«Очень приятное ощущение. Абсолютно чувственное и очень полезное. Было удивительно обнаружить, как постепенно ослабевает сопротивление к чему-либо.»

Композитор Бенджамин Бриттен рассказывает о Савойских турецких банях.

________________________________________

И пусть кондрашка меня хватит или буря унесет, 

Но ничего тут не поделаешь, ей-ей, 

Жизнь вверх тормашками, и все-таки меня к тебе влечет, 

Всем чертям назло, ты мой любимый ротозей.

— Давай, ты знаешь, что делать! — крикнул Сэнсом, приглашая Джона спеть следующий куплет, что тот и сделал, после безрезультатного минутного протеста. Он кивнул и Шерлоку, но детектив яростно зыркнул в ответ, хотя и обладал глубоким и крепким голосом, но удержать мелодию, даже если бы от этого зависела его жизнь, он бы не смог.

К изумлению Шерлока, доктор проявил неожиданный вокальный талант — его приятный тенор присоединился к пронзительному исполнению зажигательной песенки пожарным:

Веселей, чем Новый год, и слаще всяческих конфет, 

Но в твоих суждениях не смыслю я ни зги. 

Мы танцуем — я в раю, но начинается куплет, 

И тогда ты рушишь мне мозги.

— Голубчики, милые мои, — ворковала пышногрудая дама, разодетая в шокирующий флуоресцентно-розовый цвет и похожая на списанный линкор. У нее были круглые, похожие на аквариум и такие же водянистые глаза, веки выкрашены в черный с перваншем[5] цвет. От нее веяло ленивыми летними вечерами, проведенными в темных и затхлых комнатах, битком набитых легавыми; когда она открыла рот, чтобы подпеть, показался толстый и влажный язык.

— И кто это у нас здесь? — спросила она, как только закончилась песня, пристально глядя на Шерлока, как будто он был дорогой вещью, а ее попросили его оценить.

В баре было невероятно шумно, но женщине вскоре удалось найти освещенный переливчатым светом лампы Тиффани[6] безлюдный уголок с обитой бархатом оттоманкой.

— Это — мой маленький кусочек рая, — пояснила она. — Они такие милашки, что оставляют это тихое местечко для бедной старой Эдоми. Это твои новые друзья? — спросила она у Сэнсома, очень напоминая паука, рассматривающего скопление мух.

— Я встретил Ватсона прошлой ночью на Шу-Лейн, — объяснил мужчина, с теплотой посмотрев на Джона и криво улыбнувшись, и Шерлок счел манеру улыбаться слишком знакомой и, откровенно говоря, довольно предосудительной.

— Не было времени представиться как следует, — согласился доктор. — Джон Ватсон, — произнес он, беря пухлую руку женщины в свои и целуя воздух над ней. — А это мой друг, Шерлок Холмс. — Детектив коротко кивнул, и женщина изумленно хмыкнула, схватила его за руку и крепко пожала.

— Я слышала, как упоминали твое имя, дорогой мальчик, — сказала она восхищенным тоном крестной матери. Прежде чем кто-либо успел как-то это прокомментировать, стройный молодой официант принес им бутылку джина, ведерко со льдом и три стакана; очевидно, это был хорошо отработанный распорядок, дающий ощущение, что Эдоми была бесценным членом Нижнего бара.

— Мистер Холмс был вовлечен в дело Гордона, — объяснил Сэнсом, глядя на Шерлока холодным, задумчивым взглядом.

— Неудачное участие, — заметила женщина, вынимая из ведерка кубики льда серебряными щипцами.

— Послушайте, — вмешался Джон, слегка покраснев, — ясно как день — парень был виновен: противогаз, отпечатки пальцев, номер его пропуска на размещение. У него не было ни алиби, ни убедительной защиты.

— Этот мальчик был не способен хладнокровно убить женщину, так же, как я не способна работать в шахте, ты же знаешь, — воскликнула она, откупоривая бутылку одним сильным движением.

Сэнсом вздохнул, налил себе и мужчинам.

— Да, Сод, — согласился он, и было ясно, что они уже не раз обсуждали это. — Но ты также знаешь, что ему нельзя было доверять. Он выдумывал всякую чушь, вроде той истории о графе чего-то там или другие.

— Они использовали его, — настаивала она, постукивая пухлыми пальцами по стеклу. — Прожевали и выплюнули беднягу.

— А что, если его завербовали? — предположил Шерлок. — Насколько я понял, он был внушаемым.

— Он не был предателем, — сердито ответил Сэнсом, а после умоляюще взглянул на Джона прекрасными серыми глазами.

— Я уверена, что он был немного странным, если вы меня понимаете. Но намерения у него были добрые, и он не был жестоким.

— Каким он был в личной жизни? — спросил доктор, намекая на клиентуру «Розовой раковины» и их очевидные наклонности.

— Нравилось разнообразие, как и многим солдатикам, — ответила женщина, не сводя свиных глазок с Шерлока. — И мне кажется, что если бы он влюбился, то сильно, болезненно и надолго. Вы знаете, о каком типе людей я говорю, мистер Холмс?

Детектив чувствовал себя мышью в лапах безвкусно разодетого питона.

— Откуда мне знать, — пробормотал он, поглаживая пальцем край своего бокала. Джон ощутил внезапный прилив сочувствия к Камминсу, ему захотелось придушить эту докучливую ведьму.

— Если вы уже закончили, — прошипел он и сразу же встал, намереваясь забрать своего друга с собой. — Мы пришли сюда праздновать, а не для допроса с пристрастием. Черт, да мы даже не уверены, что будем живы завтра!

— Не расстраивайтесь, мой дорогой мальчик! — взмолилась она и успокаивающим жестом похлопала его по руке. — Так или иначе, шоу должно продолжаться, но как же без старой доброй Сод, да?

Не дожидаясь ответа, она подмигнула Сэнсому и заковыляла к сцене; элегантные тонкие низкие каблуки с блестками едва выдерживали ее внушительный вес.

— Она не хотела вас обидеть, — произнес пожарный. — Бедняга Сод[7], — он ухмыльнулся каламбуру, и Джон принял подразумеваемые извинения. И все же он не был полностью удовлетворен — с Шерлоком обошлись несправедливо.

— Вы должны понимать, у них были все основания осудить вашего друга, — продолжил настаивать он. — Даже сам Бог не смог бы этого предотвратить.

— Я не знаю о присутствии несуществующих божеств, — вмешался Шерлок, чье красноречие слегка смазалось второй порцией джина. — Но я мог бы раскрыть его, если бы меня позвали с самого начала. Инспектор Лестрейд был убежден, что у него есть подходящий человек, и лишь этого более чем достаточно, чтобы поверить, что это не так.

На переполненной сцене Эдоми напевала «Мы встретимся снова»[8], ей подпевал женственный молодой человек в полосатой блузке, расстегнутой до пупка, и кожаных брюках галифе. Джон вытаращился на него и облизнул губы, в то время как Шерлок пробормотал что-то о кальвинизме и полном разврате.

— Это место напоминает мне веймарское кабаре[9], — сказал Сэнсом, обращаясь к детективу в более дружелюбной манере. — Я думаю, Гитлеру стало бы противно, если бы он узнал, что вытворяют наши солдаты, когда не воюют.

— Защита нашего образа жизни важнее всего, — ответил Шерлок. — Проиграть эту войну — не заслуживающий рассмотрения вариант.

— Мы должны поговорить, но не здесь. Несмотря на видимость, это не просто место для знакомств. Здесь заключаются деловые сделки, и не только плотского характера.

Джон собирался предложить Бейкер-стрит, но что-то в выражении лица его друга остановило от этого.

— Савойские турецкие бани должны быть полупустыми сегодняшней ночью, и это прямо за углом, — предположил Сэнсом.

— Именно то, что доктор прописал, — согласился детектив с подозрительным энтузиазмом. Правда состояла в том, что он хотел рассмотреть ранение Джона, и не смог бы придумать лучшего момента, не навлекая на себя при этом немилость.

Предположение Уильяма Сэнсома оказалось точным: как только они заплатили по пять шиллингов с каждого, получили полотенца, тапочки и ключи от шкафчиков, их направили в раздевалки, двери которых выходили в пустынный фригидарий[10].

Только тогда Шерлок понял, что упустил из виду один существенный факт — ему тоже придется раздеться. К счастью, предоставленные полотенца на самом деле оказались достаточно большими банными простынями, чтобы полностью скрыть его тощее тело.

Спутники были так же скромны, как и он. Вполне вероятно, их удерживала от полного обнажения низкая температура фригидария. Однако, даже учитывая их минимальное количество одежды, Шерлок смог установить, что мускулистое тело Джона был еще более привлекательным из-за раны в форме звезды, уродовавшей его левое плечо. Годы, проведенные в Харроу, должны были сделать его невосприимчивым к соблазнам обнаженного мужского тела, но он был уверен, что никогда должным образом не рассматривал их в свете чувств, а лишь как объекты для изучения.

Что касается другого мужчины, тот был такого же телосложения, как он сам, хотя старше и более жилистый, и хоть Шерлок и не находил его отталкивающим, то уж, во всяком случае, не привлекательным. Но что, если Джон предпочтет опыт неуклюжести? Шерлок провел рукой по кудрям, приводя их в полный беспорядок.

— Давайте не будем терять времени, — сказал Сэнсом, усаживаясь на мраморную скамью и вытягивая перед собой длинные ноги. К нему присоединились Шерлок с Джоном, сев близко друг к другу.

— Как Ватсон уже знает, ночью я работаю волонтером в секции «А» на подстанции по Дэвис-стрит, а днем в Сенат-хаусе, в Министерстве информации[11]. В основном это скучное протирание штанов, но иногда мы натыкаемся на что-то интересное. Итак, имя Камминса было в списке тех, чьи дела мне передали для архивирования. Уверен, это была простая оплошность с их стороны, я не должен был этого видеть. После того, как его арестовали, я пошел свериться со списком, но он исчез. Когда я спросил своего непосредственного начальника, он ответил, что ничего об этом не знает.

— Вы помните другие имена? — поинтересовался детектив.

— Видите ли, в этом-то и беда с такими занятиями. Когда ты выделяешь что-то одно, все другое, каким-то образом, отходит на второй план, — ответил пожарный, явно раздраженный собственной забывчивостью. — Я должен был сделать копию, но все это было до ареста, и список казался таким безобидным. Наверное, я вообразил себе, что это список курсантов Королевских ВВС, прошедших программу отбора в Приемном Центре Риджентс-Парка.

— А Центр был упомянут в списке? — спросил Джон.

— Нет, это был чистый лист бумаги с именами. Это было лишь мое предположение, потому что как раз близилось окончание трехнедельного обучения для Гордона.

— Никогда не стоит подразумевать, — упрекнул детектив, сам частенько этим грешивший.

— Я знаю! Думаете, я не виню себя каждый божий день? — воскликнул Сэнсом, хлопнув ладонью по холодному камню. Он тут же пожалел об этом и, уже тише, продолжил: — Думаю, мой рабочий телефон прослушивается, и временами, готов поклясться, за мной наблюдают. Не постоянно, а как будто лишь предупреждают, если вы меня понимаете.

— «Дэйли Мейл» недавно опубликовала фотографию вашего друга. За его спиной виднеются часы на вокзале «Виктория». Они показывают восемь сорок пять, но не утра, так как парень рядом с ним читал «Ивнинг Стандард». Я внимательно рассмотрел фото с помощью увеличительных линз, и газета датирована пятым ноября.

— Но ведь именно тогда была убита Грета Хейворд! Он не мог находиться в отеле «Блэндфорд» в девять вечера, если был у «Виктории» всего пятнадцать минут назад. Вы совершенно уверены, что он был там?

— Дорогой мой, уверяю вас, я бы не спутал часы одной станции с часами на другой; что за нелепая идея! — ответил Шерлок. Он был настолько разгневан, что не уследил за слегка раздвинувшимися краями полотенца, которые обнажили полоску молочно-белой кожи, и это лишь поддразнило Джона. И только проследив за неподвижным взглядом мужчины, Шерлок осознал промашку, и, если бы не присутствие третьего лица, он бы не стал ее исправлять. Как бы то ни было, он плотнее прижал банную простыню к груди и продолжил более спокойным тоном.

— Можете поверить мне на слово, все было так, как я говорю. Я планировал сообщить об этом в Скотленд-Ярд, но перед этим хотел выяснить личность фотографа. Увы, «Мэйл» не смогла мне помочь, им прислали фотографию по почте, и поскольку снимок был хорошего качества, да к тому же не стоил им ни пенни, они его тут же опубликовали. Вы, случайно, не увлекаетесь фотографией?

В ответ сотрудник ВПС фыркнул.

— Я хорошо владею словами, но других творческих способностей у меня нет.

— А тот парень, который был с тобой прошлой ночью?

— Леонард? Что ж, он великолепный рисовальщик, но я никогда не видел его с фотоаппаратом. Но зачем нам...

— Я лишь хотел убедиться, что вы не замешаны в этой выходке.

— И зачем верить мне на слово? Я мог бы и солгать, — сказал Сэнсом и, вставая, обнажил изгиб спины, оказавшейся более мускулистой, чем ранее предполагал Шерлок. Он поймал взгляд доктора, смотревшего пристально и с явным одобрением, как будто созерцал обнаженное тело с полотна Караваджо[12]. По сравнению с пожарным, собственная тощая безволосая грудь Шерлока была больше похожа на одно из творений Кранаха[13], и если бы при этом присутствовал его ненавистный брат, то Шерлока бы высмеяли за его ревность и тщету увлечений художествами.

— Вы могли бы, но я должен предупредить, что не стоит, — фыркнул Шерлок. — Лишь наживете себе врага в моем лице, и поверьте, это будет не самой умной идеей.

— Его брат работает на правительство; жуткий парень, похож на мрачного гробовщика, — объяснил Джон.

— О, да, я знаю таких: черная машина с затемненными стеклами, цилиндр и костюмы с Сэвил-роу, — произнес служащий. — Не хочу привлекать к себе еще больше внимания. Я — тихая душа, предпочитаю писать и петь, вместо того, чтобы убивать людей, но не позволю, чтобы смерть невинного человека осталась безнаказанной.

— В самом деле, — поддержал его доктор. — Шерлок сделает все возможное, чтобы узнать правду. И я помогу, чем смогу. Я всего лишь врач, но если я не могу сражаться в окопах, то, по крайней мере, могу выполнять свой долг здесь, дома.

— Не повезло тебе, — сказал Сэнсом, указывая на плечо блондина. — Как это случилось, если ты не возражаешь против вопроса?

— Фугасный взрыв в Холборне — дьявольская невезуха; на следующей неделе я должен был отправиться во Францию.

— Ты все еще можешь туда отправиться; это шоу не закончится в ближайшее время.

Шерлок содрогнулся от этой мысли и решил, что пришло время закругляться.

— Я дам вам свою визитку, — властно заявил он, — позвоните мне, если что-нибудь увидите или вспомните. Не следует обмениваться информацией по телефону или записывать ее. Договоримся о встрече и поговорим в безопасном месте. Как зовут вашего начальника?

— Парень по имени Лоун, Оливер Лоун[14]: безобидный парень с мышиным лицом, находится там с самого начала. Мы не делаем ничего особенного, кроме как пытаемся поднять моральный дух британской общественности и убедиться, что люди следят за тем, что именно говорят и с кем разговаривают.

— «Болтун — находка для шпиона»[15], — процитировал Джон.

— Это я придумал; довольно изящно, если я могу так выразиться.

— Мне нравится плакат «Держи язык за зубами», — с энтузиазмом сказал доктор. — Захватывает воображение.

— Правда, что ли? — пробормотал детектив, театрально поеживаясь. В этот самый момент из тепидариума[16] вошло громкое трио; они обливались потом и поддразнивали друг друга отрывистыми, пьяными голосами учеников частной школы.

В самом деле, пора было уходить.

— Куда ты собрался? — спросил Шерлок. Они стояли одни на Джермин-стрит, Сэнсом решил пройтись пешком до своей квартиры неподалеку от Гайд-парка.

— В Олдвич, надеюсь успеть на трамвай от Кингсуэй до Камдена. Если повезет, то подремлю несколько часов перед вечерней сменой.

— Чепуха, — ответил детектив, останавливая такси, таинственным образом появившееся из-за угла со стороны Дьюк-стрит. — Миссис Хадсон сказала, что оставит свежий кофе и омлеты на кухонном столе.

Джон решил, что у него нет сил противиться, и, кроме того, соблазн горячего завтрака был слишком восхитителен, чтобы устоять.

— Что ты думаешь о нашем друге-писателе? — спросил детектив, как только они сели в машину и помчались в сторону Оксфорд-стрит.

— Кажется довольно приятным парнем, — ответил доктор, — Ловкий пианист, способен держать мелодию.

— Я не об этом.

— Я знаю, знаю, — поддразнил Джон. — Но сейчас слишком поздно или слишком рано, а мы еще не отпраздновали Новый год.

— Это почему еще? У нас было шампанское и лосось, и «Риц», и... о… — Шерлок оборвал себя, когда мозолистая рука погладила сбоку его шею.

— Да, «о», — сказал доктор хрипло, наклоняясь ближе и шепча детективу на ухо. — Моя голова ясна, как колокол, а ты восхитительно пахнешь.

— Полотенце было обрызгано лавандовым настоем, а это значит, что тебя, вероятно, тоже затронуло, — начал слабо отнекиваться юноша.

— Заткнись и позволь мне поцеловать тебя, — прошептал Джон и прижался губами к горлу своего друга. Досадуя на самого себя, Шерлок застонал и откинул голову назад, положив обе руки на голову доктора и притянув его вплотную к своему телу.

— Ты еще вкуснее, — пробормотал Джон между поцелуями открытым ртом. — Соленый, с легким намеком на дым и шоколад, — одобрительно проурчал он. — Позволь мне попробовать тебя вот здесь, — продолжил он, лаская впадинку ключицы. — Я так и знал — определенно, съедобно.

— Джон, — выдохнул юноша, ища губы друга, стремясь к более интимной связи.

— Еще нет, дорогой, — ответил доктор, проводя подушечкой большого пальца по нижней губе Шерлока. — Давай подождем до дома. Я не подарю тебе первый настоящий поцелуй на людях.

— Со всем остальным, похоже, у тебя не было никаких проблем, — возмутился крайне раздраженный консультирующий детектив.

— Серьезно, приятель, не останавливайся из-за меня. Я был слеп и глух с тех пор, как вышел на работу, — лаконично сообщил им водитель.

— Надеюсь, не полностью слеп, — заметил Джон, беря руку Шерлока в свои и нежно поглаживая. — Не могу дождаться, когда мы доберемся до Бейкер-стрит, — прошептал он, и юноша кивнул, прикрыв глаза и прислушиваясь к мягкому шуму их дыхания.

Примечание переводчика:

Название главы «Puttin’ On the Ritz» (букв. «Одеваться как у Рица», то есть «Одеваться богато») — американская популярная песня, ставшая со временем джазовым стандартом. Опубликована Ирвингом Берлином в 1929 году. Приобрела популярность после того как прозвучала в одноименном фильме 1930 года. Название песни отсылает к фешенебельным отелям Сезара Рица.

Первая версия песни содержала отсылки к негритянским символам и образу жизни. В тексте иронически описывалось явление «овердрессинга»: стремление бедных жителей Гарлема подражать одежде богатых белых американцев. Слушателя приглашают посмотреть, как в купленных на последние деньги костюмах негры прогуливаются по Ленокс-авеню, центральной улице района.

В 1946 году Берлин изменил текст песни, сделав героями песни богатых белых горожан. Были исключены намеки на темнокожее население, а Ленокс-авеню была заменена на Парк-авеню. Во второй редакции текста упоминаются Гэри Купер, в то время один из самых известных голливудских актеров, а также первый долларовый миллиардер Джон Рокфеллер.

Обновленная версия была вновь исполнена 47-летним Фредом Астером в фильме «Голубые небеса» (1946). Стоит отметить, что эпизод с песней в исполнении Астера снимался уже после окончания работы над фильмом, танцевальному номеру предшествовали пять недель подготовки, в итоге актер продемонстрировал великолепную технику исполнения чечетки, и номер стал классическим на многие годы.

Также есть фильм 1930 года «Puttin' On the Ritz» с Гарри Ричманом и Джоан Беннетт в главных ролях.

Послушать знаменитую песню и заодно посмотреть эстрадное исполнение с Фредом Астером можно тут.

Сезар Риц (фр. César Ritz; 23 февраля 1850 — 24 октября 1918) — легенда гостиничного бизнеса, швейцарец по происхождению. Основал фешенебельные отели «Риц» в Париже и в Лондоне. Его прозвищем было «король отельеров и отельер королей».

Сезар Риц родился в горной деревне Нидервальд в семье фермера. Он начал свою карьеру в отеле «Le Splendide» в качестве метрдотеля в ресторане «Chez Voisin», который был закрыт в 1870 вследствие франко-прусской войны. Развернулся в полную мощь в Баден-Бадене. C 1888 года работал в партнерстве с Огюстом Эскофье, прозванным «королем поваров и поваром королей».

Вот тут подробнее. 

1 — В Лондоне были районы преимущественно или даже исключительно занятые мужским населением, где им предоставлялась возможность для общения и близости между собой. В частности, купальные заведения и туалеты только для мужчин создавали возможности и для секса. 

Викторианские общественные бани обычно использовались представителями рабочего класса, пока в 20 веке в частных домах не появились ванные комнаты. Более продуманные турецкие бани были похожи на современные сауны.

Турецкие бани

«Императорские бани» на Рассел-сквер, турецкие бани «Савой» на Джермин-стрит, бани на Харроу-роуд и другие стали печально известны с 1930-х годов. В 1937 году писатель Кристофер Ишервуд захотел побудить композитора Бенджамина Бриттена принять свою сексуальную ориентацию. Он повел его в турецкие бани «Савой» на Джермин-стрит, к тому времени уже ставшие известным местом для секса между мужчинами.

Бриттен описал этот опыт в своем дневнике:

«Очень приятное ощущение. Абсолютно чувственное и очень полезное. Было удивительно обнаружить, как постепенно ослабевает сопротивление к чему-либо.»

Бенджамин Бриттен

Посещение состоялось во время их совместной работы над знаменитым документальным фильмом для «General Post Office» — «Ночная почта» (короткометражный фильм, повествующий о работе почтового экспресса, курсирующего между Лондоном и Глазго), спродюссированный Бэзилом Райтом.

«Ну что, — спросил потом Бэзил Ишервуда, — убедили мы Бена, что он педик, или нет?».

Коротко о людях:

Кристофер Уильям Брэдшоу Ишервуд (англ. Christopher William Bradshaw Isherwood) — англо-американский писатель. Основная тема рассказов Ишервуда того периода — критика британского снобизма.

В 1930-33 годах работал учителем английского языка в Германии. В 1932 году Кристофер влюбился в немецкого юношу Хайнца Недермайера.

В День святого Валентина 1953 года Ишервуд, которому тогда было 48 лет, среди своих приятелей на пляже в Санта-Монике встретил 18-летнего художника-портретиста Дона Бакарди и влюбился в него. Хотя все друзья Ишервуда были шокированы разницей в возрасте, существующей между любовниками, их отношения оказались на редкость стабильными и долговременными: они прожили вместе 33 года, вплоть до самой смерти писателя.

В 1970-х годах писатель превратился в видного международного борца за признание прав сексуального меньшинства, одним из первых открыто заявив о своей гомосексуальности.

Уистен Хью Оден (англ. Wystan Hugh Auden) англо-американский поэт, родившийся в Великобритании, а после Второй мировой войны ставший гражданином США. Одена называют одним из величайших поэтов XX века. Сотрудничал с Кристофером Ишервудом и Бенджамином Бриттеном.

Первым частным учреждением, где учился Оден, была Школа святого Эдмунда в Суррее, где он впервые встретил Кристофера Ишервуда, который также впоследствии стал писателем. Одена снова познакомили с Кристофером Ишервудом в 1925 году, и в течение следующих нескольких лет Ишервуд был его литературным наставником, которому он посылал свои стихи и критические обзоры. В течение 1930-х гг. они поддерживали дружеские отношения и были эпизодическими любовниками. 

Начиная с его оксфордских лет друзья Одена описывали его как шутливую, экстравагантную, сочувствующую, щедрую и, по собственным признаниям, одинокую личность. В обществе Оден вел себя скорее догматически, но даже комично, в более узком кругу он был застенчивым и неуверенным в себе, когда не знал, является ли желательным его присутствие. Он был очень пунктуальным в своих привычках, однако это не мешало ему жить в атмосфере определенного беспорядка.

Во время его сотрудничества с «Film Unit» в 1935 году он познакомился с композитором Бенджамином Бриттеном, вместе с которым потом работал над пьесами, песенными циклами и либретто. 

Бенджамин Бриттен (полное имя англ. Edward Benjamin Britten) — британский композитор, дирижер и пианист. Один из крупнейших английских композиторов XX века. Бриттен писал глубокую, трагическую музыку.

В 1935-1942 годах Бриттен много сотрудничал с поэтом Уистеном Хью Оденом: плодом этого сотрудничества стал ряд вокальных циклов на стихи Одена, в том числе «Наши отцы, охотившиеся на холмах», музыкальный радикализм которого сопоставим с политической заостренностью текстов, и первая опера Бриттена на либретто Одена «Пол Баньян», созданная после переезда обоих в США.

В 1936 году началось сотрудничество Бриттена с певцом Питером Пирсом, ставшим спутником жизни композитора.

После возвращения Бриттена и Пирса из США в 1942 году композитор в наибольшей степени посвятил себя опере: «Питер Граймз» и «Поворот винта» заложили основу новой английской оперы и, в целом, были приняты публикой с воодушевлением, однако сопротивление части британского музыкального истеблишмента бриттеновским новациям подтолкнуло композитора к созданию собственной Английской оперной группы (1947), ставившей преимущественно произведения английских композиторов и гастролировавших с ними по всему миру, в том числе и в Советском Союзе.

Помимо композиторской деятельности Бриттен выступал как пианист и дирижер, гастролируя в разных странах.

Бриттен неоднократно бывал в СССР — в 1963, 1964, 1971 годах.

В 1970-е годы к Бриттену пришло безоговорочное всемирное признание.

В 1974 году он стал первым лауреатом мировой музыкальной премии Эрнста Сименса.

В 1976 году, за несколько месяцев до смерти, получил титул барона Бриттена из Олдборо.

При жизни Бриттена его гомосексуальность не была темой публичного обсуждения. Но после смерти Бена Питер Пирс, переживший его на десять лет, рассказывая о друге и об их счастливом браке, признавался: «Он любил мой голос и любил меня».

Из воспоминаний дирижера Геннадия Рождественского:

«Пути Шостаковича и Бриттена должны были рано или поздно пересечься. Первым впечатлением Бриттена от музыки Шостаковича было исполнение оперы «Леди Макбет» в 1936 году, где крошечную роль Второго мужика пел Питер Пирс.

Бриттен посвятил Д.Д. Шостаковичу свою оперу «Блудный сын». Спустя 33 года он получил от Шостаковича роскошный подарок — посвящение Четырнадцатой симфонии».

Про дружбу двух композиторов — Бриттена и Шостаковича можно почитать в отрывке из книги Алекса Росса «Дальше — шум. Слушая ХХ век» тут: https://biography.wikireading.ru/136260

2 — Рок Хадсон (англ. Rock Hudson, урожденный Рой Га́рольд Ше́рер-младший (англ. Roy Harold Scherer, Jr.); американский актер кино и телевидения, известный главным образом ролями в мелодрамах Дугласа Сирка и в серии фильмов, где его партнершей выступала Дорис Дэй.

Рок Хадсон представлял собой образ американского мужчины 1950-х годов: крупный, усмехающийся, симпатичный, уверенный в себе, не очень умный, но осведомленный. 

Скрытый гей, Рок Хадсон часто посещал бани на Джермин-стрит. Однако публика, посещающая кинотеатры в Великобритании, оставалась в блаженном неведении о ночных жарких наклонностях молодого актера, потому как ей скармливали множество снимков Хадсона с текущей симпатичной старлеткой.

Хадсону, однако, повезло, потому что лишь в 1985 году «Дейли Миррор» опубликовала статью о том, что в 1952 году 27-летний парень вообще-то был арестован и выгнан из савойских бань за домогательства. Предположительно, они просидели с этой историей на руках тридцать три года, прежде чем осмелились опубликовать.

Инцидент произошел относительно рано в карьере Хадсона, хотя прошло уже четыре года после его первого фильма «Эскадрилья истребителей» (ему нужно было произнесли лишь одну строчку, но, чтобы все сделать правильно, потребовалось тридцать восемь дублей). 

Умер в возрасте 59 лет, причиной его смерти стал ВИЧ.

3 — Текст песни тут, а послушать тут.

4 — Все, что смогла найти про Эдоми «Сод» Джонсон. Буду благодарна, если кто-то из читателей сможет добавить что-то.

«В оцепенении, тихо похрапывая, ее крупное обнаженное тело лежало на диване или рядом с ним. Временами остекленевшие глаза были открыты и напоминали рыбьи. Любознательные легавые, извлекая выгоду из ее полного отсутствия застенчивости, коротали летние вечера, исследуя то, что давно перестало быть ее интимными частями.

Эдоми «Сод», держала клуб в Сохо. По утрам она воровала в магазинах, днем пребывала в кататоническом состоянии, описанном выше, а по ночам пела и развлекалась, более известная как «грязнуля Вера Линн».»

Дэниел Фарсон, «Жизнь Фрэнсиса Бэкона в позолоченной сточной канаве», Рэндом Хаус, Лондон, 1993 г.

Но если говорить отдельно о Вере Линн, то она очень и очень знаменита!

Дама Вера Маргарет Линн (англ. Dame Vera Margaret Lynn, урожд. Уэлч (англ. Welch); 20 марта 1917 — 18 июня 2020) — английская певица, дама Ордена Британской Империи (Офицер, OBE, 1949, Дама-командор, DBE, 1975), имевшая огромную популярность в годы Второй мировой войны, когда она вела концертную радиопрограмму BBC «Sincerely Yours», адресованную британским военнослужащим за рубежом.

Вере Линн принадлежит как минимум два исторических чарт-рекорда. 15 ноября 1952 года сразу три ее песни («Forget Me Not», № 5, «The Homing Waltz», № 9, «Auf Wiederseh’n Sweetheart», № 10) вошли в самый первый британский хит-парад, опубликованный New Musical Express. А 5 сентября 2009 года 92-летняя певица не просто стала старейшей исполнительницей, когда-либо входившей в альбомные чарты, но и (со сборником We’ll Meet Again: The Very Best of Vera Lynn) поднялась на первое место.

Подробнее интереснейшую биографию можно прочитать тут.

И как не вспомнить песню — «Земля Надежды и Славы», которую иногда называют неофициальным английским гимном (в клипе есть и кадры Второй мировой) и не послушать ее потрясающий голос.

5 — Перва́нш (фр. pervenche, барвинок) — один из оттенков голубого цвета, «светло-голубой с розовато-сиреневой надцветкой», «бледно-голубой с сиреневым оттенком», «сложный сиренево-голубой», близок к цвету «гри-де-перль» (жемчужный оттенок серого). Термин произошел от французского названия барвинка, растения с голубыми и, реже, фиолетовыми цветами. Наиболее часто он используется для обозначения цвета тканей.

Один из любимых цветов эпохи рококо. В архитектуре этого периода перванш вместе с другими сильно разбеленными цветами (гри-де-перль, сомон, беж) сменил яркие цвета барокко.

В России цвет был особенно популярен в первое десятилетие XX века. Впоследствии название практически вышло из употребления, в связи с тем, что в обиходе уже не пользовались французским языком. Одно из последних упоминаний оттенка «перванш» содержится в мемуарах Т. А. Аксаковой-Сиверс в описании придворного бала в московском Дворянском собрании в честь 300-летия дома Романовых. По ее воспоминаниям, сочетание бледно-розового с перванш было модным в 1913 году.

6 — Про лампы Тиффани, как они появились и кто их придумал можно прочитать тут.

7 — В оригинале используется выражение — poor Sod, которое в таком словосочетании переводиться как «бедняга», а если разбить по словам, то poor — бедняга, а sod — содомит, гомик, педик, гомосек, негодяй, поганец, придурок, мерзавец и т.д. — т.е. просто игра слов.

8 — «We’ll Meet Again» (с англ. — «Мы встретимся снова») — песня, написанная в 1939 году британцами Россом Паркером (наст. имя — Альберт Ростон Паркер), Хью Чарльзом, и исполненная Верой Линн. Песня, проникнутая грустным оптимизмом, является одной из самых известных мелодий времен Второй Мировой войны, наряду с «Лили Марлен» немецкой певицы Лале Андерсен и J’attendrai французской певицы Рины Кетти. Во времена Холодной войны песня «We’ll Meet Again» была включена в пакет музыкальных программ, которые должны были вещаться в бомбоубежищах в случае ядерной атаки.

Текст и перевод тут, а послушать тут.

9 — Когда упоминают веймарские времена, то имеют в виду «золотые двадцатые» (нем. Goldene Zwanziger) — термин в историографии Германии для обозначения краткого периода истории с 1924 по 1929 годы, когда Веймарская республика достигла определенного уровня стабильности, восстановила экономику и добилась международного признания. Аналог понятия «Ревущие двадцатые» в других западных странах.

Название отражает экономический подъем мировой конъюнктуры в 1920-е годы и символизирует период расцвета немецкого искусства, культуры и науки. Конец «золотым двадцатым» положила Великая депрессия 1929 года.

В Берлине, Гамбурге и других крупных городах Германии получили небывалую популярность кабаре, где рекой лилось шампанское, андрогинные звезды которых носили костюмы противоположного пола, практиковали стриптиз, распевали непристойные песни, танцевали перед публикой на столах. Очень популярна была и британская танцевальная труппа Джона Тиллера The Tiller Girls, часто выступавшая в Берлине. Наибольшим успехом пользовалась Анита Бербер. Марлен Дитрих запечатлела образ звезды такого кабаре в фильме 1930 года «Голубой ангел». Гротескно окарикатуренные образы берлинской ночной жизни сохранили полотна Отто Дикса и Георга Гросса. Атмосферу начала 1930-х в Германии передают автобиографический роман К. Ишервуда «Прощай, Берлин» и основанная на нем кинолента Боба Фосса «Кабаре» (1972).

«Золотые двадцатые» — это «нет» предрассудкам и «да» сексуальной свободе. Берлин, например, пользовался славой гомосексуальной столицы. В этом городе геи и лесбиянки могли не скрывать своей сексуальной ориентации, не опасаясь гонений, хотя нацеленный против гомосексуалов параграф 175 в уголовном праве и существовал. Дадаист Кристиан Шад отображает это явление на некоторых своих полотнах.

Вот тут в картинках, правда текст на английском. 

10 — Фригидарий (лат. frigidarium — холодная комната) — одно из помещений классических римских терм, предназначенное для охлаждения.

Фригидарий в больших термах был оснащен бассейном с холодной водой и служил для холодного купания и восстановления после долгого пребывания в теплых помещениях терм. Фригидарий был в основном квадратной формы, не отапливался и часто являлся самым большим помещением терм. В зале стояли также мраморные кресла, на которых посетителей терм обливали прохладной водой.

11 — Дом Сената (или как его еще называют «Сенат-хаус») — административный центр Лондонского университета, расположенный в самом сердце Блумсбери, Лондон, к северу от Британского музея.

Здание в стиле ар-деко было построено между 1932 и 1937 годами как первая фаза большого незавершенного проекта, разработанного для университета Чарльзом Холденом. Он состоит из 19 этажей и имеет высоту 210 футов (64 м). 

Во время Второй мировой войны использование здания Министерством информации вдохновило английских писателей на создание двух художественных произведений. Самый ранний из них, роман Грэма Грина «Министерство страха» (1943), вдохновил Фрица Лэнга на экранизацию 1944 года, действие которой происходило в Блумсбери. Описание Министерства правды в романе Джорджа Оруэлла «Девятнадцать восемьдесят четыре» (1949) вызывает воспоминания о Доме Сената. Его жена Эйлин работала в здании Департамента цензуры Министерства информации.

Сегодня в главном здании расположены центральные академические органы и деятельность Лондонского университета, включая офисы проректора университета, всю коллекцию библиотеки Сенатского дома, семь из девяти исследовательских институтов Школы перспективных исследований

Подробнее, о том, как был разработан проект, начале строительства и всем остальным (вместе с фотографиями того времени) можно прочитать и посмотреть тут.

12 — Микела́нджело Меризи да Карава́джо (итал. Michelangelo Merisi da Caravaggio; 29 сентября 1571, Милан — 18 июля 1610, Порто-Эрколе) — итальянский художник, реформатор европейской живописи XVII века, основатель реализма в живописи, один из крупнейших мастеров барокко. Одним из первых применил манеру письма «кьяроскуро» — резкое противопоставление света и тени, а также «тенеброcсо» («тенеброзо»). Не обнаружено ни одного рисунка или эскиза, художник свои сложные композиции сразу реализовывал на холсте.

Искусство Караваджо оказало огромное влияние на творчество не только многих итальянских, но и ведущих западноевропейских мастеров XVII века — Рубенса, Йорданса, Жоржа де Латура, Сурбарана, Веласкеса, Рембрандта. 

13 — Лукас Кра́нах Старший (нем. Lucas Cranach der Ältere; 4 октября 1472, Кронах, Верхняя Франкония — 16 октября 1553, Веймар) — немецкий живописец и график эпохи Ренессанса, мастер живописных и графических портретов, жанровых и библейских композиций, синтезировавший в своем творчестве готические традиции с художественными принципами Возрождения. Один из основателей «Дунайской школы живописи»; выработал утонченный стиль с гармоничным соединением фигур и пейзажа. 

Лукас Кранах родился в Кронахе, Верхняя Франкония. Дату его рождения и фамилию отца, работавшего в Кронахе художником, исследователям установить не удается. С рождения Кранах носил фамилию Зюндер (другие варианты произношения — Зундер, Зондер), впоследствии стал называться Лукасом и взял в качестве фамилии название родного городка, звучавшее тогда как Кранах. Предположительно, изобразительному искусству Кранах изначально учился у своего отца.

Лукас Кранах был сторонником Реформации. Он иллюстрировал протестантские памфлеты, неоднократно писал портреты своего друга Мартина Лютера и финансировал издание Библии, переведенной последним на немецкий язык.

Ранние произведения художника поражают новаторством замысла, в них он выражает противоречивость своей эпохи. Став придворным художником, достиг большого мастерства в жанре портрета, запечатлев немалое число своих известных современников. Работая над портретами, Кранах относился к моделям с симпатией, но без восхищения; он не идеализировал своих заказчиков, хотя и не особенно стремился проникнуть в их внутренний мир.

14 — Оливер Лоун родился в 1919 году. Он был талантливым математиком, и в 1940 году его попросили встретиться с одним из преподавателей — Гордоном Уэлшманом: «В то время я готовился к экзамену по математике на степень бакалавра в Кембридже. Когда в 1940 году я его сдал, то ожидал, что меня призовут в армию — инженером или кем-то еще. Когда в июле я поехал в Кембридж, чтобы получить степень, меня попросили встретиться с парнем по имени Гордон Уэлшман. Фамилия была знакома, но лично не встречался. Он преподавал математику, но не был одним из моих лекторов».

Уэлшман нанял Лоуна для работы в Правительственную школу кодов и шифров (сокращено ПШКШ, англ. GCCS — Government Code and Cypher School), которая переехала в Блетчли-Парк. Блетчли был выбран просто как более или менее равноудаленный город от Оксфордского и Кембриджского университетов, поскольку Министерство иностранных дел считало, что учащиеся и сотрудники университетов самые лучшие криптографы. Сам дом представлял собой большой викторианский особняк в стиле тюдоровской готики, обширная территория которого доходила до железнодорожной станции. В городе нужно было найти жилье для криптографов.

Оливер Лоун прибыл вместе с Китом Бейти, еще одним выпускником Кембриджа. Позже Бейти вспоминал, как их обучал Хью Александéр: «Я приехал с двумя другими ребятами, с которыми мы вместе сдавали экзамен по математике на степень бакалавра. Нас встретили в Секретариате и сразу же прочитали короткую лекцию о немецкой беспроводной сети. Я не уделил ей особого внимания, потому что был увлечен весьма очаровательными молодыми леди, гуляющими по парку. В общем, после двадцати минут, отведенных для этой лекции, которая нам абсолютно ничего не дала, нас передали Хью Александéру, чемпиону по шахматам. Он усадил нас перед чем-то, что позже оказалось загадочной «Энигмой», и начал о ней рассказывать. В ней не было батарей, она не работала. А потом нам просто сказали, чтобы мы покончили с ней. Вот и вся подготовка для криптографов».

Оливер Лоун присоединился к команде Гордона Уэлшмана в Домике № 6 в Блетчли-парке, которая занималась взломом кодов «Энигмы», используемых немецкой армией и военно-воздушными силами. Несмотря на плохую подготовку, он вскоре стал талантливым дешифровальщиком: «Это были в основном математические задачи, а я был дипломированным математиком, и был готов посвятить свою жизнь решению этих задач. Это была просто задачка в другой форме». Расшифрованные сообщения затем передавались «сотрудникам разведки», и они «решали, какую информацию, если таковая имеется, кому передавать... им помогала в этом огромная картотека».

Отсюда (еще больше информации об Оливере Лоун и его жене, но на англ.).

15 — Великобритания воссоздала Министерство информации времен Первой мировой войны во время Второй мировой войны, чтобы вести пропаганду, направленную на влияние на население в поддержку военных действий. Был задействован широкий спектр средств массовой информации, ориентированных на местную и зарубежную аудиторию. К традиционным формам, таким как газеты и плакаты, присоединились новые средства массовой информации, включая кино, кинохронику и радио. Был освещен широкий спектр тем, чтобы вызывать враждебность к врагу, поддержку союзников и конкретных проектов во время войны, таких как экономия металла и выращивание овощей.

В оригинале упоминают выражение с плаката — «Careless talk costs lives», что на русский можно передать как — «У стен есть уши», «Болтун — находка для шпиона», ну и совсем уже прямой перевод «Неосторожные разговоры стоят жизней».

Наиболее известные плакаты из этой серии принадлежат Фугассе. На них изображены люди, раскрывающих секреты в повседневных ситуациях (например, едущих в автобусе и не видящих карикатурных Гитлера, Геббельса и Геринга, сидящих позади).

Еще один плакат и идиоматическое выражение — «Keep it under your hat», которое можно перевести как — «Никому не говори», «Держи язык за зубами», «Молчи в тряпочку», «Помалкивай», «Не распространяйся» или «Держи все в секрете» — на ваш выбор. 

16 — Тепидарий, тепидариум (лат. tepidarium — теплая комната) — теплая сухая комната в классических римских термах, предназначенная для (предварительного) разогрева тела. Тепидарий нагревался до 40-45°С от гипокауста (горячим воздухом из печи, проходящим по каналам, расположенным в стенах и под полом).

Тепидарий представлял собой большой центральный зал римских терм, вокруг которого были сгруппированы все остальные залы. Тепидарий был наиболее богато отделан мрамором и мозаикой. В него падал свет из окон-фонарей (окон верхнего яруса) сбоку, спереди и сзади, и, вероятно, он был залом, в котором располагались самые прекрасные произведения искусства.

Интересный пример тепидария был обнаружен на раскопках в Помпеях: его закрывал полукруглый цилиндрический свод, украшенный рельефом на штукатурке, а вокруг помещения расположились ряды квадратных проемов или ниш, разделенных теламонами (колоннами в форме мужской статуи).