Сегодня Коул не умирал, не попадал в больницу и даже не ехал с Хэнком в парк аттракционов. Он играл на диване в гостиной с большим сенбернаром, который по своей природе маленьким быть не мог. Его улыбка светилась детской хрупкой радостью и Коул смеялся звонко, наваливаясь на Сумо, пытаясь пощекотать собаку, которая если бы даже могла реагировать как человек, не почувствовала бы пощипывание тонкими пальчиками через густую мохнатую шерсть. Сумо лежал поверженным, но в отместку с невинными намерениями лизнул мальчика от подбородка до носа, так что получил за это ладошкой по своей невоспитанной морде. А Хэнк только наблюдал с кухни, и странное чувство неправильности происходящего даже во сне не давало ему вздохнуть полной грудью и расслабиться. Коул, успокоившись и сев ровно, почесывал висевшие мягкие уши Сумо и неожиданно спросил с улыбкой, не скрывающей любопытство.

— А скоро он придет?

Ощущение искажения реального мира усилилось и надавило на легкие.

— Кто?

Коул ответил, но слова растворились в пространстве между сном и реальностью, когда Сумо разбудил Хэнка, прыгнув ему на живот и гавкнув во весь голос прямо в лицо. Хэнк поднял руку и накрыл широкой ладонью голову сенбернара, как будто вырубая будильник, только делая это нежнее.

— Надо было раньше тебя взять, — сказал он, не подумав, и факт невозможности этого больно отдался в полусонной голове.

Сумо проигнорировал и, убедившись, что хозяин проснулся, спрыгнул обратно на пол и пошёл на выход, махая поднятым лохматым хвостом. Посмотрев на часы, Хэнк прошептал «вот же говнюк», но встал с постели, на пару секунд вцепился взглядом в шторы, приходя в себя, и пошёл за Сумо, которому обязательно надо было отлить в семь часов утра и побегать за ранними голубями — Хэнк всерьёз забеспокоился, что этим мстительным птицам будет несложно пометить его машину за нанесённое беспокойство. Но смотреть на простые радости Сумо всё же удовольствие приносило.

А вот работа с бумагами, которую Хэнк вот уже как два дня начинал вовремя и заканчивал также вовремя, удовольствия приносило мало, а вообще не приносила ничего — Хэнк даже большой пользы от этого не видел, только стол освобождался и места становилось больше. Поэтому он совсем не был против, когда на входе в участок его притормозил Гэвин.

— А ты снова научился приходить вовремя, — попытался сострить Рид, который, кажется, вставал так же, как те голуби. — Так держать — пришёл бы на полчаса позже, на вызов бы не успел.

— В курс дела не посвятишь? — спросил Хэнк уже в спину.

— А вот приедем и увидишь, — совсем непрофессионально ответил Гэвин.

В машине он, конечно, рассказал, всё что знает — он хоть и был ершистым, но в работе старался не косячить и поведение недовольного всем миром мудака, что иногда было совсем похоже на подростка, умело сдерживал. Вызов был сделан молодой женщиной, услышавшей несколько выстрелов из соседнего дома. Она уверяла по голосовой трубке, стараясь говорить спокойно, что ранее слышала оттуда же громкую ругань, а несколько раз замечала пьяного мужчину, заходившего в этот дом. Дело осложняло то, что жил там не один мужчина, как показывал реестр, а ещё двое его детей и жена. Хэнк не должен был надеяться на что-то и относиться к делу эмоционально ещё в его начале, потому что крушение надежд и разочарование после никогда раскрытию не помогали.

Когда они приехали и мигалка на машине затихла, Гэвин поторопился к дому первым и, постучавшись кулаком в дверь и пару раз позвонив, сделал вывод, что открывать никто не собирается, если есть кому это делать, так что нужно искать другой вход. Хэнк беспрепятственно обошёл дом быстрым шагом, держа пистолет в правой руке, и нашёл вторую деревянную дверь, которую можно было выбить, приложив минимум усилий. После двух точных ударов ноги, вход в дом был предоставлен. Гэвин болтнул бы что-нибудь, только ситуация была неподходящая да и оценить его высокий уровень сарказма на данный момент было некому. Так что он промолчал, достал пистолет из нагрудной кобуры, и, выставив его перед собой, пошёл за Хэнком.

Они разделились, также не говоря ни слова, и Хэнк направился на второй этаж, оставив первый за Гэвином. Он старался идти тихо и вслушивался в звуки вокруг себя, но слышал только гул проезжающих машин на улице и осторожные шаги Рида внизу. Хэнк не заметил ничего странного ни на лестнице, ни в коридоре, и успел расслабиться, подумав о ложном вызове. Он открыл первую комнату на этаже, оставив тревожные мысли, и остановился как вкопанный, увидев сначала одну девочку с простреленной головой в кровати, а потом другую с такой же раной на полу.

— Твою же мать, — прошептал Хэнк и опустил пистолет, не сводя глаз с разбрызганной крови на розовых цветочных обоях и с алой лужи на ворсистом ковре, в которой веером лежали светлые волосы старшей девочки.

— Хэнк, у меня здесь труп мужчины на кухне! — прокричал снизу Рид, — Кажется, он сам застрелился. Вызываю остальных ребят.

— Здесь еще дети, — Хэнк понял, что сказал слишком тихо, — Гэвин, здесь еще два убитых ребёнка! — он повысил голос, сделав шаг назад из комнаты.

— Вот блять, — смог расслышать Хэнк, — что за пиздец, — и уже громче: — Понял!

Через десять минут приехали медэксперты и спецгруппа в целом — окружили дом желтой лентой и всполошили этим соседей и любопытных зевак. До этого Хэнк проверил еще две комнаты наверху: ванную и спальню родителей, — и понял, что предполагаемая жена в этом доме давно не живет, а находки Гэвина в виде пустых бутылок от пива и чего покрепче, подтвердили невменяемость покончившего с собой мужчины. Плюс приехавшие смогли найти «красный лёд» в картонной упаковке стирального порошка. Когда-то Хэнк задержал группировку по распространению дрянных наркотиков — только одну, хоть и влиятельную, а в большом современном городе свободолюбивых штатов их было несколько — может, десяток. Бороться с ними было, как отрубать головы лернейской гидре или травить тараканов — они или адаптировались, или на месте одной незаметно появлялись несколько. Это не значило, что правоохранительные органы закрывали на это глаза, но постепенно привыкали и боролись не с первоначальным рвением и верой в свою непобедимость.

Обратно в участок они поехали молча. Гэвин, пораскинув мозгами, понял, что сказать Хэнку ему нечего, а тревожить и бередить старые раны бывшего напарника не было никакого желания. Но тот неожиданно подал голос сам.

— Слушай, Гэвин, если бы он не успел застрелиться сам, чтобы ты сделал? — Хэнк, отвернувшись от окна, прямо посмотрел на Рида.

— А ты как думаешь? — его мимолётный кривой оскал и шрам поперёк горбинки носа, даже как-то украшающий его лицо, говорили сами за себя. — Нет смысла забивать голову — сейчас это уже неважно, да? — со скрываемым сочувствием он взглянул на Хэнка.

— Ты прав, неважно, — Хэнк, казалось, отбросил тему от себя, но по сдвинутым к переносице бровям и тяжёлому взгляду Гэвин понимал, что лейтенант ответил неосознанно и так отмахнулся от него.

Рид не знал, как помочь Хэнку, и не совсем был уверен, что тот нуждается в его помощи. Андерсон за годы службы видел многое, в непредвиденно херовых ситуациях брал себя в руки раньше других и умел сдерживать эмоции, поэтому и уровень раскрываемости отданных ему дел был высоким. Но сейчас он стал сверх меры восприимчивым к любому хоть немного стрессовому случаю. Его броня как будто раскололась, и сам Хэнк не хотел ничего с этим делать и видеть проблему в том, что его выводит из строя любое дело, связанное с детьми.

Гэвин решил себя вести так, как будто не звал утром Хэнка на вызов.

Брайан попрощался с клиенткой, с которой беседовал почти час, и за это время в голове парня несколько раз промелькала мысль о лейтенанте и догадок, как проходит его день в департаменте. Фаулер говорил ему, что не подпускает Андерсона к серьёзным делам и тот занимается бумажной работой, как практикант из академии, а не детектив с опытом в двенадцать лет, и добавлял, что это его, мягко сказать, раздражает. Декарт всё же беспокоился, но не из-за того что не доверял Хэнку или не верил в его разумность и стойкость — просто по-другому Брайан не мог.

Поэтому когда шесть часов вечера наступило, а в дверь никто не постучал, Декарт находил естественные причины опоздания Хэнка — прогулка с Сумо, задержка в дороге, очередь в кафешке, но только не реально естественный для лейтенанта загул по барам или марафон по распитию алкогольных напитков дома с самим собой. Брайан понял, что облажался, только через минут сорок. Захлопнул книгу, в которой за свободное время дальше пяти страниц не продвинулся из-за улетавших мыслей, надел куртку, захватил полупустую пачку сигарет с подоконника и с накинутым на левое плечо рюкзаком побежал к лифту, попутно набирая Фаулера по телефону. Капитан ответил, когда Брайан уже ехал вниз, не замечая, что постукивает по дну лифта носками кед.

— Брайан? — на фоне была тишина.

— Джеффри, всё ещё в участке?

— Да, надо бы закончить тут до завтра… — Фаулер сделал вдох, — Что звонишь? Хэнк должен был к тебе улепётать… — он хотел продолжить, но Декарт перебил.

— Да, и его нет. Он давно ушёл?

— Черт… Часа два назад, если не больше. Знаешь, ты не обязан бегать за ним и пытаться контролировать, взрослый ведь мужик.

— Да, — Брайан позволил себе усмешку, выходя из лифта, — Но всё-таки можешь скинуть его домашний адрес?

Декарт хоть и был посещал Хэнка вчера, но не запомнил ни улицу, ни номер квартиры.

— Не знаю, что ты сможешь сделать и какова вероятность, что он дома, но мне сложно не будет.

— Хорошо, спасибо, капитан.

— Ага, было бы за что.

Брайан заказал такси сразу же, как вышел из здания. Через несколько минут он уже сел в машину, продиктовав присланный в сообщении адрес, и попробовал позвонить самому Хэнку, но как и ожидалось, не услышал ничего, кроме долгих гудков. Только вчера он виделся с ним и в груди щемило что-то, когда лейтенант улыбался и гладил мохнатого сенбернара. И Брайан верил в него всё больше и скрывал от себя верные догадки, что помочь Хэнку не будет так легко и просто.

Он ехал не меньше пятнадцати минут, так как квартира Андерсона находилась почти на окраине города, возможно, ближе к его историческому центру; на спокойной для Детройта, ухоженной улице с похожими друг на друга семейными домами. Теплое апрельское солнце садилось и темнота незаметно быстро опускалась на город — первые фонари зажигались, и от них на дорогу шел белый искусственный свет. Брайан вышел из такси, поблагодарив водителя, и не совсем решительно подошёл к немного знакомому для него дому. Через широкие жалюзи на окнах был виден жёлтый свет, и Декарт облегченно выдохнул — по крайней мере, Хэнк был дома, а не в одном из ста баров в городе. Брайан постучал два-три раза, позвонил в звонок, как оказалось на практике, не работающий, и решил найти открытое для просмотра внутрь окно. Он обошёл дом с правой стороны, оставляя на мягкой сыроватой траве следы, и увидел на земле квадрат света от небольшого окна. Оно не было завешено, поэтому кухня Хэнка предстала перед Брайаном как на ладони.

Декарт заметил лежавшего на полу лейтенанта не сразу, сначала его взгляд упал на стол с пустой бутылкой коньяка (он даже мог прочитать его название — Jack Daniels), пепельницей и фоторамкой, которую он не мог рассмотреть. Увидев опрокинутый стул и Хэнка рядом, Брайан не стал медлить и выбил окно локтем, зажмурившись от удара и звона разбившегося стекла. Он никогда этого не делал — подходящий случай не подворачивался, но на что тогда красивые сцены взломов в фильмах, виденные им не один раз. Брайан, не боясь пораниться, убрал застрявшие в раме осколки, кинул лёгкий рюкзак на пол, снял куртку и бросил её на стекло внутрь комнаты. Для аккуратного тихого прыжка одной теории не хватило, так что Брайан приземлился с шумом и был чуть ли не повален Сумо, накинувшем тяжелые лапы на плечи парня.

— Сумо! — узнав друга, сенбернар фыркнул и отступил, сев рядом.

Он не махал хвостом и не высовывал радостно язык, потому что видимо, хозяин заставил волноваться чувствительного пса и этим его огорчил.

— Что с твоим хозяином, м? — Сумо коротко заскулил на вопрос человека и лег, понурив голову.

Декарт, приблизившись к лежащему с раскинутыми в стороны руками лейтенанту, присел рядом и проверил пульс на его шее — почувствовав медленное биение под пальцами, выдохнул. Взял пистолет в расслабленной ладони и отложил его вместе с возникшими вопросами к Хэнку. Размер выпитого алкоголя намекал Брайану на то, что лейтенант потерял сознание именно из-за этого.

Одна легкая пощечина, ожидаемо, не смогла разбудить Хэнка, так что в следующие две Декарт вложил свою злость и оплеухи получились звонкие и эффективные. Лейтенант еле разлепил глаза и моргнул.

— Хэнк, — имя было произнесено с нажимом, предвещающим возможной распиздон с каплей горечи и сожаления, если Декарт не сдержится.

— Брайан… — Хэнк попытался сфокусировать взгляд на парне перед собой, — Ты чего здесь делаешь? — его лицо выражало полное недоумение, а на более сложные эмоции типа удивления ему нужна была срочная эвакуация из беспамятства.

— В чувство тебя привожу, — Декарт крепко схватил лейтенанта за обе руки и потянул вверх, игнорируя сопротивление.

Хэнк осознал, что его тащат куда-то точно не по его воле и пытался отбиться, но делал это только словами и заплетающимся языком. «Отвали», «что ты творишь» и «мозгоправ сраный» через иканье вызывали только усмешку у Брайана.

— Фас его, Сумо! — на команду сенбернар только фыркнул, наблюдая как его хозяина ведут к ванной, и остался лежать на пригретом месте, — Я щас сблюю, — озвучил свои намерения Хэнк, уже опираясь лицом о стену, пока Брайан открывал дверь.

Декарт терпеливо молчал, зная, что сможет отыграться. Он затащил Хэнка в комнату и толкнул его в ванну, придерживая за руки, чтобы тот не ударился затылком об стену. Мозг у лейтенанта в этот момент работал плохо, так что он успел только с осуждением посмотреть на Брайана, прежде чем быть обрызганным ледяной водой, нелепо открыть рот и также нелепо замахать руками от неожиданности. Декарт поливал лейтенанта из душевого шланга так же хладнокровно, как если бы поливал искусственный газон.

— Всё, хватит! Хватит, Брайан! — в голове Хэнка начала четко обрисовываться яркая картина произошедшего и происходящего, — Блять, — сказал он тише самому себе, поспешно закрывая рукой лицо от сильного напора воды и формулируя вопросы, которые по сути были производными от одного — Брайан, зачем.

Молча Декарт выключил воду, стараясь сдержать легкую улыбку от того, что ему удалось отрезвить Хэнка с минимальными потерями и тот, кажется, перестал выгонять его из дома.

— Лейтенант, мне кажется, Вы не гуляли с Сумо сегодня вечером, — Хэнк пару раз моргнул, стряхивая с ресниц капли воды, и уставился на Брайана, скрестившего руки на груди.

— Какого ты меня так называешь?

Декарт не удостоил Хэнка ответом и продолжил с такой же вежливо-насмешливой интонацией.

— Приведите себя в порядок, а я попытаюсь найти для Вас сухую и чистую одежду, чтобы можно было выйти на улицу, — закончив с полуулыбкой, Брайан повернулся к выходу и собрался оставить Хэнка с самим собой.

— Я никуда с тобой не пойду, — поспешил ответить лейтенант.

— Вы пойдете с Сумо, а Сумо пойдёт со мной, — отрезал Декарт, обернувшись и, слегка помедлив, подмигнул, сразу же закрыв за собой дверь.

— Сука, — шепотом выразил свои эмоции Хэнк, зарываясь одной рукой в мокрые волосы и чувствуя подступающую тошноту.

Брайан вышел в полутемный коридор и двинулся сначала на кухню, понимая, что никакую одежду там не найдёт, но найдёт ответ на разъедающий его вопрос. Ему не было ни смешно, ни забавно от ситуации и состояния Хэнка, и когда дверь в ванную за ним щелкнула, уголки его губ опустились, а между бровей показались тонкие морщины.

Подойдя к обеденному круглому столику, он взял лежащую фоторамку в руки и понял, что на ней изображён погибший сын Хэнка. На снимке Коул улыбался и смотрел по-мальчишески задорно, на что Брайан тихо улыбнулся и осторожно поставил рамку обратно. Он представил, как Хэнк сидит в одиночестве, не считая молчаливого грустного пса, и представляет Коула живым, разговаривает с ним, пересказывает свой день, отхлебывая от полной бутылки коньяка, и когда теряет контроль над собой, опускает фоторамку лицом вниз и достает старый револьвер.

Брайан отходит от стола и наклоняется к огнестрельному оружию. Холодное берёт его в руки и чувствует неожиданную тяжесть в ладони: для Декарта это третий или четвертый раз, и первый, когда в руке оказывается револьвер — единственный нужный предмет для русской рулетки. Он пытается открыть барабан и оружие поддаётся, говоря о том, что следующий выстрел для игрока был бы смертельным. Брайан вытаскивает одинокую пулю, смотрит на неё две секунды и кладёт её в карман своих джинсов. Оставляет револьвер на месте и направляется в ту сторону, где должна быть спальня Хэнка. Выбрать для лейтенанта одежду не составляет никакого труда.

Хэнк наблюдает за тем, как Декарт поднимает свою куртку с пола, отряхивает её от осколков и извиняется.

— Прости, не мог найти другой вход, — он старается сделать усмешку естественной, но получается плохо.

Андерсон избегает смотреть ему в глаза, стоя около открытой входной двери и держа поводок Сумо.

— Ничего, — нарочито отстраненно отвечает Хэнк и перебирает связку ключей в кармане. Его все ещё немного мутит, поэтому лейтенант открыл дверь раньше, чтобы поскорее проветриться.

Брайан накидывает полупустой рюкзак на плечо и выходит на улицу под легкий весенний ветер и оранжевый свет фонаря в вечерней темноте. Сумо, ощущая всем своим собачьим чувством свежий воздух и весёлую прогулку, быстро топает вслед хорошо знакомому и приятному человеку, не обращая внимания на сдерживающий поводок. Выходит и садится около Декарта, ожидая своего хозяина, закрывающего дверь.

— Куда мы пойдём? — Брайан плохо знает эту местность: он родился и вырос в противоположной стороне города.

— Сумо без разницы, где гулять. Мне тоже, — отвечает Хэнк слегка с раздражением, не понимая почему должен идти сейчас в какое-то особое, им излюбленное место и тем более показывать его Брайану — по крайней мере, именно так он воспринял вопрос парня.

Но идти он всё же собирается на набережную, а не на пустые улицы старого района, где вечером можно встретить таких же собачников, старушек или ещё реже влюблённых пар. Сумо, ощущая накалённую обстановку между людьми, шагает впереди хозяина и двигает лапами побыстрее. Высовывает тёмно-розовый язык, пробуя на вкус весенний воздух. Брайан идёт чуть сзади Хэнка, наблюдая его со спины, и старается понять, в каком тот состоянии. По опущенным плечам и тяжелой походке понимает, что злость или обида на него самого занимает не первое место, а может не занимает совсем ничего. Декарт не мог сказать точно, но интуиция сердцеведа, подводившая его только пару раз, и эмпатия, смешанная с ещё каким-то сложным чувством, подсказывали, что трагедия почти двухлетней давности нанесла невообразимый урон на самоощущение лейтенанта, заставив ненавидеть, в первую очередь, самого себя. Ненавидеть в постоянном режиме, автоматически.

Брайан оторвал взгляд от спины Хэнка и его волнистых волос, небрежно собранных в короткий хвост и развиваемых легким ветром, только дойдя до самой набережной. Он никогда здесь не был, и постоянно чем-то занятый, давно не посещал даже другие части Детройта, где открывается широкий вид на висячий мост Амбассадор, соединяющий США и Канаду. Горизонт, частично скрытый высотками на другом берегу, всё ещё был чуть залит красным и от этой тонкой яркой линии градиент постепенно переходил к центру неба над головой в иссиня-черную, бездонную глубь. Декарту задрал голову, чтобы охватить взглядом бесконечное небо, и Хэнк обернулся к нему в первый раз за всю дорогу.

Он застыл на несколько секунд, пока Брайан подсчитывал видимые звёзды, остановился взглядом на его открытую шею, и вдруг вспомнил забытый факт о том, что это один из самых первобытных, бессознательных жестов безграничного доверия: открытие шейной артерии другому человеку — потенциальному зверю, способному перегрызть тонкую кожу. Он неожиданно понял, насколько Декарт, знающий лейтенанта два с половиной дня, верит в него и доверяется, несмотря на неуравновешенность Хэнка и револьвер на кухне. Черты его лица смягчились, расслабившись.

Брайан опустил глаза и встретился взглядом с Хэнком.

— Здесь очень красиво.

Контраст из-за темноты и единственного фонаря очерчивал его скулы — на них ложилась широкая тень от ресниц, делая взгляд Брайана бархатным в тон его голосу.

— Да? Постепенно привыкаешь.

Рассеянно ответил Хэнк и присел на знакомую скамейку, отпустив поводок Сумо на максимум. Сенбернар всё также жмурил нос и пытался что-то унюхать на отданном ему пространстве.

— Ты часто сюда приходишь? — Декарт присоединился к лейтенанту, сев рядом.

Простое «ты» отдалось маячком в голове.

— Не зовёшь меня больше по званию?

— Больше не нужно, — чуть улыбнулся Брайан, и лейтенанту сразу захотелось увидеть его широкую улыбку.

— Не считая вчерашнего дня с Сумо, я не приходил сюда со смерти Коула.

Хэнк впервые произнёс это словосочетание, не дававшееся ему всё это время, и что-то внутри отпустило, дав почувствовать хоть какое-то облегчение.

— Почему ты захотел мне помочь? Приехал черт знает куда вечером пятницы? Разбил окно сам, вместо того чтобы позвать кого-то, увидев меня лежащего звездочкой на полу? — Хэнк прислонился спиной к скамейке, чтобы лучше видеть лицо Декарта.

Брайан не стал повторять байку про деньги от Фаулера, поняв, что лейтенант наверняка не верил в это с самого начала.

— Потому что я знаком с тобой больше чем, ты думаешь, — Андерсон непонимающе поднял бровь, — Конечно, ты вряд ли помнишь меня на той самой вечеринке после того, как тебя повысили до лейтенанта, — не дав опомниться, он продолжил, — Джеффри пригласил меня тогда в тот бар, хотел, чтобы я развеялся и познакомился с тобой. Но… мне нужно было уйти тогда, и я успел только мельком взглянуть на тебя и вышел.

Хэнку было неловко слышать о себе в таком ключе и одновременно больно вспоминать далекие годы.

— Фаулер знал, что ты для меня герой, символ силы и уверенности, чего мне всегда не доставало, — Декарт перевёл блуждавший по огоньками Канады взгляд на лейтенанта, — Я не наделил тебя этими качествами в своей голове, всё это было и есть в тебе, Хэнк.

Брайан говорил мягко и ненапряженно, как простую истину, известную всем, но забытую Хэнком. Андерсон завис, пока в его голове мельтешили фразы «ты ведь не знаешь меня», но быстро отмахнулся от них, как от надоедливых мух.

— Спасибо, Брайан, — Хэнк наконец вдохнул свежий весенний воздух полной грудью, выбивая из легких всё ненужное, — Я думал курс будет длиться месяц, а не три дня, — он усмехнулся, взглянув на Декарта впервые, как на близкого человека.

— А он ещё не закончился, хотя продвижение замечено. Так держать, клиент.

— Лучше уж лейтенантом называй, — смешок вырвался у обоих и растворился в последующим за ним смехе.

— А скоро он придёт? — уши Сумо, казалось, скоро отвалятся от такого тисканья.

— Кто?

— Ну пап, Брайан. Он ведь обещал, — Коул оставил Сумо в покое, внимательно смотря на Хэнка.

— Да, сынок... Конечно, — как только Андерсон ответил и мальчик улыбнулся ему, дверь открылась, впуская в дом парня с улыбкой и рассыпанными родинками на лице.