Обзаведясь брюками, Акабане вернулась в класс, насвистывая какую-то мелодию. Суматоха в кабинете почти успокоилась, так что многие озадаченно приняли смену ее одежды, но спросить не смогли — учительница велела всем занять места. Открытая больше положенного кожа приказала подчиниться без любых возражений особям мужского пола, а хорошо поставленная речь — женского. Рыжая, сев за свой стол, приосанилась и, поймав на себе взгляд должной быть незнакомкой, похвалила себя за быстродействие.

— Акабане-кун?

— Урок только начался, так что не стоит ко мне придираться.

Восприняв обращение к себе не как простое любопытство, а как преподавательский интерес, Акабане привлекла всеобщее внимание, и все тут же заметили, что и села она как-то странно… по-мальчишески развязно. Будто пыталась походить на парня. Несколько одноклассников, предположивших дикие варианты, прыснули в кулак, другие недоуменно похлопали глазами и вновь обратили взгляды на учительницу, третьи отнеслись спокойно и, пусть и не понимая сути, морально подготовились к возможным последствиям. Класс вновь загалдел, переговариваясь, в особенности обсуждая отсутствие Шиоты, которого хулиганка, похоже, и лишила штанов. «Бедный» и «не завидую я ему» — вот чего удостоился прогуливающий не по своему желанию школьник.

— Хватит-хватит! Успокойтесь, идет урок!

Прикрикнув, учительница вернула спокойствие, пусть только и внешне. Отвернувшись к доске и подойдя к столу, она, более не заинтересованная рыжей, торопливо принялась объяснять материал, по-видимому, желая дать больший объем знаний, чем положено на один урок. Никто не возражал — ее английский был превосходен, хотя в учительском деле она выглядела новичком, что довольно сильно поразило Акабане, не ожидавшую такого расклада. Как замена основному, эта учительница успела продвинуть класс вперед на несколько тем, так что девушке пришлось слушать внимательно для улавливания сути. И дело было не в том, что она многое пропустила, а в подаче проходимого. Разжевывалось все иначе, чем у привычного преподавателя, по полочкам, с короткими передышками, чему придала значение только Акабане, ощутив сходство, знаемое лишь ей — так как-то учил ее Коро-сенсей, ради какой-то мелочи, совершенно с учебой не связанной, решивший на ней потренироваться неизвестно ради чего. Только вот делала все эта учительница несколько иначе, да и слушали ее по другим причинам. Большинство парней просто пялились на ее пышные, подчеркнутые глубоким вырезом формы, стянутые белым пиджаком, некоторые на открытые длинные красивые ноги под короткой юбкой; взглядам было где разгуляться. Женская половина учительницу или упрямо слушала, или занималась посторонним, игнорируя, или же самообразованием, остальные смотрели ей в лицо, не завидуя, но испытывая что-то среднее между отвращением и заинтересованностью к эффектной внешности — та была иностранка. Длинные пышные светлые волосы, подчеркнутые легким макияжем голубые глаза с длинными ресницами да чуть подкрашенные губы вызывали то еще впечатление у привычных к скромности и непривычных к очень привлекательным учителям учеников.

Даже сама Акабане пусть и видела ее раньше, но от предвзятого отношения к той себя избавить не могла. Хотя, вполне возможно, дело было не во внешности, а в отличавшемся поведении. Видеть в своей школе пассию друга Коро-сенсея оказалось не неприятно, а скорее дико смешно. Удивляться, что знакомые врача работали учителями, не стоило, в особенности на эту роль подходил Тадаоми, в нем так и виделся строгий преподаватель; даже другой, имени которого девушка не запомнила, со своей манерой подлезть под кожу выглядел естественнее, чем даже сейчас похожая на дорогую куклу Елавич. Может, все из-за того, что та только училась?

Прекратив вникать где-то на середине урока, Акабане, подперев голову, уподобилась парням и принялась следить за учительницей. А знал ли Коро, что подруга его преподает в его школе? Вопросом это являться не могло, но девушка задалась им по одной простой причине — она-то этого от него не знала. Врач представил ее как парня, по-видимому, чтобы избежать недоразумений с объяснениями, ведь тесные отношения с ученицей выставили бы его в плохом свете. Это Акабане прекрасно поняла и возражать в тот вечер знакомства не стала, слишком подавленная, за что, похоже, сейчас и расплачивалась. Едва ли не хныкавший от обиды Шиота всплыл в ее сознании раздражающей картинкой, и она откинула его мысленным пинком на задворки разума. О нем она позаботилась бы на перемене. Да и заслужил он. Теперь такой же кары требовал Коро, который оказался нагл до такой степени, что подставил под удар и ее репутацию. Что бы произошло, поинтересуйся Елавич у нее, не зная ее настоящего пола, почему она в юбке? Ничего хорошего — мало сказано — за сравнениям далеко идти не пришлось — учительница очень пристрастно высказалась о героях одной английской книги с откуда-то взявшейся удобно похожей ситуацией в сюжете, определенно не входившей в список рекомендуемой литературы для школьников. Будто в назидание судьба явила возможный исход. Или же у учительницы был весьма отвратный вкус в книгах. От этого Акабане похвалила себя за расторопность вторично.

Со звонком надобность безвылазно сидеть в кабинете отпала, и ученики принялись разбредаться, кто куда. Хотевшую вернуть теперь ненужный ей предмет одежды Акабане, несмотря на это, задержали прямо у выхода. Преградив дорогу буквально грудью, Елавич чарующе захлопала ресницами и, приложившись к ее руке бюстом, попросила сопроводить до медкабинета. Сбежать от этого у Акабане не получилось, и обращение как с парнем, неприятное из-за ненадобности и плохого настроения, вылилось в недовольную кислую мину. Учительницу это не смутило, так что, чуть не скрипя зубами, обещав себе, что платить за это будет Коро, девушка согласилась, только вот руку высвободила и довольно громко пояснила, что у нее есть парень. Это заявление, свалившееся на Елавич как снег на голову, ввело ту в достаточное замешательство, чтобы весь путь они прошли в молчании. Скопившиеся в коридорах школьники, конечно, реагировали, но не так бурно, как могли бы, пойди Акабане с учительницей под ручку. На девушку они внимания мало обращали, пожирая ее спутницу непривычными к такому виду глазами.

— Коро-сенсей?!

Без каких-либо прелюдий девушка с грохотом вошла в медкабинет, застав врача в обнимку с кружкой. По отпечатавшемуся на щеке следу можно было судить, что его разбудили, в чем убеждали и ошалевшие от удивления глаза.

— Коро!

Елавич влетела следом за ученицей с не меньшим шумом. Ее появление мужчина пронаблюдал уже более сдержанно — похлопал ресницами, когда она обняла его, и тут же пустил кровь из носа.

— Слушай-слушай! — женщина, казалось, не замечала угрозы, подбирающейся к белизне ее одежды, и принялась трясти врача за ворот халата. — Акабане-кун и парень?! У него парень?!

Вывалив на Коро свое изумление, учительница наконец-то заметила, как тот отреагировал на проявленное к нему доверие выслушать, и отвесила ему пощечину, отстранившись. Как ни в чем не бывало, тот вытер кровь и заткнул нос салфетками из взявшейся откуда-то из-под стола коробки.

— Я тоже долгое время удивлялся, но потом подумал, что шансы…

Гнусавящий Коро осекся и зашвыркал носом, затем принявшись прочищать горло — все что угодно, только бы не видеть направленного на него убийственного взгляда. Это возымело ожидаемый эффект.

— Хватит! — Акабане вставила свое слово. — За свою ложь надо отвечать и раскрывать ее вовремя!

Этот выкрик, как и последующие обвинения, мужчина принял со спокойствием слона — стойко. Явно не понимал, о какой из неправд идет речь, вот и прикидывался — определила Акабане. «Трата времени, ничего, сейчас не добьюсь», — с таким решением, больше не желая тратить силы, она поспешила покинуть место действия. Шиоту, судя по сообщению, что он ей отправил в ответ незадолго до конца урока, еще нужно было отыскать. Из-за этого Коро остался наедине с Елавич.

Преодолев начальный стыд перед друг другом, оказавшись в равных условиях, Шиота и Каяно, что не стало неожиданностью, мгновенно разговорились, только бы оставить позорные для них темы. Учились они в разных классах, так что было чем поделиться. Каяно рассказала, что в «3-4» заправляли совсем не хулиганы, как могло бы показаться, а человек со специфичными взглядами на школьное сообщество — их староста — Шиндо. «Это — жизнь», — говорил он обращающимся к нему хнычущим одноклассникам, не могущим постоять за свою честь или целостность вещей. К физическому насилию и принуждению девушек к дружбе он относился уже менее холодно, в особенности не давая в обиду людей из спортивных кружков, в одном из которых и сам состоял. Каяно он тоже защищал от Терасаки и его дружков, иногда заглядывающих из других классов, как и пару других девушек, да вот только теперь на это у него времени не находилось — чуть что бежал на перемене на поле или же в учительскую, ратуя за свою команду, в которой являлся капитаном, а после уроков торопился в клуб. За заботами о товарищах, что не могли все время находиться перед его глазами, Шиндо просмотрел, что начались нападки на одноклассников. Каяно его в этом не упрекала. Шиота знал не менее яростного фаната игры с мячом и битой, так что всецело разделил ее чувства. Ну разве можно было вбить что-то бейсболисту, когда в глазах того отражалась лишь кожаная перчатка? Злиться на такого поклонника спорта тоже не получалось, уж слишком мил он был, походя на послушного песика, машущего хвостом, стоило только сказать «волшебное» слово.

С Накамурой их истории тоже почти повторяли друг друга. Только вот к Каяно подкатывали взаправду, угрозами пытаясь заслужить ее расположение, когда почувствовали свободу без присутствия в школе Акабане. Однажды это случилось в коридоре. Парень, решивший добиться во что бы то ни стало обещания встретиться на следующей перемене, оказался из «-3-1», за что и получил от проходящей случайно Накамуры. «Как-никак одноклассник, так что я за него отвечаю — староста», — так блондинка оправдала жестокое обращение, подарив невзначай тому пинок туда, где солнце не сияло.

На этом сходство их окружения не заканчивались. Сами Каяно и Шиота являлись неплохим примером голоса разума в коллективе, и что сближало их еще больше — частенько никому ненужным и пропущенным мимо ушей. Такой расклад сближал их сильнее, нежели простая взаимная симпатия, закрепившая этот успех. Конечно, о многом, что знали только их близкие, они умолчали, но и сказанного хватило с головой, чтобы за смехом и шутками они позабыли о времени. Для Шиоты девушка стала глотком свежего воздуха. Поговорить по душам он мог только с хулиганкой, и такой сюрприз судьбы в виде разнящейся с рыжей характером Каяно он оценил по достоинству, предложив дружбу. А Каяно… Каяно, увлеченная беседой, не могла не отвлекаться на посторонние мысли, силясь придумать хоть что-то, что сможет отвадить от зарождающейся симпатии, отнюдь не любовной, парочку готовых их сблизить свах. Сообщение от Акабане перед самым звонком на перемену сильно побеспокоило ее в этом плане, и она заторопилась оставить Шиоту одного. Даже обещание взяла, что он никому не расскажет об их встрече. Удивительного в такой просьбе ничего не было, так что тот согласился.

Когда кончился урок, ждать ему пришлось дольше, чем он рассчитывал, но взволнованности это не придало. Шиота ни на секунду не сомневался, что она придет, и скорее изводился от любопытства, почему она все не появляется, и опасался, что его кто-то найдет раньше нее. Тут ему повезло — дверь сдвинулась с места, только чтобы вернуться обратно — в комнате, словно вихрь, возникла запыхавшаяся Акабане. По крайней мере, так ему показалось, однако эффект усталости слетел с нее, как только она схватила его за руки, намереваясь вернуть юбку самостоятельно. Шиота сопротивлялся этому скорее инстинктивно, нежели осознанно, до того у нее оказались страшные глаза. Спросить о причине гнева он не успел — она уже убежала, вновь оставив его обесчещенным. Только вот в этот раз в этом было меньше плохого.

Оправившись от начального шока, показавшего ее не с лучшей стороны, Елавич принялась допытывать Коро, не имея под рукой главного виновника своего недоумения. Пару минут послушав возмущения учительницы насчет холодности Акабане как парня, до него, наконец, дошло. Вот только осознание не принесло ему ответа, как стоит поступить. Девушка, при знакомстве сквозь пальцы посмотревшая на то, что ее представили как парня, сделала это только по причине того, что с друзьями Коро встречаться больше не собиралась никогда. Ждать от нее помощи теперь, после того как ей пришлось самой себя прикрывать, приравнивалось к чуду. Конечно, врач и сам был виноват, что забыл из-за ее удобно совпавших пропусков школы с уроками Елавич, однако удача редко от него отворачивалась, и он ощутил к Акабане подобие обиды. Это был всего лишь раз. Ведь ничего же не произошло, так зачем так реагировать? Подумав об этом, мужчина понял, что вообще-то девушка, можно сказать, никак еще и не отреагировала. Просто ушла, отсрочив свое недовольство. И обязательно вернется, став еще злее, если к тому времени Коро не объяснится с учительницей.

— Послушай, Ирина-кун… — подбирая красочные слова, врач замялся, что воспринялось как торжественность перед тайной — он взял Елавич за руки. — То, что я тебе расскажу — секрет, но не мой, так что прошу тебя сохранить его в этой комнате. — Женщина, заглотив наживку, послушно закивала, приблизив свое лицо к его. — Видишь ли… Акабане-кун… Акабане-кун влюбился. И влюбился он в парня. А общество это не приемлет, и поэтому в школе ему приходится притворяться, что и не парень он вовсе. Он не знал, что ты у нас преподаешь, так что ему пришлось поставить на карту все. И! Рискуя всем, он пережил эту опасную ситуацию и привел тебя ко мне, поручив убедить тебя никому не раскрывать его пола!

Рассказывал Коро с придыханием, мастерски меняя интонацию, так что даже если бы он уверял, что луна имеет форму квадрата, послушать его было бы интересно и приятно. Елавич на эту красивую обертку и повелась. Не то чтобы она особо вслушивалась в детали — ее захватила сама идея, которую врач впопыхах придумал. Все получилось как нельзя лучше, и Коро не пришлось делиться правдой, из-за которой его бы могли принять за любителя молоденьких. Пока он не обернулся на дверь, услышав оттуда какой-то посторонний шум.

— Коро-сенсей, я вернулась! ~

То была та, кого он предпочел бы сейчас не видеть — Акабане в юбке. Лучезарная улыбка могла бы расколоть лицо девушки надвое, до того широко та улыбалась. В пустых потемневших глазах нутро кабинета и находившиеся там взрослые не отражались — там зияли чернильно-черные дыры безучастности к происходящему. Ко всему прочему рыжая, пряча одну руку за спиной, другой держалась за дверной проем, за ту его часть, где треснуло дерево, что было странно — до ее прихода там такого не наблюдалось. Что-то вновь скрипнуло. Собрав все силы, мужчина вынудил себя взглянуть на источник звука — то вновь жалобно плакало дерево, но уже откуда-то левее. Тут-то врач приметил, что из поля зрения пропала метла, стоявшая по большей части в кабинете для красоты.

— Акане-кун?..

Осторожность, с которой он обратился, походила на ту, с какой обращается нашкодивший ребенок ко взрослому, застуканный на месте «преступления». Хорошего это ему ничего не принесло, кроме, разве что, слабого утешения, когда Елавич поинтересовалась, что происходит. За пару минут до звонка ему удалось выслушать о себе много нового, в том числе и про инсинуации, которых он хотел избежать в первую очередь. И после начала урока они не подошли к концу. То было проявлением его накопленной кармы и никак иначе.

— …и именно поэтому так получилось, что мне пришлось пропустить почти все утренние уроки.

После слов тишина не повисла. В приглушенном шуме где-то на улице веселились ученики, что-то живо обсуждающие; слышалось пение птиц. Закончившая долгую речь девушка слабо улыбалась, неторопливо шевеля палочками в коробке, выбирая что бы съесть дальше. Проявляемая умиротворенность делала ее едва узнаваемой. Она рассказала, как встретила сегодня учительницу, с чего-то решившую, что она парень и как ей пришлось из этого выкручиваться. Поделилась донельзя смешным описанием беготни за взрослым мужчиной с метлой. Вскользь упомянула, что какая-то крыса предупредила Терасаку и тот до сих пор пребывает в целостности и сохранности. И все это совершенно не меняясь в лице с того самого момента, как показалась на пороге класса Асано, сразу же как только кабинет покинул учитель, при этом даже не ерничая перед ожидавшими шоу зрителями, когда позвала его обедать. Не то чтобы на это хотелось жаловаться. Просто с непривычки Асано ожидал в этом какого-то подвоха. А так ему вполне нравилась эта странность.

— Гакушу-кун, а кто готовил обед?

От того как она назвала его по имени, ничуть не стесняясь, у него внутри все перевернулось. Акабане вела себя все дальше и дальше от старого образа, приближаясь к скучному шаблону достойной девушки, но его это не расстраивало — цепкий взгляд не давал верить в идеализированность.

— Мама. Сегодня я был занят. Я готовлю себе сам через раз.

— Вот как. А мне приходится делать все самой. Родители еще не скоро вернутся.

— Не слишком ли долго их нет?

— Средне. Я уже взрослая, так что они предпочитают не отказываться от подворачивающихся сделок для дальнейшего плодотворного сотрудничества. Хватаются за всех, кто плохо лежит.

— Плохо лежит?

— Плохо лежит.

На секунду прекратив есть, девушка усмехнулась, без слов давая понять значение сказанного. Обычный разговор обо всем и одновременно ни о чем действовал благотворнее созданного уединения, но и кабинет студсовета, куда Асано ее пригласил, сыграл свою роль, как и «подкуп» едой. Девушка не проявляла никаких попыток отгородиться и закрыться. Оставалось только не ляпнуть что-то, что испортило бы ей настроение. К сожалению, в ее случае это могло стать чем угодно.

— Ты уже нашла работу?

 — Да.

Коротко, без подробностей, однако и без нежелания продолжать. По-видимому, не считая эту тему интересной для Асано, Акабане задала вопрос уже сама. Ему поспособствовала кутерьма, доносящаяся из открытого окна.

— Как там мой клуб? Удалось расшевелить?

— Не хотелось бы тебя разочаровывать, но даже с моей помощью он вряд ли далеко пройдет.

— Само собой. Хотя, конечно, неплохо было бы произойти чуду. Тогда в газетах бы написали про блистательный взлет подающего большие надежды талантливого Асано Гакушу-сама и, конечно, не забыли бы его девушку, благодаря которой он сумел превзойти всех.

Тут он ответил ей серьезным взглядом, и, не сговариваясь, они засмеялись. Акабане, в отличие от его фан-клуба, прекрасно понимала, что он не всесилен и не сможет совершить без серьезных жертв что-то из ряда вон выходящее. Подобное ему всестороннее развитие позволяло ей находиться с ним на одной ступени и трезво оценивать возможности. Наличие таланта еще не подразумевало минимум прикладываемого труда для достижения целей. Не зря же говорили, что прирожденные трудоголики — гении. Именно поэтому она и не спешила записываться в их ряды — отсутствовал стимул так стараться.

Пускай и не без всякой спешки, но когда они закончили обед, до конца перерыва оставался еще достаточный промежуток времени. Леность от пресыщения усыпила неспешную болтовню, и наступило уютное молчание, в котором обычно клонит в сон. Погода этому только способствовала. Зевнув, Акабане, не желая так просто сдаваться телу, встала из-за стола и подошла к окну, затем отодвинув створку. Шторы встрепенулись под напором ветра и взлетели под потолок, окатив не ждавших этого школьников свежестью. После застоявшегося пропахшего едой ворвавшийся, пусть и теплый, воздух, наполнил легкие приятным ароматом цветущей улицы. Акабане выставила руки в окно, а затем высунулась с головой, давая ветру трепать волосы и одежду. Асано присоединился к ней сразу же, шутливо упомянув, что вообще-то сначала следовало спросить разрешения.

Внизу тут и там сновало множество школьников, большинство из которых было одето в спортивную форму. За дорожкой перед самой школой шла полоса деревьев, под ними раскинулось несколько цветастых клумб — гордость садоводческого клуба, не отличающегося численностью, а потому взявшему на себя только уход за школьными растениями. Чуть дальше серела еще одна асфальтированная дорожка, по которой прогуливались школьники, а за ней короткий скат земли, покрытый зеленой травой, где располагались несколько групп учеников, предававшихся отдыху или же поглощению еды. Бодрые выкрикивания, доходившие аж до самого здания, в большинстве своем доносились с бейсбольной площадки, огороженной высоким сетчатым забором, на самом краю школьной территории. Туда Акабане и устремилась задумчивым взглядом, на суетящихся бейсболистов, тренирующихся в урванное от занятий время. Лишение участия в соревнованиях девушку огорчало только в такие моменты.

— Прости.

— За что ты извиняешься? Так бы в любом случае произошло. Не из-за Гакушу, так из-за еще какой-то ерунды.

Помрачневшее было лицо Акабане наполнилось неприкрытым удивлением. Конечно, Асано руку приложил к последствиям, привлекшим отстранение, однако же чистосердечного сочувствия она не ожидала. Теперь, заполучив его в парни, ей это все это казалось еще мелочнее, чем раньше.

— И правда.

Расслабившись, они и не заметили, как открылись друг другу больше, чем поняли. Асано проявил участие, ничего, кроме него, не подразумевая, а Акабане приняла его и не воспользовалась шансом обвинить его во всем. Сейчас, как показалось им, это стало ненужным. Лишним, что может испортить все. Но кроме этого, не такого уж и важного, имелось еще кое-что, о чем президент, недавно поинтересовавшись, получил твердый отказ, а затем дал обещание не спрашивать и сохранил его. На самом деле, приглашая ее отобедать вместе, Асано хотел просто побыть рядом, а не намеками да наводками вынудить ее все рассказать. За это ей почти стало стыдно.

— Знаешь… — начала она, но сделала паузу, избирая вместо более-менее долгого объяснения, наполовину ей заготовленного для этого случая, короткий экспромт. — Когда план с Михо не удался, я проверила всех подходящих семпаев.

Что тут было сказать? Судя по ее пустому тону, ей ничего не хотелось слышать в ответ, и Асано промолчал. Чего-то подобного от нее он и ожидал, вот только старался не принимать желательное за действительное, что, как ни странно, таковым и стало. Причина ее поступка лежала на поверхности: поскорее со всем покончить. Сделала она это как для себя, так и для него, так что оценить содеянное объективно ему не представлялось возможным.

— Я подстриглась, взяла для поддержки Сугино, и мы вдвоем катались по городу, притворяясь парочкой закадычных друзей-парней. Все деньги промотали и так ничего и не добились…

Вновь повисло молчание. Акабане широко зевнула, прикрыв рот, и положила голову на сложенные перед собой крест-накрест руки, чуть подавшись назад и слегка согнувшись в коленях, чтобы было удобнее стоять. На Асано уставилась пара ожидающих глаз. Девушка ничуть не сомневалась, что ему тоже стоит рассказать что-нибудь подобное ее чистосердечному признанию неудачи.

— Ты занята в эти выходные?

— Скорее всего, буду работать.

— А как твои шкафчик и парта?

— После вчера получили по признанию. Ничего интересного.

— Если будет что-то серьезное — сразу говори.

— Ни за что ~

— Пожалуйста?

Она тут же засмеялась, не удержавшись в той же позе, выпрямилась и потянулась. Не зная, шутил тот или нет, Акабане пристально всмотрелась ему в лицо, неожиданно подметив, что оно выглядит не так свежо и радостно, как ей казалось до этого. В его глазах цвета баклажана плескалось что-то еще, отличное от волнения за нее одну. Как долго это продолжалось, а она не замечала? И была причина в том, что она раньше игнорировала?

— О чем ты тогда говорил с Михо-чан? Знаю, что ничего существенного, но все-таки?

От этого вопроса Асано заметно занервничал и едва не отвел взгляда, но справился с собой и не прервал зрительный контакт. Пара секунд, данных ему на раздумье, ответила за него, что Акабане, ткнув почти наугад, попала в точку. Именно поэтому Асано произнес «пожалуйста?». Что же, тогда оно стоило некоторой правдивости, чтобы его разговорить.

— Я с ней тоже немного поговорила. Она спросила меня: могу ли я представить наше с тобой будущее хотя бы через год.

— И что ты ответила?

Заинтересованность президента вспыхнула мгновенно и тут же сгорела под внимательностью девушки. Акабане сложила руки за голову и, посмотрев в окно, невзначай бросила:

— Ничего.

Отразившиеся на лице Асано эмоции глубоко ее задели, приятно пощекотав самолюбие и подтвердив, что причина молчания не в ней самой. Дав ему помучиться еще пару мгновений, она проговорила:

— Если бросишь меня после выпуска, то лучше бы тебе быть готовым к последствиям.

Президент искренне улыбнулся. Радость эта ничем не отличалась от проявленной пару минут назад и, будучи идентичной, так же оказалась чем-то скованной, подтверждая, что Акабане не показалось. Ошеломленная этим открытием, она застыла. Взглянув на часы, Асано повернулся к столу с коробками и пропустил эту ее странность.

— У тебя сейчас физкультура? — спросил он, не поворачиваясь, освобождая место под стопку бумаг. — Иди пораньше, а то опять прогуляешь. Мне нужно кое-что просмотреть, чтобы после уроков сюда не заходить, так что проводить до класса не смогу.

— Ты мне так и не ответил.

— Что именно?

— О чем ты говорил с Михо-чан?

— Ничего, что могло бы тебя касаться.

— Но я же тебе сказала.

— По своему желанию. Я не просил.

— Но хотел.

— Разумеется. Спасибо за это.

— Тогда ответь и мне.

— Нет.

В быстром обмене фразами Акабане подобралась к севшему за стол президенту вплотную, где-то на полпути заглянув ему в лицо, выражение которого не менялось, как и его тон на протяжении всего разговора. Асано проявил недюжинное добродушное спокойствие, пока она, подходя все ближе и ближе, не уперлась руками в стол, нависая над ним, распалялась, чувствуя себя наполовину обманутой, наполовину обеспокоенной. Добило ее «нет», произнесенное более чем участливо. Она едва удержалась, чтобы не сказать: «я могу и сама у нее спросить, зачем ты упрямишься?», что Асано, похоже, предугадал, усмехнувшись.

— Михо-сан на этой неделе в школе еще не появлялась. Она лежит дома с простудой. Достать ее адрес или номер у тебя не выйдет.

Он знал, о чем говорил — имел связи; посчитав, что глупо будет продолжать выспрашивать — не такой президент человек, чтобы сдаться, утомившись от расспросов, Акабане пошла другим путем. В конце концов, он не стал увиливать или лгать и отказался делиться подробностями в лоб, прекрасно осознавая, что девушка не погладит за это по голове.

— Оно стоит того, чтобы я на тебя злилась?

— Оно не стоит тебя.

От этих слов лицо Акабане исказила гримаса возмущения. Подобного она ожидала в первый день знакомства, но никак не сейчас. Да и что могло уместиться в пару минут, при этом, не имея отношения ни к ней, ни к фанаткам Асано? Михо что, призналась в убийстве?

— Не морщись так. 

В качестве мести она избрала простой, но совсем не действенный вариант — наклонилась вперед, ткнувшись ему в лоб, а затем поцеловала. Прозвенел звонок, но они его не услышали.