…попытка создать рай на земле неизбежно приводит к созданию преисподней.

Карл Поппер

РЕДЖИНА

1

Радио затрещало и взвизгнуло, когда сбоку мелькнула табличка. Адский шум. Я вцепилась в переключатель на магнитоле — в этот момент местная станция нашлась сама, затренькала какая-то веселая кантри-глупость. Но это ничего не исправило: мигрень долгого дня прорезалась сильнее и теперь не собиралась уходить. Паршивое напоминание, что давно стоило поесть. И отсидеться где-нибудь, куда не доставало рябящее солнце.

Я выключила радио, и остался только стрекот мотора и свист деревьев за окнами. Ну и глушь. Будь я Рэнделлом Уайтом, или любым другим недоделанным мошенником, засела бы где-нибудь там, в чаще по обе стороны — хрен найдут. Но белый воротничок Рэнделл явно не из тех, кто соорудил бы себе хижинку или поселился в трейлере, набираясь душевных сил в лоне природы. Его едва хватит, чтобы переползти границу дикарем.

Трасса вильнула влево, за поворотом деревья совсем закрыли солнце — стало получше. Машина быстро наполнилась приятной сыростью октября. Еще пару километров держались лесные сумерки, но потом у обочины возникло пятно света. Как в мультфильме или видеоигре, подсвечивалась заправка. А я-то наворачивала круги возле Салема, чтобы залить полный бак в дорогу. Карты показывали, что никакой заправки здесь быть не должно, но под козырьком стояла машина, и кто-то возился с ней. Возможно, Уайт заехал туда, только вряд ли я узнала бы там что-то новое. Догнать бы его уже и забыть.

За заправкой нарисовалось серое одноэтажное здание, не дом, но что-то деловое. Лес редел. Машину несло в открытую местность, залитую ослепительным светом, и дома росли из ниоткуда — до ближайшего города, вроде как, полагалось ехать еще час, выжимая добрые шестьдесят миль. Похоже, вселенная услышала мое нытье и, закатив глаза, выдала это чудо, в котором Уайт мог задержаться.

В первую же развилку впадала главная дорога, по крайней мере, так это выглядело: с обеих сторон ее облепили самые разные дома, наперекор тащились машины. Я свернула. Навигатор на телефоне, прикрепленном к панели приборов, возмущенно запиликал. Стрелочка прошлась по зелени, обозначающей лес, потом замелькала и пропала. «Неверный путь». Я сбросила телефон на соседнее сидение.

Прохожие подсказали, где искать единственную на весь город гостиницу. Она оказалась домом в тюдоровском стиле, переделанным под сдачу комнат: ухоженно, но очень старомодно, прямо прошлый век. Девушка за стойкой улыбнулась кроваво-красными губами на белом лице; густо накрашенные глаза смотрели не по-приятельски игриво. Красивая. И проницательная, судя по всему.

— Милое у вас тут местечко, — улыбнулась я.

— Еще бы, мы вроде как под крылом у самой мадам мэра. Добро пожаловать. Я Руби, чем могу помочь?

Она театрально надулась, узнав, что я не собираюсь оставаться на ночь. «Уайт? Нет, таких не было. Но мужичок вроде того, что ты описала, снял комнату вчера. Выписался минут тридцать назад».

Да за такую новость я бы осталась не на одну ночь — сразу на три. Правда, пришлось сорваться обратно в дорогу.

Рекомендации не помогли: я запуталась и наворачивала круги, пока наконец не увидела знакомые дворы. Пара поворотов, и город начал оседать, пока за пролеском не поднялся густой темный бор. Машина ворчала на скорость, гул стоял дикий — боль в голове поутихла перед картинкой того, как на горизонте появится серый потрепанный Форд. А там-то Рэнди уже некуда будет бежать, даже если поймет, что происходит.

Мотор отозвался на смену передач угрожающим рыком. Похоже, ретро-развалюха решила взять на слабо. Как будто знает, зараза, что у меня не поднимется рука ее поменять, пока все четыре колеса держатся вместе. Темно-зеленое месиво по обе стороны надавило, я рыкнула: хрен с ним. Вряд ли Уайт мчит как бешеный, нарываясь на проблемы с копами.

Стрелка спидометра вильнула влево — ничего, поиграем в детектива еще немного, если понадобится. В конце концов, я смогу выволочь Уайта даже из Канады, и пусть после всех трудов только заикнется о принуждении или похищении.

Трещал люминисцент. Я разлепила веки, и лампа вспыхнула прямо в голове — зажмуриться, увидеть красные пятна. Твою мать.

Что-то выскочило на дорогу, я резко свернула — и вот я здесь. Либо больница, либо участок. Приглушенно играло ебучее кантри, кроме него — тишина; на больницу пока походило мало. Я открыла глаза, привыкла к свету и осторожно села, лицом к зеленой металлической решетке. За ней развалился, спиной к стене, мужчина сорока восьми лет: тучный, помятый, с отпущенными волосами и недлинной бородой. Он дремал, скрестив руки на груди, и не видел, как я на него уставилась.

Рэнделл, мать его, Уайт. Собственной персоной.

Вот получилось бы забавно, если бы я уехала: судя по тому, что за окнами уже почти стемнело, я могла добраться до самой границы. И без того все плохо вышло. Рэнди в розыске, шериф наверняка уже узнал об этом. То есть, беглец нашелся сам собой, а я как бы ни при чем. Как же иногда хочется работать на ставку, а не на результат.

Мы просидели в молчании какое-то время, притворяясь, что не замечаем друг друга. Я даже начала отделять тиканье часов от бубнежа радио. По ту сторону решетки стояли четыре стола со старыми компьютерами, явно бесхозные; кабинет шерифа, отделенный от остального офиса стеклянными стенами, выглядел получше, но и там никого не было. Хоть чем-то интересным казалась карта города на стене возле камер, но рассматривать ее быстро наскучило. Я уже собиралась лечь обратно, когда услышала шаги и лязг ключей. Приблизившись к двери, человек за ней немного постоял и только потом зашел.

Обычно шерифом захолустья вроде этого представляешь мужика среднего возраста, раздобревшего на пончиках и спокойствии города. Вошедший мужчина выглядел на тридцать и все свободное время, видимо, проводил в спортзале. Да он даже носил тройку, подумать только — правда, как-то небрежно и с кожанкой вместо пиджака.

— Мистер Хэнрэтти, — вздохнул шериф, медленно шагая к камере, — я вас поздравляю: мадам мэр сегодня в хорошем настроении. Она решила, что лишние проблемы городу не нужны, если вы уедете без происшествий.

Провернув ключ и открыв дверь, шериф натянул улыбку:

— Я верну ваши вещи и провожу.

Хэнрэтти? Серьезно? Рэнделл поднялся, хмуро глядя на шерифа, но ничего не сказал, только кивнул. Похоже, он принял какие-то правила игры, которые его так хорошо заткнули. Черт, я же тоже не в больнице очнулась.

— Эй! — я вскочила, поборола желание миленько приземлиться обратно под весом пятен перед глазами. — А для меня доброты мэра не найдется? За что я тут вообще?

Шериф глянул на меня стеклянными темно-синими глазами. Ничего, кроме усталости, они не выражали.

— Порча городского имущества. Вы снесли знак на выезде.

— Я попала в аварию! Там был волк, кажется…

Никто уже не слушал. Уайт усмехнулся, оглянувшись на меня, и оба ушли. Сука! Дверь в камеру громыхнула от удара, но в итоге осталась только боль в ладонях. Я прошлась туда-сюда: думай, думай, думай. Выходов, правда, немного; не буду же я взламывать замок чем придется, как в лихие подростковые годы, чтобы не найти свои документы с ключами и попасться шерифу-психопату. Оставалось только одно, но я не могла просто сесть и спокойно ждать.

Когда шериф вернулся, я снова подалась поближе к решетке:

— У меня предложение.

Он глянул на меня исподлобья, скрестил руки на груди и подошел.

— Хотите обменять задержание на штраф?

— А-а-ага. И сколько там нужно за ремонт знака.

Все равно с поимки Уайта получу в разы больше.

— Слушайте, с местными такой номер не прошел бы. Но вы, я так понимаю, проездом.

— Абсолютно случайно здесь вообще оказалась.

Шериф мой энтузиазм не оценил. Он сощурился, улыбнувшись, будто эта натянутая улыбка отдавала кислинкой на мягком небе. Вернулся и взял ключи со своего стола.

— Вы меня слышали, городу проблемы не нужны. В двух кварталах отсюда есть хорошая гостиница, отдохните перед дорогой, но после этого — я жду, что вы уедете. И сюда, — он указал взглядом на камеры, — не вернетесь.

Ключ с болезненным скрипом провернулся в скважине.

Надо отдать шерифу должное: он избавил нас обоих от возни с документами. Пара подписей — и я уже шла на выход из участка, накручивая брелок с ключами на пальце. Если Уайт решил не ехать куда-то ночью и остаться в городе — он мой. Если он все-таки рискнул — тоже мой, только попозже. Хотя, наверное, он уже решил, что раз поддельные документы помогли с шерифом, то бояться нечего.

Без солнца на улице ощутимо похолодало. Я вздрогнула и поежилась, но прохлада оседала сладостью в горле и приятно покалывала в груди. Мой Жучок, припаркованный возле участка, не пострадал, не считая вмятины на водительской двери.

За Жучком стоял серый потрепанный Форд.

Улица уже опустела, работал только магазинчик с выпечкой; продавец собирался закрываться, когда я заглянула, но Уайта там не было. Я взяла кофе с пирогом и вернулась к машине. Форд стоял пустой и закрытый. Пару минут, попивая кофе, я слышала, как уходил парень из магазина: сырая улица далеко разносила каждый звук. Потом пришлось отогнать Жука в ближайшую подворотню, чтобы не нервировать шерифа; я все еще могла видеть машину Рэнделла, греясь в салоне.

Шериф закрыл участок и ушел, а Рэн Уайт все не возвращался. И Господи, как же хотелось спать. Теплая сытость, помноженная на часы в одной и той же позе — я тарабанила по рулю пальцами, чтобы отвлечься. Никакого кантри из радио. Наверное, стоило съездить в гостиницу и проверить, не добрался ли Уайт до нее пешком, но не хотелось оставлять машину без присмотра. Да и не похоже это на него: просто уйти. Он много чего наворотил на эмоциях (спасибо большое), а тут вдруг — бросить машину возле участка, в котором Уайта держали за решеткой. Чтобы с утра пораньше помозолить глаза копам, будучи в бегах.

Не выдержав, я прошлась до ближайшей автобусной остановки и посмотрела расписание рейсов до Бостона. Нет, этот вариант тоже не годился.

Снова за баранку. Ужасно не хватало кофе, но никто не продавал его посреди ночи. Никто ничего не продавал, и даже окна жилых домов погасли; не то что в некотором прибрежном городе, в самых тихих районах которого всегда обитают пьяные студенты. Если Уайт вдруг решил прогуляться по окрестностям, наслаждаясь мертвенной тишиной и покоем, я его даже не осужу. Наоборот, я буду очень рада. Расспрошу его по дороге в Бостон — и хоть путеводитель издавай: топ-десять лучших мест, чтобы бесследно пропасть посреди ночи. И вынудить одну голодную, холодную, сонную блондинку озвереть еще пуще прежнего.

Я свернула за здание, возле которого оставила машину. Прыгнула обратно.

Шериф стоял, уперевшись рукой о крышу авто, и разглядывал салон через окно. Лицо его я не увидела, но по фигуре и цвету волос все прекрасно поняла. Милая у мужика выдалась ночка: арестовал двоих — и двое куда-то делись, побросав свои машины. Не одну меня волновал тот Форд на стоянке.

Судя по звуку шагов, шериф обошел Жука кругом: медленно, то и дело прерываясь. Остановился и стал ждать. Я не двигалась, еще не хватало выдать себя чем-то — а потом объяснять, чем я занималась в такой час возле машины пропавшего.

Нервный стук пальцев о металл: раз-два-три, раз-два-три.

Ребра не могли разъехаться для большого вдоха — было бы слишком шумно. Шериф никуда не уходил, только прошелся туда-сюда пару раз. Понятия не имею, чего он от меня хотел, и выяснять как-то не тянуло; с каждой минутой это все меньше походило на попытку дружески выяснить, как у меня дела.

Не дождавшись меня, шериф зашагал в сторону участка. Только тогда я прислонилась к стене дома и осторожно выглянула, чувствуя, каким легким был воздух тем вечером и как быстро билось мое сердце. Оно пропустило удар — пиликнула сигнализация Форда.

Когда я перебралась к Жуку, пригнувшись и спрятавшись за его капотом, шериф уже садился в машину Рэнделла. Ни одного хорошего объяснения, откуда у него ключи. И что он собирался делать. Форд мягко, неторопливо тронулся, а я не высовывалась из укрытия: что-то подсказывало, что попади я в зеркала — взвизгнут тормоза.

Как же захотелось запрыгнуть в Жука и съебаться в Бостон. Неважно, сколько волков-автостопщиков поджидало бы на пути — лишь бы подальше отсюда. Еще больше я захотела этого, когда наконец смогла пробраться в салон и завела мотор. Но я развернулась и поехала к трассе дворами. Форд шел параллельно мне, чуть опережая.

Не знаю, как не выкрутила руль в противоположную сторону, когда шериф свернул на выезде из города. Дважды два уже сложились в циничный результат: хер мне, а не деньги. Лучше объявить Уайта сбежавшим и не ввязываться, не то меня ввяжут по самое не хочу. Но я ехала за Фордом, погасив фары. Упертая дура.

В полной темноте леса, облепившего дорогу, пришлось ехать на ощупь: огни машины впереди оставались на порядочном расстоянии. Позади — никого. Днем я даже не думала о том, в какую бесконечную холодную черноту могут превратиться заросли деревьев по обе стороны. В этот раз не ощущался запах хвои.

Форд проехал пару миль и замедлился. Я остановилась на обочине, вцепившись в рычаг передач: вдруг придется делать полицейский разворот. Не отпускала его, пока машина впереди, покачиваясь на ухабах, не съехала с асфальта и не заковыляла в лес. Никакой дороги, даже колеи, там не было, это я запомнила. Если уж соберешься уезжать из этого адского города, то направлять тебя будет чаща.

Свет Форда скрылся за массивом, и темнота стала сплошной. Ни ветра, ни сверчков, только тихое фырчание мотора позади. Я не двигалась, глядя через лобовое стекло и толком ничего не видя.

Как поступить по уму, я прекрасно знала.

Но как поступить по-человечески?

Двадцать восемь лет назад где-то здесь, то есть на востоке Мэна, два человека, наверное, задавались тем же вопросом. Один выбрал логику: избавиться от младенца, которого не по силам прокормить; не было большого смысла даже утруждаться с документами в детском приюте. Другой выбрал второй вариант и отвез малыша к людям. Так я не замерзла насмерть.

Я вздохнула и развернула машину обратно в город. Рэнделл Уайт — далеко не грудной ребенок, у которого из грехов — разве что громкий плач; нужно шевелиться до того, как эта мысль приживется. С этого ведь все всегда начинается. Допусти даже крохотное оправдание — и обгоняй снежный ком.

Я оставила машину там, где шериф видел ее в последний раз, и отправилась в гостиницу пешком. Все в городе выдавало его возраст — второй Бикон-Хилл красного кирпича и белого сайдинга. Кварталы разделяла широкая дорога, чернеющая вокруг пятен света от фонарей. Если бы мне нужно было найти человека, в ночи разгуливающего по этим улицам, я была бы довольная как сытый кот. Так что я шла и оглядывалась, ежась от ночного холода.

Даже скрип моей кожанки звучал на всю улицу. Ходячая мишень в красной коже.

Красной была улыбка Руби, когда я добралась наконец до двора гостиницы. Сигаретный дым скользил по красивым губам.

— Что ж ты так долго бродила, внученька? Принесла мне ужин?

Я рассмеялась в первый раз за несколько дней. В темных волосах Руби проглядывались красные пряди. К милым безопасным девочкам, у которых ищут комфорта, ее точно не отнесешь, но Боже, как хотелось просто постоять рядом с ней. Как хотелось не думать о дороге в лесу и обо всем, что возле нее бросают.

— Нет, но мы сможем договориться.

Я поднялась на крыльцо. Сигарета пахла какой-то вкусной добавкой, фильтр уже был измазан помадой. В темноте большие глаза Руби казались черными, но я вдруг вспомнила — они зеленые; в них бликовал теплый свет из окон.

— Так ты останешься.

— Ненадолго.

— Класс. А то без тебя здесь тоска смертная.

Ну да, рассказывай. Я даже не попыталась сойти польщенной, Руби только больше развеселилась. И это чудо живет под боком шерифа, который избавляется от чужих машин посреди ночи.

Хорошо избежала неприятных мыслей, нечего сказать.

— Слушай, — я понизила голос, и Руби мгновенно подалась вперед. Как будто и вправду вот-вот доверится. — Что ты думаешь о вашем шерифе?

— Жуткий зануда, даже вокруг города погонять не дает. Мистер Правильный. С его внешностью — это само по себе преступление. — Она затянулась, попыталась выцепить взглядом эмоцию на моем лице. Что-то поняла, судя по заговорщическому виду. — А что?

Я пожала плечами.

— Повесил на меня вину в аварии, толком не разбираясь. А я не очень люблю, когда меня без спроса арестовывают.

— И что, прямо с наручниками?

— Может быть.

С ее губ сорвался то ли смешок, то ли рык. Ветер закопошился в высоких кустарниках — бесформенное нечто в густой полутьме.

— Думаю сходить к мэру, поздороваться. Вдруг поможет.

Руби кивнула и потушила сигарету, истлевшую на две трети.

— Хорошая идея. Но, Эмма, — она снова посмотрела на меня, бледная, с неизменно-красной ухмылкой, сочащейся приветливостью и абсолютно лишенной простоты, — она знает, что ты здесь.