Когда старший омега До выходил из его дома, Чонин вскочил с крыльца и, чуть прищурившись, уступил дорогу. Тот улыбнулся и тихонько прошептал: «Спасибо еще раз за все, Чонин». Отшельник лишь кивнул головой. Когда омега скрылся из виду, Чонин не сразу же зашел в дом. Ему нужно было время, ведь теперь, узнав обо всём, он должен был хотя бы попросту свыкнуться с мыслью, что летом в его доме появится маленький непоседливый волчонок, который поставит тишину их спокойной жизни под угрозу.

— Мда, большие последствия получаются от моего желания остаться в деревне, — проговорил Чонин, распинывая снег под своими ногами в разные стороны. — Но раз взялся, надо уже поступать так, как надо. — И альфа, наконец, осмелился зайти в дом.

      КёнСу сидел на лавке, положив руки на стол и перебирая пальцы. Когда дверь скрипнула, омега повернулся, смотря на входящего мужа, и коротко вздохнул.

— Чонин, мне нужно кое-что тебе сказать, — омеге было явно нелегко говорить, но о таких вещах лучше узнать Чонину заранее. Альфа сел напротив КёнСу, скользя внимательным взглядом по лицу. — Папа сказал, что я беременный, но для полной уверенности, конечно, нужно сходить к лекарю.

— А ты сам что-нибудь чувствуешь? — Чонин склонил голову на правое плечо, не отрывая взгляда от омеги.

— Да что тут почувствуешь, волчонок еще маленький, — КёнСу махнул рукой. — Погоди, так ты не удивлен?

— Все симптомы были на лицо: тебя тошнило, да и нос ты воротил от простых, но резких запахов, — отшельник показательно развел руками, говоря, что было догадаться нетрудно.

— То есть все вокруг меня догадывались, а я нет? — КёнСу опустил голову, и две крупные слезинки упали с его глаз на одежду.

— Не переживай. Ты просто был не готов к этому, — Чонин, ничего не заметивший, открыл свою книгу со странными записями. — Мой отвар тебе не навредит, поэтому если будет тошнить, говори, и я сразу же тебе сварю его. Хотя можешь и сам приготовить, ведь ты выучил многие травы.

      КёнСу, поспешно вытерев непрошеные слезы, поднял глаза на мужа. Тот сидел со спокойным видом и перелистывал страницы, изучая что-то на них.

— Так ты не злишься? — спустя несколько минут тишины выдавил из себя омега.

— На кого? На тебя? — Чонин вновь обратил свой взор на КёнСу. Тот кивнул в ответ. — Нет, я изначально догадывался, что ты будешь беременным. Еще когда твои родители пришли ко мне устраивать брак, я не исключал такой возможности.

      Омега во все глаза наблюдал за мужем. Чонин уверенными движениями стянул с себя любимую накидку и повесил на крючок. Затем подошел к печке, пошевелил тлевшие угли и забрался на спальное место омеги, пытаясь что-то найти, по-видимому.

— У тебя тут тепло, не замерзнешь, — альфа ловко спрыгнул с печки обратно на пол. — Но сегодня ночью будет мороз, поэтому надо бы тебе еще одно одеяло найти, мало ли. Ну что сидишь, иди сюда!

      Альфа заглянул в подпол, исследуя его. Затем подошел к кладовке, где хранились овощи и, пошарив рукой в темноте, вытащил старое потрепанное одеяло. КёнСу ходил за мужем хвостиком и только внимательно следил за его спиной.

— Его бы постирать, конечно. Подержи, — он сунул в руки омеге одеяло и запрыгнул снова на печку. Затем повернулся лицом к КёнСу и протянул руки, в которые омега тут же вложил потрёпанную вещь. Чонин аккуратно расстелил одеяло под тем, на котором обычно спал его муж. — Вот так точно будет теплее, — Альфа спрыгнул вниз и очутился перед омегой.

      КёнСу, заглянув в карие глаза мужа, пытался найти ответы на свои вопросы. Что это такое сейчас было? Почему он так заботится о нем? Почему не злится и не просит уйти в дом родителей? За разговором с папой омега так переволновался, что уже не мог сдерживаться от нахлынувших переживаний. Ему хотелось сказать все, что крутилось у него на уме, и только небольшой страх сдерживал его порывы.

— Эй, ты чего? — альфа в свою очередь пытался понять, почему КёнСу на него так смотрит.

— Чонин, можно я кое-что сделаю? — спросил омега и, не дожидаясь ответа, подошел к мужу, легонько обнял его, утыкаясь лбом куда-то между ключиц. Альфа замер, а руки было поднялись в воздух, чтобы прикоснуться к узкой спине, но тут же опустились. Однако омега четко слышал, как справа сердце Чонина быстро забилось, и этого было вполне достаточно.

— Спасибо тебе, — тихо проговорил КёнСу. Пока они вот так близко к друг другу, нужно сказать хоть что-то. Иначе, уже может быть спустя пару минут, они вновь окунутся в тишину и будут бояться нарушить ее, как всегда это делали. — Ты снял огромный груз с моей души. Я не знал, как сказать тебе про ребенка.

      Отшельник, который сам не знал, куда себя деть, неловко переступил с ноги на ногу, а затем тронул ладонью темную макушку омеги, легонько проводя по ней.

— Ребенок не виноват, что у него отец непутевый, — ответил Чонин, опуская руку, что касалась волос омеги. КёнСу тихо выдохнул и улыбнулся. — Ладно, иди спать. — Альфа, как и в первую их совместную ночь в этом доме, обхватил омегу за талию и посадил на печь. — Тепло тебе? — омега кивнул, смотря мужу в глаза. — Засыпай, я еще посижу.

      Чонин развернулся, отошел от печки и уселся на скамью, вновь возвращаясь к своим книгам. КёнСу, устроившись поудобнее, закутался в одеяло и долго не мог отвести глаз от своего мужа.

      Его сердце до сих пор ныло и рвалось куда-то в далекую деревню к серым волкам. Тао оставил ему частичку себя, будто говоря, что так просто он омегу не отпустит. И глупое сердце КёнСу при одном только упоминании имени «Тао» стучало быстрее. Оно просило умчаться со всех лап в деревню Серых, чтобы доказать, что альфа его, а не сына вожака. Сердце совсем не хотело воспринимать нового мужа. Оно боялось и часто стучало при легких шагах отшельника. Но глаза видели молчаливого альфу, который был рядом с КёнСу, который принял его именно таким — с чужим ребенком. Чонин даже проявлял небольшую заботу к нему, когда находился дома. И сердце подчинялось увиденному. Оно стучало мирно и тихо, а глаза любовались на крепкие руки, перелистывающие страницы.

      Когда лучина догорела почти до половины, КёнСу, наконец, уснул, а Чонин еще долго просидел за книгой, изучая рецепты разных отваров, которые старик давал когда-то беременным омегам.

***

Утро началось, как обычно, с тихих шагов КёнСу, что готовил завтрак. Омега, осмысливая свое положение, задумчиво перебирал крупу, когда проснулся Чонин. Альфа потянулся, встал и наклонился сначала вправо, потом влево.

— Доброе утро, — КёнСу захотелось именно так начинать их каждый день. Муж, тянувший руку к полотенцу, замер и тихо пробурчал утреннее приветствие в ответ. Затем Чонин прошел к ведру с холодной водой, чтобы умыться.

— Ты сам принес? — альфа, нахмурившись, покосился на омегу. КёнСу кивнул. — Больше не таскай, а то надорвешься. Я сам буду приносить. — КёнСу вновь кивнул, улыбаясь.

      Когда Чонин сидел за столом умытый и почти проснувшийся, омега, наконец, достал чугунок из печки и поставил перед альфой.

— Ты сегодня идешь в деревню? — Чонин не сводил взгляда со своей тарелки, что была сейчас в руках у КёнСу.

— Да, к лекарю, — омега поставил перед мужем тарелку и опустился на свое место.

— Спроси у него Марьин корень, потому что, кажется, мой запас почти закончился. Я прошлым летом мало собрал. Он нам еще пригодится.

— И он так просто даст? Без всякой платы? Наш лекарь любит просить что-то за свои услуги.

— Я знаю, поэтому дашь ему вот это, — Чонин вытащил из просторной накидки совсем маленький мешочек. — Здесь цветы бузины. В наших краях это дерево нечасто встретишь. Взамен проси ровно три кулака Марьиного корня. Понял?

— Да, хорошо, — КёнСу вздохнул. Все оказалось не таким уж и сложным. Да и просьба была совсем пустяковой, так как омега знал, как выглядит Марьин корень, и мог отличить его от любого другого.

— Тогда я ненадолго в лес, — отшельник отложил ложку, наевшись, и пошел в сторону двери, одеваясь и обуваясь. Когда дверь почти закрылась за ним, КёнСу услышал негромкое «Спасибо за завтрак» и, в который раз, улыбнулся за это утро.

      Когда омега вышел из дома, набросив на плечи теплую накидку, появилось зимнее солнце, заставляя снег красиво блестеть и переливаться. КёнСу улыбнулся и глубоко вздохнул. Сейчас бы пробежаться по этому снегу, ощущая в ушах вой холодного ветра, но теперешнее положение обязывало быть поумнее и поаккуратнее. Интересно, а в волка ему вообще оборачиваться можно? Надо обязательно расспросить лекаря обо всем.

      Так, раздумывая над своими мыслями, омега вошел в деревню. Он не был в ней уже больше месяца, а ничего не поменялось. На центральной площадке гулял народ. Маленькие волчата также катались в сугробах, рядом стояли омеги, наблюдая за своими детками. Альфы спешили в лес или обратно, неся на спинах добычу или дрова. В общем, жизнь текла своим чередом.

— Вы только посмотрите, — раздался насмешливый голос откуда-то сбоку от КёнСу. Он повернул голову, ища источник звука. — Это же КёнСу! Наш бедный омежка!

      Справа, почти рядом с домом вожака, стояла небольшая группка ровесников КёнСу. Пройдет месяца три, зазвенят ручьи, и в деревне будет большая свадьба, где альфы выберут себе мужей из этих молодых омег. По идее, и сам КёнСу должен был быть в их числе.

— Ты чего пришел-то к нам? — главарь этой группки двинулся на омегу. — Плохо живется в своей лачуге?

— Что вы от меня хотите? — КёнСу уверенно смотрел на омег, и только сжатые в кулак пальцы выдавали его страх перед ними.

— Мы? Ничего. Только вот хотели спросить, — главарь, усмехаясь, наклонился поближе к омеге. — Как муженек-то? Пойдет? Или так себе?

— О чем ты?

— О том, что отшельник твой лица не показывает. Ты хоть его видел в брачную ночь или на ощупь все было с завязанными глазами? — раздался дружный хохот.

— Это вас не касается, — КёнСу злобно сверкнул глазами и отвернулся, намереваясь пройти мимо, но его схватили за руку и потянули обратно к выходу из деревни.

— Это нас еще как касается, — прошипели омеге в ухо. — Всем понятно, что не просто так твоя свадьба была зимой. Что же такого отшельник пообещал тебе, что ты выскочил за него раньше срока? А может быть, ты знаешь просто больше, чем мы все? — КёнСу «довели» до окраины деревни и толкнули. Благо, омега смог удержаться на ногах и не упасть в сугроб, а то была бы еще одна потеха.

— Возвращайся туда, откуда пришел. Еще неизвестно, чем вы там занимаетесь в своем домике. Тебе еще нет девятнадцати, и на тебе ни пояса, ни пряжек, а ты щеголяешь по всей деревне, думая, что все приняли ваш брак. Ошибаешься, КёнСу, и не смей появляться здесь, — главарь напоследок грозно взглянул на омегу и развернулся назад. Вся группка поспешила за ним. Как только они исчезли из виду, омега шумно выдохнул и опустился на снег. Вот как значит. Оказывается, на него давно в деревне зуб точат из-за этого брака, он и не догадывался. И да, пояса с пряжками у него нет, ведь ему исполняется девятнадцать послезавтра, в его день рождения…

      Когда появилась эта традиция в их деревне, никто точно не скажет, но когда омега достигал девятнадцати лет, родители дарили любимому сыну кожаный тонкий пояс, на который легко надевались металлические бляшки с различными узорами и самоцветами размером с цветок календулы. Первую дарили родители вместе с поясом, вторую — муж на свадьбе, а остальные омега получал за рожденных детей или когда альфа хотел побаловать своего супруга. Как правило, больше всего бляшек было у омег с седыми волосами. У папы КёнСу было уже шесть штук. Он гордился своим поясом и снимал его, наверно, только когда ложился спать.

      КёнСу поднялся, помялся немного, смотря грустными глазами на деревню, и поплелся туда, где теперь было его место. Дом встретил его тишиной и родным теплом, но омега, скинув накидку, сел на скамью и разразился слезами. Пользуясь тем, что в доме он один, омега решил выплакаться, чтобы его страхи и обиды исчезли навсегда, и он больше никогда не ревел по такому поводу. Но планы нарушились, когда дверь скрипнула, и на пороге появился Чонин с охапкой сухих веток за плечами.

— Ты уже вернулся? — альфа закрыл дверь, скинул с себя обувь и груз и сел напротив омеги. — Ты плачешь что ли? Что-то случилось?

      КёнСу смотрел прямо на Чонина, изучая его лицо глазами, которое расплывалось из-за нескончаемого потока слез. Хотелось нажаловаться, что-то сказать в свою защиту, но он сам виноват во всем, поэтому язык сказал совсем не то, что хотел бы произнести сам омега.

— Чонин, а почему ты не бреешься? — Альфа удивленно вскинул брови. — Даже у моего отца лицо чистое, а у тебя борода, хотя сам ты старше меня не намного.

      Чонин нахмурился, ему как-то было все равно, как он выглядит. Борода не мешала ему, а для остальных людей существовал капюшон во избежание чужих взглядов.

— Просто не бреюсь, а что? — омега пожал плечами, вытирая крупные слезы, что катились по щекам. — Ты был у лекаря? — КёнСу отрицательно покачал головой. — Что случилось? Его не было? Он куда-то ушел? Что ты молчишь?

      Омега еще какое-то время сидел тихо, глотая слезы, но когда Чонин легонько стукнул ладонью по столу, громко расплакался, тем самым напугав альфу.

— Я пошел, а там эти омеги…и они меня вытолкали, — КёнСу всхлипывал после каждого слова. Голова была опущена, он даже не мог поднять ее, чтобы сказать все нормально, но Чонин каким-то чудом его понимал. — А еще сказали, что…на мне пояса…нет, поэтому я не имею права… появляться в деревне, — с последними словами, которые дались очень тяжело, КёнСу рухнул головой на скрещенные руки, что лежали на столе, и вновь горько заплакал.

      Чонин косился на омегу и не знал, как его успокоить. Он первый раз видел такую истерику и сейчас находился в легком замешательстве. Предложить воды? Накинуть плед? Заставить нырнуть в снег? Сказать что-то? Что нужно было сделать, чтобы КёнСу перестал плакать?

— Подожди, ты…не плачь. На вот, попей водички, — альфа поднес деревянную кружку к рукам омеги. — Нет, не пей! Она же холодная! Черт! — Чонин поставил воду на стол и подсел к КёнСу. Тот даже не поднял голову, чтобы что-то ответить альфе. — КёнСу, успокойся.

— Дай…мне…поплакать, — сквозь громкие всхлипы причитал омега. — Мне…это нужно. А потом… я не скажу тебе ни слова, — голос КёнСу звучал приглушенно и надрывно. — Я…один во всем виноват…если бы я не был таким беззаботным, то… не пошел бы на встречу с Тао, не забеременел бы и не… — омега на миг замолчал, утирая слезы, — не утруждал бы тебя сейчас.

      Чонин, сидевший рядом, внимательно слушал мужа. Тот причитал о разных бедах, которые навалились на него, и неизменно выставлял себя виноватым. Альфа хмурился, понимая, что сейчас в душе у КёнСу творится настоящая буря, которую необходимо унять, а то будет хуже не только самому омеге, но и окружающим. Поэтому для начала Чонин решил не перебивать обычно тихого мужа. Лучше пускай выговорится, а потом уже можно будет и альфе сказать что-нибудь дельное.

— А еще…этот пояс…ну, который на девятнадцать лет получают… Мне его послезавтра должны подарить, а к лекарю…надо было сегодня, — у омеги назревала новая истерика, и альфа, наконец, решил взять все в свои руки.

— Так, КёнСу, прекрати мне сырость разводить, — Чонин, обхватив омегу за плечи, заставил того поднять голову. Глаза мужа опухли, покраснели, а губы дрожали. Альфа, увидя в первый раз такого омегу, даже оторопел, но мигом взял себя в руки, понимая, что если и он начнет паниковать, то ничего не изменится в лучшую сторону.

— Послушай меня внимательно, КёнСу, — Чонин вытер большими пальцами щеки омеги, которые были мокрыми от слез. — Не надо винить себя во всех бедах, а то чувствую, скоро ты начнешь говорить, что именно из-за тебя летом стояла засуха или именно из-за тебя вчера был сильный мороз. А насчет пояса не переживай, все будет в свое время.

— Но ведь я и замуж не должен был выходить без него! — омега вновь опустил голову, и новые слезы побежали по щекам, но Чонин среагировал быстро и неожиданно. Он схватил кружку с водой, что до этого мирно стояла на столе, и выплеснул мужу в лицо. КёнСу, уже готовый вновь разрыдаться, ошеломленно смотрел на альфу и моргал глазами, стряхивая слезы и воду с мокрых ресниц.

— Вот теперь ты готов меня слушать, — отшельник улыбнулся, смотря на замершего омегу. — Успокаивайся и не реви! Все будет хорошо, вот увидишь. А теперь тебе, по-видимому, требуется горячий отвар из мелиссы. Кажется, где-то она у меня была, — отшельник отошел к стене и внимательно разглядывал травы, закрепленные на стене, — Ромашка, настурция, календула, калина… А где же мелисса? — тихо бурчал себе под нос Чонин.

      КёнСу же, у которого до сих пор капли воды стекали с лица, наконец, шумно выдохнул, приходя в себя, и тут же схватился за конец своей рубахи, пытаясь вытереться хотя бы этим куском ткани. Муж настолько удивил его своим поступком, что омега даже перестал думать на миг о других проблемах, что были гораздо важнее мокрых лица и рубахи. А когда медленно пришло осознание того, что именно сделал Чонин, то КёнСу тихо засмеялся, невольно обращая внимание мужа на себя.

— Ничего-ничего, — омега тут же замахал руками. — Просто ты меня удивил с этой водой.

— Клин клином вышибает, как говорится, — альфа усмехнулся и продолжил медленно растирать засушенную мелиссу, которая все-таки нашлась.

      Остаток дня супружеская пара провела за посиделками за столом, попивая из кружек горячий отвар. Каждый из них даже не пытался заговорить о неприятностях в деревне, о чужом мнении или об истерике КёнСу. Омега тихо рассказывал о своем детстве, а альфа поддакивал, рассказывая, как его воспитывал старик, иногда наказывая за обычные детские шалости.

— Почему же он просил тебя держаться в стороне от других ребят и носить капюшон?

— Потому что я не похож на вас, и в детстве бы меня часто обижали из-за этого.

— А, может быть, все из-за твоего волка? Какого ты цвета?

— Тебе так интересно посмотреть на меня? — альфа поднял глаза на омегу, но КёнСу не увидел в них и доли страха. — Если быть честным, то я не знаю, какого цвета у меня шерсть, ни разу себя не видел, а отшельник и не говорил никогда. Поэтому я просто не оборачиваюсь, мне и так хорошо живется. — Чонин покосился на вечно закрытые окошки.

 — Кажется, уже темно. Пойду посмотрю, — альфа выглянул за дверь и тут же закрыл ее. — Точно, пора спать. Особенно тебе, — проговорил Чонин и подошел к столу, смотря на КёнСу. — Засыпай, завтра вместе пойдем в деревню. К лекарю все же надо сходить. Мне за Марьиным корнем, а тебе… — альфа замялся, — сам знаешь по каким причинам.

      Омега, который уже засыпал из-за отвара, только кивнул и подошел к печке. Залезать наверх совсем не хотелось. КёнСу внимательно смотрел на свое спальное место и думал, кто бы его туда поднял. Просить Чонина он не смел, а кого-то еще в доме и не было.

— Что такое? — альфа, собирающий остатки сушеной травы, поднял голову, смотря на замершего мужа.

— Не хочу я сегодня на печь. Давай поменяемся?

      Альфа только отрицательно покачал головой.

— Я всю жизнь почти спал на скамье, я к ней настолько привык, что уже не чувствую, какая она на самом деле твердая. Поэтому не ленись и забирайся.

      КёнСу надул сначала губы, но потом, подумав не долго, кряхтя, забрался и тут же провалился в спасительный сон.

— Потом, когда твой живот станет больше, я подумаю о твоем спальном месте, а пока спи там, — Чонин затушил лучину и лег на свою скамью, как всегда укрываясь пледом. Но сон как назло к альфе не шел. Он раздумывал, а стоит ли делать все это? Стоит ли заботиться о КёнСу? Стоит ли подпускать его еще ближе? Конечно, как всегда можно было бы спрятаться под капюшоном и уйти ото всех проблем, как он это всегда делал. Но сегодня истерика КёнСу многое для него открыла. Оказывается, в их деревне есть и такие омеги, которые любят издеваться над другими. А еще его муж слишком чувствительный и требует защиты. Чонин вздохнул и перевернулся. Лучше бы его старик воспитал по-другому, тем, кому наплевать на окружающий мир. Может быть, тогда бы с самого начала, с самого первого подслушанного разговора, Чонин бы не жалел КёнСу. С такими мыслями альфа, наконец, смог заснуть.

***

 Утро встретило КёнСу огромным нежеланием вставать. Омега проснулся, но вот слезать с теплой печи не хотелось. Он ворочался, мял одеяло, снимал и натягивал его, и только спустя некоторое время возни понял, что в избе стоит тишина, и даже тихого сопения его мужа не слышно.

      Омега повернулся лицом к скамье и осмотрелся. Действительно, никого. КёнСу потянулся, зевая, и слез с печки. На столе лежал свежий горячий хлеб, и стоял кувшин с холодным молоком.

— И откуда это? И где Чонин? — пробормотал омега, умываясь в холодной воде, что уже была в ведрах. Значит, муж принес. — В лес что ли ушел?

      КёнСу сел за стол и гипнотизировал румяный кругляш хлеба. Хотелось укусить нестерпимо, но в голову пришла мысль, что его может вновь затошнить. Когда же терпеть стало невмоготу, омега, завороженный вкусным запахом, не удержался и отломил приличный кусок, тут же проглатывая его. Недолго смотрел на молоко и только собрался его налить себе, как дверь распахнулась, и вошел Чонин, отряхивая снежинки с накидки. На лице как всегда капюшон, скрывающий все лицо.

— Молоко не пей! Холодное! — отшельник, не снимая ничего, прошелся к столу, взял мешочек с бузиной и махнул рукой нетерпеливо. — Давай быстрее доедай, и пойдем к лекарю. Вместе пойдем.

      КёнСу судорожно вздохнул, идти вновь в деревню ему не хотелось. Лучше он посидит дома, и лекарь сам придет. Омега, игнорируя слова Чонина, начал жевать неторопливо, при этом подумывая отломать еще кусок.

— Вот запей водой. Она несильно холодная, — на стол перед КёнСу опустилась кружка. — Если надеешься есть медленнее и отсрочить прогулку в деревню, то я вытащу тебя из-за стола и насильно уведу. Нам еще к твоим родителям идти сегодня, так что лучше поторапливайся, — негромко пригрозил альфа и вышел за дверь.

      Омеге оставалось только повиноваться Чонину, и, понуро опустив голову, он, скрепя душой, доел скромный завтрак и натянул теплую накидку. Когда же КёнСу закрыл за собой дверь дома, альфа стоял рядом, как всегда кутаясь в своем балахоне. Омега подошел к нему. Чонин, чуть повернув голову, скрытую капюшоном, помялся, думая о чем-то своем, а потом протянул руку.

— Держись, мы быстро пойдем.

      КёнСу посмотрел сначала на протянутую широкую ладонь, потом на мужа, но ожидаемо ничего не увидел, так как капюшон был натянут слишком низко. Омега, немного боясь, вложил свою руку, и Чонин тут же ее некрепко сжал и потянул за собой. КёнСу шел за мужем, и в который раз отмечал, что у альфы очень теплые руки, даже горячие. Чонин же думал о чем-то явно другом, так как шел довольно быстро. А на любопытные взгляды других жителей деревни, которые видели эту супружескую пару в первый раз вместе, не обращал никакого внимания и широкими шагами продолжал свой путь до лекаря.

      Впрочем, возле центральной площади неожиданно замедлил шаг и обернулся к КёнСу.

— Вот эти тебя вытолкали из деревни? — Чонин кивнул в сторону группки омег, что хихикали, показывая пальцами на КёнСу и его мужа.

— Да, они. Давай пойдем быстрее, — омега направился было к лекарю, но альфа его остановил, крепче сжимая ладонь.

— Если им ничего не сказать сейчас, то потом ты даже к родителям не попадешь, если захочешь. Так что, пошли, — Чонин уверенно потянул КёнСу за собой, несмотря на все его сопротивления.

— Это кто же к нам пришел? Опять КёнСу? Да еще и не один, а со своим мужем! — заголосил главный из этой группки, как только пара подошла ближе.

 — А чем вас мой муж обидел? — из-под капюшона неожиданно раздался грубый голос, который КёнСу слышал впервые. Омега спрятался за широкой спиной и сам сжал ладонь мужа.

— Да ничем особенным, — главарь даже испугался, не ожидая услышать такой резкий голос. — Просто вышел замуж за тебя, вот и провинился.

— А чем я виноват именно перед тобой? — альфа сделал шаг вперед, КёнСу невольно тоже повторил за альфой.

— Да тем, что отшельник! — главарь съежился, чувствуя перед собой сильного альфу, но все равно продолжал говорить разные обвинения. — Живете вместе на отшибе, и никто не знает, чем вы там занимаетесь! А вдруг вы там убить нас всех замышляете?

      Чонин глубоко вздохнул, КёнСу же, казалось, совсем съежился, чувствуя, насколько его муж сейчас рассержен и силен. Наверно, он мог порвать всех этих омег лишь одним ударом лапы. Поэтому омега закрыл глаза, боясь смотреть, и даже попытался выдернуть руку из ладони Чонина, но тот не отпустил, а лишь поднял руку и опустил капюшон.

      Группка омег застыла, пораженно смотря на альфу.

— Я вовсе не такой страшный, правда? — голос Чонина звучал так же грубо, но сейчас там был еще и жуткий холод. — И совсем не так выгляжу, как обо мне говорят. Поэтому предупреждаю сразу. Хватит сочинять небылицы про меня и моего мужа! Из-за таких как вы, мы и не появляемся в деревне. Если еще хоть раз мой муж заикнется о том, что его обижают, поверьте, вам не поздоровится! Ясно?

— Ясно, — почти прошептали омеги, завороженно смотря на лицо перед ними.

      Чонин кивнул, вновь накинул капюшон и, развернувшись, утянул КёнСу за собой. Омега, что следовал за мужем, смог прийти в себя только тогда, когда Чонин развернул его к себе.

— Эй, КёнСу, посмотри на меня, — голос у альфы изменился. Больше он не напоминал ледяную стужу. Омега узнал обычный бархатный голос, который КёнСу слышал изредка каждый день. — Открой уже глаза. Они больше тебя не тронут, да и стоим мы уже возле лекаря.

      Омега повиновался мужу, поднимая голову. Но перед его глазами был так же капюшон, правда, натянутый в этот раз до носа, открывая вид на гладкий подборок… Гладкий? КёнСу округлил глаза, а рука сама потянулась и стянула капюшон с лица Чонина. Увидев мужа, омега даже открыл рот.

      Прямо на него смотрели знакомые карие глаза, да и прямо нос был тоже знакомым. Но вот лицо было чистым и выбритым. А вечно нечесаные волосы были подстрижены и теперь вились аккуратными кудрями. Теперь перед КёнСу стоял молодой улыбающийся парень, и, казалось, он совсем не был похож на того альфу, с которым омега жил все это время.

— Я себя не видел, не пугай меня своими большими глазами.

— Ты…

— Да, можешь не озвучивать это вслух. Ладно, иди к лекарю. Он тебя ждет, — Чонин, усмехнулся, наблюдая за реакцией КёнСу, и подтолкнул его к дому. Омега не мог оторваться от нового лица, что предстало перед ним, и только спустя некоторое время он смог повернуться и ступить на первую ступеньку крыльца.

— Теперь ясно, почему эти так отреагировали, — тихо пробормотал омега. Его муж действительно был красивым, да еще и таким, что дыхание перехватывало.

— КёнСу, — неожиданно окликнул его Чонин. Тот повернулся. Альфа подошел к нему, и теперь их лица оказались на одном уровне. Омега даже мог разглядеть небольшие морщинки вокруг глаз. — Я совсем забыл. — Чонин наклонился ниже, будто пытаясь что-то прошептать на ухо, но в тот же самый момент КёнСу почувствовал, как руки альфы скользят по его талии и что-то обвязывают вокруг его нее. — Это тебе мой подарок на день рожденья, — тихо прошептал альфа, продолжая свое занятие. — Пусть немного раньше, но зато теперь тебе не стыдно будет куда-то ходить. И да, вторую пряжку подарят родители завтра, как положено, — и с этими словами Чонин отстранился, смотря на свою работу. КёнСу, у которого, казалось, сердце выскочит, смог с большим усилием опустить голову.

      На его талии появился кожаный пояс с выдавленным узором, а прямо там, где, скорее всего, зародилась новая жизнь, красовалась серебряная пряжка с голубым камнем в центре.

— Он такой красивый, — смог выдавить из себя омега. Он смотрел на пояс и не мог налюбоваться, а в глазах вновь появились непрошенные слезы. — Спасибо, Чонин. Огромное тебе спасибо.

— Только не смей плакать. Быстро к лекарю, потом поговорим. — Чонин поднял лицо КёнСу за подборок, вытер слезы, все-таки успевшие скатиться на щеки, и, развернув, несильно толкнул в сторону двери.

      Омега, совладав с собой, коснулся деревянной ручки, но перед тем как зайти, повернулся к альфе и улыбнулся самой благодарной улыбкой, что только сейчас мог себе позволить на данный момент.

— Спасибо, Чонин, спасибо, — прошептал КёнСу и скрылся за дверью.

      Альфа нахлобучил обратно капюшон и развернулся спиной к дому. У него у самого сердце билось как сумасшедшее. Он первый раз опустил капюшон перед людьми и в первый раз подарил настолько важный подарок. Чонин улыбнулся.

— Надеюсь, дальше все будет гораздо спокойнее. Хотя о чем я? Скоро станет еще веселее, — альфа улыбнулся и, заложив руки за спину, решил прогуляться вокруг дома лекаря. Наверное, стоило подумать все-таки о новом спальном месте для омеги.