— У меня парень утверждает, что предсказывает будущее, — сообщает Тсукишима, переворачивается на кушетке и теперь смотрит на Куроо. Без очков он напоминает интерна, замученного и совсем юного. Куроо нравится вспоминать о том времени, нравится сравнивать, чтобы разглядеть этот красивый полет от первых швов до операций на мозге.

Он знает, что Тсукишима никогда не может сразу же отключиться после операций, поэтому сидит на соседней кушетке и доедает бутерброд. Болезненные порывы отправить его домой перестали наводить беспорядки в голове, и все в последнее время было подозрительно спокойным и мирным.

— Тебе перепал пациент психиатрии? Расскажи Тендо, пусть разберется и заберет.

— Проблема в том, что возможно он прав.

На мгновение Куроо перестает жевать бутерброд.

— И что он предсказал?

— Он узнал, сколько сегодня будет смертей. Даже примерные диагнозы назвал. Мне кажется, мир сходит с ума. Может, это второе пришествие? — тусклый уставший голос Тсукишимы приобретает песчинки улыбки.

— Или его мозг — машина времени.

— Я коснусь его и отправлюсь в прошлое.

— К динозаврам.

— Тецуро, я не смогу там дышать.

— Ну, может, вторая версия Иисуса даст тебе неуязвимость.

Тсукишима слабо смеется и переворачивается на спину, закрывая глаза. Когда его дыхание становится глубже, Куроо выключает свет и выходит из комнаты отдыха.

Кажется, Тсукишима — божество этой больницы и хирургии в целом, и только такие моменты усталости напоминают о том, что он смертен. Интерном он был совершенно обычным, только спокойствия больше, чем у остальных, да и то все такое же, как и у всех, как у самого Куроо — ошибки, слезы, заскоки за границы. Куроо всего на два года старше, но как эти два года ощущались вечностью в самом начале — река, которую нельзя пройти по мосту или перейти вброд, плыви и старайся, чтобы тебя не унесло течением.

Сейчас они стоят на одном берегу, и Куроо не может перестать восхищенно (и влюбленно, потому что его влюбленность проявляется в каждом действии, каждой мысли, даже если Тсукишимы нет рядом, невозможно потушить маленькое солнце в груди, которое греет и светит в тебе) смотреть на то мирное и бесконечное спокойствие Тсукишимы при общении с пациентами и их родственниками, в операционной, в выездах на места катастроф — есть в нем стальная сердцевина, за которую держатся не только утопающие, но и спасатели. Когда-то Тсукишима колебался между нейрохирургией и педиатрией — то, во что почему-то мало кто верит, кажется таким очевидным.

Ойкава продолжает смеяться, указывая на то, что их отношения сочетают в себе голову и сердце. Тсукишима на это вежливо закатывает глаза, Куроо — усмехается.

Куроо не может оставаться спокойным всегда — после рабочего дня накатывает какой-то волной, которая вымывает остатки самообладания, и хочется что-то перевернуть, когда твои силы оказываются слишком малыми, или когда совершаешь ошибки, или когда сам факт того, что происходит, накатывает каким-то новым осознанием. Конечно, это просто небольшое колебание, и он все еще любит держать в руках чужие сердца, и убийственный темп больницы для него родная прекрасная повседневность, но всегда хочется большего, хочется, чтобы твой потолок был еще выше.

(— Я — непроглядная тьма, — срывающимся на шепот голосом сказал Куроо, комкая окровавленную форму и швыряя ее в ведро.

— А я — твой лунный свет, — улыбка у Тсукишимы была лукавой и нежной, и кто бы подумал, что он использует те кошмарные романтические вещи, которые Куроо ему рассказывал, напившись и дурея после дежурств и бара.

Тсукишима приглашающе развел руки в стороны, и Куроо прижался к нему, вдыхая запах его кожи, и, казалось, что это действительно свет.)

Куроо поворачивает к операционной — его ждет пересадка бычьего клапана. Будет, что рассказать Тсукишиме, если удастся.

Из палаты высовывается пациент, лицо у него очень хитрое.

— Купите сегодня торт, — говорит он, смотря точно на Куроо.

— Что, простите?

— Сугавара Коуши, — он протягивает бледную руку, Куроо ее жмет и вежливо улыбается. — Клубничный, но вы и сами знаете.

— Зачем?

Сугавара пожимает плечами и как-то лукаво улыбается.

— А. Вы тот самый предсказатель? — Куроо всматривается внимательнее, пытаясь найти повод вызвать Тендо.

(— Я не буду тебе помогать, — сказал ему Тендо, как только Куроо приблизился. — Пока вы с Тсукишимой не поговорите, я с тобой не разговариваю.

— Ауч, — говорит Куроо.

Конечно, им стоило поговорить и помириться. Просто Куроо думал, что он прав. Тендо забрал второй стакан с кофе и посмотрел на него — мягко и дружелюбно.

— Да, Куроо. Ауч.)

— Не смотрите на меня так, сегодня мне вскроют голову. Может, это последний день, когда я что-то вижу.

— Ну, если у вас есть способности, то операция им вряд ли помешает. К тому же, у вашего доктора волшебные руки.

Сугавара смеется и кивает.

— Приятно знать, что нас лечат волшебники. Не буду вас больше задерживать.

Да, волшебники. Куроо думает о бычьем клапане и о том, что лучше бы ему, как и Тсукишиме, во что-то верить, потому что в собственных руках держать сердца становится страшновато. Тсукишима же во что-то верит, хоть и сам не понимает, но вера его какая-то странная, с границами: виноват только он сам, но большая часть заслуг — благоволение судьбы.

Куроо входит в операционную, и мир сужается до одной точки.

Вся надежда находится в его руках, и он будет бороться за нее.

За окном сгущается вечер. Куроо вылезает из ванной, чтобы распластаться на диване перед телевизором. Внутри него – хорошая усталость, смесь с удовлетворением: удачная операция, веселая переписка с Кенмой, какая-то игра-викторина на экране. Куроо переворачивается на живот, зарывается лицом в подушку, закрывает глаза. Счастье существует в каждой его клетке, спокойно греет его изнутри.

Как хорошо и ужасно быть в этом бешеном ритме, взбегать на гору и Икаром срываться в воду, зная, что завтра — новый день, новые проигрыши и победы, ужасы и счастливые моменты. Куроо любит эту работу, эту жизнь, то, как Яку морщится и выпивает горький горячий кофе залпом, как скальпель лежит в руке, как улыбаются на прощание выписывающиеся пациенты, как Ойкава среди ночи скидывает название документалки, как рядом кровать прогибается под телом Тсукишимы, как все стучит, гоняет их, словно сердце, кровью. Сколько есть кошмарного, отвратительного, мерзкого, трагичного, сколько есть смешного, светлого, вселяющее внутри крылья.

Куроо просыпается от шума в коридоре. Тсукишима раздраженно выдыхает и звенит ключами, убирая их. Куроо отлепляется от дивана и выходит в коридор, щурится от света.

Тсукишима снимает очки, проводит рукой по лицу.

— Извини, разбудил?

— Нет, я смотрел викторину.

Тсукишима фыркает и смотрит на него, проводя рукой по влажным волосам, его взгляд — мягкий и родной. Куроо тоже улыбается.

— В темноте? Решил посадить зрение?

— Мне бы подошли очки.

— Тебе подойдет все.

Тсукишима снимает куртку, растирает шею, покрывшуюся мурашками. Куроо делает шаг к нему, тянется вперед, но отступает.

— Ты весь мокрый, — Куроо морщится.

— А еще уставший и злой. Иди ложись, я в душ.

Куроо согласно хмыкает и все равно притягивает Тсукишиму к себе за шею, чтобы поцеловать. Кей замирает, не притрагиваясь к нему своими холодными и мокрыми руками.

— Однажды ты начнешь носить зонты. Мы с Ямагучи будем тебя контролировать.

— Нет, только не это.

— Я ему пожалуюсь, что ты возвращаешься домой мокрой мышью.

— Он любит мышей.

Тсукишима садится на корточки, чтобы развязать шнурки, и Куроо замечает, что спина у него промокла насквозь.

— Будешь есть? — Тсукишима качает головой. — Тогда я чайник поставлю.

Тсукишима уходит в ванную, Куроо трет глаза и сидит на кухне, думая о торте. Тсукишима редко ест что-то серьезное вечером, но не любит пить пустой чай, и всегда утаскивает печенье или пирожные. Иногда он просто ложится в кровать и отключается, и утром Куроо слышит не слова, а раздраженное рычание. Хорошо, что он купил торт.

— Как прошла операция Сугавары? — интересуется Куроо, когда Тсукишима заметно оттаивает и расслабляется, заканчивая есть.

— Хорошо. Он быстро восстановится. Дал мне бесплатное предсказание, — Тсукишима хмыкает. — Сказал не назначать операции на завтра.

— Завтра у меня выходной, так что я с ним полностью согласен.

— Я тоже.

Тсукишима зевает, и Куроо прогоняет его в кровать.

Может быть, нужно верить во что-то такое, чтобы обладать твердой рукой и иногда пользоваться подсказками жизни.

( — Ну вы только посмотрите на них, — весело фыркает Дайшо. — Вы в курсе, что вам в прошлом году обоим выпало предсказание о том, что вы будете жить долго и счастливо?

— Давай посмотрим совместимость по натальным картам, — поддерживает его ухмылку Ойкава.

— Вы кошмарные, — шипит Куроо гробовым голосом.

Спящий на его коленях Тсукишима утыкается лбом ему в живот.)

Утром Куроо просыпается из-за того, что Тсукишима заходится в кашле.

Да, иногда верить во что-то точно нужно.