Акабане открывает глаза, как ему кажется, за минуту до будильника, с осознанием, что не выспался. Глядя на соседний футон, он раскрывает глаза шире — тот не пустует — чувства рыжего обманулись — Асано просыпается раньше него. Перевернувшись с одного бока на другой, Акабане откидывает одеяло и, решая сделать свое утро более… Пока он не придумал, каким именно, но определенно не соответствующим привычному. Особо не церемонясь, он перебирается на соседний футон, ложась прямо на соседа.

Асано не реагирует — видимо, вес не доставляет достаточных неудобств, чтобы разбудить, так что рыжий, ощущая вседозволенность, смотрит на его спящее лицо. Буквально пару месяцев назад Акабане бы не стал раздумывать и разрисовал бы его, однако сейчас он предпочитает этому развлечению пассивное наблюдение. Такой шанс в последнее время выпадает редко, так что он глубоко задумывается, что сделать: все же подшутить или же устроить президенту очередное опоздание, какое едва не удалось заставить совершить вчера, компенсируя недостаток внимания.

Выбирает ни то, ни другое. Сначала осторожно, так, чтобы не разбудить, слегка надавливает на чужую щеку подушечкой большого пальца, безотрывно следя за реакцией спящего и, не получая никакого сопротивления, уже более смело ведет пальцем ниже, в угол губ, аккуратно подцепляя его и, оттягивая в сторону, искажая спокойное выражение в не пойми что. Асано продолжает спать, что побуждает рыжего не останавливаться на достигнутом и пытаться заставить его улыбаться и дальше, что получается, однако Акабане остается неудовлетворенным этим результатом. Улыбке Асано, что он творит своими руками, не хватает ее отражения в глазах. Впрочем, она достаточно смехотворна, так что рыжий устраивает любимую им побудку: шепот на ухо, используя самые странные для этого выражения. Обычно они касаются несостоятельности президента как лидера.

Реакция себя ждать не заставляет: Асано, прежде расслабленный, перед тем как открыть глаза, изображает то самое недовольство, из-за которого рыжий и будит его таким образом постоянно. Для Акабане утром нет ничего приятнее этого притворно-мрачного лица.

— Я же говорил прекратить тебе так делать.

Усталый и раздразненный Асано сонно моргает, получая вместо ответа действие, хмурится, хотя поцелуй менее чем целомудренный и машет перед собой рукой, словно отгоняя назойливую кошку, какая некоторое время назад и правда жила у школьников, но надолго не задержалась, однажды просто исчезнув. Тогда Акабане на этот счет отказался проявлять какое-либо сожаление, а Асано не стал интересоваться причиной этой холодности в вопросе. В конце концов, у президента уже имеется один сожитель, нуждающийся в постоянном надзоре.

Позволив согнать себя с футона и даже не перебираясь на свой, Акабане потягивается и встает, что не может не зародить подозрений, ведь у него имеется более чем целых десять драгоценных минут ничегонеделанья до звонка будильника. Не обладая подобной свободой, Асано все же не гадает причины этой странности и следует за ним в ванную, где, в процессе недолгого пихания друг друга локтями под бока — место перед раковиной рассчитано на одного человека — приходит к заключению, что он упускает нечто важное. Сегодня — день, когда у его возлюбленного имеется причина вести себя иначе, нежели обычно.

— Во сколько ты говорил, придет твой учитель? — наконец выдает Асано, прополоскав рот и, проследив, как рыжий повторяет это действие, протягивает тому полотенце.

— Я не говорил. Он должен сначала позвонить.

Сдерживая комментарий о том, что он просил предупреждать его заранее, Асано избавляет себя от очередного сравнения с брюзжащим стариком, что, впрочем, не спасает его от хитрого взгляда, а затем и нередкого предложения прогулять пару уроков.

— Уже февраль. Лучше сосредоточься на том, что действительно важно. В последнее время ты даже прекратил готовиться к поступлению.

Не слишком-то холодный тон, вопреки привычному не терпящему возражений, звучит не так твердо, как нужно, что не остается незамеченным, но Акабане не заговаривает об этом. В конце концов, Асано прав, и рыжий всю неделю вместо учебников посвящает себя всевозможным играм. Не то что бы ему настолько приелась учеба… Просто скорое расставание из-за выбранных ими разных путей заставляет его нервничать и волноваться, выбивая из колеи, и он пытается отвлечься. Его изредка грызет глупое желание отбросить идею стать бюрократом и отправиться вслед за возлюбленным на стезю преподавания.

Усугубляет эти чувства непринятие Акабане их существования и полное отсутствие чего-либо подобного у Асано. Возможно, что-то похожее тот все же испытывает, или же не находит в этом такой проблемы или же хорошо это скрывает, однако Акабане хочет знать наверняка и не может не задаваться этими догадками. Конечно, спросить напрямую или едва заметными расплывчатыми намеками, да всем, чем возможно, только чтобы избавить неопределенность о мнении Асано, ничто не мешает, но Акабане ничего не предпринимает. Ему… стыдно.

Асано как обычно уходит первым. После этого, поковыряв вилкой вчерашние, уже полуостывшие остатки от ужина, Акабане приходит к заключению, что не голоден. Он встал слишком рано, так что если выйдет сейчас, даже не торопясь, точно придет вовремя. Речи одноклассников, только и говорящих, как о будущем, только ухудшат настроение и он выбирает третий вариант: пойти в школу, но прогулять, с пользой проторчать часть первого урока на крыше.

Так он и поступает. Преспокойно проходит через ворота, удивляя своим ранним появлением тех, кто знает его в лицо, покупает пару банок в «секретном» автомате за школой и, вместо того, чтобы завернуть на площадку третьего этажа, поднимается на два пролета выше, оказываясь перед запертой на ключ дверью на крышу. Несложный замок— не проблема. Не потому что Акабане ловок в его вскрытии— есть свой собственный ключ. Асано вручает его почти сразу, под предлогом не порчи школьного имущества, стоит только рыжему заикнуться о походах на крышу.

Оглянувшись по сторонам и, удостоверившись, что рядом никого нет, Акабане уже опускает руку в карман, нащупывая ключ, как внезапно ощущает чужое присутствие, вынуждающее замереть на месте. Оборачиваясь, он никого не видит, что значит только одно — это кто-то из знакомых. Из прошлого «Е».

— Кто там? — не слишком-то дружелюбно, но рыжий не желает давать поблажку тому, кто хочет испортить его прогул.

— Прости, Карума-кун… — раздается снизу голос Окуды, а затем показывается и она сама. Взглянув однокласснику в лицо, она тут же опускает взгляд ниже. — Я услышала, как кто-то поднимается и мне стало любопытно… — не оканчивая мысль, она начинает новую, с примесью неприкрытого любопытства и удивления. — Ты пришел раньше, чтобы прогулять? Это как-то связано со вчерашним?..

Под «вчерашним» девушка подразумевает спор Асано и Акабане. Причина — плохое настроение обоих, а повод — какая-то несусветная мелочь. Зрителям это все, похоже, показалось более чем серьезным.

— Я уже забыл об этом — Асано только могила исправит. — Пожимая плечами, он улыбается и кивком указывает на дверь. — Не хочешь со мной?

— Ты же прекрасно знаешь, что нет. — Положив ладони на бедра, девушка хмурится, но в ее глазах отражаются смешинки. — Любишь же ты искушать людей — сущий дьявол!

Несвойственные ей манера речи и поза делают свое дело, и Акабане приглушенно смеется, прикрывая широкую улыбку ладонью. Сделанная ей глупость слишком уж напоминает щепетильность Асано в пустячные моменты, пародируя серьезность. Слыша смех, девушка смелеет и поднимает взгляд: Акабане извлекает из кармана банку темного цвета и трясет, снова соблазняя прогулять. Выдерживая секунду и, не получая желаемого результата, он пожимает плечами.

— Как хочешь.

Однако Окуда уходить не спешит, хотя совсем скоро прозвенит звонок. Она любопытно осматривает одноклассника, видимо, решая пронаблюдать за тем, как именно тот откроет дверь. «Догадалась?» — думает Акабане, но виду не подает и отворачивается, с абсолютным спокойствием извлекая ключ, а затем вставляя в замочную скважину. Когда по лестничной клетке разносится звук открывшегося замка, а следом и тихий скрип двери, даже после того, как Акабане перешагивает порог, оказываясь на крыше, в спину ему не доносится ни слова. Никаких обычных нравоучительных напутствий. Это странно, но он не придает этому значения, считая, что у Окуды просто плохой день.

Стоит сделать несколько шагов по крыше, как Акабане обдает холодный ветер, вынуждая придерживать шарф, закрывая лицо от холода. Открывая глаза, после того как он невольно сощурился, рыжий поднимает взгляд в небо: стальной серый оттенок не сулит хорошей погоды и потепления. Выдыхая, отчего в воздухе проявляется облачко пара, Акабане опускает руки в карманы пальто, сжимая банки. Вторая предназначается не Окуде, а Асано, однако же, шанс его появления на крыше сейчас близится к абсолютному нулю, ведь, несмотря на то, что они не первый год живут вместе, они до сих пор не понимают друг друга даже вполовину того, как им хочется. Они все еще живут в разных мирах.

Ежась от холода, Акабане, прислоняется к загремевшей от этого сетке, огораживающей крышу, достает одну банку, открывает, и пригубливает содержимое. Черный кофе неприятно горчит на языке, согревая, вызывая ощущение ностальгии — вкуса губ Асано — средней школы, где больше свободы. Воспоминания об этом не могут не задеть и другого, что остается в прошлом: Коро-сенсея. Осьминог, ничем иным как чудом и помощью учеников, обретший перерождение в новом, уже человеческом теле, время от времени посещает всех, что когда-то были в «Е» без исключений. И Акабане после убийства ученика из «А», получает от него особую привилегию видеть его чаще других — раз в месяц.

Из-за этого Асано возвращается в родительский дом, предварительно уничтожая следы своего пребывания, только чтобы учитель, на самом деле прекрасно знающий почти все, не догадался, что в квартире живут двое. Доказательства того, что они с Асано живут вместе, исчезает за каких-то полчаса, что буквально говорит: отношения, даже укрепленные общей тайной, все равно, что тонкий бумажный лист. В последние несколько таких «переездов» Акабане явственно ощущает, насколько бесполезно все, что он делает, чтобы оставаться рядом и сближаться с Асано. И именно это вынуждает его сегодня прийти на крышу и соврать, что он не знает, когда появится бывший учитель. Вторая банка кофе предназначается не ему самому и теперь и не Асано.

Ждать долго не приходится: слышится стук в дверь, металлическое эхо которого разносится по всей крыше. Настроение Акабане от этой ненужной заботы несколько подскакивает, а затем падет еще ниже — разговор предстоит вовсе не из приятных.

— Доброе утро, Коро-сенсей!..

Получив разрешение, бывший учитель «Е» класса делает шаг на крышу и, не без преувеличенной радости принимает предложенный ему кофе. От привычек, созданных рядом с учениками, он, похоже, так и не отказывается, выглядя слишком уж довольным после проявленной заботы, что выливается в широкую улыбку.

— Приятно вновь отзываться на это имя! — бодро произносит мужчина.

Усталое лицо учителя приносит Акабане еще большее разочарование. Став человеком и внешне, «Коро-сенсей» не прекращает пытаться сделать этот мир лучше, из-за чего его тело страдает от изнурения. Осознание того, что слова, которые сейчас будут произнесены, причинят ему боль сильнее, нежели недосыпание, вынуждают Акабане молчать, но только ровно минуту. Это время он отводит в знак уважения учителю, момент спокойствия перед крахом маленькой, но дорогой сердцу привычки.

— Коро-сенсей… — когда он заговаривает, сожаление, как ни странно, не проступает. Принимая это за проявление своей решительности, Акабане, не делая паузы, продолжает.

— Сегодня — наша последняя встреча. Больше не появляйтесь у меня дома, и не звоните мне, пока я не закончу школу. Хватит меня опекать.

— Значит, ты наконец-то повзрослел. Учитель гордится тобой, Карума-кун!

Реакция совершенно отличается от предполагаемой, что вводит Акабане в ступор, позволяющий Коро без сопротивления по-отечески потрепать ученика по голове. Удовлетворенный своим ответом, мужчина открывает подаренную ему банку, однако отпить не успевает, ловя на себе обеспокоенный взгляд.

— Почему?.. — поясняет свое внимание Акабане.

— Я никоим образом не собирался ограничивать тебя, Карума-кун. — Коро с наслаждением делает глоток, улыбаясь от наполняющего тело согревающего вкуса. — Все это время я лишь ждал, когда ты сможешь это понять.

Простота, свойственная, но забытая без крепкой приставучей учительской поддержки, возвращает Акабане в прежнее русло, отчего он невольно усмехается. Эта обыденность несет с собой тень успокаивающей ностальгии. Таков эффект осьминога, изменившего своих учеников. Из-за этого Акабане поддается шутливой атмосфере.

— Хотите сказать, что если бы я пообещал сразу, то мог бы и не наслаждаться все это время вашей опекой?

— Конечно. Ведь ты же мой ученик. Я тебе доверяю. Если ты пообещаешь, то ничего другого и не надо. Тот инцидент был простой ошибкой. Все их совершают.

Неожиданная поддержка больно режет контрастом по воспоминаниям, где его едва ли не линчевали за подобное высказывание, но Акабане игнорирует тревожное чувство, предпочитая наслаждаться всепрощением учителя. Считая, что Коро со временем приходит к выводу, что переборщил, ведь сам в прошлом совершил множество грехов, Акабане находит разговор исчерпанным и, чтобы не продолжать мерзнуть, кутаясь в шарф, соглашается с простым требованием.

— Я обещаю.

Ведь он и вправду не собирается больше никого убивать, пусть за то преступление и получил все, что хочет и даже сверх того. Возможно, именно поэтому Акабане не придает значения и странному выражению учителя и сделанной им торжественной паузой перед принятием обещания.

— Учитель верит в тебя, Карума-кун. Помни это.

От первого урока едва ли проходит минут десять, но Акабане решает провести его без пользы, то есть пойти только на второе занятие. Сперва он, наконец, решает сменить уличную обувь. Открыв шкафчик, он находит там нечто, что находиться там не должно: белый сложенный пополам лист бумаги. Удивляться этому не приходится, ведь, как сказал Асано — шел февраль. В письмах с признаниями в этот месяц нет ничего необычного, тем более что ближайшие выходные — заветный день.

<center><b>«Я тебя люблю».</b></center>

Лаконично, без заискивания, простой ручкой на обычном тетрадном листе, так что можно не принимать во внимание такую жалкую попытку, но Акабане не комкает ее по обыкновению, вместо этого вновь складывая и убирая в нагрудный карман. Краткость обусловлена смущением и невозможностью высказать все, что хочется. Разводы от множества раз стертых резинкой карандашных слов под чернилами это только подтверждают. Ему знаком этот почерк. Осознание этого вызвает невольный смешок. То ли над самим собой, то ли над автором, и, вполне возможно, над глупостью самой ситуации. Правильный ответ — все вместе. Ведь автора он встречает всего ничего назад и даже разговаривает. А она настолько храбра, что ведет себя вполне обычно. Кажется, в средней школе он вскользь упоминает, что неплохо было бы с ней встречаться. Возможно, именно это и служит отправной точкой ее чувств?

Мысли об этом совсем не то, что Акабане сейчас по правде заботит. Они рождаются скорее по инерции. Проблемная влюбленность одноклассницы, пусть и хорошей подруги, не способна пошатнуть малую, но одержанную победу, пусть и прошедшую без фактического боя. Квартира, где все выглядит так, будто там живет один человек, остается сегодня такой в последний раз. Асано больше не будет стирать из нее свое существование.

— Карума-кун? Ты еще не переобулся? — удивленный голос спускающегося на первый этаж Коро, выводит его из некого ленивого транса, вынуждая не молчать, теряя негу мимолетной радости.

— Задумался кое о чем, — без какой-либо паузы на обдумывание ответа, Акабане ставит в шкафчик уличную обувь и закрывает дверцу быстрее, чем ему хочется. — Вы хотели что-то еще?

— Забыл сказать — я буду в семь.

— В семь?

Недоумевая, о чем учитель, Акабане поправляет съехавшую с плеча сумку и прикидывает, сколько осталось свободного времени. Шанс отделаться легким выговором за опоздание все еще имеет право на существование.

— Я приду в гости в семь!

Недопонимание лишь ухудшается от такого объяснения. Планы, которые он еще даже не преобразует в мысли, бьют тревогу. Не желая принимать первое, что приходит в голову, Акабане решает уточнить.

— Ко мне? Зачем?

— Видишь ли… — Коро мнется, прекращая смотреть ученику в глаза. — У меня нет денег, чтобы остаться в гостинице.

— Так бы сразу и сказали.

— Так ты не против?

— Нет.

— Точно?

Следует пауза более долгая, чем нужно. Коро переспрашивает отнюдь не из-за необоснованной заботы, а странной интонации ученика. Слишком уж разочарованным рыжий выглядит, соглашаясь. Не дождавшись ответа вслух, учитель остается неудовлетворенным, получая вместо этого взгляд «Сколько раз вы еще это спросите?»

— Может быть, ты хотел провести этот вечер в компании Асано-куна?

Еле сдерживаясь, чтобы не смутиться от отвратительно приторно-сладкого тона, Акабане с серьезным видом мотает головой, строя недовольное выражение. Получается достаточно убедительно, так что Коро больше ничего не спрашивает и уходит только после еще одного раздражающего уточнения, оставляя ученика на школьном пороге с послевкусием горчащего недоверия.

Что-то не так. В поведении Коро что-то странное, и Акабане не может понять, что именно, что изничтожает мнимое спокойствие, принося тревогу. Коро знает лишь то, что его ученик и Асано-младший делят квартиру пополам, став друзьями. Ни о том, какие именно они «друзья» и, конечно, что человека они убили вдвоем, учитель не догадывается, равно, как и каким образом уничтожены все улики. Когда стали искать пропавшего, Акабане сознался в причинности к этому сам. Предпочитая не ворошить в сознании связанный с этим инцидент, замечая странность только тогда, когда она становится явной, он не может не корить себя. Впрочем, для сожалений уже поздно. Исправит все только идеальное поведение.

В итоге он опаздывает почти на двадцать минут. Учитель как обычно сердится, и припоминает, что имеет право оставить его после уроков, однако Акабане не слушает, вместо этого первым делом смотря на Асано. Тот, замечая к себе внимание, поднимает глаза ровно настолько, чтобы показать, что ему, в общем-то, все равно на это, и едва заметным кивком указывает на своего зама. Окуда старательно прячет лицо за учебником, но ее волнение выдает постоянно бегающие по обложке пальцы. Избавившись от одной проблемы, Акабане получает ожидавшие его остальные.

Притворяясь, что записывает материал, он смотрит на свою соседку, пока ему довольно быстро не надоедает ждать, когда она решится опустить книгу. Первый урок — литература, так что она спокойно может закрываться до самого звонка и, вместо того чтобы хоть немного поучиться, Акабане сооружает собственный «замок», в котором, впрочем, не нуждается, имея в качестве хорошего прикрытия спину Асано, ведущего себя, к слову, вполне обыденно, хоть и зная источник поведения Окуды.

«Догадался или подумал на что-то другое?» — именно это заполняет мысли Акабане, пока он дремлет все оставшиеся от урока минуты и, как потом оказывается, время до обеда, пока его не будит звонок на большую перемену. Удивиться, что учителя не сделали ему выговор, он не успевает. Вместо взрослых нотацию ему читает Асано.

— Останешься сегодня после уроков и изучишь весь материал, что пропустил, — в заключение строго произносит Асано, складывая руки крест-накрест на груди. Отчитывает он его при всем классе, однако у Акабане имеется «достойный» ответ, не провоцирующий дальнейший спор, но и защищающий его честь.

— Как я могу ослушаться мою вторую мать?

Глупость уровня младшеклассника приносит эффект мгновенно, вызывая у слушателей смешки. Свидетели разговора понимают, насколько низкосортный ответ, но от этого смеяться им хочется еще больше, ведь Асано, можно сказать, и правда, иногда ведет себя соответственно сказанному. Чтобы затушить начавшийся распространяться смех, президенту требуется только окинуть кабинет твердым взглядом, что немедленно возносит его репутацию обратно к небесам, вынуждая думать, что в произнесенных словах нет ничего такого, чтобы смеяться или запоминать, что они вообще сказаны. Окуда не избегает этой участи по другой причине и, осознавая, что к ней обращено внимание как Асано, так и Акабане, ретируется под предлогом успеть занять хорошее место в столовой.

К вечеру оставленный после уроков Акабане так и не находит ответы на интересующие его вопросы, хоть у него нет и нет много времени размышлять над ними. Уясняя основное в пропущенном материале, он приходит к заключению, что не стоит приходить на уроки с опозданием или же просыпаться раньше привычного. Лучше уж не приходить вообще, нежели быть наказанным за такие мелочи. Дорогу до дома он предполагает, как объясняет свое поведение перед Асано Окуда и, если Асано не верит в ее предлог, то, что скажет он сам. Правда в этом случае не выход и, как Акабане не хочет, не устраивать себе головную боль, а делиться тем, что ему признались, он не собирается. Для него Окуда не какая-то незнакомка, а хороший друг, и, конечно же, с друзьями таким образом не поступают.

Прежде, чем вставить ключ, Акабане берется за ручку, придерживая дверь в положении, удобном для открытия в последнее время капризничающего замка и та, как ни странно, поддается, едя вниз. В задумчивости следя, как дверь отъезжает вовнутрь, открывшись без ключа, рыжий подавляет желание вздохнуть и проходит в коридор, небрежно разуваясь, не смотря на пол.

— Коро-сенсей, я же говорил вам запирать за собой… — последнее слово, которое он должен произнести, смотря учителю в лицо, заставая его на кухне, так и не слетает с его губ, и причиной тому становится человек, заменяющий мужчину у раковины. Иногда все же стоит смотреть на обувь, в которой приходят гости. — Окуда?

«Почему она здесь?!» Не успевая задуматься, рыжий по инерции смотрит на котацу и видит таки того, кого ожидает — Коро. «Сыграть сводницу, как это на него похоже…» Притворяясь, что не понимает, что задумали учитель и одноклассница, Акабане, снимает верхнюю одежду, садится напротив мужчины и принимается изображать сдерживаемую возмущенность. Выходит хорошо — с ужином определяются до его прихода: на столе на электроплитке уже греется котелок с водой.

— Могли бы и предупредить.

Подпирая подбородок, он будто не специально отводит взгляд в сторону Окуды и, замечая, что и она на него смотрит, ничего не говорит. Это действует лучше любых слов, вызывая у нее приступ оправданий.

— Прости! Коро-сенсей сказал, что ты будешь совсем не против! Если я мешаю, то могу уйти…

— Что ты, что ты, Карума-кун не возражает, он просто так обрадовался, не так ли?

Улыбка учителя сулит рыжему многие интересные вещи, не пойди он на поводу, и Акабане сдерживается, чтобы не согласиться на них. Кивая, он спасет положение Окуды и тем самым дает разрешение продолжать пытаться их свести, за что Коро и принимается.

— Мы решили приготовить набе.

— На троих?

Удивление не напрасно — доставшийся Акабане с Асано от арендатора квартиры котелок не так уж и мал. Они не используют его вообще, вместо этого куплен удобный по размерам для двоих. Окуда вмиг развеивает замешательство.

— На четверых. Коро-сенсей сказал, что скоро придет твой сосед. Мы не знали, что он предпочитает, так что купили…

Акабане не слышит, какие именно ингредиенты она называет. Его сознание замирает на слове «сосед» и, как он не пытается заставить мысли шевелиться, те не поддаются. Коро заходит слишком далеко. Рыжего хватает только на очевидное осознание: он и учитель далеки от взаимопонимания еще больше, чем при знакомстве. Коро ожидает, что он признается, что дружит с Асано сразу, как только покается в убийстве. Именно для этого он и пригласил Окуду: привнести в сердце недостающую любовь, поддержать в трудную минуту. Все это время рыжий выжидает удобного случая для отказа от заботы не просто напрасно. Напрасно значит что шанс, неважно какой, но имеется. На самом же деле никакого шанса вовсе нет, существование этого шанса — невозможность, ведь содеянное давно прощено.

— Я кое-что забыл.

Произнося это твердо и громко, обрывая речь разговорившихся об ингредиентах Окуду и Коро, Акабане, всем видом являя собой отторжение каких-либо возражений, вылезает из-под котацу. Пока за ним не хлопает дверь, тишина продолжается.

— Я… что-то не так сказала?

Взволнованная произошедшим Окуда смотрит то на дверь, то на учителя, не находя ответа сама. Все идет совершенно не так, как она ожидает, и ей это более чем не нравится, нежели смущает.

— Все в порядке. — Тон Коро действует успокаивающе, и девушка разжимает кулаки, оставляя юбку в покое. — Вряд ли это из-за тебя. Скорее всего, что-то произошло раньше. Карума-кун и Асано-кун случайно недавно не ссорились?

— Да, вчера. И сегодня немного повздорили. Но при чем тут Асано-сан?

— Учительская интуиция! — вовремя отведя взгляд, мужчина поднимает указательный палец вверх, предотвращая внимание к выражению лица. — Карума-кун скоро вернется.

Несмотря на уверенность в словах учителя, Акабане отнюдь не собирается возвращаться. В голове у него творится такая каша, что возвращению в квартиру он предпочел бы проболтаться весь оставшийся день на улице и не спать вообще. Конечно, остается вариант отправиться в дом к родителям, однако это значит перечеркнуть ради прихоти данное себе после переезда обещание больше не зависеть от взрослых, так что этот вариант рыжий даже не рассматривает.

«Хочу увидеть Асано» — неожиданно всплывает мысль и, обдумывая ее, Акабане переходит на быстрый шаг, плюя на принятое секунду назад решение просто посидеть за квартирным комплексом на лестнице и успокоиться. Думать сейчас — смерти подобно. Не его собственной. Чужой. Отобрать чужую жизнь ради проблемы, причиняющей не только неудобства, но и боль, слишком удобно. «Если бы они пропали» — безумство по отношению к близким, даже если он злится и, понимая это, Акабане не останавливается, гоня ноги вперед, чуть не срываясь на бег, расталкивая людей, попадающихся под руку.

Ничего, кроме усталости, побег от себя не приносит. Положив ладони на колени, «любуясь» видом голого асфальта перед глазами, он усилием воли вынуждает себя задуматься о более важном, могущем повлиять на его чувства: как поведет себя Асано, узнав, что возможно их отношения, пусть и не полностью, но раскрыли? И не абы кто, а Окуда.

— Не Акабане-кун ли это? Вот так встреча.

От дружелюбного голоса Акабане едва ли не передергивает, и он в неверии поднимает глаза на поприветствовавшего его Асано. Асано-старшего. Акабане стоит прямо перед его домом. Сбежать от желания не выходит.

— Вижу, у тебя настолько пересохло в горле, что говорить трудно. Не знаю, случайно или намеренно ты тут, но пожалуйста, зайдем в дом, а то на тебя жалко смотреть.

Нечто язвительное в ответ рыжему даже не приходит в голову, он кивает, сглатывая ком в горле и только затем понимает, куда его пригласили и на что он согласился. По-видимому читая по выражению, председатель спешит разуверить его в своих предположениях.

— Если тебя беспокоит тут ли Асано-кун, то он с матерью в магазине.

Удовлетворяясь сказанным, без опасений встретиться с возлюбленным, Акабане перешагивает порог одновременно знакомого и нет дома, чувствуя себя более-менее вменяемым, нежели до этого. Отказавшись от сока и еще чего-то подобного, попросив воды, он разувается и, переодевшись в тапочки для гостей, проходит на кухню на голос Асано.

— Пожалуйста.

Указав на простой без изысков стакан на столе, Асано занимает один из стульев. Минеральная вода только что налита, так что в тишине слышится тихое шипение, из-за близости к председателю оно походит на змеиное, нежели воспринимается безопасным звуком. Не находя ничего предосудительного в принятии предложения, Акабане предпочитает не садиться, ведь он не собирается задерживаться, поднимает стакан и пригубливает содержимое. Вкус ему знаком, что отражается на лице.

— Вижу, что ты заметил. Эту марку пьет только Асано-кун.

Сохраняя лицо настолько бесстрастным, насколько возможно, Акабане радуется, что берет в рот не так много воды, глотает и, приподнимая брови, отвечает таким тоном, которым обычно говорят о чем-то отдаленно-интересном.

— Какой он привередливый…

— Но мы с тобой не видим в этом особой проблемы, ведь каждый имеет право на свой выбор.

Получив явный намек, Акабане, хотевший уже попрощаться и уйти, не может сойти с места. В его голове в ритме пульса бьется только: «Сколько он знает?». Не обращая внимания на внешнюю пустоту выражения собеседника, Асано улыбается шире, и улыбка его принимает зловещий оттенок.

— Не стоит придумывать оправданий, Акабане-кун. Я знаю, что последние несколько лет ты имеешь большое влияние на Асано-куна. Пока оно продуктивно, мне нечего сказать против.

В произнесенном кроется угроза, но ровно столько, чтобы показать серьезность, а не гнев, как того ожидает рыжий, что наводит на мысли, что все не так плохо, как выглядит. Асано-старший скорее всего знает обо всем от осьминога или же замечает сам. В любом случае, об убийстве и том, что его сын встречается с парнем, председатель даже не догадывается, иначе разговор шел бы совсем в другом ключе.

— Хотите что-то еще добавить?

Осушив стакан, Акабане, временно находя в себе некую середину, уравновесившую происходящее сейчас и некоторое время назад, с хлопком опускает его на стол, будто бросая вызов.

— Пожалуй. — Складывая руки перед собой на столе, Асано-старший заговаривает не менее пугающе, чем раньше. — Знаешь, почему некоторые яблоки падают недозревшими, хоть и должны еще крепко держаться на дереве? Они падают, пусть и не считают себя таковыми.

Инсинуация, которую пытается показать председатель, вырисовывается, но рыжий не понимает, как именно она связана с ним самим и тем, кто ему дорог. Разве что председатель заговорил бы об убеждении яблок другими, но это смешно. Возлюбленный Акабане не настолько подвержен влиянию окружающих. Так что он молчит.

— Их вынуждает сделать это человек, трясущий дерево ради большего количества плодов. Таким образом, незрелые перемешиваются со зрелыми и гнилыми, и их собирают все. Зрелые отбирают менее тщательно, из незрелых оставляют половину, а гнилые выбрасывают.

Трудно не заметить, как Асано-старший указывает на место, к которому, как он считает, по-настоящему принадлежит Акабане, и тот, осознавая, что если не уйдет, то не сдержится, выдает вполне не самую плохую фразу.

— Ленивый человек, о котором вы говорите, не продержится на этой работе долго. Его уволят за растрату.

Принимая предложение закрыть обсуждение, председатель теряет грозность и обворожительно улыбается. Его глаза за время разговора так и не изменяют надменного безразличия. Тема исчерпана, так что, извиняясь за свое внезапное появление, при этом заметно кривя выражением, Акабане говорит, что у него еще есть дела и покидает дом. Посещение этого Асано отнимает у него буквально минут пять, но по ощущениям длится все полчаса. Акабане отчего-то мутит. Отвратительно спокойный «заботливый» Асано-старший сейчас бесит его не меньше, чем младший. И отец, и сын — оба предпочитают держать свои мысли при себе, высказывая их таким образом, каким им удобно и никак иначе. Это сходство внушает рыжему отторжение возлюбленным. Не такими он хочет видеть их отношения.

В первом попавшемся автомате Акабане покупает яблочный сок. Воткнув трубочку в картон, он прислоняется к автомату спиной и оглядывается по сторонам: никого нет. Люди редко заходят на эту улицу, кончающуюся тупиком, да и то разве что ища укрытия от чужих глаз. Тут можно подумать. К сожалению, Акабане хочет заняться чем угодно, кроме размышлений. Он не может понять себя, и его это раздражает, ведь дальнейшие его действия, казалось бы, предсказуемы. Вернуться, выслушать признание, отказаться от чувств одноклассницы, на следующий день ужинать уже в компании Асано. Но все не так просто, и он прекрасно осознает, что не пойдет на поводу легкого решения. Им троим остается всего ничего учиться вместе.

В конце концов, не находя выхода кроме того глупого, придуманного, как только он покидает квартиру, Акабане решает вернуться к ждущим его учителю и однокласснице и определиться на месте. Пока Коро рядом, признание не состоится. Дома его встречает неприятный сюрприз: наглые гости вовсю пируют, съев как минимум половину принесенных ими продуктов. Окуда стыдится от одного недовольного взгляда, а вот Коро для этого требуются слова и отнюдь не ласковые. Настроение у Акабане становится еще ужаснее, нежели когда он уходит, так что он высказывает даже то, что не собирался, что мужчина впитывает в себя как губка, ничем не возражая.

— Присаживайся, пожалуйста.

Получив извинения, рыжий несколько поостывает и все же принимается за еду, сетуя, что разошелся при Окуде, явно не ожидавшей от него такого. Сказывается влияние Асано. Рядом с президентом мало с кем-то можно повздорить, не привлекая его внимания, а Коро — прекрасная жертва для снятия стресса, тем более что он заслужил это своими действиями ранее. К сожалению, нельзя вот так просто найти у себя дома незнакомого ученика и выместить на нем излишки агрессии. Из-за этого испорченная атмосфера дружеского обеда давит тишиной. Слышится только стук палочек о тарелки.

— Ты сделал то, что хотел?.. — неуверенно подает голос, как ни странно, Окуда.

— Что-то вроде того, — безучастно отвечает Акабане, интересуясь особо крупным куском мяса в котелке, чем избавляет себя от подробностей.

Затухший разговор отбивает у девушки желание попробовать начать еще раз. Рыжему только это и надо. Но у Коро другие планы.

— Кажется, еще вчера я учил вас, как меня убить, и вот, вы уже оканчиваете старшую школу. — Пауза, созданная им, чтобы кто-то что-нибудь добавил, оказывается напрасна. На Коро это никак не влияет. — Между прочим, Окуда-чан, я так и не услышал причину, почему ты передумала и пошла в Кунигаоку.

«Потому что в меня влюбилась, и вы это прекрасно знаете. Окуда должна была сказать вам что-то подобное, еще когда мы окончили среднюю школу.» Отводя взгляд от тарелки, Акабане смотрит поверх нее на Окуду. Больно смотреть, как та, дико краснея, пытается хоть что-то вымолвить. Даже отвратительно, учитывая, что, как рыжему кажется, она сейчас взрослее и отбросила часть своей стеснительности. Неужели он ошибается?

Что-то бормоча невпопад, принятое за нормальный ответ, девушка интересуется, хорошее ли мясо она купила. После такого только человек без чувства такта попытается еще раз всех расшевелить и, будучи как раз таким, что не удивляет внутренне подготовившихся учеников к еще одному заходу, скорее всего бы закончившемуся тупиком, Коро вновь заводит разговор.

— А как в последнее время поживает председатель? Вы с Асано-куном в одном классе, так что, наверное, знаете? Окуда-чан ведь даже его заместитель?

— Асано такой же, так и был в средней школе. Любитель влезать во все, куда его не просят, и играть мать Терезу.

Выходит грубее, чем он хочет, и не без неприязни, но так даже лучше для отвода глаз. Именно это не позволяет ему осознать, что по большей части вопрос касается Асано-младшего меньше, чем его отца. Впрочем, смотря на притихшего учителя, Акабане понимает, что это была не самая хорошая идея, правда, по другой причине. Отвечать решает Окуда, ведь теперь вопрос задевает ее вплотную. Девушка не поднимается с места, но принимает вид ей не свойственный: обиженный и разозленный по-настоящему.

— Асано-сан не такой! — ее неожиданному возмущению нет предела. Сдерживаемые ей чувства, наконец, вырываются наружу, и остановиться она не может, защищая уважаемого ей человека, вместо того чтобы признаться тому, кого любит.

— Да, он ведет себя так же надменно, но он изменился! Он позаботился о том, чтобы новое поколение после нас знало, как тяжело было учиться в средней школе в «Е», он вынудил председателя смягчить условия неуспевающих! Пока ты бил баклуши целыми днями, он трудился, так что не смей говорить, что какой-то потерявший совесть ученик достоин избиения, когда Асано-сан запрещает так с ним поступать!

Покрасневшая от крика, едва ли не задыхающаяся Окуда, договорив, закрывает руками рот. Порыв, который она, по-видимому, сдерживает каждый раз, когда рыжий плохо отзывается о Асано, находит выход в самый неподходящий момент. Тишина словно звенит от напряжения. Если бы Акабане не знал, что она влюблена в него, то сейчас посчитал бы, что она испытывает чувства именно к Асано, до того страстно она говорила. Последняя ее фраза проясняет его память, и он вспоминает, почему «повздорил» с возлюбленным. Все так, как она сказала. Ему было скучно, а под руку подвернулся ученик из соседнего класса с репутацией «плохиша». В карман за словом Акабане не лез, так что разговор получился весьма интересный, правда, до того момента, пока не появился Асано. Раздраженный тем, что девушка, которая еще утром утверждала, что любит его, сейчас говорит о другом, он оказывается выбитым из колеи. В нем просыпается ревность, и отнюдь не к Окуде. Именно поэтому он продолжает гнуть свое.

— Ты прекрасно знаешь, какой он нарцисс, так что не говори, что его проняли наши неудобства в средней школе.

Никто ничего не говорит. Коро хотел бы, но молчит, потому что вполне способен произнести что-то, что затронет все еще скрытые взаимоотношения своего ученика с Асано. Одного раза, когда рыжий сбегает, учителю хватает, чтобы осознать, что не стоит давить на эту тему без разрешения. К сожалению, Окуда выбирает совсем не то, что он ей советует, за что и расплачиваются теперь они оба.

— Прости, Карума-кун. — Как ни странно, а заговоривает первой именно она. Выдавливая из себя улыбку, она еще раз извиняется. — Мы оба переборщили. У каждого человека есть свое мнение, и пытаться заменить его своим собственным — неправильно. Думаю, мне лучше уйти, тем более что я и пришла-то без приглашения.

Поднявшись из-за котацу, девушка, никем не задержанная, покидает гостиную. Лицо ее выражает мнимое спокойствие, о чем знает как ее учитель, так и одноклассник. Знают они и о том, как ей тяжело сохранить эту маску. Когда тихо хлопает дверь, знаменуя, что в квартире остается только двое, встает и Акабане.

— Я пойду ее провожу.

Игнорируя восхищенного этим поступком Коро, который лезет с советами под руку, он торопливо обувается и, когда выходит, хлопает дверью громче, чем следует. Догнать еле плетущуюся Окуду, не отошедшую и на пятьдесят шагов, оказывается легче легкого.

— Я не считаю, что ты была лишней, — произнесит он в качестве начала разговора, желая придать этим девушке уверенности.

— Почему ты пошел за мной?

Любопытство перекрывает все остальные чувства, так что ее вопрос выходит естественным.

— А я не могу проводить свою одноклассницу? На улице, между прочим, уже темно.

В подтверждение своих слов, Акабане обводит рукой окружающее его с девушкой пространство: фонари уже горят, освящая асфальт конусами света. Неожиданно Окуда издает смешок.

— Я спрашивала о том, почему ты ничего не надел сверху.

На Акабане лишь школьный пиджак и тонкий слой одежды под ним, так что, останься он на холоде еще минут на десять, то вполне может простудиться.

— Я не хотел дать тебе уйти. Думал, что ты побежишь, как только появится возможность, а затем, когда доберешься до дома, весь вечер будешь вспоминать, как расхрабрилась и защитила Асано.

— Не дразнись, Карума-кун!

Игривый разозленный тон знаменует, что к ней пришло хорошее настроение. Удовлетворенный, Акабане собирается закончить на этом, потому как ощущает, что медленно замерзает, но Окуда останавливает его своими следующими словами.

— Почему ты так ненавидишь Асано-сана?

— Я не ненавижу его, а по-своему уважаю, — отвечает он слишком быстро, но этого не замечает. — Просто мы разные, а он, к тому же, ничего не смыслит в хороших развлечениях.

Следящая за видоизменениями выражения лица одноклассника Окуда оказывается под впечатлением. На первый взгляд, Акабане совсем не врет, что не мешает его словам звучать странно. «Излишне дружелюбно, нежели в школе», — решает девушка и, когда вдумывается, заходит в тупик. «Уважаю» звучит так, будто Акабане стесняется признавать, что хоть каким-то образом смотрит на Асано иначе, нежели как на соперника. Именно таковым он, как кажется со стороны, считает Асано, победившего его в средней школе, когда он не старался, так зачем же пытаться усилить этот образ? Его слова сбивают с толку настолько, что Окуда забывает о напутствии Коро признаться в своих чувствах, как только останется с одноклассником наедине.

— А за что ты его уважаешь? — желая получить недостающее, мешающее ей понять взаимоотношения интересующих ее молодых людей, девушка, вопреки себе, не закрывает тему, чтобы не лезть не в свое дело.

— Вот так просто не скажешь…

Отделываясь дежурными фразами, у Акабане выходит-таки загладить свой промах. Проводив Окуду еще несколько улиц, он отправляется по ее просьбе домой. Довольный, что признания он таки не получает, рыжий, несмотря на холод, шаг не ускоряет, предпочитая смотреть на серое зимнее небо. Все не так плохо, как может быть, но на него отчего-то набрасывает свои лапы тоска. Сейчас он один и ему хочется… чего-то. Не имея понятия о том, что именно ему нужно, Акабане выбирает проверенное средство — звонок Асано. Быстро набрав не забитый в телефон номер, он, уже предвкушая, как услышит дорогой сердцу голос, ошарашивается автоответчиком.

Акабане выпускает из памяти, что сегодня день, когда его отношения с Асано исчезают как первый снег — без остатка. Конечно же, Асано не может ответить потому что, скорее всего сейчас ужинает в кругу семьи, но причина не имеет значения. Легкая тоска разрастается, распространяясь по всему телу.

— Я вернулся, Коро-сенсей!

Ответа нет. На кухне сушится вымытая посуда, котацу вычищен, как и пол вокруг. Остается только одно место. Коро находится спящим на футоне для гостей в спальне. Еще один футон, пустой, его собственный, как определяет Акабане, лежит рядом, расстеленный. Стараясь не сосредотачиваться на мысли, сколько на самом деле спал в последнее время учитель, раз засыпает так рано, рыжий всматривается в полумрак. Стенной шкаф мужчина загораживает своим телом полностью, так что, когда рыжий пытается открыть створку, ничего не выходит — мешают его ноги. Не намеренный сдаваться, Акабане аккуратно отодвигает их в сторону, и уже было встает, чтобы таки довершить задуманное, кода тот неожиданно окликает его.

— Что-то случилось? Я же тебе постелил…

— Нет, ничего. Все в порядке, спите дальше.

Вынужденный оставить шкаф в покое, Акабане выходит из комнаты и, только закрыв за собой дверь, позволяет себе нахмуриться. У него не выходит достать футон Асано. Когда он остается «один», то всегда спит на его футоне, ведь это доказательство, что на самом деле квартира принадлежит им двоим. Сейчас, лишенный этой привилегии, как и не имеющий возможности услышать голос Асано, рыжий явственно ощущает, как замерзает на самом деле. Стоит залезть под котацу и выпить горячего чая, но вместо этого он предпочитает зайти в соседнюю комнату и начать заниматься. Именно это велел ему утром Асано — готовиться к поступлению.