Иногда Игорь не может привыкнуть к тому, что у него есть друзья. Делить свою жизнь еще с кем-то — это сложно, особенно когда у тебя на горизонте вечно маячит некое дело, о котором ты должен думать постоянно, чтобы ничего не упустить. Так что Игорь жалеет, что никто не написал инструкцию, что делать с этими самыми друзьями. Не то чтобы он любил подчиняться правилам, но иногда руководство не помешало бы.

Они… странные. В конце концов Игорь Гром приходит к выводу, что у всех свои тараканы в голове, и с этим проще смириться. Если кому-то нравится приходить в его разваливающуюся одинокую квартиру или кому-то хочется подкармливать его шавермой, то это еще не повод срочно звонить в Кащенко. Он видел и худшие случаи. А у них все почти… хорошо.

Димка рисует что-то вечно, но Игорь учится не лезть под руку и не коситься любопытно; надо будет — сам покажет, а то краснеет, бледнеет, ворчит совсем несерьезно и долго елозит ластиком по белой бумаге, растирая темную полосу, вильнувшую не туда. Ершится еще, не позволяет заглядывать. По заказам Димка не рисует, в отделении от всех отмахивается — вроде бы вежливо, но стойко и уверенно. Знает: если хоть кому портрет набросает, на шею сядут.

— Игорь, смотри, какие воробьи! — как-то сует ему под нос тетрадку свою, искренне поблескивая восторженными глазищами там, за очками. — Вон, на березе сидели, пушистые такие…

А Игорь дышит тяжело, у него костяшки на одной руке больно рассажены, печет — бинты забыл купить новые, бывает. Он только что вытрясал из какого-то ублюдка наводку на грабителей ювелирки, а Дима своих воробьев рисовал, дурик. Игорь тянется, хочет тетрадь перехватить, чтобы получше птичек этих несчастных рассмотреть, но руки в кровище — пачкать не хочется.

— Огонь, — говорит Игорь вполне себе от души. А потом морщится от неприятных воспоминаний и быстро исправляется: — Отличные, говорю, воробьи!

Это даже логично до жути: драться Димка не любит, варварские методы презирает, хотя, если нужно, вмазать может хорошо, качественно, это они выяснили в спортзале. Но не любит. Димка у них за созидание. Так и получается, что Игорь решает проблемы своими методами, а Дима рисует, чтобы зря время не тратить. Это ему думать помогает. Отличная схема, слаженная.

Игорь смотрит на взъерошенных птичек и думает, что однажды в Кащенко придется везти его.

— Ты вроде животных не любишь рисовать, — вспоминает Игорь, улыбается, лезет затылок почесать, но тут же руку отдергивает — это он от волнения, надо от привычки избавляться, а то Димка ее уже просек.

— Да так, вдохновило, понимаешь ли, — улыбается Дима. Он с этой своей улыбкой довольной отлично вписывается в теплый денек; питерская погода нынче расщедрилась, отсыпала им немного солнца. Блестит все, вода в лужах сверкает. И Димка тоже.

Он вдруг переворачивает страницы почти в конец, находит что-то безошибочно и все же протягивает Игорю — просто так, без слов. Сам смущенно смотрит себе под ноги, пока Игорь глубокомысленно рассматривает набросок с задорной скалящейся овчаркой. Пес совсем мультяшный какой-то, как в этом «Диснее», Игорь их мультики в детстве смотрел, давным-давно, но образно помнит. На псе кепка набекрень, и не узнать ее невозможно.

— Это ты меня, что ли, так? — вдруг — неожиданно для себя — смеется Игорь. — Черт, Дим, а у тебя отлично получается! Тебе бы карикатуры для газет рисовать, такой талант пропадает, с руками оторвут…

— Какие газеты, Игорь, их уже не покупает почти никто, — укоризненно замечает он.

— Ну здрасте, я покупаю!

Правда, он их чаще всего подкладывает, чтобы кровью ничего не заляпать, пока раны перевязывает, но говорить об этом не стоит: Дима почему-то нервничает. Крови не боится, а на самую мелкую царапину сердито хмурится.

— Тебя сюда надо, знаешь, есть собака такая… — вдохновленно рассуждает Игорь, возвращая ему тетрадку.

— Чихуахуа?

— Нет! С глазами добрыми. Лабрадор!

Дима хмыкает. Потом оживляется, косится на гараж, из которого Игорь вышатнулся, прислушивается, подает ли хозяин «ракушки» признаки жизни. У них есть след, и искать грабителей становится как-то полегче, но Игорь мимоходом думает, что Димка бесконечно прав в своих размышлениях о жизни собачьей: стоит поманить интересным преступлением, майор Игорь Гром бросается туда со всех ног. Потому что это одно из немногого, что заставляет его почувствовать себя живым и настоящим, нужным. Инстинкты у него на уровне овчарки, да.

За ними на работу заезжает Юля на своей модной красной машине, которая неизменно привлекает внимание. От шуточек коллег Игорь устало отбивается, быстро прячется на заднем сидении — и Диму за собой тащит, а то зацепится с кем-нибудь теории по ограблению обсудить, не оттащишь. Хватка у стажера какая-то поистине бульдожья, когда дело касается расследований.

— Каждый день вас из ментовки забираю, что ж такое, — дежурно сообщает Юля, подмигивает в зеркало.

— Это потому что мы там работаем, — так же ровно, заученно отвечает Дима и радостно улыбается. Приятно ему, что у них какие-то свои шутки складываются, которые, может, кому со стороны и не понятны будут.

Игорь отмалчивается, за дорогой следит — это больше по привычке. Юля их не похитит никуда, хотя с нее может статься. Прислушивается к их с Димкой болтовне, пару раз удачно ввинчивает несколько фраз, заставляя даже скептичную ехидную Пчелкину рассмеяться.

Они идут на знакомую крышу, потому что дышится тут лучше, легче. Как будто не видно всего того, с чем полиция ежедневно работает: грязи, крови, человеческой подлости. Зато весь город как на ладони, стоит, замерев, кажется почти неподвижным… а ветер в ушах свистит. Юля сидит, пригревшись под боком, довольная и улыбчивая, жмурит глаза. Игорь что-то рассказывает — у него припасена тысяча и одна история про запас, если надо время скоротать, но ему кажется, что у него такими темпами байки закончатся. Так долго они вместе все.

— Ты, Игорь, иногда правда такой… ш-шобака, — нежно тянет Юля, зарывается тонкими пальчиками ему в вихры, что он чувствует опасные острые коготки. Но Юля только треплет его, за ухом чешет, как овчарку.

Возможно, это как-то связано с историей, которую Игорь травил, но он вдруг все забывает.

— А ты не боишься, что я тебе, скажем, лицо откушу? — то ли шутливо, то ли серьезно спрашивает он, близко-близко наклоняясь.

— Ну кусай, — бесстрашно фыркает Юля. С вызовом, с хитрым взглядом из-под ресниц.

Игорь точно знает: Юля — та еще лисица.

Он опасливо косится на Димку, мол, может, у тебя есть эта гребаная инструкция, что надо делать дальше, ты же умный, ты же мне подсказываешь всегда, если я на работе туплю. Но Димка тонко улыбается и продолжает рисовать своих пушистых воробьев. Они у него получаются еще лучше, чем раньше.

Юля смеется, шутит, лезет к Игорю под кожанку, прижимаясь, чтобы спрятаться от ветра. Он бережно прикрывает ее — ну, как может, как вот пока получается, неумело совсем. Думает, что он и правда собака. Потому что Игорю хочется вилять несуществующим хвостом.

И, пожалуй, к этому тоже можно привыкнуть.