Дверь в дом лекаря скрипнула, и из нее вышел КёнСу, у которого щеки сияли трогательным румянцем. Чонин, заметив мужа, подошел к нему.

— И?

— Да, у меня будет волчонок.

— Ну как, в принципе, все и предполагали, — Чонин хмыкнул и протянул руку, вновь предлагая свою помощь. — Пойдем домой, Марьин корень я уже отдал лекарю сегодня с утра. Это, кстати, он нам молока и хлеба дал.

      Супружеская пара молча шла по деревне. И почти все, кто был на улице в этот момент, смотрели им вслед. Чонин хоть и был в капюшоне, но широкий разворот плеч и уверенная походка говорили о том, что это идет сильный альфа. А еще отшельник обычно редко появлялся днем, и жителям было интересно посмотреть на столь необычную пару в их деревне.

      КёнСу шел, смотря на свой пояс. Он ведь не просил его и не думал, что Чонин способен на такие поступки ради него. Омега точно был уверен, что альфа не испытывает к нему никакой любви, но отшельник все равно сбрил свою бороду да еще и пояс подарил. В груди теплилось чувство благодарности, и когда они уже почти подошли к дому, КёнСу спросил, нарушив тишину между ними:

— Чонин, а когда у тебя день рождения? — альфа, который только что спустил капюшон, повернулся к омеге. КёнСу опять не смог не залюбоваться своим мужем. Действительно, зачем он вообще носил бороду, если у него такое красивое лицо?

— Вчера был, — альфа смотрел на омегу, приподняв брови. А КёнСу медленно вспоминал вчерашний день.

— А я ревел и ныл, когда у тебя был праздник! — омега чуть сжал руку мужа, опуская глаза.

— Но ты ведь не знал. КёнСу, от моего совершеннолетия прошло шесть вёсен. И мне совершенно все равно на этот праздник, — Чонин отмахнулся и потянул омегу за руку. — Пошли уже домой. Я, кажется, проголодался.

      КёнСу кивнул и зашел в дом. Чонин решил принести из сарая последний кусок мяса. Омега скинул накидку, снял сапоги и опустился на лавочку, на которой спал альфа. Глаза сами пробежались по единственной комнате. Пряный аромат трав, что витал здесь повсюду, вовсе не раздражал теперь нетерпимого ко всем запахам омегу, а наоборот заставлял почему-то испытывал невесомое чувство защиты. А, может быть, это Чонин, что сейчас деловито принес мясо и положил его на стол, дарил ему такое чувство?

— Давай я сам, — КёнСу подошел к альфе и забрал нож. — Я все сделаю.

      Чонин внимательно посмотрел на мужа и кивнул. Впрочем, без дела альфа тоже не остался и занялся чисткой картофеля.

— Думаешь, я ничего совсем не умею? — видя, что КёнСу внимательно смотрит на его руки, спросил Чонин, ухмыляясь. — Как-то же я жил без тебя, когда старик умер.

      Омега только чуть улыбнулся и занялся дальнейшим разделыванием мяса. Сейчас совсем не тошнило от этого занятия, и КёнСу даже с неким удовольствием вдыхал запах застывшей крови. А может быть, омегу успокаивал пряный аромат чертополоха, что висел прямо над его головой.

      Но все же мысль о благодарности не отпускала КёнСу. В их деревне каждому альфе дарили на совершеннолетие нож в знак того, что теперь он способен защитить и себя, и близких. И такой нож у Чонина был. Он носил его с собой на охоту и снимал с его помощью шкуру с убитых животных. Поэтому мысль о подарке еще одного ножа тут же отпала. Если подумать об ужине, то и тут альфе он был ни к чему. КёнСу и так готовил каждый день, и вкусная еда не смогла бы стать полным знаком благодарности. Омега в задумчивости кусал губы и не знал, что же такое подарить мужу.

      Когда мясо вместе с картофелем было отправлено в печь, супруги сели на скамью. Чонин, пользуясь повисшей тишиной, взялся за угольный карандаш и что-то писал в своих книжках, КёнСу же тихо сидел и заламывал пальцы. Он внимательно скользил взглядом по красивому смуглому лицу, по волнистым волосам и не мог поверить, что именно этого человека боится вся деревня. А ведь если опустить капюшон, выкинуть потрепанный балахон…

      «Накидка! Она ведь старая и тонкая», — пронеслось в голове у КёнСу. Он, тихо ступая, вышел из-за стола и залез на печку, доставая давно связанную длинную кофту. Кажется, альфе она должна быть впору.

— Чонин, можно тебя отвлечь? — КёнСу встал рядом со столом и прижал руку к груди. Альфа поднял глаза на мужа. — Примерь, пожалуйста. Я бы хотел подарить тебе это, как знак благодарности за все, что ты для меня сделал сегодня.

      Чонин встал и принял кофту, разглядывая ее. Тут же натянул и пошевелил руками, пробуя размер вещи.

— Как раз, — альфа даже наклонился, показывая, что кофта ему впору.

— Я вязал и не думал совсем о том, кому будет принадлежать эта вещь. Но сейчас я безумно рад, что именно тебе она досталась. Спасибо, Чонин, правда, — глаза омеги увлажнились, видя, что муж оценил его подарок.

— Если ты будешь плакать всю беременность, то один из нас точно ее не переживет, — альфа прищурился. — Садись, надо поговорить. — Чонин потянул омегу за собой, и теперь они в первый раз сидели на скамье рядом, почти касаясь плечами.

— Во-первых, спасибо за кофту. Хоть я и волк, но в обличии человека мне холодно иногда бывает. Все потеплее, когда в лесу ходишь. Во-вторых, постарайся не плакать так часто, иначе твоему ребенку будет очень плохо. А еще ничего не бойся, никто тебя не обидит. КёнСу, я все думал о нашем совместном проживании…и хотел бы кое-что прояснить. Ты помнишь наш договор, тогда в самую первую ночь?

      Омега кивнул, слушая мужа.

— Что я тогда тебе сказал? — тут же спросил его Чонин.

— Что мы должны жить мирно, не мешая друг другу, — КёнСу сглотнул, ожидая дальнейшего хода разговора.

— Как видишь, с первой частью договора мы справились. А вчера я понял, что вторая часть просто невыполнима. Мы с тобой, не сговариваясь, начали все равно общаться, но я бы не назвал это вмешательством. Возможно, действительно, когда начинаешь жить с кем-то в одном доме, невозможно не переброситься словом. Что думаешь?

      КёнСу смог только вновь кивнуть в ответ. Чонин помялся, думая о чем-то своем, но тут же вновь заговорил.

— Если честно, я не горел идеей жениться. Старик учил меня заботиться не только о себе, но и о других. Его последним желанием было, чтобы я не оставался один в этом доме. Но я как-то не силился исполнить его волю так быстро… А тут твои родители, — Чонин заглянул в глаза КёнСу. — Я видел тебя на той поляне, когда ты разговаривал с каким-то омегой. И слышал все. В тот момент мне стало понятно, что именно я — твое спасение. Я долго думал, прежде чем прислать тебе горечавку. И вовсе не из-за того, что меня могли бы выселить. Я думал, нужен ли ты мне…

      КёнСу взял руку мужа в свою, некрепко сжимая.

— Сейчас понимаю, что нужен, — альфа кивнул, соглашаясь сам с собой. — Просто как человек, с которым я могу поговорить, который поймет меня. КёнСу, давай будем разговаривать чаще и не прятаться друг от друга. Я всегда такой — молчаливый, может быть, немного холодный, но иногда хочется с кем-то поговорить, и…

— Погоди, — омега остановил мужа. — Я тоже должен сказать кое-что. Столько много правды от тебя, что я просто растерян, — Чонин перехватил ладонь мужа и сжал в ответ. — Я тебя не видел там на поляне.

— Я просто умею скрываться, — альфа улыбнулся, вновь замолкая. Он понимал, что КёнСу нужно чуть-чуть времени, чтобы сказать нужные слова.

— Прежде всего, Чонин, я хочу попросить у тебя извинения. Когда ты дал согласие, мне было сначала все равно, но потом стало страшно. Слухов много о тебе ходит по деревне. И теперь я понимаю насколько был не прав. — КёнСу прикусил нижнюю губу, вновь помогая себе собраться с мыслями. — У меня сердце болит от всего того, что со мной произошло. Представляешь, я предал свою стаю и семью. Теперь уже, смотря на мир другими глазами, я понимаю, что вся моя любовь ничего не стоит. Мне кажется, я за все лето наделал столько ошибок, что мне не исправить их за всю жизнь. Я всего лишь глупый мальчишка, — омега всхлипнул.- Обещаю, плачу в последний раз, — увидев выражение лица Чонина, тут же поспешил сказать КёнСу, улыбаясь. — Так вот, зная теперь, что я беременный, примешь ли ты меня таким, Чонин?

— Мне кажется, я сегодня дал тебе исчерпывающий ответ, — улыбнулся Чонин. — Ты — мой муж, а значит, и ребенок тоже мой. Пускай и не я его отец по крови.

      Рука альфы легла на еще плоский живот КёнСу, и по коже тут же разлилось тепло от нежного прикосновения.

— Честно скажу, что я тоже был совсем другого мнения о тебе, — Чонин, улыбаясь, погладил живот и, словно опомнившись, убрал руку. — Теперь хочу вновь познакомиться с тобой.

— Я тоже хочу, — КёнСу, которому понравилось нежное поглаживание, растянул губы в широкой улыбке, наверное, в первый раз показывая ее Чонину.

— Ух-ты, сердечко, — альфа завороженно проследил за губами омеги, но тут же опустил глаза и протянул руку. — Чонин, альфа, двадцать пять вёсен.

— КёнСу, омега, завтра будет девятнадцать вёсен. Твой муж, — ответил омега, пожимая протянутую руку. — И, кажется, мы забыли про картошку с мясом.

— Точно!

      Они оба подскочили и принялись вытаскивать обед из печки, помогая друг другу. А потом так же вместе накрывали на стол и расставляли чашки. Наверное, впервые обед проходил так спокойно и по-домашнему. Они оба чувствовали себя расслабленно и уютно, несмотря на то, что молчали почти все время.

      Вечер прошел тихо и спокойно. Чонин корпел над своими записями, а омега сидел рядом и перебирал спицами, позволяя им самим вязать что-то. Когда альфа понял, что слишком поздно и сказал об этом мужу, КёнСу увидел в своих руках почти готовую теплую кофточку на совсем маленького ребенка. Омега заворожено смотрел на нее, потом взглянул на Чонина, что пил воду неподалеку и улыбнулся. Это еще не новая любовь, ведь сердце ноет от старой. Любуясь на своего супруга, КёнСу окончательно понял, что нужно отпустить Тао и жить для своего мужа. Вот оно его счастье — теплое, тихое, молчаливое и домашнее, а еще уютное, наполненное пряным запахом чертополоха. От понимания этого даже в животе стало тепло. Омега провел по нему рукой, понимая, что волчонок тоже с ним согласен.

***

В этом году зима тянулась слишком долго, по крайней мере, так показалось КёнСу. Наступило девятнадцатилетие, вторая пряжка была получена, но сердцу омеги хотелось весны, хотя сам он всегда ждал искрящийся снег с нетерпением. То ли из-за пережитых зимой волнений, то ли из-за смены семьи и дома КёнСу хотел скорее оставить все свои переживания тут в холоде, метелях и стуже. Радовало только одно, все это время Чонин был для него, действительно, тем очагом тепла, которого иногда не хватало омеге. Не сказать, что сразу же после того серьезного разговора оба стали проводить больше времени друг другом, вовсе нет. КёнСу любил все также прогуляться к папе, слушая множество советов по поводу растущего волчонка в его животе, а Чонин продолжал пропадать в лесу, либо охотясь, либо принося в небольшом лукошке разные зимние ягоды. Но, тем не менее, даже соседям, заходившим к отшельнику частенько за разными травами, было понятно, что между супругами многое поменялось. И они были совершенно правы.

      Чонин тихо и молчаливо заботился о своем муже, почти всегда кутая его либо в теплые шкуры, либо в пушистую шаль. Иногда строго указывал, чтобы КёнСу не ходил голыми ногами по полу, ведь зима же. И каждый день давал разные травяные отвары, которые помогали омеге бороться с тошнотой и чувствовать себя лучше. КёнСу тоже не оставался в стороне. Он уговорил мужа сменить старую потрепанную накидку, сделав для него новую из более плотной ткани. «Я же волк, не мерзну», — усмехнулся на это Чонин, но подарок принял и теперь носил каждый день. «Я на лето тебе другую сделаю, не такую теплую», — ответил КёнСу и принялся за новое изделие.

      Важным событием в их сближении стало то, что омега попросил альфу научить его читать. Чонин сидел в недоумении, смотря на КёнСу и удивляясь тому, что тот не знает ни одной буквы. На что омега пожал плечами и развел руки в стороны. Учились они долго и упорно, но к концу зимы КёнСу умел не только читать, но и писать. Теперь если он уходил куда-то без ведома мужа, то оставлял Чонину небольшие записки на специально выделенном куске бересты. Угольный карандаш потом легко стирался, и новую записку можно было писать на этом же месте. Правда, все равно буквы у омеги выглядели не такими красивыми, как у альфы, но КёнСу не расстраивался, понимая, что для всего нужна практика.

      Еще омега любил редкие совместные прогулки в лес. Как всегда, КёнСу, пока мог спокойно и безболезненно обращаться, был волком, а Чонин, который ступал по его следам, в человеческом обличии. Но эти прогулки сильно отличались от той первой, где КёнСу бегал, а Чонин сидел на снегу. Теперь, зная о своем положении, омега уже не так сильно резвился. Он спокойно шел и дышал морозным воздухом. Но и совсем скучно ему не было. Самым любимым его развлечением было заставлять Чонина перекинуться в волка. Он бодал его колени, даже прикусывал несильно пальцы на руках, но альфа отмахивался, а иногда и убегал. И вот тут-то начиналось самое настоящее развлечение. КёнСу никогда не охотился, но все же гены хищника в нем были, поэтому, когда альфа начинал убегать, то омега весь подбирался и пытался заставить Чонина почувствовать себя жертвой, громко рыча и скалясь. Правда, вся эта «охота» заканчивалась так же быстро, как и начиналась. А точнее Чонин отбегал от КёнСу на шагов десять и терпеливо ждал, пока омега не спеша подбежит к нему и ткнется носом в живот. Из леса уходили всегда так же, как и пришли — тихо и не торопясь. Омега шел рядом с мужем, а тот иногда проводил рукой по бурым ушам.

      А тем временем к концу подошла зима, и зазвенели ручьи. Таял снег, таяли сосульки, а вместе с ними таяла вся та любовь омеги, что принесла ему столько горя и разочарования. Теперь его душа была спокойна, а сердце, как и все деревья вокруг, пустило новые ростки, намекая, что готово для новой любви и новых светлых чувств. Все чаще омега заглядывался на мужа, который из-за тепла и яркого солнца опускал капюшон и позволял любоваться на свое красивое и молодое лицо. Чонин замечал долгие взгляды мужа на себе, но не пытался спрашивать об этом КёнСу, так как и сам начал любопытно рассматривать супруга. Беременность несильно изменила омегу, сделала его чуть более ласковым, заставляла улыбаться чаще, а смеяться звонче. А еще темные волосы КёнСу отрасли с зимы и сделали его таким красивым, что даже редкие альфы, приходившие в дом к супругам, любовались на маленького беременного омегу, заставляя Чонина иногда подозрительно щуриться.

      Середина весны прошла тоже спокойно, но КёнСу чуть не нарушил обещание, больше не плакать, данное Чонину. А все из-за небольшого лисенка, которого принес Чонин однажды из лесу. Тот был совсем крохотный, дрожащий, а еще задняя лапка была вывернута и не позволяла малышу ходить. Омега, у которого достаточно заметно округлился живот, чуть не разразился слезами, напугав альфу. Правда, вскоре сам же успокоился и занялся перевязкой и размещением неожиданного гостя. Потом Чонин весь вечер косился на КёнСу и все хотел спросить, что это такое было. Но вспомнив, что у омеги скоро будет свой маленький волчонок, оставил это дело и заварил мелиссы. На всякий случай.

      Лисенок у них прожил недолго, около месяца. А тем временем к концу подходила уже и весна, и совсем скоро должно было начаться лето. Как только Чонин понял, что лапка «гостя» окрепла, они вместе выпустили его на волю. Тот убежал, напоследок махнув рыжим хвостом, а КёнСу склонил голову на плечо альфы и обнял вокруг груди.

— Надеюсь, с ним будет все хорошо, — прошептал омега, смотря туда, где исчез лисенок.

— Он такой же хищник, как и волки, так что проживет, не переживай, — руки альфы сами обняли КёнСу за талию, находя там никогда не снимаемый пояс. Чонин провел одной ладонью по пряжкам и проник аккуратно под них, грея выпирающий живот. В тот же самый миг в ладонь прилетел совсем незаметный удар. КёнСу и Чонин посмотрели друг на друга удивленными глазами.

— Он толкнулся, КёнСу.

— Не может быть, — прошептал омега, отстегнул пояс и сам положил руку на живот. В ладошку опять что-то невесомо ударилось. КёнСу даже ничего сказать не мог, лишь улыбался и с огоньками в глазах смотрел на мужа.

— Вот теперь можно подумать о твоем переселении с печки, а то этот разбойник тебе не даст спокойно спать, — рассмеялся Чонин.

      А ведь, правда, стоял конец весны. Время шло, и ребенок успел вырасти, тем самым не позволяя папе самостоятельно забраться на печку, только с помощью альфы. Когда наступил жаркий май, и погода стала совсем теплой, Чонин принес из лесу много веток и выгрузил их чуть в стороне от печки, рядом с кухонным столом. Затем на ветки опустились многочисленные шкуры животных, после одеяла с печки и небольшая подушка.

— Вот теперь тебе не надо лазить наверх. Попробуй, — Чонин протянул руку КёнСу и, аккуратно поддерживая, помог опуститься. Омега довольно повозился, было очень мягко и уютно. Лежанка получилась достаточно высокой, почти на одном уровне с лавкой альфы. — Ну что нравится? — продолжил Чонин.

— Конечно. Спасибо, — КёнСу благодарно кивнул, смотря на теплые карие глаза и пухлые губы, растянутые от уха до уха. Чонин, сам того не замечая, тоже стал улыбаться чаще и шире, правда, показывая эту свою сторону только перед мужем.

      Омега попытался подняться, но его тут же перехватили за талию и уверенно поставили на ноги.

— Как там волчонок поживает? — альфа прикоснулся к животу. Ребенок моментально ответил на прикосновение и поспешил поприветствовать старшего.

— Вот тебе он всегда отвечает, а мне редко, — КёнСу недовольно поджал губы.

— Значит, альфа будет, — с самым серьезным видом ответил Чонин, продолжая чуть поглаживать уже большой живот.

— Правда? — КёнСу доверчиво распахнул глаза. — Ты можешь с полной уверенностью сказать, что мой ребенок — альфа?

      Чонин поднял глаза на омегу, смотря на того с особой внимательностью. Но увидев, что КёнСу спрашивает с самым серьезным видом, прыснул и громко рассмеялся.

— Да откуда мне знать-то? Я не лекарь и не предсказатель. Я же шутил, КёнСу, — альфа потрепал по макушке недовольного омегу и совсем коротко прикоснулся губами ко лбу мужа. — Ладно, я в лес, скоро буду, не скучай тут без меня, мама-утка. — Довольный Чонин выскочил за порог, оставив КёнСу с огромными удивленными глазами посреди комнаты.

— Что? Мама-утка? Поносил бы ребенка, посмотрел бы я на тебя! — омега различил, наконец, последние слова Чонина и поспешил крикнуть ему вслед. В ответ услышал лишь тихий приглушенный смех.

      Вскоре омега и сам вспоминал шутку мужа, улыбаясь. Захотелось побаловать альфу чем-то вкусным. Омега решил сделать мясную похлебку, которую всегда делал его папа, когда отец возвращался с охоты уставший и голодный. Достав все необходимые овощи и последний кусок мяса, КёнСу аккуратно подготавливал продукты к варке и иногда посматривал на входную дверь, ожидая, когда же придет его муж.

      Время шло, но Чонин не появлялся. Похлебка уже давно стояла возле печи, продолжая быть горячей, а сам омега уже ожидал на пороге с открытой дверью и внимательно смотрел по сторонам. Решив, что, наверно, будет здорово, если он вдруг неожиданно встретит мужа с охоты, КёнСу, набросив на плечи легкую накидку, закрыл за собой дверь и, не торопясь, пошел по тропе, по которой альфа всегда уходил в лес. День стоял солнечный, и омега, радуясь такой прогулке, подставлял свое лицо редким лучам, что проникали из-под еще небольших зеленых листьев. Так, совсем не ускоряя шаг, он прошел достаточно много, огляделся, понимая, что в этой стороне он никогда не был, и решил пойти обратно.

      Когда же КёнСу, довольно щурясь, тихонько пробирался через невысокие кустарники, он услышал, как рядом трещат сухие ветки, и кто-то что-то тащит большое. Уловив знакомый запах и поняв, что это его муж, омега совсем затаился и решил напугать Чонина. КёнСу, аккуратно ступая на землю, приближался к альфе и уже был готов выйти из-за кустов с громким криком, как вдруг его что-то насторожило.

      Присмотревшись, он понял, что муж наврал ему, говоря, что никогда не обращается, ведь сейчас он ясно видел очертания огромного волка, который тащил большого лося по направлению к их дому. Решив, наконец, узнать тайну мужа, КёнСу задумал спрятаться за большим деревом и дождаться пока муж протащит добычу мимо него. Тут-то он его и рассмотрит.

      Долго ждать не пришлось, и вскоре рядом с омегой захрустели кусты, говоря о том, что Чонин совсем близко. Придерживая живот, КёнСу осторожно выглянул и едва не закричал. Рядом с ним стоял огромный черный волк с желтыми глазами, с такими могучими лапами, что, наверно, мог убить самого омегу одним ударом, и то особо не напрягаясь. Блестящая черная шерсть искрилась за солнце, на лапах и клыках виднелись следы крови, от которых КёнСу замутило. Перед глазами стало темно, и омега осел на землю, стараясь выровнять дыхание, которое могло его выдать. Черный волк же был настолько погружен в перенос туши, что даже не почувствовал рядом с собой знакомый запах. Внезапно, омега вспомнил рассказы старого дедушки, который частенько любил усаживать КёнСу к себе на колени.

— Южных волков у нас называют Черной смертью, — говорил старик, поглаживая КёнСу по волосам.

— А почему? Потому что шерсть у них черная? — спрашивал маленький омега.

— И из-за этого тоже. Они большие разбойники и любят грабить торговые обозы. А еще разоряют деревни и иногда убивают ее жителей. Поэтому, КёнСу, запомни, — маленький омега весь обратился в слух. — Если увидишь рядом с собой волка чернее ночи, беги. Беги, что есть сил и мочи.

      «Беги» это слово стучало в голове у КёнСу, когда он пробирался сквозь лес, обходя их дом с Чонином стороной. Он на трясущихся ногах, придерживая большой живот рукой, быстро шел по деревне, сдерживая истерику внутри себя. Когда же перед ним показалась родная дверь, омега застучался в нее изо всех сил и буквально упал в объятия отца.

— Сынок, что случилось? — тут же подбежал папа.

— Можно я останусь у вас сегодня, пожалуйста, — лишь смог прошептать КёнСу и крепко обнял отца-альфу.

— Чонин что-то тебе сделал? — папа беспокойно оглядел сына на наличие ссадин или побоев, но кожа была все такой же светлой и чистой, лишь щеки были белее обычного.

— Нет, — почти задыхаясь от страха, тихо выдавил омега, оглядываясь на все еще открытую входную дверь, будто боясь, что Черный волк будет преследовать его по пятам. — Ничего не сделал.