С неба падали пушистые снежинки, застилая все в округе. Серые дороги после осени теперь стали ровными, красивыми и белоснежными, даже голые деревья перестали казаться чем-то пугающим. А когда они покрывались инеем, или ветки клонились к земле под слоем тяжелого снега, то совсем были похожи на белоснежных стражей, что защищали деревеньку КёнСу. Сам омега любил зиму. Он родился, когда на улице стоял колючий мороз, а в двери завывала вьюга. Он любил гулять подолгу в это время, вдыхая холодный воздух, и лишь только горячая волчья кровь не давала ему замерзнуть. КёнСу всегда с нетерпением ожидал своего дня рождения, стараясь угадать, что подарят ему родители. И так было все восемнадцать лет.
Сейчас же омега сидел в своей комнате, смотрел на падающий снег и ненавидел эту зиму. Она забрала у него все — любовь, свободу и родной дом. Его любимый Тао, о котором омега сейчас старался думать как можно реже, исчез, как только появился первый снег. А Чонин, постучавшись в их дверь, забрал сразу же все — и свободу и любимую комнату в родительском доме. Что ожидало КёнСу в лачуге отшельника, омега просто старался не думать.
— Сынок, ты бы поел, — папа потянул его за руку, утаскивая на кухню.
— Я не хочу, спасибо, — КёнСу пытался уйти обратно к себе, но серьезный взгляд отца его остановил. — Хорошо, я буду есть.
Папа радостно упорхнул к печке, доставая теплый чугунок с супом.
-КёнСу, через два дня твоя свадьба. Вчера на совете вожак объявил о ней, и теперь все в курсе. Так что гостей будет много. Думаю, самое время теперь начать к ней готовиться.
— Готовиться? — КёнСу безразлично поднял глаза на альфу. — Если бы была весна, я бы собрал цветы, но ведь сейчас зима, и вокруг ничего, кроме снега.
Вообще младшему омеге уже было все равно, что происходило в его жизни. После того, как Тао оставил его и не пришел даже попрощаться, в груди сидела боль, которая разъедала его сердце изнутри. И когда Чонин принес горечавку, он просто всхлипнул в ответ и кивнул папе, соглашаясь со всем. Даже если бы теперь ему сказали уходить из деревни, он бы недолго думая ушел, не переча никому. Для молодого омеги, который никогда не испытывал ничего подобного, вся жизнь превратилась в существование.
— Цветов не будет, но рубаху и украшения все же надо подготовить, — папа поставил чугунок на стол и присел рядом с сыном, приобнимая того за плечи.
— Но все свободные омеги выйдут замуж весной, а я — через два дня. Это странно. Неужели мы не могли подождать до первых цветов в лесу?
— КёнСу, в этом нет ничего странного или отталкивающего. Бывают разные ситуации. А вдруг через два месяца уже будет поздно? Тебя просто засмеют все омеги.
— Почему поздно… — КёнСу явно не понимал, что хочет сказать ему папа, и пытался разузнать, но тот настойчиво перебил сына и продолжил.
— Сынок, забудь обо всем. Ты родился зимой и это твое время года. Твоя свадьба будет самой красивой, так как деревня больше не увидит никогда такого очаровательного жениха во время морозов и стужи. Ты будешь главным украшением свадьбы, — папа ласково потрепал сына за щечку, а отец улыбнулся.
Все-таки Чонин действительно спас их семью от всех печалей. Родители только надеялись, что эта женитьба не окажется самым главным испытанием в жизни их сына.
***
На улицу опустился вечер, и вся деревня начала потихоньку стекаться к дому вожака, возле которого всегда праздновали воссоединение молодых пар. Тут же на небольшой центральной площади были накрыты два длинных деревянных стола, на которых традиционно стояла только выпивка. Все остальные яства как всегда находились в доме родителей омеги.
Между столами была протоптана дорожка, по которой в скором времени пройдет омега. С двух сторон ее освещали факелы. Даже крыльцо вожака украсили маленькими лучинами, что тлели и были похожи на ярких мотыльков.
Гости, потихоньку стекаясь со всех концов деревни, переговаривались и ожидали появления будущих супругов. В скором времени показался Чонин в неизменной накидке. Он остановился рядом с крыльцом вожака, как и полагалось, и развернулся к гостям. Окинув взглядом два стола, отшельник оттянул капюшон, расположив кончик на макушке, и поклонился в обе стороны, тем самым выражая уважение. Гости поклонились в ответ, но зашушукались, так как не все знали отшельника в лицо. Поняв, что на него обращено слишком много внимания, Чонин снова натянул капюшон, скрываясь от посторонних взглядов.
Когда же на крыльцо вышел вожак с супругом, а факелы вновь разожгли поярче, все гости разом отвернулись от отшельника и перекинули свои взгляды на другого участника зимней свадьбы. Их разговоры и переглядки тут же прекратились, когда перед ними предстала семья До. Даже отшельник вновь сдвинул капюшон на макушку, демонстрируя интерес к своему будущему мужу. А тут было на что посмотреть…
Белая кожа омеги светилась своим неповторимым цветом. Черные густые волосы подчинялись каждому порыву ветра, заставляя украшения, вплетенные в темные локоны, колыхаться и отсвечивать в вечерних отблесках огня. КёнСу шел в сопровождении родителей, и их крепкие объятия не давали ему упасть от волнения. Белая длинная традиционная рубаха, расшитая рукой омеги, была надета поверх тонкой черной.
Когда же он подошел к факелам, то отпустил руки родителей и, повторив за Чонином, низко поклонился гостям. Омега, так же как и альфа, получил ответ на проявленное уважение.
— Иди, иди, не бойся, — папа легонько подтолкнул сына, что видел перед собой отшельника и теперь боялся сделать и шаг. Отец тоже провел рукой по спине младшего омеги, показывая, что он тут и всегда поддержит сына.
КёнСу лишь выдохнул и поравнялся с первыми факелами. «Самое главное, не бояться», — как мантру повторял он себе. Но как назло страх только еще основательнее засел в душе у омеги и не хотел покидать ее. КёнСу выдохнул, выпуская изо рта облачко пара. Ему было невыносимо душно на этом празднике. И будь сейчас даже самый лютый мороз, то омеге все равно было бы невыносимо жарко. Казалось бы, он должен дрожать от холода, стараясь поскорее укрыться в теплых объятиях мужа. Но он — волк, и его кровь не давала ему замерзнуть зимой в тонкой рубахе. А помимо жара, КёнСу было еще и страшно.
Когда же омега сделал еще шаг и попал в яркий свет факелов, то гости, наконец, смогли оценить рукоделие и украшения, что они с папой готовили два дня перед свадьбой. Белая рубаха была расшита такого же цвета нитями по всей длине. Крупные стежки заставляли ровную ткань собираться, благодаря этому, на ней появлялись плавные изгибы, что в свою очередь подчеркивали тонкую фигуру омеги.
В волосах у КёнСу было три украшения. Именно их упоминал папа, когда два дня назад говорил сыну о свадьбе. Первое украшение было коротким. Ради него КёнСу и папа вымачивали шерстяные нити в красном ягодном соке. Самым главным в нем была металлическая маленькая бляшка в виде волчьей морды, что сейчас лежала на лбу КёнСу. Нить была обвязана вокруг головы омеги и закреплялась на затылке. «Красный цвет всегда символизировал любовь, счастье, благородство и красоту, а также он приносит удачу молодоженам», — говорил папа КёнСу, помогая переплетать яркие нити. На все реплики омега лишь кивал головой.
Два оставшихся украшения соединялись с первым, плавно спускаясь по темному затылку, и переходили на хрупкие плечи КёнСу. Нити теперь были зелеными, вымоченными в крапивном соке. Одно украшение заканчивалось длинной кисточкой, а другое металлической бусиной, закрепленной узлом. «Зеленый цвет говорит нам о том, что мы едины с природой, а также он принесет спокойствие в твою жизнь», — тихо говорил папа, успокаивая омегу, когда вплетал все три получившиеся украшения в волосы сына.
«Спокойствие, спокойствие… Интересно, а Чонин спокойный?» — размышлял омега, все так же тихо шагая по дорожке к будущему мужу. Тот тем временем нахлобучил капюшон обратно и что-то коротко сказал вожаку.
Шаг, еще шаг, еще один и вот он стоит наравне с мужем, первый раз видя перед собой отшельника так близко. Чонин протянул ему руку такую же теплую, как и у омеги, предлагая тем самым помощь. КёнСу протянул в ответ свою, и альфа легонько потянул омегу, ставя перед вождем так, как нужно. Омега шумно выдохнул. Он закрыл глаза, но даже так, отгораживая себя от остального мира, КёнСу видели все. Омега чувствовал все взгляды, что сверлили его спину. Одни были заинтересованные, другие — сожалеющие, а третьи — насмешливые.
— Забудь о волнении, — шептал ему папа, когда они шли к площади. — Не бойся. Вы будете недолго находиться перед домом вожака. Он только скрепит ваш брак. И вы пойдете к себе.
— Легко тебе говорить, — проворчал КёнСу в очередной раз.
И вот сейчас он пропустил мимо ушей всю речь вожака, пытаясь успокоить расшалившиеся нервы. Очнулся только тогда, когда Чонин тронул его за плечо и легонько потянул, разворачивая к себе. КёнСу резко открыл глаза, но увидел лишь капюшон, что закрывал лицо его супруга.
--- Чонин, — вожак махнул рукой, показывая, что тот может сделать все, что хочет. КёнСу вновь выдохнул облачко пара. Его глаза бегали, раскрывая перед другими все его чувства. Каждое движение отшельника для него казалось опасным. Омега от испуга опустил глаза. Чонин нырнул рукой под свою накидку и достал на всеобщее обозрение что-то из фиолетовых цветов. Затем сделал шаг к КёнСу и оттянул свой капюшон, открывая лицо.
— Не бойся. Это всего лишь венок из чертополоха, который я хочу тебе подарить, — прошелестел рядом голос, а на голову опустилось что-то невесомое. КёнСу поднял глаза на отшельника и впервые увидел его лицо настолько близко. — Это мой небольшой подарок в честь свадьбы. Ты родился зимой, и чертополох твой цветок.
Но омега даже не расслышал, что говорил ему Чонин еще. Он неотрывно исследовал взглядом мужа, что был впервые так близко перед ним. У альфы было скуластое смуглое лицо, широкий нос, густые черные брови, карие, почти черные глаза, небольшая борода, покрывавшая почти все щеки. Было видно, что перед ним стоит молодой мужчина, что старше КёнСу всего лишь на пару лет, но омеге стало немного не по себе, когда его глаза столкнулись с тяжелым взглядом. Альфа старательно изучал лицо КёнСу, словно пытаясь найти в нем какие-то неточности. Стараясь укрыться от этого взгляда, омега опустил голову.
— Отныне КёнСу, ты должен заботиться о своем муже и любить его, как никто другой. А теперь, когда омега принял первый подарок, то и альфа должен принять подарок в ответ, — как сквозь туман донеслись до КёнСу слова вожака.
«Подарок? Какой подарок?» — глаза омеги в панике забегали, но потом в голове вновь пронеслись наказы папы: «Когда вожак скажет о подарке, сними бусину с украшения. Твой муж потом будет носить ее всю оставшуюся жизнь»
КёнСу с силой дернул за веревку и узел, действительно, легко развязался, и бусина сама упала в ладонь омеги. Тот тут же протянул альфе «подарок». Чонин быстро нашел какую-то нить, сделал узел и повесил бусину на шею, пряча ее под накидкой.
— Альфа может поставить метку мужу, — громкий и уверенный голос вожака вновь вернул КёнСу на площадь. Чонин, не сомневаясь, обхватил омегу за плечи и притянул к себе. Сам КёнСу зажмурил глаза и был похож сейчас в горячих объятиях на безвольную куклу. Дыхание на шее, короткая вспышка боли, и что-то горячее, коснувшееся его кожи.
— Теперь ваш брак принят Духами Леса. И так как Чонин взял в мужья КёнСу, то он теперь полноправный житель нашей деревни. Пусть ваша жизнь будет наполнена счастьем и пониманием, — вожак высоко поднял деревянную кружку, за ним гости. КёнСу на миг увидел родителей, те тоже держали в руках по выпивке, а на их лицах сияло облегчение. Как только вожак опустошил свою кружку, все гости радостно начали выкрикивать поздравления молодым и пить за их счастливую жизнь. Чонин же обхватил крепко руку КёнСу и потянул за собой, проходя по дорожке из факелов.
— Все гости сейчас пойдут домой к твоим родителям дальше праздновать. Ну, а у нас есть другие дела, — услышал омега голос, теперь уже, мужа. «Какие еще дела? Чего он там задумал?.. Неужели, первая брачная ночь…», — размышлял КёнСу, семеня за мужем и думая, что делать дальше. Метка не тянула приятно шею, а пальцы, что сейчас обхватили его руку, не были самыми желанными на земле.
Молодые супруги, кланяясь и принимая радостные поздравления, прошлись по всей деревне и, наконец, дошли до мрачного дома отшельника. Омега первый раз подошел к нему настолько близко. Сейчас в вечерних сумерках он казался еще более пугающим. Вообще, сегодня много чего было для КёнСу впервые. Задумавшись, омега запутался в подоле рубахи и чуть не упал, благо супруг удержал.
— Осторожно, — Чонин помог мужу зайти на крыльцо и распахнул дверь, затягивая за собой КёнСу. — Что ж, ну вот мы и дома.
Омега оглядел комнату, что, впрочем, была единственной. Внутри оказалось не так уж и страшно. Печка была затоплена, и в ней трещали еще не успевшие прогореть дрова. Развешанные травы источали пряный и успокаивающий аромат, а цветы чертополоха, лежавшие на столе, добавляли какого-то своего собственного уюта. Чонин тем временем прошелся вглубь комнаты и скинул теплую обувь, оставаясь в носках.
— Иди сюда, — он поманил пальцем КёнСу. Тот подчинился, не зная чего ожидать. Омега остановился в двух шагах от мужа и опустил голову, все-таки потрепанная накидка пугала его до сих пор.
Видя, что КёнСу не пытается подойти еще ближе, Чонин решил тогда все сделать сам. Он медленно подошел к омеге, стянул с головы венок, а потом аккуратно убрал украшения. КёнСу на такие действия и прикосновения ответил лишь коротким вдохом и сжатием пальцев в кулаки.
— Тебе нужно снять рубаху, — снова негромко проговорил Чонин. — Да не бойся ты! — в его голосе послышался укор. Омега растерялся, а альфа уже сам стянул белую ткань и бросил куда-то на лавочку позади них. Но тутже на плечи КёнСу опустилась короткая вязаная шаль. — А теперь иди сюда. — Чонин потянул за собой мужа и поставил возле печки. — Смотри, вот тут выступ, будешь по нему залазить каждый день. Сегодня я тебе помогу, а дальше сам. Все просто, — альфа, даже не спрашивая, обхватил КёнСу за талию и легко поднял, словно тот ничего не весил, и посадил на печку. Омега даже охнуть не успел, как обнаружил себя сидящим на теплом камне, а в его руках уже появились подушка и теплое одеяло. «Что это все значит?» — единственная мысль посетила голову КёнСу.
— Ну, а теперь, когда ты в тепле, можем и поговорить, — сам Чонин расположился на широкой скамье напротив печки. — Начнем с того, что я в курсе, что у тебя за парень на сердце и почему вообще тебя выдали за меня. Думаю, что ты и сам все знаешь, почему я согласился на эту свадьбу. Так что давай просто договоримся. Делай в моем доме все, что считаешь нужным. Можешь убираться, готовить, вышивать, стирать. Только единственное — будь аккуратнее с травами, они спасают от многих болезней. Я буду заниматься своими делами, какими посвящать не буду. Если куда-то хочешь выйти погулять, то предупреди. КёнСу, я предлагаю сделать наше совместное проживание удобным. Поверь, я тоже не заинтересован в этом браке. Ты согласен на мою такую просьбу?
Омега, немного поразмыслив, кивнул.
— Отлично, а теперь можешь спокойно поспать. Не бойся, я тебя не трону, — Чонин потушил свечу и, накрывшись серым пледом, улегся на скамейку. КёнСу еще немного посидел на печке, всматриваясь в темноту дома, но потом, разморившись теплом, улегся на теплый камень и провалился в сон. Он должен поспать, чтобы прийти в себя. Завтра он обо всем подумает подольше.
***
Мог ли Чонин когда-либо представить, что в его доме появится муж? Скорее всего, нет. Этот вопрос задал он себе рано утром, когда поднялся со скамьи и увидел на печке тонкую спину, накрытую одеялом. Альфа встал и тихонько подошел к КёнСу, сам не зная зачем. Тот, будто почувствовав приближение мужа, аккуратно перевернулся на спину, демонстрируя отшельнику красивый профиль. Омега едва слышно сопел, сжимая пальцами одеяло. Чонин еще некоторое время разглядывал лицо супруга, пытаясь привыкнуть именно к этому человеку в его доме, а затем резко развернулся, натянул теплую обувь и вышел за дверь.
На улице стоял мороз. Наверное, было даже холоднее, чем вчера. Отшельник тихо прошел в небольшой сарай рядом с домом и принялся набирать дрова, при этом думая о своем. Что сказать… Чонин настолько привык жить один после смерти старика, что появление нового лица в его доме не давало ему спокойно уснуть всю прошлую ночь. Он, безусловно, понимал, что этот брак вынужденный, что КёнСу, сам еще не осознав всю серьезность ситуации, теперь стал его законным супругом, и альфа несет за него некую ответственность. Но понимали ли родители, когда получили горечавку, что Чонин никогда не полюбит КёнСу даже из жалости? Что жизнь омеги наверняка будет несладкой в его доме? Скорее всего, нет. И альфа вовсе не собирался бить КёнСу или как-то издеваться над ним. Он был гораздо выше всего этого. Просто Чонин настолько не умел обращаться с омегами, а уж тем более с мужьями, что ему было проще замкнуться в себе и молчать подолгу, а не вступать в возможное обсуждение или даже спор. Альфа поэтому и решил сразу же обговорить с КёнСу наиболее важные моменты в их будущем проживании вместе, чтобы супруг не строил какие-то свои предположения насчет Чонина. Как оказалось, омега был полностью согласен с ним во всем, что несказанно обрадовало альфу. Теперь можно было не беспокоиться о муже и жить своей старой жизнью.
Набрав тяжелую охапку дров, Чонин облегченно выдохнул, поняв, что в его голове теперь все находилось на своих местах. Закрыв хлипкую сарайную дверь ногой, альфа пошел домой, стараясь как можно аккуратнее ступать по нечищеной тропе. Заходя в дом, Чонин, закрыв себе обзор охапкой, успел разглядеть лишь спину мужа, что шмыгнул мимо него на печь.
А на столе стоял завтрак, из всего того, что КёнСу успел найти в доме отшельника. Альфа сложил аккуратно дрова и подошел к столу. В чугунке парила белая каша, а рядом стояли кружка с холодным молоком и блюдце с засушенными ягодами лесной мелкой клубники. Помявшись возле стола, альфа повернулся к печке.
— Ты сам-то завтракал? — спросил Чонин. Омега отрицательно покачал головой. — Так иди, поешь. И не надо меня бояться, я не настолько страшный. — Альфа сел за стол и запустил ложку в кашу, что на вкус оказалась очень даже вкусной. «Значит, не врали родители, когда говорили, что КёнСу много чего умеет». Сам же омега тихонько наблюдал за альфой сверху, но спуститься и позавтракать вместе с мужем так и не решился.
«Ну и ладно», — вздохнул про себя Чонин. Альфа быстро управился с порцией каши, выпил молока, а ягоды решил оставить мужу.
— Я в лес, буду к вечеру, — негромко сказал он, когда натягивал накидку и доставал утепленные сапоги. Он, конечно, волк, но мороз был знатный на улице, да и лапы морозить не хотелось.
Как только за альфой захлопнулась дверь, КёнСу потихоньку слез с печки, выглянул в окно и набросился на успевшую остыть кашу. Желудок довольно заурчал, показывая тем самым, насколько омега был голоден.
— Ну, и еще бы потерпел, — ответил ему КёнСу. — Мне пока страшно, вот освоюсь и будем кушать с тобой вовремя.
Когда с завтраком было покончено, а посуда вымыта, КёнСу решил немного изучить дом отшельника теперь уже при дневном свете. Окон было всего два, но и те были несильно большими. А сейчас и вовсе были закрыты ставнями, оттого в избе было немного темновато, и на столе горели лучины. Продолжая разглядывать каждый уголок дома, КёнСу опустился на скамью, на которой спал Чонин. Стол был крепким, сделанным из самого прочного дерева. Над ним висели охапки сухих трав, а приглядевшись, Кёнсу различил чертополох, что даже в сухом виде был похож на только что сорванный. На глаза омеге попался венок, что был на его голове вчера. Сейчас, присмотревшись, КёнСу обнаружил не только цветы чертополоха, но и веточки с ягодами голубики, сплетенные друг с другом.
— И как только он смог это сделать? — омега сам удивился. — Чертополох же не сгибаемый, а еще и колючий.
Вспомнив слова Чонина о том, что чертополох его цветок, КёнСу лишь хмыкнул, но венок решил примерить еще раз. Посмотрев на свое отражение в ведре воды, омега остался доволен. И правда, венок ему очень шел. Подумав совсем немного, омега аккуратно переложил плетение на печку, полагая, что это теперь его законное место, а сам двинулся дальше изучать дом.
Заглянув в небольшой подвал, КёнСу обнаружил обычные овощи, что растут у каждого в их деревне. В маленькой кладовке, недалеко от входа стояли настойки из трав и корений.
— И никаких тут отрубленных голов в помине нет. Надо сказать омегам, а то вечно напридумывают всякого, — тихо пробурчал КёнСу, закрывая аккуратно двери. Деловито отряхнув ладошки, омега сел на скамью за стол и поднял голову.
Развешанные на потолке травы притягательно пахли и невольно заставляли зажмуриться КёнСу. А еще хотелось подскочить и потрогать их рукой, особенно фиолетовые цветы чертополоха. Странно, обычно КёнСу проходил мимо этого репейника, а сейчас он ему казался самым красивым из всех цветов.
Проведя пальцами по гладкой столешнице, омега почувствовал пыль и тут же отряхнул руки.
-Ладно, мне все равно делать нечего. Мужа нет. Я — один. Буду убираться, — КёнСу деловито закатал рукава рубахи и отправился на поиски веника и ведра с тряпкой. Когда нужное было найдено, омега, выкинув из головы мысли о разрешении Чонина на уборку, начал аккуратно подметать пол, а затем и протирать его влажной тряпкой. Голые ноги скользили по мокрым деревяшкам, но энтузиазма у КёнСу не уменьшилось. После КёнСу сходил к колодцу за водой и принялся варить обед, невольно отсчитывая минуты до момента прихода Чонина. Но тот все не возвращался. Когда наступил вечер, КёнСу почему-то почувствовал страх. Только лучины и потрескивающая дровами печка позволяли омеге держаться и не пугаться завывающей вьюги.
Когда дверь скрипнула, КёнСу, подскочив от неожиданности, взглянул расширившимися глазами на зашедшего человека. Это был Чонин, но легче не стало. Почему-то сердце опять забилось сильнее, и захотелось спрятаться от мужа. Пока отшельник, отряхивая снег с накидки, стягивал ее с плеч, омега вновь залез на печку, прихватив тонкую вязаную шаль с собой.
Чонин, оглядев дом и опять приметив мужа на печке, прошелся к столу. Увидев теплый ужин, альфа удивился.
— Ты ел? — глухо спросил он. Омега кивнул в ответ. — Хорошо.
Альфа сел спиной к КёнСу, пробуя новую для него еду. Было очень вкусно. Чонин даже иногда жмурил глаза от удовольствия, радуясь, что омега не видит этого. Переведя взгляд на книжки, альфа заметил, что те были сложены ровной стопкой, а присмотревшись повнимательнее, понял, что в доме было очень чисто. Чонин посмотрел на КёнСу.
— Спасибо, — альфа кивнул омеге и вновь отвернулся к еде.
А КёнСу, сидя на теплой печке, перебирал спутанные шерстяные нитки, что нашел сегодня под лавкой в коробке. Из них можно было бы связать что-нибудь теплое. Себе, ну или мужу, как пойдет. А еще омега надеялся, что все его дни будут такими же спокойными, как этот, первый, после свадьбы.