не налезают на бёдрах!
Он откидывает в сторону эти самые штаны и скрещивает руки на груди.
— Во что я превратился, Геральт? Я стал просто большим и неповоротливым вампиром! Мои родичи смеялись бы надо мной, если бы увидели меня таким, — он надувает губы и смотрится в зеркало в полный рост. — Даже хорошо, что я не отражаюсь и не могу видеть всё это безобразие. — С лёгкой обидой говорит он, глядя на пустое зеркало, и отворачивается.
У Геральта ёкает сердце при виде Региса, надутого и обиженного из-за своего внешнего вида. Он раскрывает руки и подходит, чтобы обнять его и поцеловать в висок.
— Если бы ты всё же мог увидеть своё отражение, ты бы увидел, что ты безупречно прекрасен. Ты самый красивый вампир, беременный двумя чудесными малышами.
Регис булькает что-то недовольное и капризное в ответ, а Геральт целует его ещё раз и ещё.
— Не переживай, мы купим тебе одежду побольше, мой хороший. Это вообще не проблема.
— Это и так был самый большой размер штанов, Геральт.
— Значит, будем покупать тебе платья и ночнушки, они вообще безразмерные для беременных, — ведьмак тихо усмехается.
Регис цокает и отталкивает Геральта, выбираясь из его объятий. Молча начинает складывать вещи стопкой, всё ещё будучи одетым только в исподнее и рубашку. Геральт принимается помогать ему, чтобы поскорее освободить кровать и лечь.
— Вот ты смеёшься, — вздыхает Регис, закрывая дверцы гардероба, когда они убирают вещи обратно на полки, — а мне сейчас не в чем спать. Моя пижама в стирке, а сменная уже стала не по размеру.
— Я поражаюсь, как мы во всём стараемся думать наперёд, но каждый раз попадаем впросак, — сетует Геральт. — Ну, я даже не знаю, что тебе предложить, Регис. Спи сегодня, в чём есть, а завтра поедем в город и что-нибудь обязательно купим.
— Само собой, — кивает вампир, присев на кровать и принимаясь смазывать руки увлажняющим кремом, и продолжает жаловаться. — Но я всё ещё глубоко поражён, что я так сильно поправился. Эти бёдра… никогда не думал, что могу быть таким широким.
Геральт присаживается на корточки перед ним и целует его голые коленки.
— Да, мой милый, у тебя стали восхитительно широкие и мягкие бёдра, — урчит Геральт, пробегаясь пальцами по ногам Региса и поглаживая эти самые бёдра.
Их взгляды пересекаются, и Регис изумлённо моргает.
— Геральт… ты чего удумал?
— Ничего особенного, — увиливает тот и мягко разводит в стороны ноги Региса, чтобы опуститься на колени между ними, — просто хочу немного приласкать своего мужа.
Он поднимает рубаху Региса и прижимается поцелуями к его животу, продолжая гладить любименькие хорошенькие бёдра.
Регис кладёт руку на затылок Геральта и смущённо бормочет:
— Ты заставляешь меня краснеть.
В этот момент один из малышей начинает пинаться, и Геральт, улыбаясь, целует живот именно в том месте.
— Кто это здесь у нас такой крошечный, — воркует он, — что умещается в папином животике? Кто это здесь пинается изнутри своими крошечными ножками и ручками?
Регис тихо смеётся.
— Это наш маленький ребёнок пинается. А второй малыш, кажется, спит, — он укладывает руку с другой стороны живота.
— Да, это наш маленький ребёнок пинается, — продолжает ворковать ведьмак, — а ещё один наш маленький ребёнок так сладенько спит у папы в животике. Хорошо вам там, да, карапузы?
Регис смеётся задорнее и похлопывает Геральта по плечу.
— Боги, я не верю своим ушам! Никогда бы не подумал, что услышу от тебя подобное.
— Конечно, вам хорошо там, — продолжает говорить Геральт в живот вампира и поглаживать его руками, — только и делаете, что спите и едите, едите и спите. Не жизнь, а сказка!
— О, оставь деток в покое, — заступается Регис, — они делают именно то, что должны делать — они растут. Пускай едят, спят и пинаются столько, сколько им нужно.
Геральт только бросает на него взгляд с хитринкой и поднимается с колен. Но лишь для того, чтобы уложить недоумевающего Региса поудобнее на кровати. А потом он возвращается на своё место между ног омеги и под любопытным взглядом сгибает одну его ногу в колене, чтобы было удобно выцеловать каждый участочек кожи на внутренней стороне бедра Региса.
— Что ты делаешь? — с трепетным вздохом спрашивает вампир.
— Это мои любимые ноги, — бормочет Геральт между поцелуями, оглаживая руками округлые бёдра, — мои самые любимые, неповторимые бёдра…
Регис хватает ртом воздух и устремляет взгляд в потолок, по привычке уложив руку под животом в защитном жесте. Геральт улавливает, как по его бёдрам прокатывается первая сладкая судорога, и готов заурчать от удовольствия, как мартовский кот.
— Вы даже не представляете, детки, — продолжает он, погладив живот рукой, — как сильно ваш папа старается ради вас. Он заботится о вас настолько хорошо, насколько это вообще возможно. Видели бы вы, какие у него стали бёдра… ммм, загляденье! — Геральт звонко целует внутреннюю поверхность бедра Региса, а затем проводит языком полосу от местечка под коленкой до самой промежности, сдвинув нижнее бельё.
Регис дёргается и смущённо хихикает.
— Мне щекотно!
— Это очень хорошо, так и было задумано, — отвечает он с улыбкой и продолжает целовать, но только теперь другое бедро. — Так вот, малыши, возвращаемся к восхвалению вашего папочки. Вы не представляете, на какие жертвы он пошёл ради вас. Даже неприлично сказать, сколько килограммов он набрал, чтобы вам сейчас было комфортно у него в животике!
Регис прыскает со смеху.
— Господи, Геральт, ты несносен.
— Тише, папа, не влезай, у нас тут серьёзный разговор, — строго отвечает он и возвращается к воркованию с животом. — Вы только подумайте, мои крохи, тело нашего папы так сильно старается, чтобы ему было легче носить вас! Его бёдра становятся шире, потому что скоро вам пора будет появиться на свет…
— Ещё три месяца, Геральт, — ворчит вампир, нахмурив брови.
— …а он ещё и недоволен, ну вы представляете?
— Я не недоволен…
— Его бёдра выглядят абсолютно божественно, такие широкие и такие аппетитные… — Геральт проходится по их нежной коже языком, и Регис весь сжимается.
— О, боже, — трепетно выдыхает он и накрывает рукой затылок Геральта, ласково поглаживает.
— Настолько аппетитные, что их так и хочется покусать.
Не успевает Регис сообразить, как Геральт, преисполненный желанием подурачиться, действительно начинает кусаться и щекотаться.
Регис дёргается и вскидывается, захлебнувшись смехом. Свести ноги ему не дают плечи Геральта, поэтому он, тяжело дыша, пытается руками отодвинуть от себя его голову. Но для ведьмака не составляет труда перехватить руки слабого беременного вампира и продолжить свою шалость без препятствий. Геральт балуется, слюнявя оба бедра своего омеги и наслаждаясь его звонким смехом. Хорошо, что поместье стоит на расстоянии от домов работников и прислуги.
Регис перемежает смех с жалостливым хныканьем и попытками воззвать к совести своего мужа.
— Геральт, я… боже… я сейчас случайно ударю тебя ногой… и мы оба пожалеем об этом… Геральт!
Вампир визжит со смеху, когда Геральт улавливает, что Регис перестал пытаться высвободить руки, и отпускает их, чтобы пощекотать ему бока. Почувствовав свободу, Регис настойчивее толкает его в плечи, и уже перед этой силой Геральту труднее держать марку.
— Геральт, если ты не перестанешь, я рожу прямо сейчас! — Выкрикивает вампир, и Геральт не выдерживает, не хуже него катится со смеху.
Он падает лицом в кровать между ног Региса и, задыхаясь, оплетает руками одну из них. Лбом прижимается где-то в районе коленки.
— По… Погоди рожать, — выдыхает Геральт, утирая рукой брызнувшие из глаз слёзы, — ты же почти не одет! Что дети о нас подумают?
— О, посмотрел бы я, как ты пытаешься родить кого-то, будучи полностью одетым! — Парирует Регис, держась за живот и пытаясь отдышаться.
Геральт хихикает с его слов и с гордостью думает, что ему досталось в партнёры самое чудесное существо в мире.
— Так нельзя поступать с беременным омегой, — произносит Регис, и в его голосе Геральт улавливает обидчивые нотки, заставившие насторожиться. Неужели переборщил?
Он приподнимается, чтобы взглянуть на Региса, надувшего губы и нахмурившего брови. Что сказать он не находится, а Регис продолжает ворчливо:
— Я просто возмущён, мой дорогой. Нельзя со мной так поступать, особенно сейчас, когда я в таком уязвимом положении!
Геральт хлопает глазами, не понимая, почему ещё минуту назад Регис смеялся и не похоже было, чтобы он по-настоящему был против этой маленькой игры.
— Чего ты, Регис? — Спрашивает он недоумённо. — Обиделся, что ли?
— Обиделся, — ворчит вампир и одёргивает вниз рубаху, пытаясь прикрыться, но она всё равно коротка, а потом вздыхает. — Я же… Геральт, я же уже приготовился… к другому… а ты начал щекотать и смешить меня! Нельзя так обманывать ожидания беременных.
Геральт выдыхает с облегчением. Вот оно что. Это вполне поправимо. Он мягко улыбается и ложится рядом с вампиром, наклоняется к нему, чтобы поцеловать в губы и погладить по щеке.
— Никто тут не обманывает ожидания беременных. Если сегодня у тебя есть желание, то я весь к твоим услугам.
— А как ему не быть, если ты наговорил мне таких вещей… начал трогать и целовать… ну, там… Я искренне недоумеваю, почему ты вдруг решил, что меня нужно щекотать, а не…
— Ну всё-всё, я понял, — со смехом отзывается Геральт, — каюсь, виноват. Не сдержался, захотелось посмешить тебя. Считай, что это был разогрев.
Он ловко стягивает бельё Региса и ложится между услужливо расставленных ног. Снова целует мягонькие бёдра, а пальцами принимается ласкать омегу там, где он уже изнывает по его прикосновениям.
— Итак, на чём я остановился? Не подскажешь мне, моя прелесть?
— На том, что… — Регис тяжело вдыхает, гладит рукой низ живота. — На том, что мои бёдра абсолютно божественны, Геральт. Можешь продолжать в том же духе. Что же ещё во мне божественно?
И Геральт, конечно, с удовольствием продолжит, ведь в Регисе божественно абсолютно всё.
***
Геральт чётко помнит, что не один раз Регис говорил ему, что сейчас для них близость нежелательна из-за вынашивания двойни. Геральт понимает и не возражает. Даже, пожалуй, поддерживает.
Первые три с небольшим месяца у них ничего не было. Геральту-то что? Сказано, что нежелательно, значит, он попридержит руки при себе. Но потом оказалось, что Регису очень хочется. Он вытерпел ещё пару недель после того, как понял это, а потом попросил, и его чуть ли не отчаянные заверения, что он хорошо себя чувствует и что они просто будут осторожны, разрушили стойкую решимость Геральта. Тем более, ему показалось, что лучше просто разок дать Регису то, чего он хочет, чем долго и безуспешно пытаться отговорить. Если бы разок…
Примерно с четвёртого по шестой месяц Регис довольно часто для беременного двойней позволял себе — и Геральту — постельные развлечения. Геральт не будет отпираться, это были великолепные два месяца, два месяца прекрасного регулярного секса. Но потом живот Региса стал слишком большим и неудобным, и им пришлось снова вернуться к благочестивой жизни.
Правда, долго протянуть без друг друга у них, очевидно, не получается.
Регису рожать уже через полтора месяца, а он сегодня вдруг Геральта в койку потащил! Но, если так подумать, чем ещё можно заниматься долгими холодными ночами?
Январь и первая половина февраля — самая холодная пора в Туссенте. Ещё с ночи этим январским днём завывала морозная вьюга, а потом всё время без остановки сыпал густой снег. Марлена приходила утром, чтобы приготовить еду на день, потом пару раз заходил Варнава-Базиль, чтобы проведать их и узнать, не желают ли они чего-нибудь. А после обеда Геральт и Регис остались дома одни, предоставленные сами себе.
Ближе к ночи, когда Геральт уже кунял за книгой, Регис подошёл к нему, поцеловал в щёку, погладил по плечам и на ухо позвал с собой в постель. Нет, не в постель — в постель. Дремоту как рукой сняло, и Геральт, переспросив, точно ли Регис уверен, пошёл следом за ним в спальню.
Сначала они попробовали позу на спине, но сразу же вес деток придавил все внутренние органы Региса, и им пришлось срочно менять положение. Потом попробовали наоборот — чтобы Регис был сверху. В такой позе Геральту безумно понравился открывшийся вид, но Регису не понравилось, что он не может как следует разогнаться, так как боится резкими движениями навредить малышам. Затем он встал на четвереньки, а Геральт пристроился сзади, и сначала так вроде бы было нормально, но потом Регис закапризничал, что ноги затекают, а живот тянет его вниз. Тогда он уселся на кровати и, поджав губы, наказал Геральту срочно придумать удобную позу. Мысленно прикинув, Геральт уложил Региса на бок, подложив ему под живот подушку, а сам лёг позади него.
Регис оказался совсем беспомощным в таком положении, и сначала Геральт похихикал, а потом постарался приложить все усилия для того, чтобы Регису было удобно и хорошо. Никогда прежде им обоим не доводилось так сосредоточенно работать над удовольствием только одного из них. Про себя Геральт и вовсе не думал до тех пор, пока любимый вампир не оказался удовлетворён. Потом уже помог себе сам на скорую руку, стараясь не потревожить Региса. Он и без того так запыхался, что Геральт, прижавшись к его спине, даже кожей ощутил, как громко ухает вампирское сердце в груди.
Теперь, спустя почти десяток минут, дыхание Региса наконец становится спокойным, размеренным, убаюкивающим. Геральт мог бы уснуть прямо так, прижимая Региса к своей груди и держа руку у него на животе, прикрытом ночной сорочкой. Он даже начинает думать, что Регис и сам уже спит, но тот вдруг тихонько зовёт его по имени. Геральт отвечает ему сонным мычанием, и Регис, накрыв его руку своей, ласково говорит:
— Я люблю тебя.
— Я знаю. Я тебя тоже люблю.
Раз оба они всё-таки не спят, Геральт решает прояснить, откуда же в Регисе вдруг проснулось такое пылкое желание.
— Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо.
Губы Геральта непроизвольно растягиваются в улыбке. Хорошо ему. Этому чудесному беременному вампиру хорошо!
— Ты чудесный, знаешь это? — Шепчет он Регису на ухо, и тот лениво мычит, явно довольный услышать это. Геральт поглаживает его по животу и осторожно спрашивает: — А малыши как? Просто мне казалось, что… чрезмерная активность может быть опасна для них.
— О, они тоже в полном порядке, уверяю тебя. Крохотные, сладкие, спящие детки.
Геральт усмехается и целует Региса в плечо долгим нежным поцелуем, и тот, заведя руку назад, похлопывает его по бедру.
— И всё же, Регис, с чего вдруг ты накинулся на меня? Я думал, мы воздерживаемся до рождения ребятишек.
Регис вздыхает, а потом отвечает:
— Да, но я подумал, что когда появятся малыши, я буду занят только ими, друг на друга у нас время вряд ли будет. А сейчас я совершенно свободен, и как раз единственное, что мне не составляет большого труда делать, это лежать с раздвинутыми ногами.
С интересом вздёрнув бровь от таких формулировок, Геральт отвечает правильными словами:
— Так я, вроде, и не возражаю. Могу спокойно обойтись без секса и сейчас, и потом. Я же не идиот, всё понимаю.
Регис цокает языком и оборачивается к нему с недовольством.
— Ты-то здесь при чём? Это я не смогу столько времени без близости с тобой.
Удивительно. Просто удивительное существо этот Регис.
Придя в себя после резко захвативших удивления и замешательства, Геральт не удерживается и прыскает со смеху, привалившись лбом к спине любимого чудного муженька.
Как же Регис вечно умудряется сбивать Геральта с толку, это невероятно.
— Ну ты даёшь! Без близости он не сможет, вы только посмотрите на него, — выдавливает Геральт сквозь смех.
— Не надо смеяться надо мной, это не моя вина — это всё гормоны. — Регис цокает языком и строго отчитывает его.
Он обиженно отворачивается и складывает руки на груди. Геральту надо срочно извиниться и приласкать своего вампира, но поведение Региса только больше смешит.
Наконец Геральт заставляет себя успокоиться и нависает над ним, опираясь на вытянутые руки. Он покрывает поцелуями щёку и висок омеги, пытаясь достать до губ, но тот уворачивается и зарывается лицом в подушку.
Хохотнув, Геральт принимается целовать шею и затылок Региса, нежно воркуя с ним.
— Ну не дуйся, радость моя. Извини меня, пожалуйста, я сболтнул, не подумав. Я понимаю, что тебе и самому сейчас непросто. Я очень тебя люблю, сильно-сильно. Ты мой маленький зайчонок, мой котёнок, моё солнышко и моя звёздочка. — Геральт видит, что Регис начинает оттаивать — поворачивается к нему с улыбкой. Ага, значит, тактика выпрашивания прощения правильная! — Ты у меня такой милый и хороший, мой любимый вампир. Пока ты беременный, я готов перед тобой на задних лапках ходить и в зубах тапочки приносить, лишь бы ты был счастлив и всем доволен.
Регис смеётся, зажмурившись, и Геральт любуется морщинками в уголках его глаз.
— А когда я не буду беременный, ты не будешь ходить на задних лапках и в зубах тапочки приносить? — Интересуется тот, стрельнув в Геральта глазами.
Геральт с нежностью отвечает:
— Извини, любовь моя, но когда ты уже не будешь беременным, я буду ходить на задних лапках перед нашими детьми.
— О-о-о, Геральт, это так мило! — Регис тянется к нему губами, и Геральт чмокает его в губы. — Ладно, я уступлю тебя малышам, так и быть.
Регис, придержав живот, переворачивается на спину и за шею тянет Геральта к себе для ещё одного поцелуя, послаще. Нужно быть осторожным, чтобы не придавить Региса, но тот обнимает и тянет ближе к себе, мучая Геральта — ему ведь тоже хочется крепко-крепко обняться и чтобы Регис, как всегда, обвил его руками и ногами.
— Тише, а то я сейчас упаду на тебя, — предупреждает он, и Регис, опомнившись, отпускает его.
— О, нет, не надо падать на меня.
Геральт ложится рядом с ним, подперев щёку рукой и гладит вампира по щеке, серьёзно говорит:
— Правда, Регис, прости меня, пожалуйста. Я полностью согласен, нет ничего смешного в том, что тебе сейчас хочется секса. Знаю, что у многих гормоны действительно шалят на последних месяцах беременности.
— Всё в порядке, я не обижаюсь, — отвечает тот, и Геральт по его тону понимает, что так оно и есть — не обижается, слава богу.
— Я просто хочу сказать, что в целом я не против… ну, делать это в любое время, когда ты хочешь. Но я всё ещё не совсем понимаю — ты же сам говорил, что из-за двойни нам лучше воздерживаться, чтобы не спровоцировать преждевременные роды. Я не хочу подвергать опасности тебя и деток.
Регис строит Геральтову любимую жалобную моську.
— Знаю, что говорил. И это чистая правда. Даже при беременности одним ребёнком обычно лучше воздерживаться при малейших рисках, а многоплодная беременность уже сама по себе большой риск. Мне когда-то приходилось диагностировать вынашивание двойни, и я сам строго-настрого запрещал половые контакты, даже когда всё было хорошо, чтобы избежать любых угроз для детей. — После этих слов вид Региса делается ещё более жалобным и капризным, и он выдаёт: — Но сейчас я ничего не могу поделать с собой! Я просто очень-очень хочу тебя, и мне кажется, что я буду плохо себя чувствовать скорее из-за неудовлетворённости, чем из-за половой активности. Ты не думай, душа моя, умом я понимаю, что нам лучше сейчас ничего не делать, чтобы ненароком не навредить деткам, но тело моё совсем не слушается, оно изнывает по тебе каждую минуту. Телом я желаю провести с тобой в постели всё время вплоть до самых родов.
Вот оно что, виновато во всём тело, которому нет никакого дела до запретов. У него явно свои планы на Региса.
Геральт позволяет себе маленькую улыбку и много поцелуев в губы и щёки омеги. Он заставляет Региса снова улыбаться и хихикать. Вот так гораздо лучше.
— Ты такой хорошенький.
— Почему это? — Интересуется Регис.
— Потому что ты очень милый, когда злишься на себя и капризничаешь из-за того, что тебе хочется секса вопреки всему.
— Милый и хорошенький, потому что я хочу близости? — Изумляется тот немного разочарованно. — А раньше ты говорил, что я соблазнительный.
Геральт кивает и поясняет:
— Да, ты и правда соблазнительный и горячий, когда требуешь секса или сам берёшь то, что тебе нужно. А когда ты лежишь на бочкé и капризно плачешь: «Хочу заниматься любовью, хочу, хочу, хочу!», то ты милый и хорошенький. Уж прости, родной, но что есть, то есть.
Геральт ещё раз целует Региса в губы и расстроенную складочку между бровей, словно напоминая, что любит его любым.
Регис не злится и не обижается, а просто спокойно говорит ему:
— Ты знаешь, Геральт, я, наверное, и правда останусь в кровати до самых родов, уютненько устроюсь здесь, сделаю себе милое гнёздышко. А тебя выгоню из комнаты. Будешь приходить каждый день минут на десять… или даже на пять… только чтобы быстренько позаниматься со мной любовью и уйти. Это чтобы тебе не приходилось видеть, как я лежу и капризничаю. Как тебе такой план?
Геральт чешет макушку. Его сейчас заботит только один вопрос.
— Почему всего на десять или даже пять минут-то? Я же могу дольше…
Регис удивлённо выгибает бровь, как бы спрашивая: «И это всё, что тебя волнует в моих словах?». Он никак это не комментирует, только чопорно говорит:
— Прошу простить меня, господин ведьмак, но мне пора обратно на бочок.
С этими саркастичными словами Регис снова поворачивается к нему спиной, улёгшись на бок и поудобнее подложив подушку под живот. За этим следует вздох облегчения, и тело Региса расслабляется. Геральт находит этот момент самым удобным, чтобы снова прижаться к своему любимому мужу, обнять его чудесный животик и ласково, уткнувшись губами в затылок, сказать:
— Я очень-очень люблю тебя. Люблю тебя и когда ты соблазнительный, и когда ты капризничаешь, и когда ложишься на бочок, и когда злишься на меня. Я тебя так сильно люблю, что… ну, вот прям сердце разрывается, понимаешь?
— Понимаю, я тоже очень люблю тебя, — отвечает Регис тихо, положив свою руку поверх руки Геральта. Он делает паузу, а затем добавляет: — Я вдруг подумал, может, ты прав, и я действительно веду себя слишком капризно? Может быть, я только думаю, что хорошо справляюсь с вынашиванием детей, а на самом деле веду себя глупо?
Геральт слышит, что Регис расстроен. Хотя, вернее, это даже не совсем расстройство, скорее просто минутка грусти и самокопания. Но это какая-то очень глубокая и грустная минутка грусти. Геральт уже видел, как Регис грустит и из-за того, что осенью деревья сбрасывают свои листочки, и из-за того, что он вдруг разлюбил булочки с корицей и кремом, и из-за того, что ласточки заботятся о птенцах всего три недели, прежде чем те улетают из гнезда. Геральта, кажется, уже ничем не удивить, однако сейчас причина его грусти несколько иного толка, и он даже теряется, не зная, что следует сказать в противовес словам Региса.
— Эй, радость моя, ты чего? — Спрашивает он осторожно и, привстав, заглядывает в лицо Региса.
— Ничего, просто подумал, а вдруг я буду плохим папой? Я, наверное, уже сейчас плохой папа, раз вместо того, чтобы думать о детях, я думаю только о том, как затащить тебя в постель.
Геральт ложится обратно и покрепче обнимает его.
— Нет, это полный бред. Я думаю, что ты будешь самым лучшим папой в мире, — с улыбкой говорит он на ухо вампиру и целует в плечо.
Регис вздыхает и неуверенно переспрашивает:
— Ты правда так думаешь или просто пытаешься меня успокоить?
— Правда так думаю, мой хороший. Ты будешь самым ласковым и любящим папочкой. Будешь вечно жалеть детей, на руках их таскать и в попы целовать.
— Знаешь, а ты прав. — Со смешком соглашается Регис. — Я уже жду не дождусь, когда смогу подержать их на ручках, поцеловать, обнять. Я хочу кормить их, убаюкивать и петь им колыбельные.
— Хотел бы я послушать, какие у вампиров колыбельные, — хмыкает Геральт. — Наверняка всё про злых ведьмаков.
Регис на это хмыкает в ответ.
— Вы слишком много о себе мните. Высших вампиров мало интересуют ведьмаки. Я мог бы спеть тебе что-нибудь, но ты будешь смеяться с моего пения, так что не буду, извини.
— Холера, почему ты такого плохого мнения обо мне? — Со смешком спрашивает Геральт.
— Потому что ты высмеиваешь даже моё желание близости с тобой!
Геральт сотрясается в беззвучном смехе, уткнувшись в волосы Региса. И ведь попробуй скажи что — можно не только обиженный затылок получить, но и втык.
— Господи, ну прости меня, Регис, я же не всерьёз. Я знаю, что ты сейчас всё делаешь для детей, всё с мыслями о них. И, конечно, нет ничего смешного или странного в том, что тебе хочется секса. Я уважаю и ценю любые твои желания.
Помягчев, Регис с улыбкой отвечает ему:
— Ладно. Спасибо тебе, Геральт. Знаю, что ты не со зла.
Затем он пытается вывернуть голову назад, чтобы поцеловать Геральта, а Геральт настаивает, что Регису пора лечь на другой бочок — лицом к нему. Так и целоваться удобнее и приятно видеть друг друга. Их руки лежат между ними — первым руку положил Геральт, а Регис накрыл её своей. Так мило.
Вампир уже зевает, не прекращая слабо улыбаться, и сонно моргает, но Геральт решает сказать ему ещё одну маленькую вещь, просто выразить свою поддержку ещё раз, чтоб уж наверняка.
— Знаешь, Регис, мне кажется, у тебя и правда это хорошо получается. Ну, вынашивать детей, в смысле. Ты сейчас всеми мыслями только там. И так приятно видеть тебя таким.
На что Регис с немного самодовольной усмешкой отвечает:
— Хорошо? О нет, Геральт. Я думаю, что у меня получается превосходно вынашивать детей. — Ну естественно, вот какое настоящее мнение Региса! А то начинается: «может быть, я плохой папа», «может быть, я плохо справляюсь с беременностью». Вот как оно и должно быть! Он действительно превосходно с этим справляется. — Я забочусь о них так, как ещё ни о ком и никогда не заботился. Эти малыши занимают всё моё сердце, Геральт. Я очень хочу подарить миру парочку милых ведьмаков или крохотных вампиров.
И это он ещё когда-то говорил Геральту, что и без детей чувствует себя счастливым? Боги, и кого Геральту нужно благодарить за то, что им подарили возможность обзавестись собственными карапузами?
Геральту даже нечего добавить, поэтому он только целует мужа в губы и прислоняется своим лбом к его.
Они лежат, почти что уснувшие, только Регис как-то нервно поглаживает пальцами тыльную сторону его ладони. Это начинает раздражать, и едва Геральт собирается спросить, в чём дело, как Регис сам надломившимся голосом зовёт его:
— Геральт?
— Мм?
— Не мог бы ты… помочь мне… надеть бельё? Мне неудобно спать голым. А встать уже нет сил.
Геральт улыбается сквозь дрёму и поднимается, пытаясь разлепить глаза. Ну да, он ведь ходил за водичкой для Региса сразу после секса, сам успел одеться, а Регис так и остался в одной сорочке.
— Конечно, я помогу, родной. Как можно не помочь?
Стараясь быть поделикатнее, Геральт надевает на Региса бельё и пижамные штаны, почти что даже не потревожив его покоя.
— Много раз мне приходилось раздевать тебя, но одевать вот так — прежде ни разу, — замечает он с улыбкой и целует щёку Региса, когда возвращается на своё место, — однако это не менее приятно.
Регис только мурчит в ответ и затихает, подложив руку под голову. Геральт поправляет одеяло, чтобы укрыть Региса, прежде чем придвинуться поближе и обнять все свои вампирские сокровища.
***
Последние несколько дней Регис просыпался с надеждой на то, что роды начнутся именно сегодня, но они всё никак не хотели начинаться.
Он сам рассчитал примерный день родов и сказал, что прибавления стоит ожидать пятнадцатого февраля. Хотя сразу же после дня рождения Геральта, после десятого числа, он уже чутко прислушивался к себе и своим ощущениям в ожидании важного события.
Все были очень взвинчены эту последнюю неделю. Но больше всех — Варнава-Базиль и Марлена. Дворецкий был убеждён, что нужно заранее купить детские колыбельки, одёжку и пелёнки, а кухарка яростно убеждала его в том, что нельзя до рождения детей ничего покупать, потому что это плохая примета — злые духи могут вселиться в эти вещи. Геральт сначала пытался объяснить ей, что это глупости и никакие злые духи у них дома не водятся, так что бояться нечего, но потом понял, что проще уступить, чем спорить. А вот Варнава-Базиль не сдался, он продолжил настаивать на своём. Шум в поместье стоял раздражающий до безобразия, однако Геральт не осмелился влезать в их разборки.
Детские колыбельки заранее так и не купили, потому что Регис походил, послушал это всё и решил, что и правда заранее покупать не нужно. Почему — не объяснил. Геральт не стал расспрашивать. В состоянии Региса это себе дороже. Однако дворецкому всё же поручил запастись пелёнками. Без них-то куда? Во что детей заворачивать после рождения? То-то и оно.
Регису, если начистоту, последнюю неделю вовсе было не до пелёнок и распашонок. Он вообще словно был не в себе. Никогда прежде Геральт не видел, чтобы всё то, что делает Региса Регисом, отходило на второй план, а на первый так ясно выходила омежья сущность.
Вампир мучился болями в пояснице и низу живота сильнее прежнего. Часто появлялись ложные схватки. Ему стало почти невыносимо ходить, но лежать тоже было непросто, поэтому он предпочёл побольше ходить, надеясь этим поскорее вызвать роды.
Геральту очень хотелось чем-то помочь, как-то утешить и успокоить, но в действительности мало что помогало. Однажды, ещё месяце на шестом примерно, они осторожно попробовали ненадолго освободить Региса от тяжести живота — Геральт встал позади него и слегка приподнял живот руками, перенимая его вес на себя. Регис тогда очень обрадовался, что смог хотя бы пару минуточек отдохнуть. Чем ближе конец беременности, тем чаще они стали так делать. В эту последнюю неделю Геральт давал Регису такой своеобразный отдых по несколько раз на дню. Дважды у Региса даже потекли слёзы от облегчения, и он всё уговаривал деток поскорее родиться.
Было немного странно видеть таким своего умного и вечно собранного цирюльника-хирурга. Если прежде он смотрел на Региса и видел… ну, Региса, то глядя на него теперь, он видит только омегу. Омегу, не озабоченного ничем, кроме собственных детей. Было странно видеть Региса, у которого словно весь мир и всё его существование сузились до поглаживаний живота и тихих уговоров, обращённых к малышам.
Геральт смотрел на него и думал о том, до чего же всё-таки они все странные — что люди, что нелюди, что даже высшие вампиры, — когда дело доходит до потомства. Можно быть хоть сто раз уважаемым и серьёзным хирургом, но это всё не будет иметь абсолютно никакого значения в сравнении с тревогой из-за того, что долгожданные дети никак не хотят появиться на свет.
В обозначенный день, пятнадцатого февраля, роды так и не начались. К концу дня Регис тихонько расплакался в объятиях Геральта от досады.
Геральт попытался успокоить его тем, что ребята, наверное, ещё не готовы, и не надо их торопить, сами решат, когда им пора. У Региса, конечно, нашлись весомые аргументы, чтобы переубедить и Геральта.
— Им уже пора появиться на свет, понимаешь? — Говорил он тогда, прижимаясь к груди альфы. — Детки стали совсем большие, им тесно внутри. Я боюсь, как бы они не придавили друг друга.
Геральт долго полусидя находился с ним в постели, обнимая, успокаивая и теперь тоже уговаривая малышей не расстраивать папу и родиться поскорее.
Наверное, уговоры всё же подействовали, потому как на следующий день начались долгожданные роды. Правда, далеко не с утра и даже не днём. Перед самым сном Регис жаловался на схватки, но это не показалось им важным знаком, ведь и раньше были ложные схватки. Но потом среди ночи Регис разбудил Геральта и сказал, что всё же это настоящие схватки.
Сейчас часы показывают половину третьего ночи. Доктор, за которым Геральт послал в город, уже давно прибыл, осмотрел Региса и подтвердил, что действительно начались роды. Он велел следить за частотой схваток, стараться ровнее дышать, не нервничать и ждать. Когда Геральт спросил, а чего ждать, доктор посмеялся и сказал:
— Ждать, пока дети не пойдут.
Геральту прежде не приходилось наблюдать за процессом рождения, тем более участвовать в нём, поэтому его изрядно удивило, что после осмотра и рекомендаций доктор оставил их одних и как ни в чём не бывало согласился на чашку чая, которую так любезно предложил Варнава-Базиль. Марлена осталась с ними в комнате, чтобы позаботиться о Регисе, но, немного полежав, тот изъявил желание пройтись, поэтому Марлена, убедившись, что Геральт пока что сам справляется, на время покинула их.
Поддерживая его за руку, Геральт неспешно нарезает вместе с Регисом круги по комнате.
Сначала рядом суетилась ещё и парочка кошечек, которые сегодня местом для сна избрали их кровать, но во время всеобщей возни тоже стали волноваться и истошно мяукать, лавируя туда-сюда между ног Региса, из-за чего пришлось скрепя сердце выставить их за дверь. Не хватало ещё, чтобы Регис споткнулся о кого-то из них.
— Я так надеюсь, что это не затянется надолго, — жалуется Регис, потирая живот снизу и пытаясь отдышаться после очередных болезненных схваток.
— А надолго — это насколько? — Интересуется Геральт, крепко держа его под локоть.
— Часов на десять, — отвечает Регис, и Геральт выпячивает глаза, представляя, что им придётся вот так мучиться ещё столько часов, — хотя по ощущениям я рожу уже через полчаса.
— Родной мой, ну как тебе помочь? — Геральт целует его в плечо. — Может, врача позвать?
— И что он сделает? Будет меня за вторую руку держать? Благодарствую, но пока воздержусь. А ещё ты его рановато вызвал. Можно было попозже, всё равно сейчас он ничем не поможет.
— Ага, щас. Ничего подобного. Я плачу ему достаточно, чтобы мог вызвать его в любое время и продержать здесь столько, сколько потребуется.
Регис останавливается и переводит дыхание.
— Давай-ка присядем на пару минут.
Геральт помогает ему обратно сесть на кровать. Вампир медленно выдыхает, расслабляясь, и прикрывает глаза. Укладывает голову на плечо Геральта.
— Ты точно уверен, что хочешь присутствовать при рождении?
О, Регис спрашивает его уже в третий раз об этом. И ответ неизменен.
— Точно уверен, — кивает Геральт, — я хочу быть рядом с тобой в этот момент. Поддержу тебя морально.
Тот только устало вздыхает.
— Ты хотя бы представляешь, чего тебе следует ожидать? Что ты увидишь?
— Представляю, я же не идиот. — Фыркнув, отвечает Геральт. — Тем более, я ведьмак. Видал вещи и пострашнее. К тому же, вдруг понадобится какая-нибудь помощь.
— Я буду кричать, Геральт, — добавляет Регис, будто это весомый аргумент. — Возможно, сильно.
— Понимаю. Я готов к этому. Всё равно услышу тебя, даже если буду не в доме в этот момент. Лучше уж рядом с тобой, так спокойнее будет.
Регис угукает в ответ и ненадолго затихает, даже словно дремлет на плече Геральта. Не удивительно — они толком не поспали, а в ближайшее время Регису уж точно будет не до сна. Надо бы, когда роды закончатся, уговорить его поспать хотя бы часок. Геральт потерпит, будет сидеть рядом с ним и их новорожденными крошками, присмотрит за ними.
— Ай!
Вдруг Регис дёргается, хватаясь за живот, и болезненно мычит. Геральт сочувственно гладит его по спине.
— Сильно больно?
— Терпимо, на самом деле, — отвечает омега, снова постепенно расслабляясь, — просто сейчас резко потянуло, я не ожидал. Давай немного постоим.
Геральт помогает ему подняться на ноги и растирает ладонью напряжённую поясницу своего мужа.
— Господи, я ни о чём не могу думать. В голове туман. — Говорит Регис, принимаясь вразвалочку прохаживаться по комнате. — Только жду схватки. Даже считать время между ними толком не получается.
Геральт задумывается, чем можно хоть чуть-чуть отвлечь Региса, какой темой занять его мысли? Что-то сложное, вроде любимых им медицинских тем, явно не подойдёт сейчас. Рассказывать истории или анекдоты не в состоянии сам Геральт. Размышляя, он поглаживает живот Региса. Думает о том, что уже через несколько часов сможет взять на руки их малышей. И вдруг ему в голову приходит идеальная тема для отвлечения.
— Слушай, а как думаешь, кто у нас родится?
Регис заинтересованно оборачивается к нему.
— Я же, кажется, уже говорил, что не могу этого знать. Равно, как и ты.
— Да, но ты же наверняка что-то предполагаешь, правда? — Геральт не может сдержать заговорщической улыбки. — Не поверю, что ты не склоняешься к какой-то одной версии.
Медленно поднимается уголок губ Региса, красноречиво говоря о том, что у него в самом деле есть какой-то любимый вариант.
— Ну, вообще-то, ты прав. Кое к чему я и правда склоняюсь.
— Поделишься?
Регис прикладывает палец к губам, раздумывая, а после кивает.
— Поделюсь, но сначала поделись ты своими предположениями.
Геральт хмыкает. Ну хитрюга.
Как-то почувствовать пол детей он не может, поэтому остаётся только уповать на старые добрые приметы. Всю беременность он втихаря подслушивал, что об этом говорят Варнава-Базиль и Марлена.
Например, кухарка сказала, что одна девочка должна быть точно, потому что девочки во время беременности забирают красоту, а мастер Регис на лицо сильно изменился. Геральт же не сказал бы, что Регис стал менее красив. Да, он поправился и немного отёк, но остался таким же любимым и желанным.
Базиль сказал, что один мальчик должен быть точно, потому что когда носят мальчика, живот продолговатый и выпирает вперёд, а у мастера Региса он как раз такой. Марлена же добавила, что когда носят девочку, живот наоборот широкий и талия расплывается. Регису подходит и то, и другое, хотя Геральт сказал бы, что это естественно, ведь у него в животе целых два малыша, вот живот и раздался во все стороны.
Ещё Базиль говорил как-то, что раз мастера Региса тянет на солёное, то будет альфа. Марлена возразила, что сладкое он тоже очень любит, так что будет омега.
Вообще из их разговоров Геральт понял, что споры зашли так далеко, что превратились в пари на деньги. Недурно, у Геральта и самого проснулся азарт к этому делу, но он решил, что будет слишком неправильно с его стороны подойти к ним и сделать ставку на пол собственных детей. Особенно, когда они с Регисом уже тысячу раз обсудили, что для них самое важное, чтобы детки просто родились. А кто они будут и какие — вопрос вторичный.
— Ну слушай, — говорит наконец Геральт, — я ничего не могу утверждать наверняка, потому что нет никаких способов проверить, но я могу сказать, как мне бы хотелось в идеале.
— Да, пожалуйста, я готов выслушать твои пожелания и учесть их, — Регис усмехается и пытается изобразить поклон, но в этот момент схватки снова застают его врасплох, и он мычит, сжав челюсти.
— Ты как, родной?
Геральт с беспокойством вглядывается в его лицо, но Регис в утешающем жесте сжимает его ладонь.
— Всё хорошо, Геральт, — он даже находит силы мягко улыбнуться ему, — всё идёт, как должно. Время между схватками сокращается, а их продолжительность и интенсивность наоборот увеличиваются. По сравнению с месяцами беременности, осталось совсем немного.
— Я не об этом. Чувствуешь ты себя как? — Продолжает допытываться Геральт.
— На удивление, хорошо. Я рад, что уже совсем скоро мы увидим наших малышей. Остался последний рывок.
— Ты правда ничуть не боишься?
— Ничуть, — Регис качает головой и нежно гладит Геральта по щеке, — не переживай обо мне, я вполне способен справиться с родами.
— Я и не сомневаюсь в этом. Просто тебе больно, а я не могу спокойно смотреть на твои муки.
Геральт обнимает его и целует в лоб. Регис урчит от удовольствия, обнимая в ответ.
— Не так уж сильно я мучаюсь, как ты думаешь, поверь мне. — Он пытается успокоить Геральта поглаживаниями по затылку. — От боли никуда не деться, но я готов к ней. Я готов вытерпеть и принять что угодно, лишь бы малыши появились на свет.
Геральт тихо вздыхает и говорит только:
— Я очень-очень сильно тебя люблю.
— И я тебя люблю, мой дорогой. Так что там насчёт твоих пожеланий по поводу пола детей? — Со смешком добавляет Регис.
Геральт отпускает его из объятий, и они продолжают понемногу передвигаться по комнате туда и обратно.
— Я бы хотел, чтобы у нас всё было образцово-показательно: сын-альфа и дочка-омега. Мужичок и принцесса.
Регис смеётся, оглаживая живот.
— Это чудесная мечта, Геральт. Я буду рад, если она сбудется.
Геральт уже по реакции вампира понимает, что не угадал. Или не совсем угадал. Поэтому возникает закономерный вопрос.
— Да, мечта и правда чудесная. Но ждём мы всё же кого-то другого, я правильно понимаю?
Регис как-то робко улыбается и отводит глаза в сторону. Да точно же всё уже знает, всё уже понял, боже. Только за нос Геральта водит. Он закатывает глаза и цокает языком.
— Ну говори уже, всё равно скоро всё станет ясно.
— Я, конечно, не могу быть уверен до конца…
— Да понял я, понял. Просто поделись своим мнением.
Регис останавливается, переводит дыхание. Даже медленная ходьба даётся ему не так-то просто. Он берёт Геральта за руки и с улыбкой спрашивает:
— Как ты смотришь на появление не одной, а двух маленьких принцесс?
Геральт тоже расплывается в довольной улыбке.
— Смотрю очень положительно. — Признаётся он и, подумав, добавляет: — Сказочный Туссент в самую пору для маленьких принцесс. Наверняка им понравится здесь жить.
— Да, наверняка, — соглашается Регис, — хотя для маленьких мужичков занятия здесь тоже найдутся. Местному рыцарству давно нужна молодая кровь, способная искренне верить в рыцарские благодетели и следовать им по совести. Кто как не ты, мой добрый сказочный рыцарь, сможет своим примером воспитать истинно благородных мужей?
Геральт прыскает со смеху.
— Ну загнул ты, Регис! С каких это пор я твой сказочный рыцарь?
Регис ни капельки не смущается, улыбается по-довольному так.
— Ты был им всегда, мой дорогой.
От взгляда вампира, полного восхищения и любви, Геральт чувствует, как в груди трепещет, а щёки заливает теплом. Он пытается что-то пробубнить о своём несогласии с таким громким заявлением, но омега тянет его за плечи к себе для поцелуя, и ему приходится заткнуться.
Чуть погодя доктор снова осматривает Региса и сообщает, что осталось недолго до полной готовности, а пока можно ещё часок спокойно погулять или поспать, если получится. Регис решает немного полежать. Геральт ложится позади него и пытается помассировать ему ноющую поясницу. Регис же растирает низ живота, который тоже болезненно тянет, и тихонько, с любовью, приговаривает:
— Уже скоро, мои милые. Не могу дождаться, когда увижу вас и возьму на руки.
Геральт всё время присутствует рядом, поддерживает Региса и успокаивает его нежными словами, поглаживаниями, поцелуями и объятиями. Даже держит за руку во время потуг и вместе с доктором и Марленой подбадривает, хвалит за то, какой Регис молодец и как хорошо он справляется.
В шесть часов утра, с первыми лучами солнца и криками петухов, на свет появляется их первая принцесса, а через семь минут вторая.
Регис так трогательно прижимает их к себе, целует в макушки, улыбается и воркует, приветствуя их, что у Геральта перехватывает дыхание. Омега предлагает взять кого-то из них на руки, и он неумело, боясь навредить, принимает одну из девочек. Она такая крошечная, такая хорошенькая, а ещё такая его, его родная, о чём лучше всего свидетельствуют жёлтые глаза и вертикальные зрачки, как у самого Геральта. Это выбивает воздух из лёгких, а к горлу подступает ком. Регис глядит на него, наблюдает за его реакцией.
— Красивые, правда? — С улыбкой спрашивает, и Геральт угукает, заглядывая в свёрток с копошащимся младенцем в руках Региса. Девочки одинаковые — близняшки, выходит.
— Да, прямо как ты, — отвечает он, усмехнувшись.
— А я думаю, что как ты, — возражает Регис.
— Нет, как ты, — настаивает Геральт.
Регис выгибает бровь.
— Почему, как я, если глаза у них твои?
— А нос — уменьшенная копия твоего.
Они начинают внимательно осматривать двух абсолютно одинаковых девочек, выискивая, чем и на кого они похожи, споря и пытаясь что-то доказывать друг другу. Продолжается это до тех пор, пока малышка на руках Геральта не начинает капризничать, и Регис, рукой прижимая к себе одного ребёнка, тянется, чтобы забрать и второго. Геральт осторожно укладывает свёрточек ему на сгиб локтя.
— Чего ты хнычешь, моя сладенькая? — Принимается он ворковать и покачивать её, с улыбкой целует в лобик. — Тебе что-то не нравится? Или ты чего-то хочешь? Может быть, хочешь молочка? Или пора поспать?
Геральт удивляется, как у Региса всё сходу получается так естественно, будто он всю жизнь только тем и занимался, что укачивал и кормил малышей. А он вот наоборот — совершенно не знает, куда себя деть, что сделать и что говорить. Сидит только на кровати рядом и жадно, будто впитывая, смотрит, как одна крошка сладко спит, быстро убаюканная Регисом, а вторая энергично пьёт молоко, причмокивая и покряхтывая.
— Холера, у нас дети, — выдаёт он наконец, и Регис посмеивается, подняв на него глаза.
— Боже мой, в самом деле? А я и не заметил.
Пропустив насмешку мимо ушей, он продолжает:
— Не верится, что у тебя на руках наши дети. Наши девочки, наши дочки. Для меня это всё ещё фантастика.
— Не беспокойся, пройдёт немного времени, и мы не будем знать, как могли раньше жить без них.
Геральт усмехается и качает головой. Ему всё кажется, что вот-вот он очнётся от этого чудесного сна, а в реальности окажется, что ничего у него нет — ни двух дочек, ни мужа вампира, ни собственного дома в Туссенте.
Он целует Региса в губы и оставляет его ненадолго, чтобы увидеться с доктором, поблагодарить и рассчитаться с ним. Марлену и Варнаву-Базиля он отправляет по домам отсыпаться, а сам возвращается к Регису со стаканом тёплого травяного отвара и тарелкой каши, которую уже успела сварить заботливая Марлена. Доктор посоветовал сейчас покормить Региса чем-то лёгким, а потом уже всем, что он сам захочет.
Но войдя в спальню, он обнаруживает, что все трое задремали. Регис спит полусидя на подложенных под спину подушках, продолжая даже во сне держать детей при себе. Кое-как Геральту удаётся добудиться его и уговорить переложить малышек на кровать, пока сам он поест. Регис медленно и сонно моргает, набирая кашу в ложку, и, глядя на эту обессиленную неторопливость, Геральту хочется самому покормить его с ложечки, чтобы было быстрее. Малышки мирно спят, а Геральт всё это время не может на них насмотреться. Ему тоже хочется долго подержать их на руках, попробовать покачать и поговорить с ними.
Посмотреть приходят даже Бланка и Мурка. Регис, пристально наблюдая, позволяет кошкам запрыгнуть на кровать и обнюхать новых жильцов. Покрутившись ещё недолго рядом, они сворачиваются в клубочки в изножье кровати и спокойно засыпают, довольные, видимо, тем, что их наконец-то пустили обратно на любимое место.
— Я так устал, — говорит Регис, укладываясь на подушку, и поправляет пелёнку одной из девочек.
Геральт лежит с другой стороны кровати и нежно, стараясь не потревожить, гладит другую девочку по животику и мягкому бочку.
— Поспи хоть немного, родной.
— Не могу, — Регис качает головой, — скоро надо будет дать им грудь. Покормлю их и посплю вместе с ними.
Вздохнув, Геральт подкладывает руку под голову, а второй тянется к Регису, чтобы погладить его по спине.
— Ты как вообще? Как чувствуешь себя?
Вампир кивает и угукает в ответ.
— Всё в порядке, мой дорогой. Устал, хочу спать. Но это ожидаемо и терпимо. Больше меня сейчас волнует, что, скорее всего, нам скоро описают кровать.
Геральту приходится экстренно выискивать ещё другую пелёнку, ровненько сложить её в несколько слоёв и на всякий случай подстелить под детей. Не факт, что очень поможет, но хоть какой-то шанс. Затем он возвращается к ним под одеяло.
— Слушай, а как теперь понять, они обычные люди или вампиры? — Вдруг догадывается спросить он.
Регис усмехается и отвечает:
— А ты попробуй их завтра… то есть, уже сегодня… поднести к зеркалу. Тогда всё и станет ясно. Либо можешь подождать, пока у них начнут клыки резаться, тогда тоже всё ясно станет.
По интонации Геральт понимает, что Регис снова потешается над ним. Но ещё понимает, что, видимо, всё-таки вампирки, как Геральт и хотел, оттого и поддразнивает.
— Да колись уже, Регис. Не томи.
Регис оглядывает детей, гладит по головушкам и целует в лобики.
— Да. Я думаю, что да. — Отвечает он наконец Геральту. — Вампир может почувствовать вампира, и я чувствую это в них. Только трудно сказать, насколько выражена их вампирская сущность и в чём именно она будет проявляться. Время покажет.
Кивнув, Геральт думает, что попозже и правда поднесёт детей к зеркалу, чтобы для себя убедиться наверняка.
— Они — настоящее чудо. Моё маленькое чудо. — Тихо произносит Регис, прикасаясь к укутанным деткам, поглаживая их и не в силах насмотреться.
Им ещё предстоит выбрать имена для девочек, а персонально Геральту — научиться отличать, где кто. Регис, думается ему, ни за что не перепутает дочерей. К альфам, наверное, это не так быстро приходит. Ну или он один тугодум такой. Но они же правда абсолютно одинаковые! Даже не зацепиться ни за что.
А пока Геральт только тянется к Регису, чтобы поцеловать его и в самые губы прошептать:
— Спасибо тебе. Ну, за них.
Вампир отвечает ему радостной улыбкой.
— Всегда пожалуйста, мой дорогой. Тебе тоже спасибо за них, — добавляет он мягче.
Геральт целует его снова, а затем ложится обратно на подушку. Оба они ещё долго любуются своими детками, которые так мило и сладко спят в кольце их заботливых рук.
Вот она какая — семья Геральта из Ривии.