«И было так, что, когда Ахав услышал эти слова, он разодрал одежды свои, и возложил вретище на тело свое, и постился, и лежал во вретище, и ходил тихо».

Библия короля Якова 21:27

________________________________________

Шерлок надел свой самый тонкий халат и старую хлопковую пижаму, такую изношенную, что сквозь нее просвечивалась кожа — как солнце за слоем тонких облаков. После дневного фиаско он воспротивился порыву запереться в кабинете, но, когда пришло время одеваться к ужину, он оглядел коллекцию шелковых и кашемировых халатов и содрогнулся. Воистину, не было нужды стыдиться, упрекал он себя, и все же не мог подавить желание искупления, тоску по вретищу и пеплу[1].

Таким образом, когда они оказались стоящими лицом к лицу на коврике у камина, прикрытый тканью член детектива был виден так же отчетливо, как если бы был обнажен.

— Бедный мой, — пробормотал Джон, со все возрастающей настойчивостью поглаживая пах Шерлока, — Давай дадим тебе немного передышки, — добавил он, целуя его в шею.

Вскоре одним быстрым движением он потянул эластичный пояс пижамы вниз под туго натянутую мошонку.

Член Шерлока подпрыгнул, ударившись о плоский живот, но Джон не прикоснулся к нему. Он издал сдавленное рычание и облизнул губы, но не сдался, что вызвало череду умоляющих стонов от разочарованного любовника.

— Позволь мне позаботиться о тебе, — произнес Джон, расстегивая длинный ряд маленьких перламутровых пуговиц; потускневшие от времени и частого использования, они шелковисто скользнули в свои отверстия, обнажая бледный торс Шерлока, белоснежный, как морская пена.

Прежде чем Шерлок смог оценить, что происходит, Джон погладил и потер его грудь, живот и бока, облизывая, разжигая желание любимого до почти невыносимой степени. Боль между ног превратилась в тупую пульсацию, усиливающуюся с каждым ударом сердца, в то время как струйка сока стекала по члену, умоляя, чтобы ее слизнули.

Шерлок смутно услышал, как разделся Джон, как встал позади и снял с него пижамные штаны.

— Прислонись к каминной полке и расставь пошире ноги, — попросил он.

Джон никогда бы не подумал о том, чтобы наказать Шерлока за проступок юности; прошлое не только умерло, но и принадлежало другой эпохе, в которой не было войны, а жизнь была более мирной. Он был уверен, что в поведении детектива не было злого умысла.

Нет, Джон не хотел подвергать себя эротической пытке, но как только он увидел откровенную одежду Шерлока, внутри что-то оборвалось.

За ужином, сидя за столом и при скудном освещении, он и не заметил этого, но все изменилось, когда они перешли в гостиную.

Мужское достоинство Шерлока свернулось под тканью соблазнительной змеей; один лишь взгляд, и Джон понял, чего и как он хочет.

Он освободил его и кончиками пальцев наслаждался мягким скольжением по коже Шерлока, даже когда солоноватый запах секса пропитал комнату.

Шерлок терял голову от медлительности возлюбленного, дрожал и умолял. Его желание эхом отдавалось по венам Джона, пульсируя, как второе сердце, внизу живота.

Мягкая, и поношенная одежда натирала и стесняла движения, поэтому Джон быстро разделся и с той же впечатляющей эффективностью стянул штаны с Шерлока.

Именно тогда до него дошло, что он никогда по-настоящему не обращал внимания на спину, поясницу и ягодицы Шерлока и что пришло время исправить постыдное небрежение.

После того как Шерлок наклонился вперед, широко раздвинув ноги, Джон смог лицезреть сочное, округлое совершенство, едва прикрытое подолом ветхой рубашки.

— Боже милостивый, — прохрипел он и принялся за работу.

Для молодого человека его класса и образования, не говоря уже об уме и поразительной внешности, Шерлок был исключительно неопытен. Дело было даже не в том, что он не видел наготы или не сталкивался с эротизмом, а в том, что ему удалось изолировать эти переживания и наблюдать их с отстраненностью ученого. Даже когда он был охвачен веществами, изменяющими восприятие, его умственные способности возобладали над физическими потребностями, водрузив на этой территории флаг презрения, объявляя ее завоеванной.

Временами, приступы стыда были неизбежны, по мере того как тело восстанавливало контроль над происходящим.

Почувствовав, как пальцы Джона гладят и мнут его ягодицы, он покраснел, и выглядело это так, будто его только что обрызгали краской; затем любовник сделал кое-что, еще, более неприличное — раздвинул два холмика и лизнул по жгутику шва, остановившись недалеко от ануса.

Если бы он был полностью осведомлен о происходящем, то заметил бы закономерность; а пока, ему нужно было сосредоточиться на том, чтобы оставаться на ногах и сопротивляться желанию кричать, умолять и тереться о Джона, пока не опустошится и не насытится.

— Сожми его в кулак, — скомандовал Джон; горячее дыхание коснулось колечка стиснутых мышц. — Я хочу почувствовать, как ты мастурбируешь, — добавил он, обхватив ладонью мошонку и осторожно потягивая за яички Шерлока.

Реальность стала странно размытой и отрывочной: детектив осознавал острую необходимость, скользящий звук собственной руки, наглаживающей с сумасшедшей скоростью, пот, странным образом становившийся то горячим, то холодным, а в центре всего этого были рот и руки Джона, мучившие его с пробирающим до нутра удовольствием, балансировавшим на грани боли.

Он кончил, когда Джон кончиком большого пальца проник внутрь любимого. После того как он так жестоко отверг его, капитуляция оказалась полной неожиданностью, сорвав с губ Шерлока громкий крик и вызвав сильную дрожь по всему телу, выбившую его из колеи; не останавливаясь на этом, Джон прижал ладонь к его паху, близко к основанию члена, грубо массируя. Все это было для Шерлока, который рыдал, дрожал и изливался на тлеющие угли.

Позже они перешли в комнату Шерлока, которая оказалась ближе всего и где была большая кровать.

Они неторопливо прикасались к тем частям тела, которые не получили своей доли ласки, и обменивались глубокими, изучающими поцелуями.

— Ты не, ох, ты не,.. — попытался сформулировать детектив, но сбился от накатившего блаженного ощущения пальцев Джона, перекатывающих, потягивающих и пощипывающих соски.

— Что?

— Если бы ты только… о боже! — воскликнул он, когда к празднику эротики присоединились зубы и язык. — Кончил, — сумел выдавить он, заставив любимого самым милым образом захихикать.

— Ты был слишком отвлечен, чтобы заметить, что я позаботился об этом задолго до того, как кончил ты, мой дорогой.

— А что, если я захотел бы протянуть руку помощи?

— Ты и так много сделал, — ответил Джон, целуя Шерлока в надутые губы.

Какое-то время они просто лежали, наслаждаясь ощущением кожи друг друга, но поскольку у Шерлока в голове засела неотвязная мысль, то вскоре чары были разрушены.

— Почему ты не проник в меня? — бесцеремонно спросил он, не осмеливаясь посмотреть в глаза любимому, но его не остановит бессмысленная робость. — Тебе не нравится эта практика?

— Доверяю тебе потребовать ответа на все и сразу, — ответил Джон, накручивая на палец локон и мягко потягивая.

Тут же вернулись вретище и пепел, и Шерлок снова прижался к возлюбленному. 

— По сути, я совершенно доволен, — пробормотал он и закрыл глаза.

— Значит, хочешь, чтобы я тебя трахнул? — ухмыляясь, спросил Джон, через некоторое время. Он так сильно хотел этого, но вряд ли признался бы именно сейчас.

— М-м, — ответил Шерлок, придумывая план, как получить то, в чем он нуждался, и в этот момент стены сотряс оглушительный взрыв.

— Надень что-нибудь, мы спускаемся в убежище.

Джон инстинктивно накрыл собой любимого. Когда опасность миновала, он спрыгнул с кровати и стал одеваться так быстро, как только мог, в то время как Шерлок откинулся на подушки, разлегшись будто самодовольный паша.

— Я не повторяю дважды, — произнес он, пристально глядя на Шерлока, который лишь вздохнул, встал с постели и накинул одеяло на худые плечи.

— Я не хочу, чтобы миссис Хадсон увидела тебя во всей красе, — заявил Джон. — Вот, надень это, — приказал он, протягивая Шерлоку кашемировый халат, секунду назад перекинутый через спинку стула.

— Ее там не будет, — ответил Шерлок, когда его тащили к входной двери, как упрямого осла. — Ей нравится компания, поэтому она обычно ходит к Тернерам: у них там одно из этих убежищ Андерсона[2] из гофрированной стали — жуткие смертельные ловушки; какими же им еще быть, с таким-то названием.

Доктор собирался уточнить, но еще один взрыв, даже более громкий, чем первый, отправил обоих мужчин кувырком вниз по лестнице.

Ни один из них серьезно не пострадал: у Джона оказался неглубокий порез на правом предплечье, в то время как у Шерлока обильно текла кровь из носа. В волосах обоих запутались кусочки штукатурки, а на лицах и одежде налип слой грязи и пыли.

Все еще контуженные, они поспешили вниз по лестнице, ведущей в подвал.

Дверь была прочной, огнестойкой и, к счастью открылась без сучка и задоринки.

Детектив включил свет; его лицо превратилось в жуткую маску.

— Откинь голову назад, зажми переносицу и дыши ртом, — проинструктировал Джон, игнорируя свою травму. — В этом… дворце роскоши есть аптечка первой помощи?

— Мы должны были учитывать вероятность того, что окажемся запертыми здесь на долгое время, отсюда и удобства.

— Здесь даже холодильник есть, — воскликнул Джон со смесью удивления и раздражения.

— Ты можешь накричать на меня позже, — пробормотал Шерлок. — Слева от тебя туалет.

— Ну, еще бы.

Где-то высоко над ними убивали Лондон.

Джон обрабатывал нос Шерлока, а тот продолжал бормотать о черепе и микроскопе.

— Держу пари, ты никогда сюда не спускаешься, — сказал доктор, продезинфицировав свой порез и наложив на него клейкую повязку.

— Зачем? — фыркнул детектив. — Ничто не разрушит это здание, это немыслимо.

— Люфтваффе с этим не согласны; мы могли бы там погибнуть.

— Я должен вернуться за Мэггерсом, не дай бог с ним что-нибудь случится, — сказал Шерлок, содрогаясь от этой мысли.

— Ты никуда не пойдешь; во-первых, у тебя все еще идет кровь из носа.

— И подумать только, ты был уполномоченным в гражданской обороне, — ответил детектив тоном, от которого веяло величием.

— Я бы все еще был там, если бы не твой брат. Мы только зря потратим время бедных парней, если окажемся в ловушке под развалинами. Не думай об этом. Расскажи мне об имени Андерсон для убежища, — попросил Джон, устраиваясь поудобнее в шикарном кожаном кресле.

— Что… а, это, — нахмурился Шерлок. — Андерсон — коронер, который работает с Лестрейдом. Он ненавидит меня, и, должен признать, это абсолютно взаимно.

— Уверен, ты расскажешь почему.

— В отличие от Стэмфорда, который, возможно, не обладает острым умом, но знает свою работу, Андерсон, как минимум, небрежен и некомпетентен в большинстве случаев.

— Это он осматривал жертв Потрошителя?

— Насколько я знаю, — сказал Шерлок, чей голос все еще был приглушен заткнутыми в ноздри ватными шариками. — Я же сказал тебе, что опоздал. Они уже арестовали парня, и, поскольку не хотели, чтобы это повлияло на моральный дух нации, судебный процесс и приговор были выполнены оперативно.

— Твое внимание привлекла Грета Хейворд из-за алиби и места, где она была убита, но как насчет других жертв? Насколько я помню, их было трое, или около того.

— Первая — Эвелин Отли, проститутка, найдена задушенной в своей квартире. Вторая — Кэтрин Кинг, танцовщица из Сохо. Найдена два дня спустя, в подвале клуба, в котором работала: тело и лицо зверски изуродованы. Ее опознали по одежде и документам. Через три дня настала очередь Греты Хейворд, но на этот раз предполагаемый убийца оставил отпечатки пальцев и пропуск на размещение. Камминс был арестован, а остальное ты знаешь. Я заканчивал другое расследование, вот почему мне потребовалось больше месяца, чтобы заново ознакомиться с этим делом.

— Почему они были так уверены, что всех прикончил один и тот же человек?

— Сходство в способе совершения преступлений: в том, как была порвана одежда и нейлоновые чулки, то, что ни одна из жертв не подверглась сексуальному насилию и что убийца дал каждой из них по пятифунтовой банкноте. Они были новыми и, похоже, из одной пачки. На последней — той, что нашли в «Блэндфорде», — обнаружили отпечатки его пальцев.

— Что тебе известно о двух других жертвах?

— Не много, кроме того, что напечатали газеты, а это не стоит и фартинга. Лестрейд отказался сотрудничать; в конце концов, он нашел виновного, и, поскольку с тех пор, как Камминса повесили, таких убийств не было, будет трудно убедить его в обратном. 

— Благодаря человеку, которого ты назвал умирающим болтуном, мы можем заставить инспектора возобновить дело, — сказал Джон. — По крайней мере, ему придется поделиться с нами имеющейся у него информацией. И если мы заподозрим нечестную игру, то вполне могли бы получить разрешение на эксгумацию тел и попросить другого патологоанатома осмотреть их. Держу пари, Стэмфорд не стал бы возражать.

Лицо Шерлока просветлело, и на какое-то время все горести были позабыты.

— Ты чудесный проводник света, мой дорогой, — воскликнул он и пошел искать бутылку, чтобы отпраздновать это событие.

— Только не говори мне, что держишь здесь шампанское, — сказал Джон, втайне напыжившись от комплимента.

— Где мне хранить вино, если не в подвале?

«И вот, я сделал это снова», — подумал Шерлок. Но когда рискнул искоса взглянуть на своего спутника, то не заметил следов гнева и напряжения, которые Джон демонстрировал тем днем в такси.

— Тогда налей нам по стаканчику, чего ты ждешь?

Детектив решил, что случай требует чего-то менее легкомысленного, чем газированный напиток, поэтому он откупорил бутылку «Montrachet»[3]; так получилось, что это было любимое вино Майкрофта, что удвоило получаемое удовольствие, разделив его с Джоном.

Они пили медленно, прислушиваясь к далекому рокоту смерти, желая, чтобы он исчез; знаменитое сочетание алкоголя и занятий любовью вогнало их в ступор, который вскоре превратился в забвение.

На следующее утро, покинув вынужденное уединение, они с радостью обнаружили, что здание пережило ночь.

— О, мои дорогие мальчики, вот вы где! Я так всегда волнуюсь.

Миссис Хадсон, безукоризненно одетая и причесанная, приветствовала их теплой улыбкой и беспокойством в добрых карих глазах.

— Несомненно, начинать искать нужно было отсюда, — сказал Джон, пытаясь разрядить обстановку. Леди бросила на него насмешливый взгляд и громко фыркнула.

— Нога его величества никогда не ступала в убежище, особенно в собственное, — сказала она, но смягчилась, увидев распухший нос Шерлока.

— Я оставила для вас наверху утренние газеты и кофейник свежего кофе. Еще хлеб и джем, а на горячей плите сосиски. И немного прибралась; повсюду были разбросаны книги, но, к счастью, эти новые оконные стекла, похоже, послужили на славу.

— Вы просто сокровище, — ответил Джон, подталкивая фыркающего Шерлока к лестнице.

— Заставь его съесть что-нибудь, до того, как он возьмется за газеты, — прошептала она, как только детектив оказался вне пределов слышимости.

— В чем дело? — пробормотал он в ответ.

— Держи «Morning Post» подальше от него, — ответила она. — Лучше поторопись, а то будет слишком поздно.

— О чем она бормотала? Надеюсь, не о еде опять, — возмутился детектив, сразу же направившийся к полке, на которой хранился его любимый череп. Миссис Хадсон сделала все возможное, чтобы вернуть все предметы на свои места, но, очевидно, этого оказалось недостаточно. Шерлок перекладывал бумаги на столе в гостиной, когда внезапно понял, что Джон не ответил.

— Джон, — позвал он и поспешил на кухню, — почему ты молчишь?

— Я накрываю стол к завтраку, вот почему, — ответил Джон, но Шерлок смотрел на него, пока тот наливал кофе, и догадался, что что-то не так.

— Надеюсь, плечо не разболелось вновь?

— Конечно, это чертовски больно, но я переживу.

— Мне бы и в голову не пришло предположить обратное; если не оно, то, что тогда?

Шерлок оглядел комнату, и его взгляд упал на стопку газет: миссис Хадсон всегда выкладывала «Post» сверху, потому что там были самые свежие новости, но этим утром она, похоже, изменила порядок. Возможно, ее выбили из колеи события предыдущей ночи, но даже они не объясняли бы изменений в настолько укоренившейся привычке. Для нее это было естественно; она это делала не задумываясь.

— Ты прочел «Post», — произнес Шерлок, и по реакции Джона понял, что угадал правильно.

— Выпей хотя бы кофе, — сказал Джон, но Шерлок уже схватил газету и заметил изобличающую статью.

— Мне так жаль, мой дорогой, — сказал Джон. — Отель «Блэндфорд» пострадал от большого количества зажигательных смесей — древнее здание, много дерева — он сгорел дотла, прежде чем пожарные смогли до него добраться.

— Но здесь говорится, что здания, примыкавшие к нему, остались нетронутыми, — указал Шерлок, читая отчет, написанный в обычном сенсационном, безграмотном стиле «Post».

— Такое постоянно случается, как ты знаешь.

— И одно из них — Евангелическая библиотека[4], — торжественно заявил детектив. — Книги, горы книг; и почему ВПС не прибыли вовремя? В конце концов, это Бейкер-стрит, а не чертова Олд-Кент-роуд!

— Я еще не выглядывал наружу, но готов поспорить — исчезло еще несколько зданий.

— Говорю тебе, нападение было не случайным, — настаивал Шерлок. — Оно было тщательно спланировано и приведено в исполнение. Мы должны отправиться туда прямо сейчас, пока они не уничтожили все улики.

— И что мы там будем делать?

— Для начала соберем образцы взорвавшихся устройств, — ответил Шерлок. — И что ты скажешь насчет отсутствия смертельных случаев? В статье говорилось, что отель был эвакуирован за два часа до начала воздушного налета. Почему это произошло? Можно подумать, что бесхребетные чудаки, пишущие эту чушь, знакомы с основами журналистских расследований, но нет, мой дорогой, не повезло! Нам придется сделать за них всю работу.

Примечание переводчика:

1 — Вретище и пепел использовались во времена Ветхого Завета как символ унижения, печали и/или покаяния. Желая продемонстрировать раскаяние, люди часто одевали вретище, садились в пепел и посыпали им голову. Вретище (или рубище) было одеждой из грубого материала, обычно сделанного из шерсти черной козы, поэтому носить его было довольно неудобно. Пепел означал запустение и разорение.

Когда кто-то умирал, ношение вретища показывало искреннюю скорбь о потере этого человека. Мы видим пример этого, когда Давид оплакивал смерть Авенира, командующего армией Саула (2 Царств 3:31). Иаков также продемонстрировал свое горе, надев вретище, когда подумал, что его сын Иосиф был убит (Бытие 37:34). В этих случаях оплакивания мертвых упоминается вретище, но не пепел.

Пепел сопровождал вретище во время народного бедствия или покаяния в грехе. В книге Есфирь 4:1, например, описывается Мардохей, который разорвал свои одежды, одел вретище, посыпал голову пеплом и вышел в город, «громко и горько плача» (тут и далее — Новый Русский Перевод). Так он отреагировал на весть о том, что царь Ксеркс разрешил нечестивому Аману уничтожать евреев (см. Есфирь 3:8-15). Мардохей был не единственным, кто горевал. «В каждой провинции, куда пришел указ и повеление царя, у иудеев была великая скорбь и пост, плач и сетование, и многие из них, одевшись в рубище, лежали в пепле» (Есфирь 4:3). Евреи отреагировали на ужасную новость, касающуюся их народа, вретищем и пеплом, показывая свое глубокое горе и отчаяние.

Вретище и пепел также использовались как публичный знак покаяния и смирения перед Богом. Когда Иона объявил народу Ниневии о предстоящем наказании за их нечестие, все, от царя до самого малого, отреагировали покаянием, постом, вретищем и пеплом (Ионы 3:5-7). Во вретище облачили даже животных (стих 8). Они рассуждали так: «Кто знает, может быть, Бог еще сжалится над нами и передумает, сменит Свой пылающий гнев на милость, и мы не погибнем» (стих 9). Интересно, что в Библии нигде не упоминается, чтобы в послании Ионы шла речь о милосердии Бога; но они его получили. Понятно, что облачение ниневитян во вретище и пепел не было простым притворством. Господь увидел настоящую перемену — смиренную перемену сердца, представленную вретищем и пеплом, — и это заставило Его «смилостивиться» и отменить Свой план по их уничтожению (Ионы 3:10).

В Библии упоминаются и другие люди, носившие вретище: царь Езекия (Исаии 37:1), Элиаким (4 Царств 19:2), царь Ахав (3 Царств 21:27), старейшины Иерусалима (Плач Иеремии 2:10), Даниил (Даниила 9:3) и два свидетеля в Откровении 11:3.

Проще говоря, вретище и пепел использовались как внешние признаки внутреннего состояния. Такой символ свидетельствовал о переменах в сердце и искренности горя и/или раскаяния. Бог реагировал не на вретище и пепел, а на смирение, которое демонстрировало такое действие (см. 1 Царств 16:7). Прощение Господа в ответ на искреннее покаяние восславляется словами Давида: «В танец радости Ты обратил мой плач, снял лохмотья с меня и веселье меня препоясал» (Псалом 29:12).

Отсюда.

2 — Одной из мер противодействия «менталитету жителей подземелья», направленных на обеспечение как можно более широкого рассеяния граждан во время налета, было распространение таких убежищ, которые могли быть сооружены в садах около домов.

Идею разработки убежища Андерсона обычно приписывают тогдашнему министру внутренних дел Великобритании Джону Андерсону (впоследствии — сэр Джон Андерсон). Идея изготовления дешевого домашнего убежища для защиты семей от бомбежек была в течение определенного периода предметом его забот.

10 ноября 1938 года Джон Андерсон поставил соответствующую задачу перед инженером Уильямом Паттерсоном. Паттерсон, вместе с содиректором проекта Оскаром Карлом Керрисоном, через неделю представил первый чертеж, а через две недели первую модель.

Пишут, что для проверки прочности этой модели Джон Андерсон тут же запрыгнул на нее обеими ногами! Результатом он остался доволен и передал модель и чертежи в Институт гражданских инженеров для их оценки тремя экспертами. Этими экспертами стали мистер Дэвид Андерсон, мистер Бертрам Лоуренс Хёрст и сэр Генри Джапп. Они дали положительную оценку, и к концу февраля 1939 года первые убежища Андерсона были доставлены семьям, проживавшим в Айлингтоне, районе в северной части Лондона.

Вначале Андерсон предложил устанавливать убежища Андерсона внутри домов, но от этого отказались, представив себе жуткую картину того, что может случиться, если дом обрушится и возникнет пожар — тогда люди внутри убежища будут изжарены заживо. Такие убежища было рекомендовано устанавливать исключительно вне домов.

Убежище представляло собой пустотелую конструкцию, которая собиралась из четырнадцати листов гофрированного железа; ее высота в собранном виде составляла 6 футов (1,8 м) ширина 4½ фута (1,4 м), длина 6½ футов (2 м). Конструкцию заглубляли на глубину 4 фута (1,2 м) и покрывали слоем земли не менее чем 15 дюймов (0,4 м). Все граждане с доходами менее 250 фунтов стерлингов в год обеспечивались убежищами Андерсона бесплатно, а граждане с более высокими доходами — за плату в 7 фунтов. Было сооружено 2 250 000 таких убежищ. Британцы, как это им свойственно, придавали им уютный вид: внутри обустраивали спальные места, снаружи на защитной земляной насыпи сажали цветы и овощи.

После окончания Лондонского блица, летом 1941 года, один американский журналист написал: «Большей опасностью, чем возможный удар бомбы, было то, что на голову с кровли бомбоубежища свалится кабачок».

Убежища Андерсона предоставлялись только тем, у кого был сад, где можно было установить это убежище, — таких людей было меньше 20 % населения.

Когда разразилась война, многие были рады, что у них есть убежище Андерсона, но как только погода испортилась, энтузиазма по этому поводу стало меньше. Мысль о том, чтобы перебраться из теплой домашней постели в холодную сырую нору была не очень-то заманчива.

В первую военную зиму 1939/40 года убежища Андерсона не понадобились в качестве защиты от бомб, но, когда начались дожди и эти убежища затопило, они хорошо послужили бойцам Вспомогательной пожарной службы (AFS) для тренировки откачивания воды всасывающими шлангами.

Хотя убежища Андерсона и заливало водой во время дождей, они оказались замечательно эффективной защитой от бомбежек в период Лондонского блица.

Вот тут еще информация и фото. 

3 — Вина из Монтраше почти полностью состоят из Шардоне, в отличие от других белых бургундских вин. Эти вина, как и большинство французских вин, упоминаются по месту происхождения, а не по сорту винограда.

4 — Евангелическая библиотека в Баундс-Грин, Лондон — бесплатная библиотека для христианских служителей, студентов и других мирян. В течение многих лет библиотека располагалась на Чилтерн-стрит в центре Лондона (мы помним ведь, да, что упоминаемый в этой главе отель, куда рвался Шерлок, также находится на этой же улице). В середине 2009 года она переехала в Северный Лондон.

Библиотека была основана по замыслу Джеффри Уильямса (1886-1975) как предлагающая самые лучшие протестантские евангелические ресурсы. В этом стремлении его очень поощрял в 1938 году тогдашний помощник священника Вестминстерской часовни доктор Мартин Ллойд-Джонс. До переезда в 1944 году на Чилтерн-стрит, недалеко от станции метро Бейкер-стрит, она была известна как Беддингтонская бесплатная библиотека Благодати, расположенная в крошечной деревне Беддингтон, графство Суррей.

В библиотеке хранится более 80 000 евангельских книг. Она также располагает обширным архивом нескольких евангельских периодических изданий. В ней проводятся ежегодные лекции и регулярно издается журнал «In Writing» (ранее известный как «Бюллетень евангелической библиотеки»).