— КёнСу, я в лес на охоту, — казалось, что все общение омеги с Чонином ограничивалось именно этой репликой. Альфа каждое утро вставал рано, говорил пару слов мужу и чуть ли не на весь день уходил в лес, оставляя КёнСу одного. Сам омега слонялся по дому, не решаясь выходить на улицу, почему-то было стыдно показываться на глаза другим. А вдруг спросят что-нибудь? Иногда к нему захаживал папа и развлекал сына, чем мог. В остальном же жизнь КёнСу была тихой и ничем не примечательной.

      Омега все-таки перебрал нитки и решился связать теплую зимнюю кофту. Тихонько спросил Чонина, нужна ли ему такая. Тот, отрицательно покачав головой, вновь опустил взгляд в книгу и продолжил медленно читать. Самому КёнСу было до дрожи любопытно, что такого написано в этих бумажках, но каждый раз, когда он в одиночестве перебирал страницы, то с печальным вздохом тут же закрывал их. Читать у них в деревне умели несколько человек, и, к сожалению, омега не входил в их число. Можно было прямо спросить у Чонина, но тот с таким вниманием всегда читал записи, что КёнСу тушевался и тихонько постукивал спицами, сидя напротив.

      Прошло уже около двух недель после их свадьбы, и омега, наконец, перестал скрываться на печке от мужа, а тот прекратил отворачиваться и натягивать капюшон накидки на лицо. Теперь супруги могли даже поужинать вместе, но общение так и не сдвинулось с мертвой точки.

      Впрочем, иногда все же случались интересные события. Один раз отшельник остался дома, чем удивил КёнСу. Как оказалось ближе к полудню, к ним в дом постучался местный кузнец и попросил несколько трав для заболевшего сынишки.

— Сначала давайте тысячелистник, если не станет легче, то заварите липу и корневище истода. Если через неделю не станет лучше, то приходи еще за ромашкой и зверобоем, — отшельник быстро собрал три мешочка с травами и протянул уже немолодому альфе.

— Спасибо большое, Чонин. Дети, они ведь такие, — он поклонился сначала отшельнику, а потом КёнСу и закрыл за собой дверь.

      Но не успел альфа сесть, как снова постучался омега, что жил почти рядом с семьей До.

— Чонин, выручай, у моего мужа голова болит. Мучается, невозможно смотреть.

— Завари ему калину и зверобой и пусть пьет три раза в день, — Чонин вновь побродил по комнате, собирая нужные травы, и, отсыпав в мешочек омеге, вновь вернулся к чтению.

      Вечером, когда супруги ужинали, КёнСу решил перебороть себя и тихонько спросил:

— Чонин, значит, эти травы для людей, что приходят к тебе за помощью? — омега окинул взглядом потолок и стены дома.

— Не только для них, — альфа, почесав бороду, перевел темные глаза на КёнСу. — Еще и для нас с тобой.

      Омега кивнул и поспешил опустить глаза в свою чашку.

***

 Понаблюдав некоторое время за мужем, КёнСу мог теперь с легкостью отличить шалфей от мать-и-мачехи, медуницу от мелиссы, а еще наверняка мог бы помочь мужу с поисками тех или иных трав. Но говорить об этом ему не хотелось. Несмотря на то, что теперь они уже вроде бы стали относиться к друг другу теплее и даже перекидывались парочкой слов, Чонин, впрочем, как и КёнСу, все равно старался избегать общества своего мужа. Иногда тот или другой думали о причинах свадьбы, а омега и вовсе мог загрустить, вспоминая теплые объятия сильного Тао, которых сейчас почему-то не хватало.

      Когда папа, переживая за сына, расспрашивал того о браке, КёнСу всегда неловко пытался уйти от ответа. На что старший омега всегда принимался советовать:

— Помоги ему как-нибудь. Покажи, что ты ему верен. Просто дай ему понять, что он может на тебя положиться.

      КёнСу просто кивал головой в ответ.

— Ну, ничего, скоро все наладится, я уверен, — папа притянул к себе сына и поцеловал в макушку. Бедный его мальчик… Как бы папа хотел забрать все его страдания и облегчить тем самым жизнь.

      И слова старшего омеги оказались пророческими.

      В один прекрасный день Чонин предупредил, что уйдет на охоту в дальний лес, так как мясо у них закончилось, а вблизи уже добычи не наблюдалось. КёнСу кивнул и, убрав все со стола, сел вязать под светом лучины. Не прошло и несколько часов, как в дверь торопливо постучали. Омега поспешил открыть.

      Тут же дверь на себя резко дернули, а перед глазами КёнСу возник напуганный омега, с которым они вместе играли когда-то в детстве.

— КёнСу, выручай. Лекарь ушел в лес, а у моего мужа лихорадка страшная. Я уже все попробовал, только на Чонина надежда! Позови его скорее!

— Но он тоже ушел в лес, скорее всего, вернется не скоро, — тихо ответил КёнСу, заламывая пальцы.

— И что делать тогда?! — омега устало всхлипнул и опустился прямо на пол.

— Так погоди…лихорадка….лихорадка, — КёнСу судорожно начал сжимать пальцы, пытаясь вспомнить, что давал Чонин. «Кажется, кто-то уже приходил с такой болезнью… Кто же это… Сначала был Ким с ангиной, а потом и СынХо с отравлением…а потом… Ага! Дядя Юн!» Омега судорожно забегал по комнате, выискивая нужные травы.

— Смотри, — КёнСу тряхнул перед омегой высушенными растениями. — Смешаешь бузину и ромашку и напои этим отваром. Умеешь же его варить? — омега кивнул в ответ. — Потом, как будешь кормить, добавь очанки, а если станет хуже, то приходи вечером. Чонин точно будет дома.

— Ох, — омега в благодарность обнял КёнСу. — Спасибо, спасибо тебе. Я просто совсем в этих растениях ничего не понимаю, могу напутать, — омега, затянув шаль посильнее, поклонившись, выскользнул за дверь. КёнСу только и оставалось, что сесть и трясущимися пальцами взяться за вязанье вновь. Он не мог ведь напутать, так?

      Чонин заявился поздним вечером, устало оставил добытое мясо в сарайчике, что использовался только зимой для хранения добычи, и побрел домой. Чуть не с порога к нему тут же кинулся КёнСу, о чем-то сбивчиво рассказывая. Альфа даже отпрянул на несколько мгновений, удивившись такому эмоциональному порыву супруга.

— Подожди, помедленнее, о чем ты? — Чонин скинул сапоги, снял накидку и сел за стол. Ужин как всегда был готов, и омега поспешил накормить супруга.

— К нам приходил Джун. У его мужа лихорадка. Он просил травы, и я дал ему бузину, ромашку и очанку. Все объяснил. Я правильно сделал или нет?

      Чонин внимательно смотрел на большие глаза своего супруга. Было так непривычно видеть омегу именно таким, взволнованным, переживающим, сочувствующим. Альфа настолько привык, что КёнСу постоянно его избегает, что уже ничего нового и не ждал от мужа. Но, как оказалось, он сильно ошибался. КёнСу, поставив перед мужем деревянную тарелку, опустился напротив, но глаза, как обычно, не прятал. Он продолжал упорно смотреть прямо мужу в лицо, выискивая в нем ответ на свой вопрос. И Чонин, который сейчас сидел в легкой растерянности, понял, что такой очаровательный супруг нравится ему больше, чем запуганный зверек на печке.

      Увидев, как смягчились черты лица Чонина, КёнСу было открыл рот, пытаясь что-то еще сказать, но его прервал сильный стук. Альфа, не успев даже притронуться к ужину, встал из-за стола и открыл дверь, впуская позднего посетителя. Им оказался улыбающийся Джун.

— Ой, Чонин, ты уже дома! А я пришел отблагодарить твоего супруга, очень мне помог. Мужу стало легче, так что, если несложно, дайте мне еще лечебных трав. А я вот вам что принес. Сам испек сегодня, — омега прошел к столу и опустил на него большую тарелку с пирогом. — С рыбой, мне отец дал, он вчера много наловил в проруби.

      Когда довольный Джун ушел, Чонин, наконец, смог доесть. Весь ужин он не сводил глаз с КёнСу, который постоянно кусал губы, но уже не из-за переживания, а из-за радости, что так и светилась на его лице.

— А вот тебе и ответ на твой вопрос, — отшельник указал ладонью на пирог, что был завернут в белую тряпицу. — Не хочешь попробовать?

— Хочу, — КёнСу, улыбаясь, поднял глаза на мужа. Тот повторил за ним в ответ и тоже легонько растянул губы. Омега невольно засмотрелся на Чонина. Оказалось, его темные глаза могут светиться теплым медовым цветом, когда отшельник улыбался или просто растягивал губы.

      Опустив взгляд, омега разрезал пирог и, положив каждому по куску в тарелку, уселся на свое место. Угощение Джуна оказалось не только вкусным, но еще и сытным. Супруги, молча, пробовали пирог, но продолжали иногда переглядываться, пытаясь узнать друг о друге еще что-то новое, как вдруг КёнСу резко подскочил.

— Опять? — только и успел услышать Чонин, а омега быстро выскочил за дверь. Альфа поспешил за ним. Он остановился на пороге, вглядываясь в темноту, но муж убежал недалеко. КёнСу, согнувшись в спине, стоял возле ближайшего сугроба. Решив не беспокоить его, Чонин подождал, пока омега закончит, и, как только тот повернулся к нему лицом, призывно помахал рукой, показывая, чтобы тот шел скорее в дом.

— Что с тобой? — альфа накинул на плечи омеги тонкую шаль. — Ты куда побежал?

— Меня тошнит, — КёнСу, сложив руки на животе, опустился на скамейку.

— Попей воды, — альфа протянул ему деревянную кружку со студеной водой. — Много не пей, а то заболеешь. И давно тебя тошнит? Я тебе сейчас отвар заварю.

— Уже дня три, наверно. Как поем, так совсем невыносимо, — КёнСу сделал маленький глоток воды. Альфа стоял рядом, прищурившись. Он подозревал, конечно, что такое может произойти, но продолжал надеяться, что все обойдется.

— Слушай, КёнСу, а у тебя сцепка с твоим Тао была? — вопрос прозвучал настолько неожиданно, что омега поперхнулся водой.

— Что? — КёнСу вытаращился на супруга, а от смущения хотелось залезть на печку и спрятаться от этих вновь потемневших глаз. Руки задрожали, и кружка норовила выскользнуть из слабеющих пальцев.

— Наверно, это было слишком прямо, — пробурчал себе под нос Чонин. Отшельник развернулся к омеге спиной и внимательно оглядел свои травы. — Ладно, я такое распознавать не умею, но даже если и так, то ему отвар не навредит, — продолжал разговаривать сам с собой Чонин. КёнСу лишь обескуражено следил глазами за сильной спиной. Альфа в небольшой ступке смешал мяту, валериану, цветки календулы и тысячелистник, потолок некоторое время и сказал КёнСу, чтобы тот согрел воду. Вспомнив, что в чугунке еще оставалась горячая, омега поставил его на стол рядом с мужем. Тот, зачерпнув кипяток, залил травы, а затем процедил их через тонкую ткань, что оказалась под его рукой.

— Вот, возьми, — Чонин, хмурясь, протянул КёнСу теплую кружку. — Выпей это, тебе должно полегчать. И если будет тошнить, то уже не так часто.

Омега глотнул пряного настоя, и тут же его губы непроизвольно расплылись в улыбке. По телу растекалось тепло, а веки почему-то наливались свинцовой тяжестью, будто бы он работал, не переставая, весь день.

— Иди на печку, там тепло, — отшельник махнул рукой, показывая Кёнсу, что тот может уже забраться в свой любимый уголок. Омегу не нужно было упрашивать дважды. Уже через несколько минут, он, легко улыбаясь теплу внутри, сладко спал, наверное, впервые за все время пребывания в этом доме. Чонин же, стараясь не шуметь, убрал все со стола, пирог оставил возле окошка, которое было самым холодным местом в доме, и уселся на свою скамью, на которой спал уже почти полмесяца.

— Ха! Если все так, как я думаю, то будет весело мне девять месяцев, — выдохнул он устало. Напоследок посмотрев на своего мужа, Чонин завернулся в плед и опустился на скамью, тут же засыпая. Его охота была долгой, и усталость он чувствовал даже сейчас. И сегодня впервые ему снился сон. Он в своем истинном волчьем обличии идет по лесу и рядом с ним бурый волк с такими знакомыми глазами, а впереди бегал маленький пушистый волчонок, что изучал любопытным носиком такой большой мир для него. От этой счастливой картины Чонин во сне, оперевшись на задние лапы, протяжно завыл, а бурый волк повторил, радуясь вместе с ним.

      Что это был за сон, альфа так и не смог разгадать, проснувшись совсем рано. В печке тлети угли, а на ней ворочался КёнСу, тоже чему-то улыбаясь во сне.

***

Чтобы подтвердить свои догадки, Чонин решил остаться дома и не уходить в лес. Да и мясом надо было заняться. Хотя добытый лось пролежал всю ночь на холоде, и отодрать с него шкуру теперь было просто невозможно. «Вот и занятие для меня», — подумал альфа и прямо с раннего утра занялся разделом туши. Как и предполагал Чонин, мясо успело немного отвердеть, но нож вонзался на удивление мягко. Перетаскав уже большие куски в подвальчик, альфа деловито отряхнул руки и посмотрел на мужа, что до сих пор лежал на печке. Хоть КёнСу и не спал уже, но спускаться явно не желал, как и готовить завтрак.

— Ты чего там? — холодно поинтересовался Чонин.

— Опять тошнит. Почувствовал запах мяса и прямо замутило. Странно, раньше, когда я слышал аромат крови, и хотелось вонзиться клыками в убитую тушу. А сейчас от одного вида выворачивает, — омега показательно скривился.

— Тогда тебе нужен отвар, — отшельник помыл руки и принялся опять за травы для своего супруга. КёнСу продолжал лежать на печке, но, не отрываясь, следил за мужем, что ловко делал ему напиток от тошноты. В избе повисло молчание, но ненадолго. Нарушил его Чонин.

— Тебе надо сходить к твоему папе. Он точно знает, что с тобой.

— Откуда? Он что, лекарь, по-твоему? — КёнСу раскрыл глаза от удивления.

Чонин в ответ лишь пожал плечами.

      Наконец, когда отвар помог КёнСу слезть с печки, омега быстро накормил мужа завтраком, тем самым благодаря его за помощь. Чонин лишь цыкнул, отмечая в который раз резкую смену настроения мужа.

 — Может, ставни открыть? — после завтрака КёнСу перебирал спицами, и вдруг неожиданно поднял глаза на Чонина, задавая вопрос. Альфа, что сидел за своими книжками, посмотрел на омегу.

— Зачем? Хочешь застыть?

— Но дома так темно. Только лучины и спасают, — КёнСу укусил губу, выражая свое недовольство.

      «Тот ли это КёнСу, на котором я женился?», — подумал Чонин, усмехаясь. «Или вот так выглядит на самом деле мой муж?»

— Тогда иди, погуляй, — альфа кивнул в сторону двери, показывая, что омегу насильно в доме не держит.

— Точно, я давно не был на улице. Я тогда в лес, — КёнСу вмиг убрал спицы и закинул их обратно в коробку, что стояла на печи. Потом, пробежавшись туда-сюда голыми ногами по полу, омега замялся и подошел к Чонину.

— А ты не мог бы выйти? Я хочу в волка обернуться, а на улице как-то холодно раздеваться.

— Зачем тебе волчье обличье? — альфа прищурился.

— В деревню я не хочу идти, хочу по лесу погулять.

      Чонин пробежался взглядом по телу КёнСу.

— Тогда с тобой пойду, — отшельник нахмурился, закрыл свои книжки и вышел за дверь.

— Чего это он? Я один хотел, — КёнСу пожал плечами, но радость от предстоящей прогулки вмиг все затмила, и уже через несколько мгновений в избе стоял бурый волк, что переминался с лапы на лапу. Казалось, что он не оборачивался целую вечность! Вмиг зрение и слух стали острее. КёнСу подошел к двери и толкнул ее лапами, выбираясь на улицу.

      Волк подошел к Чонину и присел на задние лапы, недоуменно смотря на него.

— Ты думал, что я в волка обернусь? Я на людях не оборачиваюсь, — Чонин пошел вперед, КёнСу пробежался за ним и остановился перед альфой, вновь заглядывая в глаза.

— И не спрашивай почему, просто не оборачиваюсь! Иди уже в лес, — Чонин натянул капюшон от накидки, скрываясь от внимательного взгляда бурого волка. КёнСу, перебирая лапами, в который раз вспомнил, какие сплетни ходили вокруг Чонина. Но почему тогда омега не увидел ничего ужасного почти за месяц проживания с альфой?

      Конечно, никто из них сам не шел на контакт, лишь КёнСу проявлял заботу, готовя еду на двоих. Но с другой стороны, Чонин сварил ему отвар, а ведь мог и не делать его.

      В своих размышлениях альфа и омега давно забрели в лес и пробирались по мягкому настилу. Но если КёнСу было легче идти по глубоким сугробам, то Чонин постоянно провалился и едва ли не ругался сквозь зубы. Один раз на отшельника свалился целый сугроб с веток, когда тот в очередной раз пытался выбраться из снега. КёнСу не удержался и рассмеялся. В волчьем обличие это больше походило на тявканье и скулеж.

— Еще и смеется, лучше бы помог, — проворчал Чонин, отряхиваясь.

      Но развеселившийся КёнСу решил все-таки расшевелить своего супруга. Он потянул того за накидку, но когда отшельник обратил на него внимание, то отпустил и резко отскочил, припадая на передние лапы.

— Ты поиграть хочешь? — Чонин недоуменно посмотрел на омегу из-под капюшона. — Так поиграй сам с собой. Мне уже двадцать пять, и как-то не хочется.

      КёнСу фыркнул в ответ, вновь прыгнул и очутился уже перед Чонином. Но тот опять отрицательно покачал головой и сел прямо на снег.

— Походи тут, да домой пойдем. Нам еще к твоему отцу идти, — отшельник махнул рукой в сторону.

      Омега некоторое время потоптался рядом с альфой, все еще пытаясь вытащить его с собой, но потом развернулся и начал исследовать новое место.

      Бурый волк принюхивался к морозному воздуху и даже пытался слизать с носа мокрый снег, что таял, как только касался его. В конце концов, КёнСу начал нырять этим же носом в сугробы. Он довольно фыркал от маленьких снежинок, что путались в его шерсти, и затем снова нырял, заставляя себя отряхиваться от снега.

      Все это время Чонин, который, казалось бы, совсем был не заинтересован в игре омеги, не отрывал от него взгляд. Но по нему было совершенно не понятно, любуется ли он бурым волком, у которого шерсть блестела в лучах зимнего солнца, или же просто волнуется.

      Вскоре Чонин, начав подмерзать, окликнул КёнСу, тот подбежал и сел рядом с альфой на задние лапы.

— Ну что? Набегался? — отшельник с усмешкой посмотрел на волка. — Тебе сколько лет, ребенок? Вроде бы уже замужем, а сам любишь играть.

      КёнСу недовольно рыкнул и угрожающе клацкнул зубами рядом с рукой Чонина.

— Ой, напугал, пошли, — но вопреки насмешливому тону, отшельник провел рукой по морде бурого волка, отряхивая того от снежинок. КёнСу даже испуганно замер. Давно его так никто не касался. Рука Чонина была теплая, а прикосновения не грубые. У бурого волка даже уши прижались. Обратно они шли вместе, бок о бок, иногда переглядываясь, но в груди у обоих царило спокойствие.

      Придя домой, Чонин пропустил вперед КёнСу, дожидаясь его на улице. Когда омега открыл дверь, альфа зашел и снял накидку.

— Чонин, а почему… — начал было КёнСу, но его прервал стук в дверь. Альфа, что стоял ближе, тут же открыл. В проем просунулась голова старшего омеги семьи До.

— Здравствуй, Чонин. Я к КёнСу, разрешишь? — папа поклонился, любопытно разглядывая супругов.

— Конечно, — отшельник снова надел накидку и вышел за дверь.

— Ну как вы тут? Где были? — папа скинул сапоги, оставаясь в теплых носках.

— На прогулке, было здорово. Я уже успел соскучился по волчьему обличию.

— И Чонин тоже был волком? — у папы испуганно расширились глаза.

— Нет, он в человечьем обличии со мной ходил, — КёнСу пошевелил кочергой угли в печке и развернулся вновь к старшему омеге. — Папа, вообще-то мне надо было давно с тобой поговорить…

***

Чонин долго ходил возле дома, не решаясь зайти внутрь. Он обошел деревню по второму кругу, зашел в сарай, где обычно хранил мясо зимой, даже вынес лопату и почистил снег вокруг своей избушки. Потом, не вытерпев, подошел к окошку и напряг слух, но так ничего и не услышал. Пройдя еще вокруг дома, Чонин помялся возле двери и резко развернулся в сторону сарайчика, там скинул одежду и в обличии волка подбежал к окошку. Благо уже стемнело, и его точно никто не увидит. Альфа внимательно прислушался к тихим голосам.

— …и что мне делать теперь? — голос у КёнСу дрожал.

— Жить, — ответил ласково папа. — Это ведь не конец света. У тебя будет очень красивый волчонок.

— Но почему? Как?

— Ты провел свою течку с Тао, скорее всего, была сцепка и…

— Так вот почему свадьба прошла так быстро, да еще и зимой! Потому что я беременный!

— Правильно, теперь ты сам все понял, — папа, по-видимому, ласково гладил омегу по спине.

— А как же Чонин?

— Он и так уже, думаю, в курсе. Не переживай, мой сынок, все у тебя будет хорошо. А сейчас постарайся заботиться не только о себе, но и о маленьком волчонке внутри тебя.

— Но он от Тао! Как мне любить его?

— Он твой, сынок, твой полностью. И ты его должен любить всей душой. Ты меня понял?

— Хорошо, папа, — совсем тихо проговорил КёнСу.

      Чонин, услышав достаточно, забежал в сарай, обернулся и натянул одежду. Затем сел на крыльцо дома, ожидая, когда же старший омега До уйдет. Пару минут он наблюдал за снежинками, что падали с неба, а затем, тихо хмыкнув, сказал сам себе:

— Надеюсь, нам хватит отвара от тошноты на всю зиму, а, может быть, и весну.