Акабане опускает листок, останавливаясь прямо на середине предложения и, приподняв брови, смотрит на Асано. Тот выглядит так, будто ничего и не произносил, продолжая читать свою часть бумаг. Не переспрашивая, Акабане привстает с места, облокачивается на стол, едва не ложась и касается его лба. Кожа приятно теплая, даже слишком. Он списывает это на излишние старания кондиционера, пробирающего чуть ли не до костей, и все-таки открывает рот.

— Я не доктор, но простуду ты подхватить не успел.

Фиолетовые глаза замирают, прекращая бегать по строчкам. «Фиолетовые с зеленой искоркой», — поправляет себя Акабане. Асано наконец-то поднимает взгляд, смотрит сквозь очки на все еще лежащую руку на лбу и смахивает ее движением головы. Очки простые, из пластика, а вот линзы отдают каким-то зеленоватым отблеском, затмевающим непривычный аксессуар на лице настолько, что Акабане не хочется глупо шутить о том, что это не прибавит Асано мозговитости. Еще ему очень не хочется думать, что прямоугольники, заключающие глаза в рамки, подчеркивают синяки под глазами. Сегодня он странно внимательный. Акабане возвращается на прежнюю дистанцию.

— И давно ты носишь очки?

— Нет.

Односложно ответив, Асано опускает бумаги на стол, сцепляет руки в замок и кладет их поверх. Последний раз они видятся и обсуждают дела в прошлые выходные. Очков на Асано тогда нет. Высчитать когда он ими обзаводится, сверившись с его графиком, Акабане ничего не стоит, но так не интересно. Впрочем, он не настаивает. Есть кое-что занимательнее.

— Так, мне нужно вылечить тебе зрение?

— Да.

— Отлично. Я поищу кучу шарлатанских методов, чтобы всласть повеселиться.

— Никаких подозрительных методик. У тебя есть своя. Очень действенная.

— М?

— Убийство.

Акабане натурально хлопает глазами, не в состоянии удержаться от ошеломленно-глупого выражения. Асано выглядит предельно серьезным. Не допуская и подозрения о прямом значении, Акабане делает очевидный вывод: убить в глазах общества. Что скучно. Не говоря уже о глупости.

— Я имею в виду в прямом смысле. Ты прошел для этого целый курс.

Асано знает его достаточно хорошо и предугадывает его мысли. Зная его в той же степени, Акабане не верит ни единому слову. Быть внимательным все еще хочется, и он удерживается от подколки.

— Ты серьезно?

— Нет. Я пошутил.

Каменное спокойствие Асано явно не рассчитано на такую реакцию, однако Акабане смеется. Стены в его офисе не звукоизоляционные и секретарь точно все слышит. Но кого это заботит?

— Такой отвратительной шутки я от тебя давно не слышал.

— Спасибо, я старался. Твоя последняя, с острым соусом в кофе, тоже была ужасной.

Принимая необычное предложение на перерыв, Акабане жмет кнопку на телефоне и просит два кофе. Асано отклоняется назад, расслабляя плечи и, насколько это позволяет стул, принимает удобную позу. Акабане откидывается в свое глубокое мягкое кожаное кресло едва ли не рывком и ловит на себе завистливый взгляд. Теперь, зная, что Асано все еще на него обижен, он приглашающе хлопает по колену и расплывается в широкой усмешке, оставаясь без ответа.

Секретарь появляется спустя минут пять. Ставит по чашке кофе перед начальником и его гостем и, не проронив ни слова, как и не проявив заинтересованности, так же тихо оставляет их наедине. Асано, беря в руку чашку, в очередной раз отмечает профессионализм девушки.

— Как только у нас появится место, я приглашу ее к себе.

— Желающих спрятаться за ее юбку и без тебя целая очередь.

— Но тебя им не обойти?

— Именно. — Акабане поднимает свою чашку и подносит к лицу. — Но если тебе это удастся, то в резюме ее замены обязательно будет пункт о навыках варки кофе.

Асано улыбается и отпивает кофе, морщится, ставит чашку на стол. Кивая, утирает внешней стороной пальцев рот.

— Как твои одноклассники?

Не скрывая удивления, Акабане решает отсрочить непереваримую для желудка горечь. Держит кружку на весу.

— Нормально. У Нагисы и Каэдэ скоро очередное пополнение. Но ты и без меня это должен знать. Он разослал открытки всем, кому мог.

— Да, я получил одну на прошлой неделе. Они хотят мальчика, но не против и девочки.

— Думаю, у них будет большая семья.

— Да.

Стукая кружкой громче, чем рассчитывает, Акабане не обращает на это внимание и выпаливает первое, что ему приходит в голову:

— Ты что, хочешь детей?

— Возможно. Но пока я об этом не задумывался.

Меж двумя предложениями пауза незначительна, но достаточна для последствий.

— Не пугай меня так! Если тебя интересуют мои одноклассники, то тебе самому проще узнать, чем у меня спрашивать. Я серьезно подумал, что ты собираешься… Неужели они опять что-то задумали?

Молчание Асано говорит за себя больше, чем виноватое выражение. Сдерживая желание ударить себя по лбу, Акабане делает большой глоток кофе, морщится, как после лимона, и выдыхает. Действительность, конечно, лучше предположения. Хорошо и что Асано хочет с ним нормально разговаривать, но просто не знает, как поднять эту тему. В очередной раз. Акабане завязывать разговор об этом умеет ничуть не лучше. А вместе у них выходят неловкие танцы словами, будто они и вовсе не вместе, пускай и скрытно, уже не первый год.

— Что в этот раз?

— Свадебный буклет.

Это прекрасно объясняет просьбу об убийстве. Акабане ее не касается.

— Серьезно?

— Почтой. Прямо мне в офис.

Асано замолкает и подносит кружку к губам, закрывая ей лицо. Цедит каплями сквозь губы или, по крайней мере, делает вид, что пьет. Акабане не спрашивает. Не может себя заставить, и дело вовсе не в том, что сегодня он просто чрезвычайно внимателен. Задумываясь о последней подобной неприятности для себя, он вспоминает очередной неловкий разговор с Асано-старшим. Как ни странно, а бывший обладатель элитной школы предпочитает говорить с ним лишь о сыне и осьминоге, так что вина в том, что между ними ничего толкового не выходит, целиком лежит на Асано-старшем. Не то чтобы Акабане старается наладить контакт, да и остается с ним наедине нечасто. Что же касается другой половины проблемы…

— Может быть, стоит пойти на уступки? — спрашивает Асано. Снимает очки с запотевшими стеклами, кладет на стол и чуть хмурится, видимо, с непривычки видеть по-другому. — В конце концов…

— Ни за что.

Категорично выдав ответ скорее инстинктивно, нежели осознанно, Акабане несколько секунд обдумывает предложенное. Асано не сдается и заканчивает.

— …это ради нас.

— Ради нас он мог бы для разнообразия оставить нас в покое и беспокоиться за свои отношения. Для Коро-сенсея уступкой будет только раскрытие миру наших отношений. А через месяц он опять пришлет тебе буклет.

— Вообще-то его прислал отец.

Повторяться не в его стиле и все-таки он повторяется.

— Серьезно?

Тут стоило бы посмеяться, представив, как Асано-старший планирует свадьбу сына. И Акабане посмеялся бы, не будь он уверен, что тот настроен серьезно и, конечно, не учти саморазумеющейся проблемы, что сына замуж будут выдавать именно за него. Если задуматься, то такой сюрприз от Асано-старшего, находящегося под влиянием любителя влезать в чужие жизни, не так уж и удивителен. Удивительно то, что он не состоялся раньше.

— Мы вляпались? — уточняет Акабане. С надеждой на лучшее, как ни странно.

— Ты же знаешь моего отца. — «И Коро-сенсея», — мысленно добавляет Акабане. — Если он что-то решит, то он воспользуется даже шантажом. — «Как и Коро-сенсей», — дополняет Акабане. — Так что…

— Мы вляпались… — подытоживает Акабане.

— По крайней мере дату и место мы можем выбрать сами, — кисло улыбается Асано. Выглядит он, пусть и без подчеркивающих это очков, усталым и болезненным. — Чур, платье надеваешь ты.

Не считая шутку достойной внимания, Акабане не мигая с секунду пристально всматривается в его лицо и выдает:

— Предлагаю поссориться.

Невпечатленный Асано надевает очки, берет верхний лист из тонкой стопки и трясет им в воздухе.

— Ты забыл о кое-чем важном.

Акабане перехватывает лист и мнет его в руке до тех пор, пора не получается бумажный ком.

— К черту. — Отвечая ухмылкой ожидающему пояснений Асано, он повышает голос и кричит. — Вон! Я не собираюсь больше это терпеть!

Для убедительности Акабане вскакивает с кресла, подхватывает со стола все бумаги, чудом не зацепляя кружки с недопитым кофе и бросает в воздух. Сидящий на своем месте Асано глядит на это с укором но, когда шуршание «дождя» прекращается, встает и сам.

— Когда-нибудь они догадаются.

Больше ничего не говоря, Асано разворачивается и уходит. Оставляет все вещи, даже плащ на вешалке. На любопытный взгляд секретаря он состраивает недовольное выражение и, не прощаясь, сразу же идет к лифту. Девушка, подождав, пока он скроется из виду, поднимается с места и не без осторожности стучит, прежде чем сунуться в кабинет босса. Получив разрешение, она входит, замечает беспорядок и произносит:

— Мне стоит немедленно заказать билеты или?..

— Или. В этот раз у нас кое-что особенное и… — он поднимает голову от бумаг, раскиданных на полу и спрашивает. — Может, поможешь?

— Конечно.

Секретарь опускается на колени и принимается помогать ему собирать документы. Когда Акабане не собирается продолжать недосказанное, будто невзначай она интересуется:

— Так, куда вы в этот раз направитесь?

— Еще не знаю.

Он принимает из ее рук бумаги. Хмурится, недовольный их помятостью и, взяв со стола кружку, выплескивает часть содержимого на документы. Вручает стопку секретарю с осторожностью, чтобы не испачкаться.

— Удостоверься, что ничего не слипнется меж собой и будет читаемо.

— Разумеется.

— Тогда ты знаешь что дальше делать. Меня нет ни для кого.

— Конечно.

Подождав, пока окажется один, Акабане возвращается в кресло. Откидывается назад, сев, с легкостью предшествующей волнению и, подняв телефонную трубку, набирает по памяти номер.

— Коро-сенсей? — выдавливая из себя печальный голос, Акабане улыбается от уха до уха. Получив вопрос о своем состоянии, он не тратит время зря. — Асано-кун сотворил немыслимое! Вы не поверите!

Спустя три дня — максимум, на который он позволяет себя отвлекать от будней, Асано от плохого зрения не исцеляется, зато пропадают круги под глазами и ему нет нужды волноваться о чем-либо. Самовольные выходные доставшиеся немыслимо дурацким способом, они проводят в месте, где Асано-старший и любопытный осьминог даже не подумают их искать, а если и попытаются, то получат ответ, что их здесь нет — доме Асано. Двухэтажном доме, в котором все еще живет третий человек, носящий эту фамилию — мать Гакушу. Пускай и в разводе, она все еще уважает мужа достаточно, чтобы не отказываться от его имени, впрочем, не настолько, чтобы давать продолжать ему вертеть их сыном по своему усмотрению.

С ней у Акабане замечательные отношения. Долгое время после знакомства, он недоумевает, как Асано-старший посмел бросить такую женщину ради человека, пускай уже и не телом, но с осьминожьими мозгами. Ответа не находит, зато вспоминает, что такое настоящая материнская ласка. Единственное неудобство, что в ее присутствии своего Асано ему приходится называть по имени. А он к этому совсем не приучен.

— Асано-сан, — обращается он к ней и невольно улыбается. — Завтрак был очень вкусный, но нам с Гакушу пора собираться.

Как всегда хлопоча на кухне, когда они в гостях, женщина, не поворачивая головы, отвечает:

— Гакухо-сан и Коро-сан опять звонили.

Акабане опускает посуду в раковину громче, чем следует, и внутренне чертыхается. Услышь это его Асано, и ему пришлось бы не просто собираться, а уже пить неперивареваемый кофе его секретаря. К счастью его Асано все еще наверху, в своей комнате.

— Я сохраню это в секрете, если помоешь посуду, — притворно делает одолжение женщина и Акабане открывает кран.

— И что бы я без вас делал?

— Отдыхал на каком-нибудь курорте, где ничего не надо делать?

Обмениваясь шутливостями, женщина заканчивает свой завтрак, а Акабане домавает посуду. Как и многое другое, оставшееся ей от мужа, ему не нравится, что завтрак в этом доме и сейчас происходит по старым привычкам, но он ничего не говорит. Преданность, с которой она не расстается даже спустя годы, пусть теперь и бесполезная, вызывает уважение, пускай и не самого приятного вида — горькое. Это — ее выбор, такой же как и не требовать от сына и его избранника ни немедленной, ни какой другой открытости отношений перед миром. В этом она консервативна и стоит против убеждений мужа как гора, сдвинуть с места которую не в состоянии даже объединенные усилия Асано-старшего и Коро. Право, удивительная женщина.

Асано вниз не спускается и Акабане, освободившись, идет проверить чем он занят, хотя тут и думать не надо. Как ни странно, а ожидания оказываются обманутыми: Асано, вместо того, чтобы укладывать немногую одежду, читает какой-то яркий журнал. Акабане присматривается и сдерживается, чтобы не поежиться — свадебный буклет.

— Ты взял его с собой? — спрашивает Акабане, садясь рядом на кровать. Асано, не поднимая глаз, отвечает:

— Хуже — нашел в одном из ящиков в столе.

Беззвучно хмыкая, Акабане пытается сказать что-то хорошее.

— По крайней мере, теперь мы точно знаем, что всегда сможем отдохнуть от них здесь.

— И теперь нам придется признать, что от них нигде нет спасения…

— Не говори так. Если я кое-что приукрашу, то твоя мама не пустит их даже на порог!

Прекращая разглядывать картинки с чрезмерно счастливыми людьми, Асано смотрит на него так, что Акабане не договаривает, что вообще-то они сами решили играть в идиотов, не понимающих, почему, стоит им исчезнуть с работы, как та не встает, а по возвращении все так, будто они и не отсутствовали. Он и сам, в общем-то, не готов признать, что еще со школьных пор им так и не удалось отвязаться от лезущих куда не просят навязчивых «мамочек». Не говоря уже причине, почему эти самые «мамочки» хотят, что они открыли свои отношения миру — очередное испытание «деток» на прочность.

— Останемся еще на пару дней? — предлагает Акабане.

— Чтобы они напросились на ужин? Они же звонили, не так ли?

— Именно поэтому я и говорю, что нужно попросить твою…

— Пригласи приехать сюда своего секретаря. Как только они узнают, кому в этом доме поручено кофе, они не посмеют переступить порог.

Асано встает, так что не видно лица и понять, шутит ли он или серьезно, не выходит, даже по голосу. Акабане смотрит на буклет в его руках и понимается следом.

— Думаешь, если мы поручим ей организовать свадьбу, они откажутся? Ее обеды ничуть не лучше кофе.

— Можно попробовать.